В 2005 г. главы стран «Большой восьмерки» приехали на саммит, проводимый два раза в год, в Шотландию, в старинный отель Gleneagles, возле которого расположено одно из самых известных в мире полей для гольфа. В роли хозяина саммита выступал премьер-министр Великобритании Тони Блэр. Несмотря на протесты британской общественности, Блэр встал на сторону Джорджа Буша-младшего в войне против терроризма и в иракской кампании, начавшейся в марте 2003 г. Но в вопросе изменения климата уже он выступал в качестве лидера и сделал его первым пунктом повестки дня саммита в Gleneagles, к явному неудовольствию администрации Буша.

Блэр был в отличном настроении – он только что узнал, что Лондон выиграл у Парижа и Мадрида право принять летние Олимпийские игры 2012 г. Но во второй из двух дней саммита, когда президенты и премьер-министры собрались за круглым столом, чтобы обсудить вопрос изменения климата, Блэр отсутствовал. Днем ранее, во время его встречи с главой КНР, помощник передал Блэру записку. Блэр принес извинения и спешно вернулся в Лондон. В утренние часы пик четыре исламиста, которые родились в Великобритании и трое из которых прошли подготовку в лагерях террористов в Пакистане, привели в действие взрывные устройства в столице Соединенного Королевства – в метро и в красном двухэтажном автобусе. Обычные утренние поездки обернулись кошмаром – 52 человека погибли и около 700 получили ранения. Движение автотранспорта в городе застопорилось, а уровень террористической угрозы был повышен до «критического»¹.

Несмотря на отсутствие премьер-министра, саммит в Gleneagles, посвященный приоритетной для Блэра проблеме изменения климата, продолжился. Помимо глав государств, в зале присутствовало еще несколько человек, среди которых был экономист Николас Стерн. Оглядывая присутствующих во время дискуссии, Стерн с удивлением отметил, что поведение глав государств говорило о скептицизме и отсутствии заинтересованности. Некоторые из них, по словам Стерна, «явно скучали»².

Однако очень скоро изменение климата стало проблемой мирового значения и превратилось в одну из главных тем на международных встречах и переговорах. Новая политика в сфере изменения климата была нацелена на трансформацию энергетической базы мировой экономики, не менее серьезную, чем та, что произошла при переходе с дров на уголь и затем на нефть и природный газ. Такое глубокое изменение означало трансформацию самой мировой экономики.

Задача заключалась в существенном сокращении выбросов углекислого газа (по некоторым предложениям более чем на 80 %) в последующие несколько десятилетий. Но решить проблему изменения климата было очень непросто, учитывая, что углеводороды – нефть, природный газ и уголь – сегодня дают около 80 % всей энергии и в последующие два десятилетия потребление энергии в мире, по прогнозам, должно вырасти на 35–40 %. Короче говоря, изменить что-либо было крайне трудно.

В ходе президентской гонки 2000 г. в США об экологических проблемах говорили мало. «Вопрос защиты окружающей среды практически не поднимался, – вспоминал советник предвыборного штаба Буша по вопросам экологии. – Интерес к нему был нулевым». Эл Гор, конечно, говорил о Киото, но не уделял этому вопросу слишком большого внимания. Оппонент Гора, Джордж Буш-младший, как губернатор штата Техас в 1990-х гг., снискал репутацию «повелителя ветров» – он внес значительный вклад в использование энергии ветра в Техасе. Во время предвыборной кампании 2000 г. он заявлял, что «к проблеме глобального потепления нужно относиться серьезно», и призывал к обязательному сокращению выбросов «четырех основных загрязняющих веществ», правда, углекислый газ в этом списке был лишь четвертым. Это говорило о том, что Буш в случае избрания президентом будет заниматься проблемой изменения климата.

Но этого не произошло. 13 марта 2001 г. руководитель EPA Кристин Уитмен пошла на прием к президенту Бушу, чтобы заручиться его поддержкой по Киотскому протоколу. Но реакция президента была не такой, какую она ожидала. Он сказал, что уже принял решение по Киото, и кратко изложил содержание письма, которое собирался отправить сенаторам. В нем Буш заявлял, что президентская администрация «относится к проблеме изменения климата очень серьезно», но вместе с тем она выступает решительно против Киотского протокола и не будет поддерживать его, поскольку он не охватывает 80 % населения планеты и является «несправедливым и неэффективным инструментом решения проблемы изменения климата»³.

У многих создалось впечатление, что администрация Буша охладела к проблеме изменения климата. Отношение администрации к ней отчетливо проявилось во время церемонии в Госдепартаменте в мае 2001 г., когда госсекретарь Колин Пауэлл приводил к присяге Полу Добрянски, вступавшую в должность его заместителя. Перечисляя обязанности заместителя госсекретаря, он дошел до вопроса изменения климата. В этот момент он запнулся, смущенно усмехнулся и шутя прикрыл рот рукой, будто сказал что-то неприличное.

В условиях рецессии 2001 г. вопрос изменения климата постепенно потерял актуальность. А после 11 сентября, когда террористы атаковали Всемирный торговый центр и Пентагон, в политической среде о нем и вовсе забыли. Однако для небольшого, но ключевого сегмента общественности он был вопросом не только очень важным, но и символичным. Для некоторых представителей общественности, разочарованных исходом выборов 2000 г., Киотский протокол, отождествлявшийся с Элом Гором, стал основным вопросом. Отклонение Киотского протокола администрацией Буша вызвало гневную реакцию со стороны природоохранного сообщества и ряда оппонентов администрации. Оно также вызвало шквал протестов и критики в Европе. «Помню, когда мы приехали в Европу в 2001 г., нам кричали, что президентская администрация игнорирует Киото», – вспоминал Дон Эванс, тогдашний министр торговли США.

Однако администрация Буша не охладела к проблеме изменения климата. США выделяли на исследования в области изменения климата столько средств, сколько все остальные страны мира вместе взятые, а при Буше эта сумма еще выросла. Вместе с тем бюджетные ассигнования на эти цели со времен администрации Клинтона распределялись между 13 организациями. «В общей сложности из бюджета выделялось $5,5 млрд, и при этом никто ни с кем не советовался, – сказал Эванс, который курировал ведущую организацию по исследованиям в области изменения климата. – Мы могли лишь выделять приоритеты – что нам необходимо знать и какой информацией нам нужно располагать, чтобы вырабатывать надлежащие стратегии»⁴.

Для этого Эванс обратился к Джеймсу Махоуни, предложив ему должность помощника министра торговли по вопросам океанов и атмосферы. Махоуни по специальности был разработчиком климатических моделей. Он окончил аспирантуру Массачусетского технологического института, получив степень кандидата наук в области гидродинамики, где его наставником был Джул Чарни, один из отцов моделирования климата. Потом Махоуни возглавлял Американское метеорологическое общество и был главным редактором Journal of Applied Meteorology.

Задача Махоуни заключалась в разработке скоординированной программы изучения изменения климата, на которую выделялось $2 млрд. «Если вы собираетесь координировать работу тысяч ученых, вам нужна структура, ключевые вопросы», – пояснял он позже. Исследования были нацелены на решение 21 вопроса. Эти вопросы охватывали широкий тематический спектр: что происходит в нижних слоях атмосферы? Какова история изменения климата в Арктике и высоких широтах? В чем заключаются сильные и слабые стороны климатических моделей? Какова вероятность «резкого изменения климата»? Как учитывать «научную неопределенность» в процессе принятия решений? В рамках этого анализа президентская администрация поручила Национальной академии наук провести два исследования по изменению климата. Параллельно Министерство энергетики разработало вторую программу, Программу создания технологий для изучения климата с бюджетом $3 млрд.

Но в самой администрации изначально шла серьезная борьба из-за того, что, по словам Махоуни, существовали глубокие разногласия и два взгляда на программу по климату. С одной стороны, «нам нужна была надежная научная база», а с другой – «неизвестно сколько лет понадобится на ее создание. А в отсутствие такой базы мы не должны были предпринимать никаких конкретных действий».

«Конечной целью этой программы было получение единой модели Земли, – сказал Махоуни. – У нас богатые традиции принятия решений в условиях неопределенности – анализ решений и разработка политики. Однако сопротивление движению в этом направлении было очень сильным. Имелись серьезные научные вопросы, и на многие из них давались ответы, но с моделью Земли всегда будет связана значительная неопределенность»⁵.

Пока США концентрировались на том, что администрация Буша называла «потребностью в дополнительных исследованиях», роль лидера в вопросе изменения климата на мировой арене перешла к Великобритании, точнее, к правительству Тони Блэра. Однако этого могло и не произойти, если бы не эпидемия в животноводческом хозяйстве Великобритании.

В октябре 2000 г. советником Блэра по вопросам науки стал Дэвид Кинг, профессор химии Кембриджского университета. Поначалу Кинг занимался вопросом снижения выбросов углекислого газа. Но в феврале 2001 г. в Великобритании произошла крупнейшая в мировой истории вспышка ящура. Коров и овец выбраковывали и уничтожали сотнями, дым от костров распространялся на десятки километров. В течение следующего полугодия Кинг был главным специалистом в правительстве по анализу ситуации и сдерживанию эпидемии. Профессионализм Кинга импонировал премьер-министру, Кинг обрел еще больший авторитет в его глазах. Его деятельность, по словам Блэра, была «работой мастера» и имела «бесценное значение»⁶.

В 2002 г. Кинг выступил с лекцией «Наука об изменении климата: приспособиться, смягчить или проигнорировать?». Он определенно не хотел, чтобы вопрос изменения климата игнорировали. Он предостерег, что, если ситуация с выбросами не изменится, увеличение содержания углекислого газа в атмосфере приведет, среди прочего, к «таянию льда на планете и, как следствие, к гибели наших прибрежных городов».

Эта лекция помогла выкристаллизоваться британской политике. После заседания кабинета министров Блэр сказал Кингу: «Дэвид, вы должны отправиться в лекционный тур и убедить весь мир. Великобритании не решить эту проблему в одиночку». До 2007 г., когда он оставил должность советника премьер-министра по вопросам науки, Кинг прочитал более 500 лекций по изменению климата в Великобритании и других странах.

В январе 2004 г., в преддверии выступления Кинга в США, журнал Science опубликовал его статью с критикой администрации Буша за бездеятельность в вопросе изменения климата. В частности, он отмечал, что «изменение климата сегодня является самой серьезной проблемой – даже более серьезной, чем угроза терроризма».

Администрации Буша, которая вместе с Великобританией всего 10 месяцев назад начала войну в Ираке под флагом борьбы с терроризмом, такое заявление очень не понравилось. Несмотря ни на что, Кинг стоял на своем. Угроза подъема уровня Мирового океана и уровня воды в реках из-за изменения климата не может не беспокоить островное государство. Кинг обнародовал отчет, предупреждавший, что из-за глобального потепления масштабные наводнения, которые случаются лишь раз в столетие, – так называемые «столетние наводнения» – будут происходить каждые три года. Вскоре правительство Великобритании приняло решение о ежегодном выделении £1,5 млрд на укрепление защитных сооружений на морском побережье и на внутренних водоемах⁷.

Также Блэр решил сделать вопрос изменения климата главным пунктом повестки дня саммита «Большой восьмерки» в Gleneagles. Участие в нем принимали также главы Китая, Индии, Бразилии, Южной Африки и Мексики.

Несмотря на взрывы в Лондоне, саммит в Gleneagles вывел проблему изменения климата на мировой уровень. Теперь она была одним из главных вопросов для мировых лидеров на международных встречах.

Чтобы Киотский протокол вступил в силу, его должны были ратифицировать 55 государств. В феврале 2005 г., всего за несколько месяцев до саммита в Gleneagles, Киотский протокол подписала Россия в лице президента Владимира Путина, став 55 присоединившейся страной. Нельзя сказать, что Путин был всерьез обеспокоен рисками, связанными с изменением климата, более того, он как-то обмолвился, что повышению температуры на несколько градусов будут рады в Сибири и что оно придаст новый импульс развитию сельского хозяйства в России, а также снизит потребность в меховых шапках и шубах. Подпись России считалась частью сделки: страна стремилась стать членом Всемирной торговой организации. Помимо этого, Россия в результате падения объема промышленного производства могла получать дополнительный доход от продажи «воздуха» в виде квот на выбросы углекислого газа⁸.

Итак, Киотский протокол вступил в силу. Но как создать рынки для заключения сделок по углекислому газу? Как оказалось, подготовительная работа велась уже более 10 лет.

Одним из участников встречи на высшем уровне в Рио-де-Жанейро в 1992 г. был Ричард Сандор, экономист, консультант и профессор Северо-Западного университета. Сандор слыл специалистом по созданию рынков с нуля. В 1970-х гг. он вместе с другими специалистами разработал систему торговли процентными фьючерсами, к которой поначалу отнеслись настороженно, но в которой теперь ежедневно обращались триллионы долларов. Некоторые из его идей оказались не столь успешными – как-то он написал статью о рынке фьючерсов на фанеру. В 1992 г. Сандор поехал в Рио, чтобы обсудить вопрос создания финансовых рынков и рынков выбросов. Послушав других выступающих, он решил, что сильно рисковать не стоит. «Какими бы высокими ни были шансы, никогда не делайте ставку, которая может разорить вас в случае проигрыша. Зачем идти на риск в вопросе изменения климата, если это может закончиться катастрофой?»

Вернувшись в Чикаго, Сандор создал биржу по торговле углекислым газом, которая получила известность как Чикагская климатическая биржа. Первое десятилетие выдалось нелегким. Однако этот опыт показал, что продать контракт на углекислый газ вполне реально и что система работает. Однако это был лишь эксперимент. США не собирались ратифицировать Киотский протокол. Стремясь обрести более устойчивый бизнес, Сандор создал дочернее предприятие – Европейскую климатическую биржу. Это определенно имело смысл, поскольку основные события в области изменения климата теперь разворачивались в Европе.

И в самом деле, Киото и его принципы нигде не поддерживались так горячо, как в Европейском союзе. В Киото ЕС выступал решительно против торговли выбросами, однако впоследствии, как ни парадоксально, ЕС стал горячим приверженцем концепции торговли выбросами. В 2003 г. Брюссель официально создал систему ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими, которая получила название «Система торговли выбросами в ЕС». На первом этапе ее функционирования, в 2005–2007 гг., цены на углекислый газ изменялись неожиданным образом и были крайне волатильными. Но в те годы формировался механизм – биржи, брокеры, трейдинговые отделы в компаниях и финансовая инфраструктура – поддержки этой системы, базировавшейся в Лондоне.

В 2008 г. ЕС поставил весьма амбициозную цель: к 2020 г. уменьшить выбросы парниковых газов, главным образом углекислого газа, в мире на 20 % по сравнению с уровнем 1990 г. Это означало, что торговля выбросами углекислого газа в скором времени должна была превратиться в очень крупный бизнес. Насколько крупный? «Рынки углекислого газа потенциально являются крупнейшими товарными рынками в мире, более крупными, чем рынки сырой нефти, – сказал Сандор. – Потому как углекислый газ выделяется при сжигании не только нефти, но и угля, природного газа и прочих видов ископаемого топлива»⁹.

Тем временем политический ландшафт в США начал меняться. А вот то, что произошло в 2005 г., абстрактным не было: в августе – сентябре по северному побережью Мексиканского залива пронеслись ураганы «Катрина» и «Рита». Кадры в СМИ – люди, лишившиеся крыши над головой, на стадионе Superdome в Новом Орлеане и беженцы, покидающие затопленный город, – ясно продемонстрировали, насколько разрушительными могут быть ураганы, а ведь с ростом средней температуры на планете таких ураганов должно становиться все больше.

В следующем году Америка увидела кадры несколько иного рода. Это был довольно неожиданный фильм: «Неудобная правда» (An Inconvenient Truth) – документальный фильм, точнее, преобразованный в фильм набор слайдов, которые вице-президент Эл Гор демонстрировал во время поездок по стране с 1990 г. Фильм собирал полные залы, он оказал огромное влияние на дискуссию по изменению климата. Некоторые кадры были весьма впечатляющими, в частности кадры, где тающие ледники срываются в пропасть и где огромные куски льда, откалываясь, падают в море. Они наверняка не оставили бы равнодушными Джона Тиндаля и других пионеров в области исследования климата. «Неудобная правда» стала кинематографическим событием мирового масштаба. Правительство Великобритании распорядилось распространить фильм в средних школах Соединенного Королевства. А в феврале 2007 г. он получил премию Американской киноакадемии – большое достижение для фильма, который изначально был набором слайдов.

Тогда же, в феврале 2007 г., IPCC обнародовала четвертый отчет об оценке. Расчеты, которые легли в его основу, были осуществлены на суперкомпьютерах Министерства энергетики США, единственных компьютерах в мире, способных выполнять такие вычисления. Этот отчет IPCC был самым категоричным. Одной из постоянных тем было продвижение науки в области изменения климата после выпуска третьего отчета в 2001 г. В четвертом отчете утверждалось, что с очень высокой вероятностью (более 90 %) изменение климата вызвано деятельностью человека.

Но главным тезисом было то, что удвоение содержания углекислого газа в атмосфере приведет к росту средней температуры на планете на 2–4,5 °С. Одновременно отмечалось, что «нельзя исключать и гораздо больших значений». Также в отчете был выделен ряд «ключевых факторов неопределенности», например говорилось, что «по-прежнему существует значительная неопределенность в отношении того, как изменение климата воздействует на облачный покров». Но в целом степень уверенности и определенности была гораздо выше, чем в предыдущих отчетах.

Красной нитью через отчет проходил тезис о возможности «резкого изменения климата». Последствия, утверждала IPCC, могут быть разрушительными из-за отсутствия времени на адаптацию и смягчение. Произошедшее в Новом Орлеане, пострадавшем от урагана «Катрина», может повториться в гораздо больших масштабах в Бангладеш, прибрежных районах Китая или Флориды¹⁰.

Несколькими месяцами ранее было обнародовано еще одно влиятельное исследование – «Экономика изменения климата» Николаса Стерна (The Stern Review of the Economics of Climate Change). За несколько недель до саммита в Gleneagles правительство Великобритании обратилось к экономисту Николасу Стерну с предложением возглавить группу, занимающуюся проблемой изменения климата. В ее отчете, насчитывавшем 1000 страниц, говорилось, что цена бездеятельности в вопросе изменения климата будет очень высокой и что расходы на смягчение изменения климата по сравнению с нею гораздо меньше. Говоря экономическим языком, писал Стерн, изменение климата является самым серьезным «рыночным провалом» за всю историю.

Влияние отчета Стерна было гораздо существеннее, чем предполагал кто-либо. Журнал Economist резюмировал реакцию на него следующим образом: «Редко когда отчет с таким количеством графиков и уравнений вызывает столько шума»¹¹.

Среди экономистов из-за этого отчета завязался горячий спор относительно допущений, сделанных Стерном. Однако несмотря на их спор, влияние отчета на политиков и защитников окружающей среды, особенно в Европе, было весьма значительным. Он заполнил вакуум, поскольку выстроил экономическую структуру для расширяющейся системы исследований IPCC¹².

Компании начали демонстрировать заботу об окружающей среде. Некоторые фокусировались на изменении климата и ломали головы над тем, как приспособиться к грядущей эпохе регулирования выбросов углекислого газа. Джон Хотон, бывший глава Метеорологического бюро Великобритании, был одним из авторов научной оценки в первых трех отчетах IPCC. В середине 1990-х гг. у него завязался диалог с компанией British Petroleum (BP). Однажды он приехал в офис BP в Лондоне на встречу с группой менеджеров высшего звена. Во время разговора постоянно всплывал вопрос: «Можете ли вы это подтвердить?» Хотон отвечал отрицательно. Но факты убеждали.

Одним из тех, кого они убедили, был Джон Браун, тогдашний генеральный директор BP. Ознакомившись с отчетами IPCC, Браун решил, что BP следует серьезно отнестись к проблеме изменения климата и начать двигаться в этом направлении. В мае 1997 г. он выступил с речью в Стэнфордском университете. «Игнорировать эту проблему было бы неразумно и потенциально опасно, – сказал Браун. – Мы должны сосредоточиться на том, что можно и нужно сделать, не потому, что есть уверенность в том, что изменение климата уже происходит, а потому, что вероятность этого игнорировать не следует»¹³.

Впервые крупная фигура в нефтяной индустрии – а возможно, и в энергетической индустрии в целом – публично высказала такую позицию. Другие представители индустрии заметили, что «BP становится зеленой», и очень скоро получили подтверждение: компания заявила, что ее логотип теперь расшифровывается не только как «British Petroleum», но и как «Beyond Petroleum» («не только нефть»). За выступлением Брауна последовал ряд инициатив в компании: сокращение выбросов углекислого газа, поиск альтернативных источников энергии, создание внутренней системы торговли углекислым газом. Оно также вызвало спор с Royal Dutch Shell, которая, ссылаясь на свой последний годовой отчет, заявила, что первой из международных нефтяных компаний стала рассматривать изменение климата как серьезную угрозу.

Тем временем большинство американских энергетических компаний по-прежнему разделяли позицию организации Global Climate Coalition, которая подвергала сомнению взгляд IPCC и выступала против инициатив в области изменения климата. Коалиция заявляла, что «радикальное сокращение выбросов в США может привести к высокой безработице, снижению конкурентоспособности американских товаров и другим серьезным экономическим последствиям».

В начале нового столетия в корпоративной среде проблеме изменения климата стали уделять больше внимания. Подразделения General Electric эксплуатируют самые разные энергетические установки – от газовых турбин до ядерных реакторов. Недавно General Electric приобрела компанию, специализирующуюся на ветрогенераторах. Генеральный директор GE Джефф Иммелт неоднократно слышал от своих менеджеров, что клиенты все больше интересуются «экологически чистыми» решениями. Это помогло GE подготовить почву для запуска кампании «Экомышление» (Eco-imagination) и переориентировать большую часть своих подразделений в этом направлении.

Корпоративная среда определенно менялась. Большое число компаний уделяли повышенное внимание природоохранной составляющей корпоративной стратегии. В 2007 г. девять ведущих промышленных компаний и энергокомпаний, в том числе BP и General Electric, а также четыре природоохранных организации создали коалицию U. S. Climate Action Partnership (USCAP) для совершенствования законодательства по климату. К 2009 г. в ее состав входило уже 25 компаний. Тем временем Global Climate Coalition, которая выступала против регулирования вопросов, связанных с климатом, прекратила свое существование из-за серьезных разногласий между ее членами¹⁴.

Ничто не подчеркивало тот факт, что проблема изменения климата стала проблемой мирового значения, отчетливее, чем произошедшее в городской ратуше Осло 10 декабря 2007 г. В тот день парламент Норвегии присудил Нобелевскую премию мира Элу Гору и Межправительственной группе экспертов по изменению климата (IPCC).

«Прежде всего мы должны сделать совместное спасение окружающей среды планеты главным организующим принципом мирового сообщества», – сказал Гор на церемонии вручения Нобелевской премии. Мир, по его словам, столкнулся с «критической ситуацией планетарного масштаба»¹⁵.

Гора на фотографиях, сделанных в Осло, узнать было несложно. Но рядом с ним стоял еще один человек, выглядевший довольно несуразно в пиджаке а-ля Неру, с длинными черными волосами и черной с проседью бородой. Он называл себя «бородатым лицом IPCC». Это был Раджендра Пачаури, индийский экономист и инженер, который принимал награду от лица IPCC, поскольку был ее главой. Пачаури осуществлял координацию деятельности сложной глобальной сети, которая включала 450 ведущих авторов, 2500 научных экспертов и 800 авторов, представлявших 113 стран.

Роль Пачаури также говорила о все более активном участии развивающихся стран в этом процессе. В 1982 г. он стал директором TERI, одного из ведущих исследовательских институтов Индии. Вскоре после этого Пачаури занялся проблемой изменения климата. В 1988 г. его избрали главой Международной ассоциации экономики энергетики. «Парниковый эффект уже не является абстрактной теорией, – сказал он в своей речи по случаю избрания. – Мы можем отложить на потом углубленное изучение этой темы, но тогда рискуем остаться изолированными и близорукими». Его слова были встречены непониманием. «Люди подумали, что я сошел с ума», – позже говорил Пачаури. В последующие годы он стал одним из главных советников правительства Индии по вопросам экологии и активно включился в деятельность в области изменения климата на международном уровне.

Нобелевская премия, по его словам, «безусловно, привлекла внимание к проблеме». Она также принесла IPCC еще большее признание и укрепила ее роль на международной арене. Вскоре после получения награды Пачаури заявил на конференции CERAWeek в Хьюстоне, что предостережение IPCC «основано не на теориях и предположениях. Оно основано на анализе реальных данных, которых сегодня так много, что пространства для сомнений практически не остается»¹⁶.

Политический ландшафт в США менялся. В ряде штатов были утверждены целевые уровни выбросов. Некоторые учредили региональные программы ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими. А законодательный орган штата Калифорния одобрил законопроект, который предусматривал снижение выбросов в штате к 2020 г. до уровня 1990 г.

В 2006 г. демократы получили большинство как в сенате, так и в палате представителей впервые за 12 лет. Демократы были полны решимости принять закон об изменении климата. Нэнси Пелоси, новый спикер палаты представителей и первая женщина-спикер за всю историю США, объявила, что изменение климата является для нее «главным вопросом». Чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, она создала Специальный комитет по вопросам энергетической независимости и глобального потепления¹⁷.

Всего несколько месяцев спустя, весной 2007 г., изменился и правовой ландшафт, причем радикальным образом. На протяжении ряда лет до этого шел юридический спор о том, позволяет ли Закон о чистом воздухе регулировать выбросы углекислого газа как «загрязняющего вещества». В 2001 г. администрация новоизбранного президента Буша-младшего заключила, что это толкование, скорее всего, является неверным. Парниковые газы в Законе о чистом воздухе даже не упоминались. «Углекислый газ, согласно Закону о чистом воздухе, не является “загрязняющим веществом”», – заявил Буш тоном, не допускающим возражений. Казалось, в этом вопросе поставлена точка¹⁸.

Однако затем штат Массачусетс подал в суд на EPA, заявив, что агентство не осуществляет регулирование выбросов парниковых газов, в частности углекислого газа, выбрасываемых автомобилями. Несмотря на то, что апелляционный суд вынес решение не в их пользу, Верховный суд США принял дело к рассмотрению. Массачусетс заявил, что отсутствие регулирования выбросов углекислого газа новыми автомобилями способствует глобальному потеплению, которое ведет к повышению уровня Мирового океана, грозящему затоплением прибрежных районов штата.

2 апреля 2007 г. Верховный суд вынес вердикт, который назвали «самым важным решением по окружающей среде всех времен». А самое главное, суд постановил, что углекислый газ – несмотря на то, что он выделяется не только при сжигании углеводородов, но и при выдыхании воздуха живыми существами, – действительно является загрязняющим веществом, которое «вполне может представлять угрозу для здоровья и благополучия людей». Также суд охарактеризовал позицию EPA в отношении регулирования выбросов как «своевольную» и «не соответствующую закону»¹⁹.

Последствия такого решения были весьма существенными, поскольку означали, что, если конгресс США не закрепит законодательно регулирование выбросов углекислого газа, EPA будет вправе задействовать свои регуляторные механизмы, чтобы достичь этой цели путем принятия «заключения о наличии угрозы». Теперь две из трех ветвей власти требовали от правительства немедленно принять меры для обеспечения контроля за выбросами углекислого газа.

Администрации Буша пришлось поломать голову над тем, как отреагировать на решение Верховного суда. Примерно тогда же появились первые результаты исследований в рамках Программы изучения изменения климата Джеймса Махоуни. «Большая часть результатов говорила о существовании реальной проблемы, – вспоминал Сэмюель Бодман, тогдашний министр энергетики. – Но заниматься этой проблемой очень непросто». Тем временем на международной арене премьер-министр Великобритании Тони Блэр и канцлер Германии Ангела Меркель продолжали оказывать давление на Буша.

По этим причинам проблема изменения климата вернулась в политическую повестку дня администрации президента. В своем обращении к нации в 2007 г. Буш заявил, что США должны «взяться за такую серьезную проблему, как изменение климата на планете». Но они не пойдут обременительным путем Киото и Организации Объединенных Наций. США свели вместе 17 стран, на которые приходилась львиная доля мировых выбросов антропогенного углекислого газа. Администрация Буша даже придумала название для этой новой группы – «Лидеры по выбросам».

«Однако когда мы разослали приглашения, – сказала тогдашний заместитель госсекретаря Пола Добрянски, – нам ответили из этих стран, что им не нравится название “лидеры по выбросам”»²⁰.

Замечание было резонным, ведь словосочетание «лидеры по выбросам» имеет негативный оттенок. «Лидеры по выбросам» стали «Ведущими экономиками». Это были страны, на которые приходилось 80 % мирового ВВП, которые потребляли 80 % мировой энергии и производили 80 % мирового углекислого газа. Иными словами, именно эти страны могли оказывать наибольшее влияние на климат. К тому же, поскольку в их число входили такие государства, как Китай, Индия и Бразилия, появлялась возможность устранить противоречия между развитыми и развивающимися странами.

Такая позиция администрации в корне отличалась от ее позиции в начале президентства Буша семью годами ранее. Но время администрации подходило к концу.