В выходные после инаугурации Барака Обамы сотрудники администрации срочно рассылали в Вашингтоне телефонные и электронные приглашения на первое выступление президента в Белом доме в понедельник. Те, кто собрался тем холодным утром у восточных ворот Белого дома (многие все еще пребывали в постинаугурационной эйфории), были уверены, что пришли на мероприятие, посвященное проблемам энергетики. На самом же деле мероприятие в Восточном зале было посвящено проблеме изменения климата – проблеме, которая с этого момента должна определять энергетическую политику.

«Дни, когда Вашингтон тянул время, прошли, – сказал новый президент и добавил: – Америка не будет заложником разогревающейся планеты». Приоритет президента был очевиден. Осознавая это, в палате представителей задались целью законодательно закрепить систему ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими¹.

Эту инициативу продвигали Генри Уоксмен, глава Комитета по вопросам энергетики и торговли, и Эдвард Марки, глава Специального комитета по вопросам энергетической независимости и глобального потепления, созданного спикером Нэнси Пелоси двумя годами ранее.

Теперь, в 2009 г., когда Барак Обама был президентом, а демократы имели большинство в конгрессе, у Уоксмена с Марки появились возможности для продвижения системы ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими и, таким образом, преобразования основ экономики США.

Но как подойти к преобразованию такой махины, как энергетика, автомобилестроение и транспорт, строительство, производство и все остальное? Стратегия Уоксмена и Марки состояла из двух частей. Первая заключалась в том, чтобы привлекать людей преимуществами системы ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими, т. е. бесплатной раздачей разрешений определенным отраслям, а не их продажей на аукционе. Это был пряник. И его стоимость исчислялась миллиардами долларов.

Второй частью стратегии был кнут – Агентство по охране окружающей среды. Как сказал Марки, «нужно было выбирать – закон или регулирование». В отсутствие закона EPA, в соответствии с решением Верховного суда, будет действовать как до принятия Закона о чистом воздухе и станет регулировать выбросы углекислого газа командно-административным методом. Причем, в отличие от конгресса, EPA не сможет предложить ни стимулов, ни смягчения. Никаких пряников, только кнут.

Уоксмен и Марки сколотили внушительную коалицию. Закон о чистом воздухе с поправками 1990 г. и последующее сокращение выбросов диоксида серы стали моделью того, что они хотели сделать с системой ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими. В целом с помощью этой системы они рассчитывали ускорить получение результатов, уменьшить расходы и усилить эффект. Но Марки помнил и другую историю – то, как цифровая революция преобразовывала американскую экономику. Как он выразился, «предоставляя стимулы, мы создаем благоприятную среду для инновационной деятельности»².

Если широкополосная революция создала, по его подсчетам, новую стоимость, примерно в триллион долларов, то дарвиновская конкуренция, подстегиваемая изменением климата, должна привести к появлению новых отраслей и создать стоимость, равную нескольким триллионам долларов.

По мере рассмотрения и доработки законопроекта профильным комитетом его объем вырос с 600 до 1400 страниц. Он предусматривал сокращение выбросов углекислого газа на целых 83 % к 2050 г. по сравнению с уровнем 2005 г. Это означало, что инвестиции в энергетику в США будут нацелены прежде всего на снижение выбросов углекислого газа. И если не будет разработан экономически эффективный способ крупномасштабного улавливания и захоронения углекислого газа, то нефть, природный газ и уголь по большей части исчезнут, а все, что зависит от этих видов топлива, изменится. Это была энергетическая система, неведомая американцам и американской экономике.

Некоторые утверждали, что подобное невозможно осуществить так быстро, что энергетический сектор более сложен, более капиталоемок, более долгосрочен, чем сектор телекоммуникаций, а следовательно, меняться он будет гораздо медленнее. Они сомневались, что в обозримом будущем появится эффективная технология улавливания и захоронения углекислого газа. Многие недоумевали, зачем вводить сложную систему ограничения выбросов с помощью квот, если можно ввести прямой налог на выбросы, что гораздо проще. Другие говорили, что система ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими в любом случае является замаскированным налогом, и называли ее «системой ограничения выбросов с помощью квот и налогообложения». Они утверждали, что ее внедрение повлечет серьезные последствия и к тому же расходы существенно недооценены. Так, Средний Запад с его преимущественно угольными электростанциями серьезно пострадает, как и сельское хозяйство.

Конгресс собирался создать огромный рынок углекислого газа – более крупный, чем любой другой рынок, – как раз тогда, когда Великая рецессия породила глубокое недоверие к рынкам. Углекислый газ должен стать «активом», «валютой». От ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими, предостерегали критики, выиграет не окружающая среда, а Уолл-стрит и прочие, которые быстро смекнут, как торговать и играть на рынках углекислого газа.

26 июня 2009 г. законопроект был одобрен 219 голосами «за» при 212 голосах «против». Однако законопроект должен был пройти еще и сенат.

В 2007 г., по некоторым оценкам, выбросы углекислого газа в Китае превысили выбросы углекислого газа в США. К 2030 г., если не принять соответствующих мер, его выбросы углекислого газа, прогнозировали специалисты, превысят выбросы стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) вместе взятых. Из-за роста объема выбросов Китай все сильнее критиковали на международной арене.

Пекин ответил трояко. Во-первых, он заявил, что потребление энергии и выбросы углекислого газа в расчете на душу населения в Китае в разы меньше, чем в США и в странах Европы. Во-вторых, он подчеркнул, что Китай все еще является относительно бедной страной, осуществляющей экономические преобразования, через которые страны Европы и Северной Америки (а также Япония) прошли несколько десятилетий назад, а потому его не следует лишать тех возможностей, которые имели развитые страны. При этом Китай подчеркнул, что выбросы развитых стран – это «выбросы ради роскоши», а выбросы развивающихся стран – «выбросы ради выживания». В-третьих, он отметил, что одной из причин столь быстрого роста потребления энергии и, соответственно, роста выбросов в Китае является перенос значительной части энергоемкого производства стран Европы и Северной Америки в Китай, так как сами они теперь ориентируются на услуги и потребление. Как сказал бывший глава Национальной комиссии по вопросам развития и реформ Китая, «увеличение потребления энергии в Китае по большей части напрямую связано с уменьшением потребления энергии в других странах и регионах»³.

Было очевидно, что международного режима в отношении изменения климата без Китая не будет. Но позиция Китая по этому вопросу менялась. В 2006 г. правительство страны обнародовало документ под названием «Национальная оценка изменения климата». Он представлял собой отчет о четырехлетнем исследовании, в котором участвовали 20 министерств и которое в значительной мере отражало структуру IPCC. Благодаря ему вырос уровень осведомленности руководства страны о проблеме изменения климата и связанных с ней рисках.

Накануне Всемирного дня окружающей среды в 2007 г. правительство обнародовало первую «национальную стратегию в отношении изменения климата», где отмечалось, что «тенденция к изменению климата в Китае в будущем станет еще более заметной». В ней говорилось, что основными направлениями деятельности для Китая являются рациональное природопользование и эффективность использования энергии, а также изменение топливного баланса, защита экосистемы, восстановление лесов и разработка энергетических технологий мирового класса. Вместо угля в Пекине, Шанхае и других городах в качестве топлива будет использоваться природный газ и импортируемый сжиженный природный газ.

Позиция Китая по проблеме климата изменилась как по научным, так и по практическим причинам. Засухи и наводнения подчеркивали риски, связанные с изменением климата. Китайские ученые и руководство страны задумались над тем, к чему глобальное потепление может привести на западе страны, с его «водонапорной башней Азии» – ледниками и снегами Гималаев и Тибетского плато, которые подпитывают крупные реки Китая. На востоке страны из-за роста уровня Мирового океана под угрозой затопления могут оказаться низинные прибрежные районы, где создается значительная часть ВВП страны. Засухи, опустынивание, экстремальные погодные явления и нестабильность в сельскохозяйственном производстве – таковы возможные последствия изменения климата.

Не следует недооценивать и внутренний эффект этой проблемы, потому как изменение климата является очень веским основанием, чтобы заняться локальным загрязнением воздуха и воды, наблюдающимся в большинстве районов страны и уже превратившимся в серьезный внутриполитический вопрос. Это также действенный инструмент повышения эффективности экономики, в частности энергоэффективности.

Существуют и другие практические аспекты. Китай тесно интегрирован в международную торговую и финансовую систему. С вопросом изменения климата Китай сталкивается практически на каждой экономической конференции. Угрозы основных торговых партнеров ввести ограничения в связи с нежеланием Китая сокращать выбросы вызывают у руководства обеспокоенность. Такие настроения являются завуалированным протекционизмом и не имеют серьезных оснований, так как большая часть товаров, экспортируемых Китаем, это продукция отраслей с низкими выбросами углекислого газа. Однако руководство Китая вряд ли хочет, чтобы страну обвиняли в противодействии международному сотрудничеству в области изменения климата, не говоря уже о потенциальных затратах. Китай пришел к выводу, что его присоединение к политике в отношении изменения климата должно стать ключевым элементом отношений с США и странами Европы и уменьшить политические и торговые разногласия. Глава КНР Ху Цзиньтао сформулировал позицию государства по этому вопросу в 2009 г., призвав ООН выработать такой подход к проблеме изменения климата, от которого выиграют и развитые, и развивающиеся страны⁴.

Индию и Китай часто рассматривают вместе, подразумевая, что у них примерно одинаковые перспективы. У этих стран есть общие интересы, например гималайская «водонапорная башня», подпитывающая их реки. Однако в целом позиции Индии и Китая различаются. Хотя при производстве электроэнергии Индия использует главным образом уголь и также сжигает большие объемы биомассы, на нее приходится всего около 5 % мировых выбросов углекислого газа, а на Китай – 23 %, что, в принципе, неудивительно: индийская экономика примерно вчетверо меньше китайской. Традиционно Индия на международных переговорах по изменению климата подчеркивает, что она является развивающейся страной с высоким уровнем бедности и что ее не следует наказывать за выбросы, которые развитые страны производят уже более двух столетий. К тому же, по словам министра окружающей среды Индии Джайрама Рамеша, для индийского политика согласиться с США или ЕС по вопросу изменения климата – значит подписать себе смертный приговор.

Но по мере того как Индия все больше интегрируется в мировую экономику, ее подход меняется. Когда премьер-министр Манмохан Сингх назначил Рамеша на пост министра окружающей среды, он проинструктировал его: «Не Индия создала проблему глобального потепления. Но постарайтесь сделать так, чтобы Индия участвовала в ее решении».

После этого тональность изменилась. «Самая уязвимая к изменению климата страна в мире – Индия, – сказал Рамеш на парламентских дебатах. – Мы зависим от муссонных дождей… они для нашей страны жизненно важны… Мы скорбим, когда муссонные дожди слабы, и счастливы, когда они обильны… Неопределенность в отношении муссонных дождей, обусловленная изменением климата, является для Индии главным приоритетом».

Также обеспокоенность вызывали ледники. «То, что произойдет с гималайскими ледниками, повлияет на обеспеченность нашей страны водой». Вместе с тем, по его замечанию, пока еще точно не известно, из-за чего уменьшаются ледники – из-за глобального потепления или же вследствие «естественного процесса циклического характера».

Рамеш высказал необычную для министра окружающей среды точку зрения: «Климатологический мир делится на три части – атеисты, агностики и евангелисты. Я в вопросе климата отношу себя к агностикам». Для Рамеша повседневные вопросы загрязнения воды и воздуха в стране «более важны и безотлагательны, чем проблема изменения климата»⁵.

После Второй мировой войны державы, которые вели переговоры о послевоенном устройстве мира, – США, Великобританию, Францию и СССР – стали называть «Большой четверкой». В переговорах по международному режиму в отношении изменения климата сформировалась новая «большая четверка» – США, ЕС, Китай и Индия плюс Бразилия, роль которой существенно возросла. Это стало очевидно на Копенгагенской конференции по вопросам климата, состоявшейся в декабре 2009 г.

Копенгагенская конференция должна была продолжить дело Киото – многие ожидали, что на ней будет заключено новое международное соглашение. На исследование климата за 12 лет после Киото были потрачены миллиарды долларов. Теперь между правительствами и массмедиа существовал куда больший консенсус в вопросе изменения климата. Неудивительно, что Копенгагенскую конференцию задолго до ее начала окрестили «Хопенгагеном» (от англ. hope – надежда).

В Копенгаген приехали 113 глав государств и представителей правительств, и одна только перевозка делегатов превратилась в серьезную проблему, поскольку попасть на конференцию желали еще и десятки тысяч активистов неправительственных организаций.

Несмотря на всю подготовительную работу, консенсуса по основным вопросам до начала конференции достичь не удалось. Было очевидно, что США не согласятся в Копенгагене на юридически обязательное соглашение, поскольку сенат еще не одобрил законопроект по климату. Не менее очевидно было и то, что ведущие развивающиеся страны не согласятся встать на одну доску с развитыми странами. А если так, то убедить сенат США одобрить законопроект по климату будет гораздо сложнее.

Большое количество делегаций, огромное число участников, отсутствие консенсуса по основным вопросам – все это привело к хаотичности конференции, которая с каждым днем все больше разочаровывала собравшихся. Росла вероятность того, что соглашение не будет заключено вообще.

Барак Обама прибыл в Копенгаген рано утром ближе к завершению конференции. Вскоре после его приезда госсекретарь Хиллари Клинтон сказала ему: «Копенгаген – это худшая встреча из всех, на которых мне довелось присутствовать, начиная со школьного совета в восьмом классе».

После встречи с группой глав государств Обама сказал сотрудникам своей администрации, что ему необходимо немедленно встретиться с премьер-министром Китая Вэнем Цзябао.

В конце длинного коридора Обама наткнулся на охранника, стоявшего возле комнаты, закрепленной за китайской делегацией. Несмотря на все усилия охранника, Обама проскочил мимо него и ворвался в комнату. Там он, к своему удивлению, обнаружил не только Вэня, но и других членов новообразованной группы BASIC – президента Бразилии Инасио Лула да Силву, президента Южной Африки Джейкоба Зуму и премьер-министра Индии Манмохана Сингха, – которые спешно пытались выработать общую позицию. Они были не меньше удивлены появлению президента США, но не стали возражать против его присутствия. Он сел рядом с Лулой напротив Вэня. Вэнь, оправившись от удивления, передал Обаме проект соглашения, над которым они работали.

Наконец, после ряда взаимных уступок, некоторые из которых дались с трудом, они пришли к окончательному варианту. Обязательных целей не будет. Вместо этого развитые и развивающиеся страны возьмут на себя обязательство сократить выбросы. Также оговаривалось, что «смягчающие меры», предпринимаемые развивающимися странами, «подлежат международной оценке, документированию и верификации». Главной целью соглашения было не допустить роста средней температуры на планете более чем на 2 °С. Остальные участники конференции восприняли соглашение без особого энтузиазма и по большей части несколько раздраженно. Его так и не приняли.

Копенгагенское соглашение было сдерживающей акцией. Такой исход указывал на то, что Организация Объединенных Наций слишком велика и громоздка, чтобы выработать план действий в отношении климата. Ответ следовало искать в переговорах между гораздо меньшим количеством стран, на которые приходится наибольшая доля ВВП и наибольшая доля выбросов. Это означало возврат к «Ведущим экономикам», т. е. к объединению, которое сначала назвали «Лидеры по выбросам» и участников которого Джордж Буш-младший в 2007 г. собрал в Вашингтоне в поисках более работоспособной альтернативы Организации Объединенных Наций в сфере изменения климата⁶.

Копенгаген был не единственным разочарованием для тех, кто надеялся на существенный прогресс в формировании режима в отношении изменения климата. Вторым разочарованием стало произошедшее (точнее, непроизошедшее) в конгрессе США. Провести законопроект по климату через сенат оказалось гораздо сложнее, чем через палату представителей. Сенаторы из угольных и энергопроизводящих штатов были не в восторге от данного законопроекта. Принимая во внимание глубокую рецессию и медленное восстановление экономики, многие опасались негативного эффекта закона по климату. А с учетом обвала на Уолл-стрит некоторые сенаторы не испытывали особого энтузиазма в отношении создания огромного нового финансового рынка, рынка углекислого газа. После того как в 2010 г. республиканцы получили большинство в палате представителей, вероятность принятия закона по климату еще уменьшилась.

Примерно тогда же, в декабре 2009 г., был поставлен под сомнение авторитет самой IPCC. Некто, взломав почтовый ящик, получил доступ к электронным письмам Отделения климатических исследований при Университете Восточной Англии (Великобритания), которое являлось одним из основных исследовательских центров, занимавшихся изучением климата под эгидой IPCC. Многие специалисты по изучению климата и защитники климата считали, что содержимое этих электронных писем вырывается из контекста и неправильно истолковывается. Другие же подозревали отдельных видных ученых в «уловках», чтобы получить нужные результаты, и очернении несогласных. Уловкой, вызвавшей наибольшую полемику, было сведение вместе не согласующихся друг с другом рядов данных, чтобы получить восходящую кривую температуры. Однако по итогам расследования этого скандала, который окрестили «климатгейтом», замешанные исследователи были оправданы, поскольку «не отклонялись от принятой в научном сообществе практики» при работе с данными⁷.

Тем не менее скандал породил оживленные дебаты, и четвертый отчет IPCC, обнародованный еще в 2007 г., стал объектом критики. Отец-основатель IPCC Берт Болин призывал придерживаться принципов предельной осторожности и невыхода за рамки фактов. Но «незаменимый человек», осуществлявший координацию климатических исследований, ушел из жизни в том же 2007 г. И теперь многие отмечали, что в последнем отчете IPCC резюме для политиков было гораздо более категоричным, чем сам отчет. К тому же обнаружились явные упущения. Так, источником информации для отчета о таянии ледников в Андах был журнал для любителей пеших прогулок, в котором публиковались в основном интервью с проводниками. Но наибольшая полемика развернулась вокруг утверждения, что ледники в Гималаях, в том числе тот, что подпитывает реку Ганг, тают так быстро, что могут исчезнуть к 2035 г., «если не раньше». Это был один из самых жестких прогнозов четвертого отчета IPCC.

Министр окружающей среды Индии поручил индийским ученым провести исследование, результаты которого поставили под сомнение это утверждение. В отчете говорилось, что тогда как многие ледники тают, один ледник наступает. «Гималайские ледники отступают, – сказал ученый, написавший этот отчет. – Но в этом нет ничего экстраординарного». В частности, в отчете отмечалось, что ледник Ганготри, который подпитывает реку Ганг, быстрее всего отступал в 1977 г., а сегодня он «практически не движется».

Это исследование породило бурю протестов. Раджендра Пачаури, глава IPCC, назвал его «высокомерным» и «примером колдовской науки», типа той, которой занимаются «отрицающие изменение климата». Но затем выяснилось, что дата, 2035 г., не является результатом тщательных исследований – она прозвучала в телефонном интервью журналиста английского научного журнала с каким-то индийским ученым в 1999 г. Это утверждение включила в свой отчет одна природоохранная организация, а затем его «просто скопировали в отчет об оценке IPCC».

«Здоровье гималайских ледников вызывает беспокойство, – заявил Джайрам Рамеш, министр окружающей среды Индии. – Но паникерское утверждение IPCC, что они исчезнут к 2035 г., совершенно не подкреплено научными фактами». А ученый, который давал то самое телефонное интервью в 1999 г., теперь заявлял, что его комментарии «носили характер предположений» и что он не называл конкретной даты. Он также заметил, что он – не «астролог», но вместе с тем подчеркнул, что ледники находятся в «жалком состоянии».

IPCC внесла поправку в отчет и принесла извинения.

Последующие отчеты IPCC сохранили прежний дух, но процесс пострадал в определенной мере, и, как следствие, было предложено допущение о более значительной неопределенности, о которой подумывали еще до осени 2009 г. К тому же опросы общественного мнения по всему миру показали, что интерес к проблеме глобального потепления и поддержка стратегий в области изменения климата снижаются – по крайней мере временно⁸.

Как и сама погода, общественное мнение о климате переменчиво. Но летом 2010 г. в умах политиков и общественности традиционная грань между краткосрочными колебаниями погоды и долгосрочными климатическими тенденциями, которые формируются в течение десятилетий, столетий и тысячелетий, стерлась. Некоторые политические лидеры начали переходить от рисков изменения климата к угрозе ухудшения климата. Экстремальные погодные явления накрыли практически всю планету. В ряде районов США установилась засуха, другие районы страны заливали дожди, а восточное побережье изнывало от аномально жаркой погоды, которая испытывала на прочность как терпение людей, так и систему электроснабжения. В Пакистане и западной части Китая продолжительные ливни вызвали наводнение невиданных масштабов. Только в Пакистане из-за него пришлось покинуть жилища 20 млн человек, все они нуждались в еде, питьевой воде и крыше над головой. На большей части территории России установилась тропическая жара. Дневная температура не опускалась ниже 35 °С, из-за продолжительной засухи начались лесные и торфяные пожары, дым от которых накрыл Москву. Треть посевов пшеницы в России погибла, что вынудило правительство страны ввести запрет на экспорт зерновых и вызвало скачок цен на пшеницу на мировом рынке. «В нашей стране такой жаркой погоды не было в течение 50 или 100 лет, – сказал президент Дмитрий Медведев. – К сожалению, то, что происходит сейчас… свидетельствует об изменении климата на планете, потому что мы никогда в истории не сталкивались с такими погодными условиями. Это означает, что нам необходимо изменить подход к работе, изменить методы, которые мы использовали ранее».

«Сегодня все говорят об изменении климата», – добавил он.

Говорил об этом и занимавший тогда пост премьер-министра Владимир Путин. Во время посещения научно-исследовательской станции на севере страны в августе 2010 г. он сказал: «Климат меняется. В этом году мы поняли это, когда столкнулись с условиями, приведшими к пожарам». Тем не менее Путин заметил, что он еще не получил четкого ответа на вопрос, следствием чего является изменение климата – деятельности человека или же того, что «Земля живет собственной жизнью и дышит»⁹.

Попытки вернуть переговорный процесс по климату в прежнее русло не прекратились, но большого успеха они не принесли. После Копенгагена все встречи говорили о том, что путь легким не будет.

США после Копенгагена обязались сократить выбросы на 17 % к 2020 г. по сравнению с уровнем 2005 г. Когда в сенате «застрял» законопроект о системе ограничения выбросов с помощью квот и торговли ими, вероятность реализации законодательных мер в ближайшем будущем упала практически до нуля. Так как законодательный путь был перекрыт, администрация Обамы переключилась с пряника на кнут, обратившись к регулированию. Это была епархия EPA. В 2009 г. агентство, воодушевленное решением Верховного суда по делу «Штат Массачусетс против EPA», вынесло «заключение о наличии угрозы», которое гласило, что выбросы парниковых газов представляют угрозу для здоровья и благополучия людей, а потому они подлежат регулированию в соответствии с Законом о чистом воздухе.

После вынесения заключения о наличии угрозы EPA приступило к многолетнему процессу разработки норм, ограничивающих выбросы как для автомобилей и грузовиков, так и для электростанций и заводов. Главным для правительства было не допустить строительства новых угольных электростанций и подтолкнуть к закрытию все большего числа существующих электростанций.

Но действия EPA, направленные на регулирование выбросов из стационарных источников, вызвали негативную реакцию. Сопротивление регулированию выбросов парниковых газов вылилось в противодействие EPA в конгрессе и в штатах. Оппоненты регулирования выбросов углекислого газа утверждали, что EPA выходит за рамки полномочий, что введенные ею правила наносят вред экономике и что агентство идет против воли людей.

Исход битвы вокруг регулирования выбросов углекислого газа будет зависеть от состава конгресса США в течение последующих пяти лет и баланса голосов. Он также даст ответ на вопрос, быть или не быть международному режиму в отношении изменения климата, и если да, то какую форму он примет¹⁰. Тем временем в 2012 г. выбросы углекислого газа в США снизились до уровня 1992 г., того самого года, в котором состоялся саммит по вопросам изменения климата. Основной причиной этого было не регулирование, а более дешевый природный газ, который быстро вытеснял уголь из электроэнергетики.

Вопрос изменения климата трансформировался практически до неузнаваемости с тех времен, когда его впервые подняли несколько ученых и натуралистов. Они хотели знать, откуда взялись ледники и что с ними происходит. Действительно ли некогда был гораздо более холодный, ледниковый период? И могут ли ледники вернуться и раздавить нашу цивилизацию? Они задавали вопросы и об атмосфере. Почему в дневные часы нет палящего зноя, а в ночные – леденящего холода? Действительно ли атмосфера является оболочкой, которая отделяет Землю от космического пространства и делает возможной жизнь на планете?

Джона Тиндаля, бродившего по Альпам в середине XIX в., потрясло «дикое великолепие» ледников, огромные массы льда вызвали «изумление», которое перешло в «благоговение». Именно благоговение подвигло его заняться исследованием того, как атмосфера удерживает солнечное тепло и стабилизирует температуру.

Чарльз Килинг столетие спустя (в 1958 г.) впервые поднялся на метеорологическую станцию на горе Мауна-Лоа на Гавайях, чтобы начать исследования. Тогда его прибор показал, что содержание углекислого газа в атмосфере составляет 315 частей на миллион. Через полвека концентрация углекислого газа в атмосфере составляла уже 394 части на миллион. Изменение климата стало предметом исследований для тысяч ученых, на эти исследования выделялись десятки миллиардов долларов. Изменение климата также стало приоритетным вопросом политики. Основная цель сейчас заключается в том, чтобы не допустить повышения концентрации углекислого газа до 450 частей на миллион – в противном случае последствия изменения климата будут весьма серьезными. Пока же некоторые предупреждают, что дальнейшее увеличение содержания углекислого газа в атмосфере может привести к таянию льда на планете и к «безледниковому» периоду.

Другие говорят, что границы неопределенности шире, знания о том, как формируется климат, пока нельзя назвать исчерпывающими и что погоде всегда были присущи колебания. Некоторые также считают, что не допустить увеличения концентрации углекислого газа до 450 частей на миллион нереально, а вероятность быстрого отказа от ископаемого топлива, которое дает около 80 % всей энергии, очень мала.

Несмотря на все дебаты в сфере науки и политики, повышение статуса проблемы изменения климата и деятельность по регулированию выбросов углекислого газа преобразуют энергетическую политику и рынки, стимулируя инвестиции, порождая конфликты и подталкивая к поиску новых технологий. Это придает значительный импульс кампании за повышение эффективности использования энергии, получение энергии с меньшими выбросами углекислого газа или вовсе без них и за развитие возобновляемых источников энергии.