Джордж Митчелл, глава хьюстонской нефтегазовой компании, не мог не видеть надвигающейся проблемы. В скором времени его компания столкнется с нехваткой газа, что поставит ее в очень трудное положение. У нее был контракт на поставку значительных объемов природного газа из Техаса для заполнения трубопровода, обслуживающего Чикаго. Запасы, на которые рассчитывала компания при заключении контракта, истощались, и было неясно, где найти новые источники поставок взамен выработанных. Впрочем, у Митчелла крутилась в голове одна идея, на которую его натолкнул один геологический отчет.

Это было в начале 1980-х гг. Три десятилетия спустя решимость Митчелла изменить ситуацию привела к революции на североамериканском рынке природного газа и встряхнула глобальный газовый рынок. Упрямство этого человека изменило энергетические перспективы США, а вместе с ними и расстановку сил в мировой энергетике.

Сын греческого пастуха, который каким-то образом оказался в Галвестоне, штат Техас, Митчелл вырос в крайней нищете. Ему удалось поступить в Техасский университет, обучение в котором он оплачивал, подрабатывая официантом, продавая леденцы и канцелярские принадлежности и занимаясь пошивом одежды для своих сокурсников. После Второй мировой войны Митчелл открыл в Хьюстоне небольшую нефтегазовую фирму, в его офисе была всего одна комната, и размещалась она над аптекой. Со временем маленькая фирма выросла в очень большую компанию Mitchell Energy and Development, которая больше специализировалась на газе, чем на нефти.

Митчелл буквально поклонялся природному газу. Он настолько верил в его превосходство, что, стоило кому-нибудь слишком положительно отозваться об угле, как он тут же вмешивался в разговор и начинал растолковывать человеку ошибочность его мнения. Он хотел видеть более широкое использование природного газа. И просто не мог мириться с мыслью, что перспективы голубого упрутся в дефицит ресурсов.

Но где взять больше газа? Геологический отчет, прочитанный Митчеллом в 1982 г., указывал на возможное решение. Про то, что газ может находиться не только в продуктивных коллекторах, но и быть замкнутым в породах с низкой проницаемостью (твердых, как бетон, сланцах), в Америке было известно давно. Сланцы служили материнскими породами, «кухней», где происходило образование газа, а также покрышками над коллекторами, не дававшими газу (и нефти) выходить наружу¹.

Безусловно, газ можно извлечь из сланцев. Проблемой была экономика. Это просто не окупалось. Но, возможно, правильная комбинация технологических инноваций и упорства сделает такую добычу экономически целесообразной.

«Лабораторией» Митчелла было большое сланцевое месторождение Barnett в окрестностях Далласа и Форт-Уэрта, штат Техас, которое растянулось под угодьями фермеров, пригородными застройками и даже под международным аэропортом Даллас / Форт-Уэрт. Несмотря на все старания Митчелла, Barnett оставалось неприступным. Митчелл настаивал на том, чтобы инженеры и геологи продолжали попытки, несмотря на постоянные неудачи и их собственный скептицизм. «Джордж, вы просто швыряете деньги на ветер», – не раз говорили ему за эти годы. Но на все возражения Митчелл упрямо отвечал: «Мы это сделаем»².

Наладить производство в коммерческом масштабе сланцевого газа было очень сложно. Наряду с Митчеллом этой проблемой занималось еще несколько компаний, но они разочаровались и ушли. Остались только Mitchell Energy и несколько небольших независимых компаний. Джордж Митчелл не собирался сдаваться. «Для него было ясно, что Barnett содержит много газа, и он хотел придумать способ, как вывести его на поверхность, – вспоминал Дэн Стюарт, руководивший командой по разработке. – Если бы мы не справились с этим, он бы нанял других людей, которые справились бы. Он умел раскрывать в людях такие способности, о которых они и не подозревали».

Внедрение 3D-сейсморазведки улучшило понимание подземных структур. Но Mitchell Energy пока не взломала код Barnett. «Самые квалифицированные и опытные специалисты, – сказал Стюарт, – покидали Barnett».

К концу 1990-х гг. месторождение фактически сбросили со счетов, и при составлении прогнозов относительно будущих поставок природного газа его даже не упоминали. Совет директоров Mitchell Energy проявлял все больший скептицизм. В конце концов, за два десятилетия бесплодных усилий компания потеряла на Barnett кучу денег. Но Джордж Митчелл не сдавался, он утверждал, что они приближаются к разгадке кода Barnett³.

Технология гидравлического разрыва пласта была впервые использована в конце 1940-х гг. Состоит она в том, что в сланцевую формацию под высоким давлением закачиваются большие объемы воды вместе с песком и небольшим количеством химикатов. Это приводит к образованию трещин в пласте, через которые защемленный в порах газ (или нефть) начинает поступать к скважине.

Mitchell Energy экспериментировала с различными методами гидроразрыва пласта. В конце 1998 г. компания добилась прорыва: она успешно адаптировала технологию, известную как гидравлический разрыв с использованием легкого песка в качестве расклинивающего агента. «Mitchell Energy действовала методом проб и ошибок, и этот метод в конечном итоге принес плоды», – сказал Дэн Стюарт.

Джордж Митчелл понимал, что освоение месторождения потребует больших вложений. Его компания была независимой на протяжении 60 лет, а это очень долгое время. У него были и другие интересы – он занимался застройкой нового района Вудлендз, участка площадью 10 000 га в лесистой местности к северу от Хьюстона. Поэтому он выставил Mitchell Energy на продажу. Компанией заинтересовались три покупателя, но спасовали. Они сочли погоню Митчелла за сланцевым газом, включая адаптированную им технологию гидроразрыва, интересной идеей, но абсолютно нежизнеспособной с коммерческой точки зрения.

Команда Митчелла снова вернулась к работе, стала накапливать опыт, совершенствовать технологии и добывать все больше и больше газа.

Одним из несостоявшихся покупателей Mitchell Energy была независимая компания Devon Energy из Оклахома-Сити. В 2001 г. ее генеральный директор Ларри Николс обратил внимание на резкий скачок поставок газа из региона Barnett. «Я спросил у наших инженеров, чем это объяснить, – сказал Николс. – Если технология гидроразрыва не работала, почему у Mitchell росла добыча?» Ответ был очевиден: Mitchell Energy взломала код Barnett. Николс не стал терять времени. В 2002 г. Devon приобрела Mitchell Energy за $3,5 млрд. «В то время, – добавил Николс, – абсолютно никто не верил в реальность добычи сланцевого газа кроме Митчелла и нас».

У Devon имелся значительный опыт применения другой технологии – горизонтального бурения, которая начала развиваться в 1980-е гг. Благодаря совершенствованию средств управления и измерения теперь операторы могли бурить скважину вертикально до определенной глубины, а затем под углом или даже в горизонтальном направлении. Горизонтальная скважина значительно увеличивала поверхность контакта с породой-коллектором и позволяла извлекать намного больше газа (или нефти).

Devon объединила ноу-хау гидроразрыва пласта (и команду), приобретенное у Митчелла, со своим опытом горизонтального бурения. Компании пришлось много экспериментировать. В 2002 г. Devon пробурила семь таких скважин. «К 2003 г., – сказал Николс, – мы могли с уверенностью говорить, что наш метод действительно работает». В этом же году компания пробурила на Barnett еще 55 горизонтальных скважин. Дело пошло⁴.

Ранее экономически недоступный сланцевый газ начал добываться в значительных объемах. Так объединение усовершенствованной технологии гидроразрыва пласта с горизонтальным бурением дало толчок к тому, что получило название сланцевой революции.

В скором времени многочисленные независимые компании наладили добычу сланцевого газа по той же технологии на других месторождениях – в Луизиане, Арканзасе, Оклахоме, и затем на «великом месторождении Marcellus», растянувшемся от западной части штата Нью-Йорк и Пенсильвании до Западной Вирджинии.

Цифры были очень необычными. Сравнение данных за 2007 и 2008 гг. показывало неожиданный – и необъяснимый – скачок внутренней добычи природного газа в США. Что произошло? Согласно прогнозам в США должно было начаться падение добычи, и единственное решение проблемы виделось в СПГ. Но постепенно картина начала проясняться: причиной происходящего был технологический прорыв в методах добычи. Отрасль поняла, что происходит нечто новое. И это новое затрагивает крупнейшие нефтегазовые компании, сосредоточившиеся на международных проектах по производству СПГ, который считался необходимым для ликвидации дефицита природного газа на североамериканском рынке.

В последующие годы добыча сланцевого газа продолжила рост. Некоторые даже стали называть происходящее «сланцевым бумом». По мере увеличения объемов поставок и приобретения опыта снижались затраты. В конце концов сланцевый газ оказался дешевле обычного природного газа. Если в 2000 г. доля сланцевого газа в общем объеме добычи газа в США составляла всего 2 %, то к 2012 г. она выросла до 37 %, и, по прогнозам, в течение двух десятилетий может достичь 65 %.

Сланцевый газ трансформировал американский рынок природного газа. Постоянная нехватка уступила место значительному избытку, что перевернуло перспективы СПГ в Северной Америке вверх дном. Всего несколько лет назад казалось, что СПГ будет захватывать все большую долю американского рынка. Но вместо этого США практически отказались от импорта сжиженного газа. Теперь, учитывая его изобилие и низкие цены, более экологически чистое голубое топливо могло начать играть более значимую роль в электроэнергетике, бросая вызов экономическим преимуществам атомной энергии и вытесняя уголь, который на протяжении многих десятилетий был главной опорой электроэнергетической отрасли. В то же время, как источник относительно дешевой электроэнергии, сланцевый газ создавал более сложную конкурентную среду для новых проектов в области ветровой энергии. Сланцевый газ уже начал оказывать влияние на дебаты об изменении климата и политике в сфере энергетической безопасности. К началу текущего десятилетия темпы наращивания и сам масштаб добычи сланцевого газа – а также его влияние на рынки – заставили заговорить о сланцевом газе как о самом значительном прорыве в энергетике с начала XXI в. В результате сланцевой революции запасы природного газа в Северной Америке теперь оцениваются в 3400 трлн куб. м, чего, при текущих уровнях потребления, хватит на 100 лет и больше. «Недавние инновации открыли доступ к значительным – по некоторым прогнозам столетним – запасам газа в сланцах у нас под ногами, – сказал президент Обама. – Потенциал огромен»⁵.

Вместе с тем быстрый рост добычи сланцевого газа вызывает активные протесты экологов и острые политические дебаты. Отчасти проблемы обостряются из-за демографического фактора. Дело в том, что штаты с более низкой плотностью населения, такие как Техас, привыкли видеть у себя под боком добывающую промышленность и поощряют ее развитие как основной источник дохода для населения и правительства штата. Жители более густонаселенных восточных штатов, подобных Нью-Йорку и Пенсильвании, не привыкли к тому, что по соседству с ними ведутся буровые работы (хотя Пенсильвания, безусловно, имеет большой опыт в угледобыче и была местом рождения американской нефтедобывающей промышленности). Поэтому, если некоторые приветствовали создание новых рабочих мест и приток налоговых поступлений и роялти в местные бюджеты, другим не нравилось видеть портившие ландшафт буровые установки и вереницы большегрузных машин на прежде тихих проселочных дорогах.

Но предметом экологических споров стала вода. Экологи предостерегают, что применение гидроразрыва пластов может приводить к загрязнению водоносных горизонтов, из которых забирают питьевую воду. Промышленность возражает, что это крайне маловероятно, так как гидроразрывы пластов осуществляются как минимум на километр глубже, чем находятся водоносные слои, и изолированы толстыми пластами непроницаемых пород. Кроме того, у промышленности накоплен большой опыт: впервые гидроразрыв пластов был применен в США 60 лет назад, и с тех пор эта технология использовалась более чем на миллионе скважин. Закачиваемая под землю жидкость содержит небольшие количества химических веществ, и все идет к тому, чтобы раскрывать полный перечень используемых химикатов.

Самое серьезное беспокойство вызывает не то, что закачивается под землю, а то, что выходит из нее, – вода, вытекающая обратно на поверхность. Это и «обратный поток» воды, нагнетаемой при проведении гидроразрыва, и «промысловая вода», которая затем выходит из скважины в течение долгого времени. Эту воду необходимо собрать, очистить и утилизировать, не нанося вреда экологии и людям.

С выходящей на поверхность промысловой водой можно сделать три вещи. Ее можно закачивать в глубокие утилизационные скважины, прогонять через очистные сооружения или рециркулировать в производственном процессе. В традиционных штатах нефте– и газодобычи сточные воды часто закачиваются обратно. Технология утилизации отходов должна идти в ногу со стремительным развитием сланцевой индустрии. Уже развернуто строительство больших современных очистительных комплексов. В настоящее время перерабатывается 70–80 % и даже 90 % промысловых вод. Также большое значение придается инновациям. Это включает разработку новых методов, позволяющих уменьшить объемы закачиваемой воды, переработку выходящей воды, а также бурение большего количества скважин на одном «кусте», чтобы уменьшить рабочую площадь.

В последнее время усилились опасения относительно «миграции метана» – возможности просачивания метана в водозаборные скважины в результате растрескивания пластов при гидроразрывах. Это спорный вопрос. В одних случаях метан попадает в воду из поверхностных слоев, а не из глубинных сланцевых пород, где осуществляется гидроразрыв пластов. В других случаях водозаборные скважины могут проходить через естественные газоносные слои без надлежащей изоляции. В настоящее время об этом трудно говорить наверняка из-за отсутствия «исходных» данных, т. е. данных о содержании метана в водозаборных скважинах до начала добычи сланцевого газа в окрестностях. Сегодня газодобывающие компании в плановом порядке производят такие замеры до начала буровых работ, чтобы определить содержание метана в грунтовых водах. Наконец, еще один вопрос касается «неконтролируемых утечек» метана при добыче сланцевого газа, значительны ли они и насколько хорошо улавливаются.

Отдельный предмет споров – регулирование отрасли. Некоторые утверждают, что бурение скважин не регулируется в США. Но на самом деле все буровые работы, включая связанные с водой аспекты, жестко регулируются различными органами на федеральном уровне и на уровне штатов. Власти штатов являются главными регуляторами буровых работ, включая гидроразрыв пластов и другие виды деятельности, связанные с добычей нефти и газа. В ближайшие годы следует ожидать споров о том, не должно ли федеральное правительство нести больше ответственности. Безусловно, увеличится количество исследований в сфере очистки воды, а также сохранится фокус на развитии технологий добычи и методов защиты окружающей среды в тех районах, где добывается сланцевый газ⁶.

В ответ на жаркие экологические дебаты президент Обама поручил в 2011 г. комитету консультативного совета министра энергетики изучить проблему. Комитет предложил ряд практических рекомендаций относительно передовой практики, регулирования, измерения и технологических инноваций, которые, как говорилось в его отчете, должны обеспечить «стабильное совершенствование различных аспектов добычи сланцевого газа». Это, в свою очередь, позволит продолжить использование запасов сланцевого газа и «получить экономические и экологические выгоды». Под выгодами понималась не только поставка энергоносителей, но и создание рабочих мест, экономическое развитие и повышение конкурентоспособности американской промышленности в результате снижения цен на газ. В разгаре экономического спада этот аспект стал особенно привлекательным для администрации Обамы. К 2013 г. революция в сфере нетрадиционного газа и нефти обеспечила создание 1,7 млн рабочих мест⁷.

Сланцевый бум не только застал врасплох мировую газовую отрасль, но и заставил людей вновь обратиться к геологическим картам. Формация Utica shale в штате Огайо считается очень перспективной. Большие залежи газоносных сланцев обнаружены в канадских провинциях Альберта и Британская Колумбия, а также на востоке Канады в Квебеке. Серьезный потенциал существует в Мексике, а также в Саудовской Аравии, Великобритании и некоторых частях континентальной Европы. Китайские ресурсы нетрадиционного газа могут оказаться более значительными, чем американские. В целом извлекаемые запасы сланцевого газа за пределами Северной Америки могут быть больше, чем все глобальные запасы традиционного газа, открытые на настоящий момент. Вероятнее всего, будет освоена лишь часть этих запасов. Но если и так, то все равно следует ожидать значительного роста поставок природного газа на мировой рынок уже в следующие несколько лет⁸.

Несмотря на то, что на сегодняшний день сланцевый газ является больше североамериканским феноменом с точки зрения масштабов добычи, он уже меняет динамику глобального газового бизнеса. Его появление в качестве нового источника поставок совпало с быстрым наращиванием поставок СПГ. Сегодня Австралия выходит на рынок СПГ как поставщик номер два, уступая только Катару. Она удобно расположена для того, чтобы наладить поставки в Азию и за ее пределы. По оценкам, между 2004 и 2012 гг. мировые мощности по производству СПГ удвоятся. Это значит, что путь, пройденный за первые 40 лет, будет преодолен всего за восемь. Между тем предположения, которые лежат в основе таких прогнозов, сегодня оказываются под вопросом. Считалось, что США будут главным гарантированным рынком СПГ вследствие растущей нехватки собственного газа. Но вместо этого они превращаются в экспортера СПГ⁹.

В результате большие объемы СПГ в буквальном смысле застряли в море в поисках рынков. Растущая Азия, конечно, поглотит значительную часть этих объемов, существенно больше, чем ожидалось несколько лет назад. Но далеко не все. Поставки пойдут в Европу, которая на сегодня является главной ареной конкурентной борьбы для производителей энергоресурсов. Доступный СПГ, продаваемый на спотовом рынке, может потеснить с рынка трубопроводный газ, цена на который устанавливается в 20-летних контрактах и привязывается к более дорогой нефти.

Это не только усиливает конкуренцию между поставщиками газа, толкая вниз цену на газ. Это влечет за собой более широкие геополитические последствия, меняя сложившийся 40 лет назад экономический и политический баланс сил, который оказался настолько устойчивым, что пережил даже такое мощное потрясение, как крах Советского Союза и коммунистической системы в целом. Новый виток газовой конкуренции занимает центральное место в непростых, развивающихся отношениях между расширившимся Европейским союзом, Россией и новыми независимыми государствами бывшего Советского Союза, некоторые из которых теперь являются членами Европейского союза.

Развитие газового рынка Европы воплощено в паутине трубопроводов, опутывающей европейский континент. Если посмотреть на карту трубопроводных маршрутов 1960-х гг., можно увидеть всего несколько ниток. Сегодня карта похожа на большую тарелку спагетти. Раньше в разных частях Европы существовали местные газовые рынки. Но настоящий европейский газовый рынок появился только с началом освоения месторождения Groningen в Голландии в 1960-х гг. и затем морских нефтегазовых месторождений в британском секторе Северного моря. В СССР отдельное ведомство, занимающееся природным газом, было создано в 1943 г., однако на протяжении нескольких последующих десятилетий газовая промышленность была падчерицей нефтяной индустрии. Ситуация изменилась в середине 1960-х гг. с открытием огромного месторождения газа в Западной Сибири, которое значительно увеличило долю газа в топливном балансе страны. Оно также позволило СССР стать крупным экспортером газа.

В 1970-е гг. со строительством нового трубопровода в Европу пришел первый советский газ. Газ с сильнейшей примесью геополитики. Канцлер ФРГ Вилли Брандт подписал первое газовое соглашение с Советским Союзом в 1970 г. как ключевой элемент своей Ostpolitik (восточной политики), нацеленной на снижение напряженности холодной войны, нормализацию отношений с Советским Союзом и Восточной Европой, и создание общих интересов между Востоком и Западом. Экономика, как говорил Брандт, является «важнейшей частью нашей политики». Он хотел косвенным путем восстановить контакт с коммунистической Восточной Германией, которая полностью отгородилась от своего западного соседа после возведения в 1961 г. Берлинской стены. Взаимозависимость текла в обоих направлениях. Торговля газом стала для Советского Союза одним из основных и жизненно важных источников твердой валюты¹⁰.

В последующие годы газовый бизнес продолжал развиваться, им занимались несколько западноевропейских компаний, связанных 25-летними газовыми контрактами со специализированной внешнеторговой организацией при Министерстве газовой промышленности СССР.

В начале 1980-х гг. благодаря открытию богатых месторождений газа в Западной Сибири Советский Союз обогнал США, став крупнейшим производителем газа в мире. Такое наращивание объемов добычи естественным образом подстегнуло стремление русских продавать больше газа в Западную Европу.

Советский Союз и европейцы начали планировать строительство нового трубопровода протяженностью 5400 км от крупнейшего Уренгойского месторождения в Западной Сибири. Но еще задолго до того, как он был построен, этот трубопровод стал причиной серьезного раскола в западном альянсе, прообразом тех острых споров о геополитических аспектах европейского газового рынка, которые продолжаются и по сей день.

Администрацию Рейгана встревожила перспектива подобного расширения торговли газом между Востоком и Западом. Она как раз начала интенсивно наращивать вооружения, чтобы противодействовать советской военной экспансии, и последнее, чего хотели бы американцы, – это увеличения у советского правительства доходов в твердой валюте, которые пошли бы на финансирование военно-промышленного комплекса. США также опасались, что растущая зависимость от советского газа приведет к усилению влияния СССР и может быть использована для раскола западного альянса, а в случае кризиса стать рычагом давления. Американцы предостерегали, что Советский Союз вполне способен «шантажировать» европейцев, угрожая отключить отопление и газовые плиты в Мюнхене¹¹.

Администрация Рейгана нанесла удар по проекту нового трубопровода. Она ввела одностороннее эмбарго, запрещавшее компаниям экспортировать оборудование, которое было необходимо для строительства и обеспечения работы трубопровода. Это касалось не только американских компаний, но и европейских компаний, которые производили оборудование на основе американских технологий.

Но европейцы были настроены не менее решительно, чем Советский Союз. Они хотели ослабить свою зависимость от Ближнего Востока и уменьшить потребление угля, чтобы улучшить экологическую ситуацию. Им были нужны новые рабочие места и доходы, а также возможности расширения экспорта в страны советского блока. Даже ближайший союзник Рейгана премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, глядя на сокращение рабочих мест в одном из районов Шотландии с 20 %-ным уровнем безработицы, была возмущена его политикой. Учитывая ее единодушие с Рейганом, она приняла эмбарго близко к сердцу. «Нам особенно больно, потому что эта рана нанесена другом», – сказала она. Правительство Великобритании разрешило британским компаниям, имевшим контракты с Советским Союзом, не обращать внимания на запреты американцев и продолжать отправку продукции. Кроме того, стало очевидно, что Советский Союз может скопировать некоторые западные технологии, хотя это и обошлось бы ему дороже. Таким образом, эмбарго могло задержать, но не прекратить строительство трубопровода¹².

К концу 1982 г. решение было найдено. Западные страны пришли к согласию, что «благоразумным» следует считать уровень зависимости от Советского Союза 25 %, что было намного выше реальной доли советского газа на европейском рынке, даже с учетом нового трубопровода. Также был принят во внимание тот факт, что в скором времени на европейский рынок хлынут поставки газа из нового крупного источника, месторождения Troll в Норвегии.

Трубопровод из Уренгоя был построен, и за следующее десятилетие поток советского газа в Европу вырос более чем в два раза. Даже когда Советский Союз прекратил существование, газ продолжал течь. В 1990-е гг. выручка от газового экспорта была одним из главных источников дохода для правительства Бориса Ельцина, которое изо всех сил боролось за выживание в эти трудные годы.

На обломках Советского Союза, а точнее сказать – Министерства газовой промышленности СССР, родилась новая российская газовая компания: «Газпром». В последующие годы часть этой компании перешла в собственность частных акционеров не только в России, но и по всему миру, и ее акции стали для инвесторов и управляющих фондами одним из индикаторов состояния российского фондового рынка и российской экономики в целом¹³.

«Газпром» по-прежнему на 80 % принадлежит государству, с которым он имеет тесные связи и которому платит налоги, в совокупности формирующие примерно 15 % доходов федерального бюджета. Во время встреч с западными бизнесменами президент Владимир Путин не раз демонстрировал глубокий интерес и детальное знание газового бизнеса. На сегодняшний день компания добывает более 80 % российского газа. За «Газпромом» также закреплена монополия на транспортировку газа в пределах России и на экспорт газа за рубеж. Таким образом, он играет роль связующего звена между Россией и мировым газовым рынком. Сохраняя свое доминирующее положение дома, «Газпром» идет по пути превращения в глобальную диверсифицированную энергетическую компанию. Отправной точкой стало создание в 1993 г. совместной маркетинговой фирмы с крупнейшей немецкой энергетической компанией Wintershall.

К 2005 г. поставки газа в Европу, казалось, достигли политического равновесия. Европейское производство составляло 39 %; Россия поставляла 26 %; Норвегия – 16 %; Алжир – 10 %; и еще почти 10 % приходились на другие источники, главным образом, на СПГ. Но затем система, которая лежала в основе европейского газового рынка, начала разрушаться – многие предпосылки, на которых она держалась, стали исчезать одна за другой, порождая новые источники напряженности и конфликты.

С одной стороны, глубокие перемены происходили в самой Европе. Евросоюз вырос до 27 стран-участниц, пополнившись за счет бывших стран – сателлитов СССР или, в случае прибалтийских стран, бывших союзных республик. Все эти новые участницы в значительной степени зависели от российского газа, однако их энергетические отношения были тесно переплетены с неустойчивыми и подчас напряженными отношениями с Россией.

Газовый рынок тоже менялся, причем отчасти непредсказуемым образом. С целью «стимулирования конкуренции» Евросоюз начал разукрупнять интегрированные компании, которые помогали формировать газовый рынок, и отходить от стабильности 25-летних контрактов, на основе которых компании выстраивали свою деятельность. Ослабив внимание к вопросу энергетической безопасности, ЕС решил продвигать свободную торговлю, газовые биржи и спотовые рынки. Это делало неясным вопрос о том, смогут ли Россия и другие страны-экспортеры осваивать следующее поколение сложных и капиталоемких газовых месторождений без гарантий, обеспечиваемых такими долгосрочными контрактами. В то же время началось падение поставок газа с месторождений Северного моря. Кроме того, господство трубопроводного газа в Европе как таковое могло быть подорвано растущими поставками на европейский рынок сжиженного газа.

В результате распада Советского Союза экспортные трубопроводы оказались не на территории союзных республик и стран-сателлитов, а на территории новых независимых государств. Хотя эти страны по-прежнему зависели от поставок газа из России, над ними довлела многолетняя история¹⁴. А Россия зависела от этих стран с точки зрения доступа к европейскому рынку.

Пожалуй, ни с одной другой страной у России не было таких сложных отношений, как с Украиной. Эти две страны тесно связаны общей историей. Российское государство берет свое начало в Киеве, нынешней столице Украины, и Украина входила в Российскую империю с 1654 г. Именно русский, а не украинский язык был языком повседневного общения в советской Украине. После обретения независимости в 1991 г. страна оказалась на грани раскола: восточная Украина смотрела на Россию; западная Украина тяготела к Европе.

Газ сильно усложнял отношения между двумя странами. После распада Советского Союза Россия и Украина часто спорили, порой довольно ожесточенно, по поводу цены на газ и объемов поставок, а также по поводу тарифов за транзит газа и в конечном итоге – контроля над газовой трубой в Европу.

После победы Оранжевой революции в декабре 2005 г. и прихода к власти прозападного правительства Украина встала на путь конфронтации с Россией. Новое правительство вознамерилось резко ограничить российское влияние и переориентироваться на Европу. Вновь избранный президент Виктор Ющенко едва остался в живых после таинственного отравления диоксином, в котором он усматривал русский след, а его политическая кампания в основном строилась на отходе от России.

Природный газ неизбежно стал источником растущей напряженности. Украина в значительной степени зависит от российского газа. У нее одна из самых энергоемких экономик в мире – энергоемкость Украины в три раза выше, чем у соседней Польши. Предыдущее правительство договорилось с Москвой о предоставлении большой скидки на российский газ относительно той цены, по которой его покупали европейские потребители. Фактически это было субсидией для стареющей промышленной инфраструктуры еще советских времен, необходимой для поддержания конкурентоспособности на мировых рынках. На протяжении многих лет Всемирный банк и другие международные институты убеждали Украину поднять внутренние цены на газ, чтобы стимулировать эффективность энергопотребления, но Украина упорно сопротивлялась, опасаясь последствий такого шага для своей промышленности и рабочих мест.

В отношениях с Россией Украина имела один козырь – систему трубопроводов, через которую проходило 80 % российского газового экспорта в Европу. Ющенко называл газотранспортную систему «самым главным, самым ценным, что есть» у Украины и не собирался выпускать из рук контроль над газовой трубой¹⁵.

Но для России получение контроля над трубопроводами было как раз приоритетной задачей, учитывая их центральное значение для экспорта. На тот момент Украина уже задолжала России за поставленный газ несколько миллиардов долларов. Кроме того, она покупала газ по гораздо более низкой цене, чем европейские потребители. Возможно, такое положение дел было бы приемлемым, существуй между Россией и Украиной дружественные отношения. Но таких отношений не было и в помине. Поэтому Москва задала вопрос, почему она должна предоставлять ежегодную субсидию (чем, по сути, являлась скидка на газ) размером более $3 млрд недружественному государству, тем самым лишая «Газпром» и федеральный бюджет дополнительных доходов. В течение многих месяцев после того, как Ющенко стал президентом, между «Газпромом» и украинским правительством велись переговоры по ценам на газ, но безрезультатно. Атмосфера накалялась. Ситуация еще больше осложнялась существованием необычной посреднической компании под названием «РосУкрЭнерго», которая контролировала все входящие и исходящие из Украины газовые потоки.

Холодным зимним днем 1 января 2006 г. давление газа в трубопроводе на границе с Украиной внезапно начало снижаться. Это «Газпром» приступил к сокращению поставок газа, предназначенных для самой Украины. Москва немедленно предостерегла Украину против того, чтобы отбирать из трубы транзитный газ, идущий европейским потребителям. Несмотря на предупреждение, Украина начала делать именно это, и нехватку газа быстро почувствовали не только на Украине, но и в Центральной Европе.

Конфликт был урегулирован в течение нескольких дней, и поставки газа возобновились. Но вызванные им волны пронеслись по всему континенту. Россия иногда прерывала поставки газа бывшим республикам Советского Союза в периоды обострения напряженности. Но никогда за четыре десятилетия не принималось решение, которое бы нарушило поставки газа в Европу. Если какие-то перебои происходили, то они были результатом погодных условий или технических сбоев. Произошедшее было воспринято некоторыми как конкретное доказательство опасности зависимости от российского газа, что возродило трубопроводные баталии 1980-х гг. «Европа нуждается в более скоординированной коллективной политике в области безопасности поставок энергоресурсов», – сказал еврокомиссар по энергетике. Министр экономики Австрии выразился более прямолинейно: «Нам нужно уменьшить зависимость от России». В следующие несколько лет природный газ стал предметом горячих споров и подозрений между Востоком и Западом. В какой-то момент глава «Газпрома» Алексей Миллер сказал европейцам, что либо они преодолеют свой страх перед Россией, либо у них не будет газа¹⁶.

Что же касается России и Украины, то разногласия по поводу условий газовых контрактов между ними продолжаются и по сей день. Даже новое правительство Виктора Януковича, которое связывают с Москвой гораздо лучшие отношения, по-прежнему называет газотранспортную систему Украины «нашим национальным достоянием».

Продолжающиеся газовые споры подстегнули усилия обеих сторон по диверсификации. Это означало новый виток трубопроводной политики, поднятой на геополитический уровень. Русские были намерены обойтись без таких транзитных партнеров, как Украина и Польша, благодаря строительству серии новых трубопроводов. «Газпром» и итальянская компания ENI уже построили «Голубой поток», самый глубоководный трубопровод в мире, который прошел по дну Черного моря и напрямую связал Россию и Турцию. Теперь ими планируется строительство «Южного потока», который также должен пройти по дну Черного моря до болгарского побережья и дальше в Италию. Одновременно был начат новый большой проект по строительству трубопровода «Северный поток». Проект реализуется в сотрудничестве с ведущими западноевропейскими газовыми компаниями под председательством бывшего канцлера ФРГ Герхарда Шрёдера. Нитки «Северного потока» проходят по дну Балтийского моря фактически от Санкт-Петербурга до побережья северной Германии.

Наиболее спорными являются предложения Евросоюза и европейских стран по организации поставок нероссийского газа в Европу по альтернативным маршрутам в обход южной границы России, из стран, которые прежде были частью Советского Союза и по-прежнему рассматриваются Россией как часть ее сферы влияния. Евросоюз называет это «южным газовым коридором» и подчеркивает, что его цель – не бросить вызов России, а лишь диверсифицировать источники и маршруты поставок. Несколько европейских компаний объединили свои усилия для продвижения проекта «Набукко». Это странное название было позаимствовано у одноименной оперы Верди, которую организаторы проекта слушали в один из вечеров во время венской встречи. Трубопровод «Набукко» должен транспортировать газ из Турции в Германию.

Но кто будет поставлять газ для заполнения трубопроводов «южного газового коридора»? Это ключевой вопрос и источник значительной неопределенности с точки зрения цены, доступности, надежности и политики. Туркменистан с его огромной ресурсной базой? Но он ориентирован на экспорт в восточном направлении, особенно в Китай. Азербайджан? Но у него тоже есть собственные планы. Потенциально большие запасы газа имеются в Курдистане на севере Ирака, но политическая ситуация там крайне нестабильна, что ставит под угрозу надежность поставок. Предстоит еще решить вопрос с транзитом газа по территории Турции, чтобы добиться приемлемых как для поставщиков, так и для покупателей тарифов. Наконец, европейский рынок должен быть достаточно большим для того, чтобы поглотить весь газ и, таким образом, окупить миллиардные инвестиции. Между тем Россия всячески пытается препятствовать реализации «южного газового коридора», который может потеснить ее на европейском рынке, и пытается упредить его строительство, оперативно прокладывая все новые трубопроводы¹⁷.

Такое столкновение интересов усугубляется неопределенностью, связанной с потенциалом альтернативных поставок с глобального рынка СПГ. Эти поставки могут существенно вырасти как вследствие наращивания мощностей по производству СПГ и открытия крупных новых месторождений по всему миру, так и вследствие исчезновения американского рынка после появления сланцевого газа и возможного производства СПГ на его основе. Эти дополнительные объемы СПГ могут конкурировать с текущими и будущими поставками трубопроводного газа, толкая вниз цены на все виды газа и, таким образом, ставя под вопрос рентабельность прокладки новых трубопроводов. Кроме того, еще один крупный источник поставок природного газа может появиться у самого порога Европы, в восточной части Средиземного моря. Глубоководное газовое месторождение Leviathan у побережья Израиля является одним из самых крупных месторождений, открытых в этом столетии, перспективны также месторождения у берегов Кипра и Ливана.

Наконец, нельзя забывать и про сланцевый газ. С геологической точки зрения сланцевый газ – не исключительно североамериканский феномен. Только в 2009 г. были начаты серьезные исследования с целью определить, насколько велики запасы сланцевого газа в Европе и сложно ли их извлечь. Согласно новым данным запасы нетрадиционного газа – сланцевого газа и метана угольных пластов – в Европе могут быть ничуть не меньше, чем в Северной Америке. Разработка этих ресурсов могла бы обеспечить альтернативу импортному газу, как трубопроводному, идущему с востока, так и сжиженному, идущему с юга¹⁸.

Но о перспективах сланцевого газа в Европе говорить пока рано. На пути к его промышленной добыче может возникнуть немало препятствий, начиная с противодействия на местном уровне и на уровне национальной политики, заканчивая отсутствием инфраструктуры и высокой плотностью населения. Тем не менее императив диверсификации может подстегнуть развитие нетрадиционных газовых ресурсов в некоторых регионах Европы, особенно в Польше и на Украине. Новые поставки позволят компенсировать падение добычи традиционных углеводородов. Немаловажно и то, что развитие добычи нетрадиционного газа будет способствовать большему чувству безопасности в отношении газовых поставок, что в свою очередь снимет страх перед зависимостью от расширенного газового импорта.

Природный газ считается топливом будущего. За последние 30 лет его потребление в мире увеличилось в три раза, и, по прогнозам, может вырасти еще на 50 % в ближайшие 20 лет. Его доля на мировом энергетическом рынке также растет. Если три десятилетия назад мировое потребление газа в энергетическом эквиваленте составляло всего 45 % от потребления нефти, то сегодня оно превышает 70 %. Причины ясны. Это самое чистое углеводородное топливо с относительно низким уровнем выбросов CO₂. Кроме того, это наиболее гибкое в применении топливо, которое может играть более значимую роль в электроэнергетике как само по себе, так и как эффективное – и на самом деле необходимое – дополнение к возобновляемым источникам энергии для повышения их надежности. Технологии делают это топливо все более и более доступным, как в результате развития методов добычи традиционного газа, расширения возможностей транспортировки газа по трубопроводам, налаживания производства СПГ в промышленных масштабах, так и благодаря революции в добыче нетрадиционных видов природного газа. Открываются и новые горизонты. В 2013 г. Япония объявила о значительном прогрессе в разработке морских месторождений гидратов метана, нового источника природного газа, который может стать коммерчески приемлемым в течение десятилетия.

Несколько лет назад основное внимание было приковано к быстрому росту сектора СПГ. В связи с этим широко распространилось убеждение, что настоящий газовый рынок находится только в процессе формирования и что сжиженный газ будет свободно перемещаться между рынками до тех пор, пока цены не выровняются. Выход на сцену сланцевого газа пока что опровергает это предположение. В то же время нельзя отрицать, что появление этого нового источника газа в Северной Америке оказало международный эффект и продемонстрировало, что газовый рынок все же является глобальным, хотя и не совсем таким, как предполагалось.