За пределами Дохи, столицы Катара, автомобилям потребовался всего час с небольшим, чтобы домчаться до места по новой четырехполосной автостраде, извивавшейся по пустыне. В кортеже находились члены катарской королевской семьи, высокопоставленные чиновники, представители RasGas и Qatargas, двух экспортирующих газовых компаний, и ряд других высокопоставленных лиц, включая руководителей международных компаний, выступающих партнерами Катара по строительству самого крупного в мире комплекса по производству сжиженного природного газа.

Кортеж проехал через несколько ворот, где каждый раз у посетителей проверяли удостоверения личности. Невдалеке, как мираж в пустыне, раскинулся целый город из труб и оборудования. На ближнем плане шел монтаж и возвышались краны, а дальше аккуратные ряды установок уходили в пески. По другую сторону дороги плескалось море.

Там, под водами Персидского залива находилось месторождение North Field, богатейшая кладовая природного газа в мире. Оно имеет четкую границу. Примерно в 65 км от этого безмятежного побережья проходит воображаемая демаркационная линия, видимая только на карте, за которой начинается территория Ирана, а точнее его морское газовое месторождение South Pars. С политической точки зрения это два отдельных месторождения. С точки зрения геологии одно – супергигантское. Однако месторождение North Field само по себе занимает первое место в мире по запасам природного газа. Граница между странами была проведена еще до открытия газового месторождения, и Иран так и не смирился с тем, что ему не досталась более значительная доля.

Выгрузившись из автомобилей, группа двинулась к огромной палатке. Как только все расселись, вновь началась суматоха. В палатку ворвался эмир Катара, шейх Хамад бен Халифа аль-Тани, здоровяк в традиционной белой рубахе дишдаша. Он останавливался перед каждым, тряс руки и обменивался поцелуями. За ним едва поспевал заместитель премьер-министра и в то время министр нефти Катара Абдулла бен Хамад аль-Атия. Многие годы природный газ был страстью аль-Атия, и этот проект стал его детищем. И сегодня все приехали отпраздновать настоящий индустриальный подвиг: завершение строительства мегалинии по превращению природного газа в жидкость при низких температурах раньше срока и в рамках бюджета.

Катар расположен на плоском, покрытом песчаными и каменистыми пустынями полуострове, выступающем от Аравийского полуострова в Персидский залив. В XIX в. Катар находился под властью Османской империи, эмиров соседнего Бахрейна и Великобритании, которой нужно было влияние в Персидском заливе, чтобы защитить маршруты в Индию. Сам Катар зарабатывал средства к существованию ловлей рыбы и добычей жемчуга. Постепенно власть начала консолидироваться вокруг клана аль-Тани, семейства торговцев из Дохи. После краха Османской империи в конце Первой мировой войны Катар оказался под протекторатом Великобритании, а полную независимость он получил только в 1971 г., когда британцы отказались от военного присутствия «к востоку от Суэца».

В те времена Катар был очень бедной страной. Теперь нет. В последние годы его экономика росла бешеными темпами, в некоторые годы превышавшими 10 %. Сегодня Катар имеет самый высокий показатель ВВП на душу населения в мире и является одним из главных коммерческих центров Персидского залива. Это маленькое государство с населением 1,5 млн человек (из которых не менее трех четвертей составляют иностранцы со статусом временного резидента) соперничает с Россией за звание «Саудовской Аравии в сфере природного газа». Катар уже стал центральным игроком глобального бизнеса – рынка природного газа, а точнее сжиженного природного газа или СПГ. Этот пустынный уголок на самом краю Аравийского полуострова, еще пару десятилетий назад покрытый лишь дюнами, сегодня превращается в один из стратегически важных узлов в машине мировой экономики.

Катар является ключевым элементом и в более масштабной мозаике мирового рынка природного газа. Еще не так давно существовало три газовых рынка. Одним из них была Азия, которая потребляла в основном СПГ. Вторым была Европа с ее смесью собственного газа, импортного трубопроводного газа, преимущественно из России, и небольших объемов СПГ. Третьим рынком была Северная Америка, где фактически весь газ поставлялся по трубопроводам. На каждом рынке существовала своя система ценообразования. Но затем развитие сектора СПГ, представленного главным образом Катаром, стало рушить существовавшие стены. Рынки начали объединяться и встали на путь формирования одного глобального рынка природного газа с едиными ценами. Эта тенденция казалась необратимой, пока прорывная инновация в добывающей отрасли США не развернула ее.

Когда торжественная церемония открытия подошла к концу, эмир Катара сел в микроавтобус, чтобы совершить экскурсию по новому предприятию. Автобус пересек полосу песка и повернул на производственную площадку. Это было похоже на поездку по густому лесу, где вместо влажной полутьмы и зелени листвы под жарким солнцем пустыни возвышались блестящие металлические конструкции. Кроме того, этот лес был не творением причудливой фантазии природы, а тщательно спроектированным лабиринтом из труб, колонн, турбин и округлых конструкций, похожих на огромные белые сосуды Дьюара. Картина была подобающей, поскольку по сути завод СПГ представлял собой гигантский холодильник, в который закачивался природный газ из North Field после очистки от примесей. Здесь, в этом растянувшемся более чем на полкилометра лабиринте газ поэтапно подвергался сжатию и охлаждению и выходил на другом конце технологической линии в виде жидкости, которую можно закачивать в суда-газовозы и транспортировать по всему миру. Это был очень дорогой лес. В общей сложности почти $60 млрд были вложены в проектирование, строительство и оборудование.

Эта линия – 70 000 т бетона, 440 км электрокабеля, 13 000 т труб – находится в большом промышленном комплексе в Рас-Лафан, который является крупнейшим центром стремительно развивающегося глобального СПГ-бизнеса, привлекающего все больше стран. Растущий список поставщиков СПГ включает Малайзию, Индонезию и Бруней в Азии; Австралию; Россию (благодаря Сахалину); Катар, Оман, Абу-Даби и Йемен на Ближнем Востоке; Алжир, Ливию и Египет в Северной Африке, и Нигерию и Экваториальную Гвинею в Западной Африке; Аляску; Тринидад и Перу в Западном полушарии. На очереди стоят и другие страны, включая Израиль, где открытие крупного газового месторождения может превратить восточную часть Средиземного моря в новый район газодобычи. Огромные новые месторождения у берегов Восточной Африки сделают этот регион крупным экспортером. И, что казалось невероятным еще совсем недавно, в число новых экспортеров могут в ближайшие годы войти Канада и США.

Сегодня СПГ превращается в очень крупный бизнес. Стоимость проектов легко может достигать $5–10 млрд и больше, а сроки их реализации – 5–10 лет. В освоение газового месторождения Gorgon в Австралии планируется вложить $52 млрд. Если же брать глобальный масштаб, то в развитие СПГ-бизнеса в ближайшие 15 лет в общей сложности может быть инвестировано около полутриллиона долларов.

Возможным этот огромный глобальный бизнес делает одно физическое явление – превращение природного газа в жидкость с уменьшением объема в 600 раз при сжатии и охлаждении до температуры −160 °С. Это значит, что его можно закачивать в специальные танкеры-газовозы, транспортировать на дальние расстояния морем, и затем хранить либо регазифицировать и подавать конечным потребителям по обычным трубопроводам.

Мало кто из сегодняшних участников этого бизнеса знает, что своим существованием отрасль обязана одному человеку, который увлекся СПГ и сделал на него ставку задолго до них.

Вскоре после Первой мировой войны уроженец Бостона Томас Кэбот отправился в Западную Вирджинию, чтобы привести в порядок бизнес своего отца, Годфри Кэбота, который в свое время занялся трубопроводной транспортировкой газа, но потерял к этому всякий интерес. По возвращении в Бостон Томаса ждала еще одна неотложная семейная проблема – его отцу грозила тюрьма. Оказалось, что Годфри считал бессмысленным федеральный подоходный налог, введенный Вудро Вильсоном в 1913 г., и поэтому не утруждал себя его уплатой. «Размер дохода – спорный вопрос», – заявлял он налоговым инспекторам. Со своей стороны, Налоговая служба США арестовала его банковские счета.

Решение этой проблемы занимало у Томаса не все время, и он стал работать над научной статьей, имевшей отношение к одному из неудавшихся предприятий его отца. Тема была связана с криогеникой, а именно с исследованием превращения различных газов в жидкости при сверхнизких температурах. Во время Первой мировой войны Годфри Кэбот построил в Западной Вирджинии установку по сжижению природного газа. «Мой отец мечтал о сжижении компонентов природного газа», – впоследствии сказал Томас Кэбот. Но с точки зрения бизнеса эта идея потерпела полный провал¹.

Первые шаги в криогенике были сделаны Майклом Фарадеем, который в 1820-х гг. использовал низкие температуры для превращения газов в жидкости. В 1870-е гг. немецкий ученый Карл фон Линде продолжил работу в области охлаждения. Его исследования заинтересовали пивоваренные компании, которым, как и их клиентам, очень нравилась идея холодного пива. В скором времени основанная Линде компания снабжала многочисленные пивоварни «холодильными машинами». Позже он запатентовал технологии сжижения кислорода, азота и других газов при сверхнизких температурах и начал их коммерческое распространение. Его работы создали фундамент для практического применения криогеники.

Занимаясь бумагами отца, Кэбот решил вернуться к его мечте о сжижении природного газа. Точнее он решил проработать возможность сжижения природного газа во время летнего сезона, когда спрос на газ низкий, его хранения в жидком виде и перевода в газообразное состояние зимой, когда спрос резко возрастает. Но опытный завод был построен только в 1939 г.

Во время Второй мировой войны, чтобы удовлетворить растущие потребности в энергии заводов, работавших круглые сутки, компания East Ohio Gas Company построила в Кливленде хранилище для СПГ. В 1944 г. произошла утечка газа из одного резервуара. Часть вылившегося СПГ попала в канализационную систему и воспламенилась, создав огненный шар. Авария полностью уничтожила завод и унесла жизни 129 человек. Впоследствии были установлены причины произошедшего: плохая вентиляция, отсутствие защитной оболочки и использование неподходящей марки стали. Преподнесенные этой катастрофой уроки безопасности и проектирования таких заводов стали непреложными для будущих разработчиков².

После Второй мировой войны интерес к СПГ сохранился, однако теперь технологию сжижения использовали не столько для хранения и накопления газа, сколько в целях транспортировки природного газа по воде и на дальние расстояния.

В декабре 1952 г. на Лондон опустился холодный туман, настолько густой, что люди с трудом находили свои дома. Туман усугублялся смогом, поскольку продукты горения угля, которым отапливались дома, и дизельного топлива были заперты под тяжелым слоем холодного воздуха. Было трудно дышать. В результате из-за смога умерло несколько тысяч человек. После этого жестокого урока резкое ограничение использования грязных видов топлива, в том числе угля, и переход на более чистое топливо стали приоритетными задачами. Государственная корпорация British Gas объединила усилия с одной американской компанией, чтобы наладить поставки природного газа из Луизианы в Великобританию в сжиженной форме. Первая партия СПГ прибыла в Великобританию на борту первого специально построенного газовоза Methane Pioneer в 1957 г. Это доказало реальность идеи. Между тем спрос на СПГ, подстегнутый кампанией в поддержку «жидкого газа», превзошел все ожидания. И если британские компании собирались развивать этот новый бизнес, им требовались куда более крупные источники поставок.

Royal Dutch Shell приобрела контрольный пакет акций недавно созданной СПГ-компании и приступила к разработке крупного месторождения природного газа в Алжире, в пустыне Сахара. В 1964 г. первая партия сжиженного алжирского природного газа была закачана в танкер в порту Арзев, чтобы через месяц, преодолев 2500 км, попасть на остров Канвей в устье Темзы. Спустя несколько месяцев вторая партия была отправлена во французский Гавр³.

Так был дан старт настоящей международной торговле СПГ. И с первых же дней родилась характерная – действующая и поныне – практика ведения этого бизнеса. Дело в том, что сжижение газа, транспортировка его в жидкой форме и затем превращение обратно в газ сопряжены с большими затратами. Такие затраты требуют предсказуемости цен и рынков. Поэтому бизнес-модель для проектов СПГ традиционно предусматривает заключение долгосрочных (часто 20-летних) контрактов между заинтересованными сторонами – правительствами стран, нефтяными компаниями, коммунальными предприятиями-потребителями и иногда торговыми фирмами. В результате они являются совместными собственниками танкеров, заводов по сжижению и терминалов по регазификации. Эта модель, сильно отличающаяся от модели международного нефтяного бизнеса, существует уже полвека.

В середине 1960-х гг. казалось, что Европа готова стать растущим потребителем СПГ. Но на пути потенциального бума СПГ встал более конкурентоспособный, дешевый и доступный природный газ. В 1959 г. гигантское месторождение газа – на тот момент самое крупное в мире – было открыто под ровными полями Гронингена на севере Нидерландов. В 1965 г. природный газ был найден в британском секторе Северного моря. Впоследствии Советский Союз и затем Норвегия начали поставлять природный газ по трубопроводам в Западную Европу. У СПГ в Европе появился сильный конкурент.

В Азии ситуация была иной. Япония на пике послевоенного экономического чуда увидела в природном газе путь к уменьшению выбросов своих угольных электростанций. Отсутствие собственных значительных ресурсов нефти и газа заставило ее обратиться к СПГ. Поставки СПГ в Японию начались в 1969 г. Пережив нефтяной кризис 1973 г., Япония решила уменьшить зависимость от импорта нефти с Ближнего Востока и диверсифицировать источники энергоносителей. Наряду с атомной энергией, ставка была сделана на СПГ. К концу 1970-х гг. Япония импортировала большие объемы сжиженного газа⁴.

Вступив вслед за Страной восходящего солнца в стадию экономического чуда, Южная Корея и Тайвань – еще две бедные углеводородами страны – стали крупными импортерами СПГ. Поскольку импортируемый газ заменял в электроэнергетике не только уголь, но и нефть, цена СПГ индексировалась в контрактах относительно цен на нефть, т. е. напрямую привязывалась к цене на нефть.

Индустрия природного газа в США имела свою специфику. Природный газ стал важным энергоресурсом наряду с нефтью, но его потребление в основном носило локальный характер⁵. Только после Второй мировой войны природный газ стал поистине глобальным бизнесом. Протяженные трубопроводы связали крупные населенные пункты и промышленные центры с месторождениями газа, находящимися в дальних частях страны. Рост американской экономики и разрастание пригородных зон вокруг крупных городов привели к тому, что потребление природного газа увеличивалось быстрыми темпами.

К началу 1970-х гг. природный газ обеспечивал 25 % общей потребности США в энергии. Он добывался как попутно с нефтью, так и на чисто газовых месторождениях. Но внезапно в стране возник дефицит природного газа. В холодную зиму 1976–1977 гг. в некоторых районах Среднего Запада он был таким, что стали закрываться школы и фабрики. Компании принялись спешно искать новые источники поставок. СПГ показался наилучшим и своевременным ответом. Несколько компаний построили приемные терминалы регазификации газа на побережье Мексиканского залива и вдоль Восточного побережья.

Но оказалось, что дефицит газа был последствием не разгула стихии, а делом рук человека – результатом негибкого регулирования. Контролировавшее цены на газ федеральное правительство установило их на таком низком уровне, что фактически задушило поставки. Очевидное решение проблемы виделось в предоставлении рынку возможности самому устанавливать цены. Но то, что казалось простым с точки зрения экономики, становилось далеко не таким, когда дело доходило до политики. Самые ожесточенные политические баталии во время президентства Джимми Картера развернулись именно вокруг отмены контроля над ценами на газ. «Теперь я понимаю, что такое ад», – сказал министр энергетики Джеймс Шлезингер в 1978 г. в самый разгар сражения между Белым домом и представителями сената по поводу цен на газ⁶.

Наконец, с принятием в 1978 г. Закона о политике в области природного газа началась поэтапная отмена регулирования цен. Этот закон был замечательным примером того, что может произойти, если смешать в одной пробирке экономику и политику. В нем приводились тарифные сетки для 22 категорий одного товара, практически не отличающихся друг от друга на молекулярном уровне – один атом углерода и четыре атома водорода. Однако конечная цель была обозначена довольно четко: дерегулирование.

В качестве компромиссного шага конгресс принял закон об использовании топлива. Хотя точнее его было бы назвать законом о «неиспользовании топлива», поскольку он запрещал сжигание природного газа на электростанциях для выработки электроэнергии. Природный газ считался «принцем углеводородов», и его следовало использовать на более благородные нужды, такие как отопление, охлаждение, приготовление пищи и производственные процессы. Он был «слишком ценным», чтобы пускать его на производство электричества.

К удивлению некоторых, рынки действительно заработали. Отмена контроля над ценами привела к резкому росту поставок. Более того, в результате увеличения поставок цены не прыгнули выше крыши, как кое-кто опасался, а установились на более низких уровнях. На самом деле на рынок пришел такой поток поставок, что образовался долговременный избыток предложения, известный как «газовый пузырь». Спустя какое-то время стало казаться, что этот пузырь никогда не лопнет.

Сжиженный газ был слишком дорогим, чтобы конкурировать. Вместо ожидаемого бума на рынке начался спад. Проекты останавливались, компании не выполняли своих обязательств по контрактам на СПГ-танкеры. Коммунальные компании, обязавшиеся покупать СПГ, балансировали на грани банкротства⁷.

Но в 1990-е гг. ситуация на рынке вновь начала меняться. Страх перед дефицитом давно исчез, и запрет на использование природного газа для производства электроэнергии был упразднен. Теперь природный газ рассматривался как предпочтительное топливо для электростанций. Новые технологии сделали газовые турбины намного более производительными и экономичными и, следовательно, снизили себестоимость электроэнергии. Газ был более экологически чистым топливом по сравнению с углем, а строительство новых атомных электростанций в США на тот момент уже прекратилось. К тому же строить газовые электростанции было намного быстрее и дешевле, чем электростанции, работающие на конкурирующих видах топлива.

В середине 1990-х гг. американская экономика переживала бум, в результате чего рос спрос на электроэнергию. Чтобы удовлетворить этот спрос, электрогенерирующие компании начали бешеными темпами строить газовые электростанции. Но откуда брать газ? Если поставки не увеличатся и цена на газ не упадет, компаниям придется закрыть еще больше предприятий и уволить еще больше рабочих.

И снова, казалось, решением проблемы мог стать СПГ. Инновации сделали его более доступным, существенно снизив себестоимость благодаря значительному увеличению масштабов. СПГ мог теперь конкурировать с обычным трубопроводным газом. В 1999 г. этот более дешевый СПГ стал в растущих объемах поступать в США⁸.

Но затем появился Катар.

Месторождение North Field было открыто специалистами Shell в водах Катара в 1971 г. Поначалу никто не знал, насколько оно огромно. Чтобы понять это, потребовались десятилетия. Сегодня его запасы оцениваются в 25,5 трлн куб. м. Это делает государство Катар обладателем третьих по величине запасов традиционного природного газа в мире. Впереди только Россия и Иран, чье месторождение South Pars на самом деле является продолжением месторождения North Field.

В 1970-е и 1980-е гг. для катарского газа не было ни рынка, ни спроса, ни способа доставки его на рынок. В конце концов Shell отказалась от разработки North Field и сосредоточилась на более привлекательном проекте в Австралии.

В том же 1971 г., когда Shell обнаружила месторождение North Field в Катаре, Mobil Oil наткнулась на гигантские запасы природного газа на шельфе у острова Суматра, крупнейшего из 17 000 островов, образующих государство Индонезия. Когда потекли миллиардные инвестиции, Arun превратился в самый крупный СПГ-проект из всех реализованных в 1970-е и 1980-е гг. На берегу в провинции Ачех были построены заводы по сжижению газа, основным покупателем которого стала Япония. Проект имел критическое значение для финансового положения Mobil и ее прибыльности. «Без сомнения это была драгоценность короны», – вспоминал один из руководителей Mobil⁹.

Но появилась проблема – из-за истощения запасов Arun началось падение добычи. Mobil срочно принялась искать новый источник природного газа, где компания могла бы использовать свои наработки в области СПГ. Месторождение North Field обращало на себя внимание: Shell уже ушла, а обескураженная BP только что вышла из проекта СПГ, который существовал только на бумаге. Mobil предложила такую структуру сделки, которая позволяла ей получить долю в двух катарских компаниях, Qatargas и RasGas. Такая структура устраивала катарцев, тем более что RasGas на тот момент еще не существовала как компания. Сделка была заключена.

Новой структуре нужно было найти клиентов, но дело продвигалось с огромным трудом. «Мы практически ничего не могли сделать», – вспоминал один из катарских маркетологов.

Между тем примерно каждые 10 лет Япония добавляла в свой портфель новый крупный источник поставок СПГ не только для удовлетворения растущего внутреннего спроса, но и в целях реализации стратегии диверсификации. Электроэнергетическая компания Chubu Electric, обслуживающая территорию вокруг Токио и компанию Toyota, стала первым покупателем газа с месторождения North Field. Следующий контракт был заключен с корейской коммунальной компанией Kogas.

Эти сделки открыли для Катара дверь в Азию, на самый большой рынок сжиженного газа в мире. Но Катар был опоздавшим и поэтому реально рисковал оказаться в положении второстепенного поставщика. А для этого у Катара было слишком много газа. Но куда еще он мог пойти? После нескольких лет маркетинговых исследований и дебатов один высокопоставленный катарец решил вопрос. «Мы должны идти на запад», – сказал он. Имелась в виду Европа и не только она¹⁰.

В этот же период в Катаре произошла смена политической власти, что укрепило страну в ее коммерческих устремлениях. В 1995 г. наследный принц Хамад бен Халифа аль-Тани отправил своему отцу-эмиру, шейху Халифа бен Хамаду, находившемуся в то время на отдыхе в Швейцарии, письмо. Послание было предельно простым: не утруждай себя возвращением. Так наследный принц сверг с престола своего отца, который пришел к власти в 1972 г. после свержения своего кузена и считался не очень-то компетентным правителем. Шейх Халифа стремился руководить буквально всем. Говорят, что он лично подписывал чеки на сумму свыше $50 000. Его также подозревали в том, что он выкачивает из страны деньги, и после удачного бескровного переворота 1995 г. новый эмир шейх Хамад пытался заставить отца в судебном порядке вернуть государственные деньги. Дело было урегулировано без суда, и в конце концов его престарелый отец обосновался в Лондоне¹¹.

Встав у руля власти, шейх Хамад запустил широкомасштабную программу модернизации и либеральных реформ, начиная с разрешения женщинам баллотироваться на выборах в муниципальные советы до открытия в Катаре ближневосточных филиалов Нью-Йоркского медицинского колледжа Вейлл Корнелл, Дипломатической школы Джорджтаунского университета и Техасского университета. В Катар был переведен штаб Центрального командования ВС США в Ближневосточном регионе. В столице страны также разместилась штаб-квартира международной телекомпании Al Jazeera, которая является влиятельнейшим источником информации на Ближнем Востоке и частично финансируется катарскими властями.

Новый эмир решительно вознамерился превратить свою страну в мирового энергетического гиганта благодаря СПГ и потоку связанных с ним доходов. Однако развитие индустрии СПГ требовало колоссальных вложений, а значит и снижения сопряженных с реализацией СПГ-проектов затрат, которые считались абсолютно неснижаемыми. Но даже в этом случае капиталовложения были бы огромны. «Чем больше я узнавал о Катаре, – вспоминал Лусио Ното, бывший глава Mobil, – тем больше осознавал, что задача такого масштаба не под силу одной компании»¹².

Слияние компаний Mobil и Exxon в 1999 г. сделало эту великую задачу осуществимой. Оно позволило объединить ключевые активы Mobil – запасы газа, опыт в области СПГ и налаженные связи – с финансовыми ресурсами Exxon и ее опытом в реализации крупных проектов. Теперь объединенная компания имела необходимый размер и средства, чтобы мыслить более масштабно. На самом деле очень масштабно. Этот масштаб позволял снизить затраты – более крупнотоннажные танкеры, более производительные линии сжижения газа, более мощные турбины. Снижению затрат способствовали высокий уровень дисциплины при реализации проектов и использование полученных знаний для сокращения затрат в последующих проектах. Последнее достигалось посредством стандартизации и тщательной проработки проекта. Как выразился один из старших менеджеров: «У нас было правило – никаких заявок на изменение».

Более высокие объемы и более крупные суда означали более низкие издержки. Теперь, как говорили катарцы, Европа стала «достижимой». Совместное предприятие знало, что ее СПГ сможет конкурировать с трубопроводным газом в Европе и даже за ее пределами. Благодаря масштабу (а также добываемым вместе с газом жидкостям и конденсату) Катар получил возможность поставлять природный газ по конкурентоспособной цене в любую точку земного шара.

В 2002 г. Катар появился на мировом рынке газа как новый сильный конкурент. Он мог поставлять СПГ на любой крупный рынок – в Азию, Европу и США. Традиционная схема этого бизнеса была отброшена, поставки предлагались без связывания покупателей долгосрочными контрактами. Другими словами, он активно создавал новую бизнес-модель, которая позволяла покупателям и продавцам свободно покупать и продавать СПГ и гарантировала надежность поставок без долгосрочных контрактов. Цифры были огромными: к 2007 г. Катар опередил Индонезию и Малайзию, став крупнейшим в мире поставщиком СПГ, и теперь этот небольшой эмират с населением 1,5 млн человек уверенно шел к тому, чтобы обеспечивать почти треть мировых поставок СПГ.

Но не только природные ресурсы и технические возможности выдвинули Катар в число доминирующих игроков на глобальном газовом рынке. Не меньшую роль сыграло и то, что за столом переговоров хорошо понимали всю важность эффективного принятия решений. Катар мог быть очень жестким, отстаивая свои условия, но в то же время он хотел заключать сделки и принимать решения быстро, а не растягивать их на годы. Как сказал министр нефти Катара Абдулла бен Хамад аль-Атия, «если мы решаем заключить сделку, то не ждем, а подписываем ее на следующий день». После того как сделка была заключена, стабильность контрактов создавала уверенность среди инвесторов и способствовала притоку инвестиций. Такой подход и его результаты резко контрастируют с тем, что происходит по ту сторону морской границы, в соседнем Иране, который за 40 лет так и не сумел наладить экспорт газа со своего месторождения South Pars¹³. После Катара центром новой волны роста производства СПГ стала Австралия. Производством СПГ она занималась давно, но, опираясь на существующие проекты, ей удастся превзойти Катар не раньше 2017 г.

К 2000 г. стало казаться, что природный газ, транспортируемый танкерами по всему миру, находится на пути к тому, чтобы превратиться в действительно глобальный бизнес. Исторически из-за высокой стоимости транспортировки газа на большие расстояния его потребление ограничивалось региональными рынками. Теперь же благодаря значительному снижению затрат это ограничение было снято.

Значение этого было наглядно продемонстрировано в июле 2007 г. Разрушительное землетрясение в центральной части Японии нанесло повреждения крупнейшей в мире атомной электростанции «Касивадзаки-Карива» с семью реакторами. АЭС была остановлена, что создало нехватку электроэнергии в регионе. СПГ-танкеры, направлявшиеся в другие места, немедленно изменили курс в открытом море и двинулись к побережью Японии, чтобы обеспечить снабжение тепловых электростанций. В том же месяце на другом конце света аварии на трубопроводах, перекачивающих газ с месторождений Северного моря, привели к перебоям с поставками газа в Европе. И снова перераспределение потока СПГ спасло ситуацию.

Почти четыре года спустя в марте 2011 г. мощнейшее землетрясение и цунами в Японии привели к выходу из строя энергосистем на большой территории страны и стали причиной серьезной аварии на атомной электростанции «Фукусима-Дайити». Поставки сжиженного природного газа в Японию были сразу же значительно увеличены.

В мае 2012 г. все 54 АЭС в Японии были остановлены по тем или причинам. СПГ заполнил энергетическую брешь. Таким образом, прежде негибкая, базирующаяся на региональных рынках отрасль СПГ превратилась в гибкий международный бизнес. Природный газ стал глобальным товаром, однако не на том единственном глобальном рынке, на котором предполагалось¹⁴.