Часть III
Эра электричества

Электричество является основой современной цивилизации. Эту фундаментальную истину часто подчеркивают фразой «да будет свет!», которая вполне уместна, поскольку освещение было первой сферой массового применения электричества и по-прежнему сохраняет свою значимость. А поскольку сегодня электричество прочно вошло в нашу жизнь и без него не обойтись, эта фраза обретает еще и метафорический смысл. Электричество обладает прецизионностью, какой нет ни у одной из других форм энергии, а кроме того, оно отличается практически безграничной универсальностью с точки зрения применения.

Подумать только, сколько всего не могло бы действовать и происходить без электроэнергии. У нас не было бы ни холодильников, ни кондиционеров, ни телевизоров, ни лифтов. Электроэнергия принципиально необходима для всех промышленных процессов. А новый цифровой мир и вовсе немыслим без прецизионности электричества, которое приводит в действие все, где есть микропроцессоры, – компьютеры, телефоны, смартфоны, медицинское оборудование, кофемашины. Электричество делает возможным существование и интеграцию электронных систем реального времени – коммуникационных, финансовых и торговых, которые определяют облик мировой экономики. И его значимость только возрастает, так как большинство новых энергопотребляющих устройств рассчитаны именно на электричество¹.

Электричество вездесуще. Однако в большинстве своем мы воспринимаем его как данность, как нечто само собой разумеющееся в значительно большей степени, чем нефть. В самом деле, чтобы пользоваться бензином, нужно произвести ряд сознательных действий – раз или два в неделю заехать на заправку и залить бензин в бак. Чтобы воспользоваться электричеством, достаточно лишь щелкнуть выключателем. Если мы и задумываемся об электричестве, то лишь когда получаем ежемесячный счет за электроэнергию или когда свет внезапно гаснет из-за разбушевавшейся стихии либо из-за аварии в системе электроснабжения.

Электрификация и в самом деле началась со щелчка выключателем.

Днем 4 сентября 1882 г. изобретатель Томас Эдисон, отличавшийся разносторонностью интересов, находился на Уолл-стрит в офисе самого могущественного банка страны, J. P. Morgan. В 15:00 Эдисон повернул рубильник. «Горят!» – воскликнул один из директоров Morgan, когда 100 вспыхнувших лампочек наполнили помещение ярким светом².

Одновременно зажглись и 52 лампочки в расположенной неподалеку редакции The New York Times, журналисты которой объявили, что электрический свет «мягок», «приятен для глаз… и при этом не вызывает головную боль, потому как совершенно не мерцает». Ток, питавший эти лампочки, поступал по проложенным под землей проводам от работавшей на угле электростанции, которую Эдисон построил частично на средства J. P. Morgan на Перл-стрит в нескольких кварталах от офиса банка, чтобы снабжать энергией район нижнего Манхэттена площадью в одну квадратную милю. Так началась эра электричества.

Электростанция на Перл-стрит стала первым в США коммунальным электрогенерирующим предприятием. Этот проект поставил перед Эдисоном и его лаборатории сложную техническую задачу – сконструировать шесть громадных «динамо-машин», т. е. генераторов, весом 27 т каждая. Их окрестили «Джамбо» по имени огромного африканского слона, с которым в то время гастролировал по Америке цирковой антрепренер и шоумен Ф. Барнум.

Несколько месяцев спустя, 18 января 1883 г., произошло еще одно эпохальное событие в истории электричества: в этот день был выписан первый счет за электроэнергию на сумму $50,44, который был отправлен компании Ansonia Brass and Copper Company³.

На сооружение электростанции на Перл-стрит Томасу Эдисону и его команде потребовалось 10 лет напряженной, почти круглосуточной работы. Эдисон, которому тогда еще не было и 40, уже получил всеобщее признание как изобретатель, благодаря усовершенствованию телеграфа и изобретению фонографа. За пределами США его считали самым известным американцем. Пройдет время, и Эдисон станет рекордсменом по количеству патентов, выданных в Америке одному человеку, – он получит в общей сложности 1093 патента. Даже много лет спустя, в середине XX в., в газетных и журнальных опросах его по-прежнему будут называть «величайшим» и «самым полезным гражданином» страны.

Эдисон был, по большому счету, самоучкой – он имел за плечами лишь пару лет школы да шесть лет работы телеграфистом, что делает его достижения еще более замечательными. Из-за частичной потери слуха он был несколько нелюдимым и замкнутым, но зато обладал невероятной способностью к концентрации и творческой созидательности. В своих исследованиях он полагался на эксперимент, умозаключения, непреклонную решимость и упорство, а также, как он однажды выразился, «на методы, объяснить которые мне и самому трудно». Он основал исследовательскую лабораторию в Менло-Парке, штат Нью-Джерси, с амбициозной целью – создать фабрику изобретений, которая будет выдавать «небольшое изобретение каждые 10 дней и что-нибудь значительное примерно раз в полгода»⁴.

Все оказалось не так просто, когда Эдисон вплотную занялся проблемой электричества. Он хотел найти практичную замену существовавшим в ту пору газовым светильникам. И еще он, по его словам, хотел «распределить свет», проще говоря, не ограничиваться установкой нескольких мощных светильников на улице, что практиковалось тогда, а «провести электрический свет в дома».

Многие посмеивались над этой целью Эдисона. Эксперты комиссии, созданной британским парламентом, охарактеризовали изыскания Эдисона как «подходящие для наших друзей по ту сторону Атлантики», но «недостойные внимания людей практического и научного склада».

Чтобы доказать критикам их неправоту и отстоять идею доступного освещения, Эдисону пришлось создать целую систему – не только электрическую лампочку, но и средства генерирования электроэнергии и распределения ее среди городских потребителей. Как отметил один ученый, «гений Эдисона заключался в его способности организовывать процесс, включающий в себя выявление проблемы, ее решение на уровне идеи, исследования и разработки, а также внедрение». Он хотел не просто изобрести более совершенную лампочку (на тот момент их существовало порядка 20), а разработать целую систему освещения, причем на коммерческой основе и в кратчайший срок⁵.

Надо было с чего-то начать, и началом стала электрическая лампочка. Для практичной лампы требовалась такая нить накаливания, которая при пропускании через нее электрического тока давала бы приятный свет и светила бы много часов. После экспериментирования с самыми разными материалами – в том числе с волосами из бород двух работников – Эдисон остановился на угольных волокнах. Сначала их получали из хлопковой нити, потом из картона и, наконец, из бамбука, который и выдержал испытание.

За этим последовали годы ожесточенных и разорительных судебных тяжб между Эдисоном и авторами конкурирующих конструкций электрической лампочки, в ходе которых каждая из сторон пыталась доказать, что нарушены ее патентные права. В 1892 г. Федеральный апелляционный суд окончательно разрешил споры на территории США в пользу Эдисона. Но в Великобритании суд встал на сторону английского ученого Джозефа Уилсона Суона и признал его патенты. Эдисон не стал дальше судиться со Суоном, а создал с ним совместное предприятие по производству ламп накаливания в Великобритании.

Создание целостной системы требовало значительных капиталовложений. Хотя в те времена понятия «венчурный капитал» не существовало, сама идея, пожалуй, является еще одним изобретением, которым мы обязаны Эдисону и поддержавшим его инвесторам. Все то, что он организовал у себя в Менло-Парке, штат Нью-Джерси, стало предтечей индустрии венчурного инвестирования, которая по воле обстоятельств вырастет вокруг – вот ведь совпадение! – тоже Менло-Парка, но уже другого, в Кремниевой долине, штат Калифорния. Как отметил биограф Эдисона, именно симбиоз «лаборатории и коммерческого предприятия обусловил его успех»⁶.

Затраты были постоянной головной болью Эдисона, и по мере того, как они росли, возрастало и давление на него. Он даже однажды посетовал: «Ну и дорогое же удовольствие эти эксперименты!» Из-за роста затрат портились его отношения с инвесторами, а сам он жаловался, что «капитал весьма робок».

Но с основным инвестором, Дж. Морганом, у него сохранялись хорошие отношения благодаря устройству освещения в особняке Моргана на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, где были установлены 385 лампочек. Для этого в специально оборудованном под особняком подвале смонтировали паровую машину и электрогенераторы. Шум от них раздражал не только соседей, но и миссис Морган. Более того, система требовала ежедневного присутствия техника с 15:00 до 23:00, что было сопряжено с определенными расходами. А однажды ночью из-за замыкания в проводке загорелась библиотека Моргана. Но сам Морган сохранял невозмутимость, держа в уме конечную цель. Он лишь сухо заметил: «Надеюсь, Edison Company понимает, сколько стоит мой дом»⁷.

Помимо освещения особняка Моргана Эдисон занимался разработкой центральных электростанций, которые должны были снабжать электроэнергией целые районы города. Но у системы Эдисона был существенный недостаток. Из-за низкого напряжения постоянный ток нельзя было передать на значительное расстояние. Если бы Эдисон продолжил гнуть свою линию, для каждой квадратной мили города потребовалась бы своя электростанция, а это не позволяло получить эффект масштаба и существенно замедляло электрификацию.

Альтернативой постоянному току был переменный ток. Промышленник из Питтсбурга Джордж Вестингауз приобрел патент блестящего, но эксцентричного сербского изобретателя Николы Теслы, делавший идею переменного тока осуществимой на практике. Трансформатор повышал напряжение тока, благодаря чему его можно было с минимальными потерями передавать на большие расстояния по линиям электропередач, а затем, понизив напряжение, распределять по домам. Это давало возможность строить крупные электростанции, обслуживающие гораздо большую территорию. Это также обеспечивало реальную экономию от роста масштаба и существенно снижало затраты.

Между Эдисоном и Вестингаузом разгорелась ожесточенная борьба. Поскольку речь шла о сетевой системе, победителем мог быть только один, и ему доставалось все.

Эдисон бросил на борьбу свой авторитет, заявив, что переменный ток небезопасен и может даже убить человека. В то время штат Нью-Йорк из всех способов приведения смертного приговора в исполнение предпочитал электрический стул. Эксперт штата по воздействию тока на человека, который тайно работал на Эдисона, заявлял о прямой связи между переменным током и смертью на электрическом стуле. Сам Эдисон, чтобы наглядно продемонстрировать, насколько переменный ток опасен, пропускал его через животных. Эдисон со товарищи даже окрестили электрический стул «вестингаузом», а саму процедуру казни – «вестингаузацией»⁸.

Однако преимущество переменного тока было настолько очевидным, что система Вестингауза взяла верх. Вестингауз вытеснил Эдисона с рынка и заложил фундамент крупномасштабного производства электроэнергии. Из-за упрямства Эдисона финансовое положение его компании заметно ухудшилось. В результате руководству Edison General Electric, невзирая на отчаянные протесты Эдисона, пришлось согласиться на слияние с конкурентом. В довершение ко всему в результате слияния из названия объединенной компании исчезла его фамилия: она стала называться просто General Electric.

Возможности электричества демонстрировались на Чикагской всемирной ярмарке 1893 г., которая пользовалась огромной популярностью. Число посетивших ее за полгода было больше, чем треть населения США. Демонстрации того, что может электричество, собирали толпы зрителей. Одна из них была особенно запоминающейся: многочисленные огни освещали территорию ярмарки в ночное время, благодаря чему Чикаго стали называть «белым городом». General Electric Company, отдавая дань уважения Эдисону, соорудила в центре ярмарки «башню света». Однако экспозиция также символизировала победу Вестингауза над Эдисоном, поскольку большинство ламп и экспонатов питал переменный ток Вестингауза и Теслы⁹.

Все технические устройства, необходимые для электрификации, теперь имелись. Но как поставить ее на коммерческую основу?

Самюэль Инсулл начал работать в 14 лет посыльным в редакции лондонского журнала Vanity Fair. Затем, откликнувшись на объявление в газете, он получил место секретаря в офисе представителя Томаса Эдисона в Европе. Там он произвел настолько хорошее впечатление, что главный инженер порекомендовал его изобретателю, и в 1881 г. Инсулл уехал в Америку работать в качестве секретаря Эдисона. В первый же день пребывания Инсулла в Менло-Парке Эдисон продержал его на работе до полуночи, отдавая различные распоряжения, а затем велел отдохнуть, потому как рабочий день начинался в 6:00. Тщедушный Инсулл быстро стал движущей силой в организации Эдисона. После того, как Эдисон в 1892 г. утратил контроль над компанией, Инсулл переехал в Чикаго, где возглавил одну из 20 генерирующих компаний города¹⁰.

В начале 1890-х гг. электричество все еще было роскошью. Потребители платили в зависимости от количества лампочек, установленных у них дома или в офисе. У Инсулла имелись большие планы на этот счет. Ему нужны были масштабы: он хотел снизить цены и продавать электричество как можно большему количеству людей, т. е. сделать его более доступным. Но оплата по количеству лампочек не позволяла реализовать этот замысел. Что же делать? Как это часто бывает с инновациями, ответ на этот вопрос Инсулл нашел совершенно случайно.

В 1894 г., находясь в Англии по делам, Инсулл, уставший от бешеного ритма своей жизни, решил поехать на курорт Брайтон, чтобы хоть немного отдохнуть. Когда солнце зашло за горизонт, он с удивлением обнаружил, что по всему городу зажглись огни. Во всех магазинах, независимо от размеров, горели электрические лампочки. Но разве такое возможно? Оказалось, что управляющий местной электростанции изобрел счетчик, который мог определять, сколько электроэнергии потребляет каждый магазин или дом. Это делало возможной новую бизнес-модель: вместо платы по числу лампочек можно было выставлять счет за потребляемую электроэнергию и добавлять к нему сбор, покрывающий капиталовложения в проект. «Чтобы понять, как продавать наш продукт, – пояснял впоследствии Инсулл, – нужно было съездить в Европу»¹¹.

Счетчик, который Инсулл привез в Чикаго, должен был стать связующим звеном, так сказать, посредником между генерирующей компанией и потребителем. Он позволял брать плату за электричество в зависимости от потребления, а не от количества лампочек. Это открывало путь к наращиванию масштабов, к которым Инсулл так стремился, и существенному расширению бизнеса. Инсулл предпринимал и другие шаги – от агрессивного маркетинга до установки крупнейших в мире генераторов и привлечения новых клиентов, таких как быстро развивающиеся трамвайные линии, – чтобы продавать свой продукт максимальному числу людей по предельно низким ценам. В 1910 г. Инсулл уверял руководителей других коммунальных компаний, что если они назначат за свой продукт не слишком высокую цену, то смогут значительно увеличить объем продаж, «реализуют деловые возможности, а эти возможности превзойдут самые смелые ожидания»¹².

Чтобы построить свою империю, Инсулл использовал финансовую инновацию тех дней – холдинговую компанию, т. е. компанию, которая контролирует частично или полностью другие компании. Инсулл соорудил пирамиду из холдингов, в которой холдинг более высокого уровня владел контрольным пакетом акций холдинга более низкого уровня и так далее вплоть до электростанций. В результате Инсулл через свои холдинговые компании мог контролировать огромные активы с относительно небольшими капиталовложениями и получать огромные прибыли.

Для строительства основания своей пирамиды Инсулл приобретал местные электроэнергетические компании, закрывал их небольшие, неэффективные электростанции и строил гораздо более крупные центральные электростанции, а также линии электропередач, чтобы обслуживать несколько районов. Электричество становилось более доступным, а цены снижались. Благодаря этому его компании стали поставщиками электричества для миллионов американцев.

Однако новой модели угрожала беспорядочная конкуренция. Электрогенерирующая компания должна была получить лицензию в муниципалитете, а тот мог предоставить лицензии нескольким конкурирующим компаниям. Более того, нередко лицензирование превращалось в источник коррупции – предоставленную лицензию могли вскоре аннулировать.

В общей сложности с 1882 по 1905 г. муниципалитет Чикаго предоставил 29 лицензий на электроснабжение, плюс еще 18 предоставили администрации городов-спутников Чикаго. Действие некоторых лицензий распространялось лишь на «несколько кварталов в северо-западной части» или «старый двенадцатый район». Три лицензии охватывали весь город. Политическая нестабильность, связанная с лицензиями, усложняла привлечение капитала, который был так необходим для расширения, повышения эффективности и снижения затрат в результате увеличения масштабов¹³.

Оказавшись в таких сложных условиях, Инсулл предложил еще одну инновацию, на этот раз не технического, а политического характера – соглашение с регулирующим органом. Потребность отрасли в крупных инвестициях диктовала необходимость монополии, но монополии особого вида – «естественной монополии». Если две компании будут прокладывать линии электропередач по одному и тому же маршруту, наращивать мощности и конкурировать друг с другом за одного и того же потребителя, они потратят очень много средств. В результате стоимость электроэнергии для потребителя существенно увеличится. А вот естественная монополия, благодаря эффективности инвестиций, могла бы снизить цены для потребителя.

Именно для этого и было необходимо соглашение. Инсулл понимал, что если «бизнес является естественной монополией, он должен регулироваться неким государственным органом», а именно комиссией штата по коммунальным предприятиям, которая будет определять, насколько «справедливы» его тарифы. Как он выразился, «конкуренция – не лучший экономический регулятор» в сфере электроснабжения. Этот его призыв к государственному регулированию вряд ли одобряли другие предприниматели в сфере электроснабжения, но бизнес стал функционировать в данной сфере именно таким образом. Со временем соглашение с регулирующим органом превратилось в часть государственной политики: как естественная монополия, электроэнергетическая компания должна регулироваться, а ее тарифы и нормы прибыли должны определяться комиссией по коммунальным предприятиям. От регуляторов, в свою очередь, требовалось, как писал в 1912 г. судья Верховного суда Оливер Венделл Холмс-младший, «справедливое толкование соглашения»¹⁴.

Соглашение с регулирующим органом возлагало на естественного монополиста важную обязанность – «обслуживать», т. е. снабжать электричеством всех на своей территории и предоставлять приемлемые, качественные услуги по обоснованной стоимости. В противном случае его могли лишить лицензии.

Чикаго, освещенный Инсуллом, стал городом, демонстрировавшим миру преимущества электричества. У него был только один соперник – Берлин, который во всем мире называли «электрополисом».

Ключевую роль в обретении Берлином – и Германией – превосходства в сфере электрификации сыграли изобретатель Вернер фон Сименс и инженер Эмиль Ратенау. Ратенау приобрел в Германии права на изобретения Эдисона, связанные с электричеством. Его компания получила всеобщее признание в 1884 г., когда электрифицировала популярное кафе Bauer на бульваре Унтер-ден-Линден, самой известной улице Берлина. Компания называлась Allgemeine Elektrizitats Gesellschaft, что в переводе с немецкого означает «универсальная электрическая компания», а впоследствии стала просто AEG. К 1912 г. о Берлине говорили как о «самом важном городе с точки зрения электричества» в Европе. Siemens и AEG стали авторитетными компаниями, которые конкурировали друг с другом за контракты на электрификацию больших и малых городов по всей Германии.

Электричество было критерием прогресса в конце XIX и начале XX в. В этом плане Берлин с населением 3 млн человек и Чикаго с населением 2 млн затмевали Лондон, который, с его семимиллионным населением, был крупнейшим – и самым важным – городом западного мира. Если в Чикаго и в Берлине имелась централизованная система электроснабжения, то в Лондоне действовали 70 электростанций, примерно 70 разных способов ценообразования и 65 энергетических компаний, в том числе такие многопрофильные фирмы, как Westminster Electric Supply Corporation, Charing Cross Electric Supply Company и St James and Pall Mall Company. «Лондонцы, которые могли себе позволить электричество, поджаривали хлеб утром при помощи одного тока, освещали рабочий кабинет другим, посещали компаньонов в соседнем здании, где было третье, и шли домой по улицам, которые освещались четвертым».

Лондон отставал из-за отсутствия регулирования, которое способствовало бы формированию более рациональной единой системы. Один известный инженер посетовал в 1913 г., что Лондон потребляет «абсурдно малое количество электричества» для такого большого города. «Мы сильно рискуем не только стать последними, но и так и остаться ими». Отставал Лондон еще долго¹⁵.

В Российскую империю электричество пришло в 1880-х и 1890-х гг. На переднем крае стоял младший брат Вернера Сименса, Карл фон Сименс, который осветил Невский проспект в Санкт-Петербурге, а затем создал компанию «Общество электрического освещения», имевшую монопольное положение в городе. В 1898 г. Сименс построил крупнейшую по тем временам электростанцию в Москве. Однако реальное рождение электроэнергетической отрасли в России произошло в 1920 г., и связано оно с известным ленинским лозунгом «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Именно тогда была создана Государственная комиссия по электрификации России (ГОЭЛРО), в обязанности которой входило создание централизованной системы электроснабжения, необходимой для индустриализации.

Самюэль Инсулл к 1920-м гг. реализовал в США свою бизнес-модель, в основе которой лежали экономия от масштабов, обеспечиваемая централизованной, массовой выработкой электроэнергии, и предложение недорогого продукта самым разным клиентам. Его электроэнергетическая империя простиралась от Среднего Запада до Востока. Наглядной демонстрацией масштаба достижений являлся сам Чикаго. Когда Инсулл возглавил Chicago Edison в 1882 г., во всем городе насчитывалось лишь 5000 потребителей, которые платили исходя из числа электрических лампочек. Оптимистичный прогноз в то время был таким: «В конечном итоге электричеством будут пользоваться не менее 25 000 чикагцев».

В реальности к 1920 г. 95 % домов Чикаго были подключены к электросети. И плата взималась в зависимости от использованной электроэнергии. Это был прообраз представлений Инсулла об устройстве всего мира: «Каждый дом, каждый завод и каждая транспортная линия будет получать энергию из одного источника, по той простой причине, что это самый дешевый способ ее выработки и передачи». К периоду экономического бума 1920-х гг. Инсулл стал не просто одним из самых известных бизнесменов в мире, а символом капитализма. Многие считали его величайшим деятелем эпохи, к его словам относились с большим почтением, как к словам мудреца, а «инсуллизм» провозглашали будущим капитализма¹⁶.

На пике развития, в 1929 г., империя Инсулла, состоявшая из холдинговых и производящих компаний и оцениваемая в миллиарды долларов, контролировала электроэнергетические компании в 32 штатах, а сам он являлся председателем совета директоров 65, директором 85 и президентом 11 организаций. Инсулл был знаменитым человеком и большим меценатом. Он являлся «покровителем» Городского оперного театра Чикаго – здание театра было построено на его средства.

Репортеры не отходили от него ни на шаг. Когда один из них поинтересовался, что бы он посоветовал молодым людям, которые делают первые шаги в самостоятельной жизни, он сказал: «Стремиться к вершине». «А каково ваше самое большое желание в жизни?»

«Оставить свое имя таким же чистым, каким я его получил», – ответил он.

Увы, сбыться этому желанию было не суждено¹⁷.

В 1920-е гг., период экономического бума, империя Инсулла стала активно покупать новые компании и консолидировать контроль над имеющимися – и все по более и более высоким ценам. В декабре 1928 г. Инсулл создал новую компанию, Insull Utilities Investments, и чтобы гарантировать контроль над своей империей, выпустил акции для публичного размещения по цене $12. Летом 1929 г. цена его акций достигла $150¹⁸.

Бизнесу все время нужно было наращивать масштабы, чтобы снижать затраты, поставлять более дешевую электроэнергию, расширять клиентскую базу и гарантировать прибыли. Но такое расширение требовало огромных капиталовложений, которые Инсулл привлекал путем заимствований и продажи обыкновенных акций клиентам и широкой публике. Даже после обвала фондового рынка в 1929 г. его компании по-прежнему инвестировали средства, осуществляя все новые и новые заимствования. Доля заемных средств у предприятия превысила все разумные пределы. К тому же методы бухгалтерского учета, практикуемые Инсуллом, вызывали вопросы. Весь бизнес держался на способности Инсулла по-прежнему привлекать огромные средства, хотя инвесторы практически не имели представления о финансовом положении его компаний. Но время Инсулла заканчивалось.

На фоне углубления депрессии и падения фондового рынка банки начали требовать от Инсулла возврата кредитов. Реальность была неприглядной: долги, в которые он влез ради новых поглощений, намного превышали стоимость обеспечения – стремительно обесценивающихся акций. «Я ошибся, – сказал Инсулл. – Моим главным промахом была недооценка последствий финансовой паники»¹⁹.

В 1932 г. империя Инсулла рухнула. Ее погубили долги и запутанная корпоративная структура. Когда банкиры объявили Инсуллу, что больше не дадут ему отсрочки и требуют немедленного возврата кредитов, он, по словам очевидцев, сказал: «Как бы я хотел, чтобы отпущенный мне срок уже закончился».

The New York Times характеризовала Инсулла как человека «предусмотрительного и дальновидного… одного из передовых и величайших создателей американских промышленных империй». Но теперь Инсулл был повержен и «слишком беден, чтобы стать банкротом», как выразился один банкир. Падение Инсулла с вершины было таким же стремительным, как и другие падения в американской истории²⁰.

Тысячи мелких инвесторов остались с ценными бумагами, стоившими теперь гроши. Федеральное правительство обвинило Инсулла в мошенничестве и растрате. Теперь в глазах Фемиды и общественности он был не просто бедным, а негодяем, растратчиком и мошенником. Все остальное быстро забыли.

На Инсулла взвалили вину не только за Великую депрессию. Очень скоро он стал воплощением пороков капитализма в стране, которая была близка к утрате веры в систему. Франклин Рузвельт в ходе предвыборной президентской кампании 1932 г. обещал «добраться до инсуллов».

Инсулл бежал из страны. Он зафрахтовал греческое грузовое судно и стал кружить по Средиземному морю, размышляя, принять ли ему предложение стать министром энергетики Румынии или поискать политического убежища в другой стране. Когда судно пришвартовалось в Стамбуле, турецкие власти арестовали Инсулла и экстрадировали в США, где его, седого 74-летнего мужчину, под конвоем доставили в чикагский суд. Обвинение против него готовили лучшие прокуроры страны.

Суду присяжных понадобилось всего пять минут, чтобы прийти к решению. Но во избежание подозрений, присяжные постарались оттянуть момент его оглашения, они заказали кофе с пирожными в совещательную комнату и отметили день рождения одного из присутствовавших. Наконец присяжные вернулись в зал суда для оглашения вердикта. Инсулл был признан невиновным.

Несмотря на оправдательный приговор, Инсулл решил, что доживать свой век ему лучше в Париже. Он лишился практически всех денег, даже его запонки попали в перечень имущества выставленного на продажу. В целях экономии Инсулл ездил по городу на метро. В 1938 г. на станции Place de la Concorde у него случился сердечный приступ. Он умер, сжимая в правой руке билет на проезд в метро. Пресса не преминула позлорадствовать относительно того, что великий капиталист, архитектор современной электроэнергетической индустрии, умер в бедности – в его кармане было лишь несколько сантимов. Личного имущества после Инсулла практически не осталось. Его наследием была бизнес-модель для электроэнергетики²¹.

Неприязнь к Инсуллу и холдинговым компаниям была очень сильной. Многие считали, что спекулянты и банкиры при помощи холдинговой системы надували клиентов, прибирали к рукам активы энергокомпаний и получали огромные прибыли. Федеральная торговая комиссия охарактеризовала систему, олицетворением которой был Инсулл, такими словами: «Мошенничество, обман, искажение фактов, бесчестное поведение, злоупотребление доверием и притеснение»²².

Но благодаря идеям Инсулла электричество стало доступным для миллионов американцев. «Десятилетия, потраченные на строительство сложной системы, было не так уж и сложно проигнорировать или забыть, – писал один ученый, изучавший электроэнергетическую индустрию. – Они ассоциировались с трудными для понимания концепциями, эзотерическими технологиями, нетрадиционной экономикой и замысловатой схемой управления». Однако империя Инсулла и разработанная им бизнес-модель обеспечили американское общество доступной, надежной электроэнергией за поразительно короткое время²³.

Но что касается самого электричества, то страна оставалась фактически разделенной на две части. Городские жители имели свободный доступ к электроэнергии, подаваемой частными и муниципальными генерирующими компаниями. Сельские же жители оказались практически отрезанными от нее. Частные энергокомпании не строили линии электропередач в сельской местности из-за слишком больших затрат и слишком низкой плотности нагрузки.

В результате фермеры, как и в предыдущем столетии, от рассвета до заката занимались изнурительной работой по хозяйству. Коров доили вручную. Холодильников для хранения продукции не было. Женам фермеров приходилось еще хуже: они часами стояли у горячей печи и стирали на улице. По одной из оценок только на выкачивание воды насосом из водоема и ее транспортировку домой у фермерской семьи уходило 63 восьмичасовых дня в год. Половина фермерских семей стирали белье и купали детей на улице. И все потому, что у них не было электричества²⁴.

Благодаря новому курсу ситуация изменилась к лучшему, появилась правительственная компания Tennessee Valley Authority, которая должна была соорудить около 20 гидроэлектростанций.

В 1936 г. Рузвельт подписал закон о создании Администрации по электрификации сельских районов. Она предоставляла ссуды сельским кооперативам, которые сооружали линии электропередач и проводили электричество на отдаленные фермы по всей Америке, где до этого основным источником света была керосиновая лампа, а источником энергии – изнурительный ручной труд. Некоторые из этих кооперативов также занялись выработкой электричества.

В 1950–1960-х гг. Америка окончательно стала электрифицированной страной. После Второй мировой войны миллионы американских военных вернулись домой. Увеличение количества браков и повышение рождаемости, а также пособие для демобилизованных военных обусловили резкий рост спроса на новое жилье. Все больше жителей крупных городов строили загородные дома – с 1945 по 1954 г. в США было возведено более 13 млн домов, – и все большую роль в американском доме и в быту играло электричество. В 1950-е гг. потребление электроэнергии в США росло на 10 % в год (тогда как в предыдущие годы примерно на 1 % в год), чему способствовало и то, что способов применения электричества в домах, офисах и на заводах становилось все больше²⁵.

Ничто не отражало возрастание роли электричества в послевоенный период лучше, чем кампания «Повышайте качество жизни с помощью электричества», развернутая General Electric в середине 1950-х гг. при поддержке 300 энергокомпаний. Но для такой кампании необходимо было лицо, человек, известный всей стране. General Electric обратила свой взор к Голливуду.

В начале 1950-х гг. дела у Рональда Рейгана в плане карьеры шли ни шатко, ни валко. Да, он был известным киноактером, но в число ведущих не входил. Как президент Гильдии киноактеров он, конечно же, оттачивал свои политические навыки за кулисами, но это не особо повышало его присутствие на экране. У них с женой Нэнси был маленький ребенок, но ни сценариев, ни зарплатных чеков в дом не приходило. Наконец агент предложил Рейгану работу в гостинице Last Frontier Hotel в Лас-Вегасе, которая заключалась в «разогреве» публики перед выступлением вокальной группы The Continentals. И хотя Рейган сказал, что не умеет ни петь, ни танцевать, деньги были неплохие, а двухнедельное шоу неизменно проходило с аншлагом. Работа, однако, показалась ему скучной, и к тому же ни он, ни Нэнси не были любителями азартных игр. Не для этого он стал актером.

Затем агент сообщил Рейгану о более интересном предложении: вести цикл передач под названием GE Theater и выступать в качестве посла General Electric. Зарплата была очень хорошей – $125 000 в год ($1 млн по сегодняшним меркам). Он принял его. В течение следующих восьми лет Рейган провел в разъездах в общей сложности два года, посещая электростанции GE по всей стране, произнося речи и встречаясь с работниками GE. Он мог бы проводить вне дома и меньше времени, но контракт позволял ему не пользоваться самолетом, а ездить по стране исключительно на поезде и на машине, так как он боялся летать. (Как Рейган писал своему другу в 1955 г., «я – один из тех доисторических людей, которые не желают летать».) За эти два года разъездов он отработал свою «риторику» – сплав патриотизма, американских ценностей, критики вмешательства государства и регулирования, а также коротких историй и хорошего юмора, – которая впоследствии позволила ему стать губернатором Калифорнии, а позже и президентом страны. Но все это было потом. Пока же GE Theater с ведущим Рональдом Рейганом стала одной из самых рейтинговых телевизионных передач воскресного вечера²⁶.

General Electric превратила жилище Рейганов в районе Пасифик-Палисейдс Лос-Анджелеса в образец электрифицированного дома – «самый электрический дом в стране», как его называл Рейган. «У нас оказалось больше холодильников, духовок и светильников, чем мы можем использовать», – сказала Нэнси Рейган. А GE привозила им все новые и новые электроприборы – цветной телевизор, холодильную камеру для хранения вина и изумительную новинку – электрический диспоузер. Электрическая нагрузка возросла настолько, что пришлось проводить дополнительную проводку и устанавливать снаружи полуторатонный стальной распределительный шкаф. Рейган в шутку говорил, что им провели прямую линию от Hoover Dam²⁷.

Так что задолго до того, как он занял место 40-го президента США и начал продвигать идею свободы и свободного рынка во всем мире, Рональд Рейган стал горячим приверженцем «электрического дома». В рекламных роликах он с Нэнси приглашал зрителей в свой электрический дом, где расхваливал предоставленные GE электроприборы – тостер, пылесос, вафельницу, переносной телевизор, который они с гордостью выносили во внутренний дворик и ставили у бассейна.

«Мои электрические слуги делают все», – говорила Нэнси Рейган, пока ее супруг наслаждался кофе, приготовленным в электрокофеварке.

«Вот это и есть улучшение качества жизни с помощью электричества», – откликался сияющий Рейган.

Обойдя с дочуркой Пэтти все комнаты в доме и продемонстрировав вместе с ней бытовую технику, Нэнси Рейган говорила: «Все это определенно делает иной нашу повседневную жизнь».

Для тех, кто пережил лишения Великой депрессии, этот электрический дом и эти «электрические слуги» действительно означали революцию в сфере быта. Делая уже тогда свое фирменное приветливое движение головой, Рейган резюмировал: «Вы по-настоящему начинаете жить, когда живете лучше…» А его дочурка восторженно добавляла: «С помощью электричества!»²⁸

Полностью или, по крайней мере, в значительной степени электрифицированный дом стал американской мечтой. Поскольку повысить качество своей жизни с помощью электричества хотели все, потребление электроэнергии в стране быстро росло. Но где взять такое количество электричества, которое удовлетворит растущие потребности страны в электроэнергии? Одним из ответов была атомная энергетика, которая появилась очень кстати.