19

К совершению второго преступления мне удалось подготовиться более тщательно, чем к первому. Я уже не был столь самонадеянным человеком и старался не считать себя умнее других. Это, как ни странно, придавало мне больше уверенности в исполнении принятого мной замысла. Идея открыть газовую конфорку мне действительно пришлась по душе, но, стараясь не допустить ни малейшей оплошности, я столкнулся с массой непредвиденных проблем и обстоятельств. Мои неоднократные опыты привели к выводу использования именно свежего сырого молока, а не какой-либо иной жидкости. Разумеется, можно было заполнить небольшую чашку или же кастрюльку водой, но тогда при закипании вода моментально затушит пламя, а ее остатки, практически наполненные до краев, сразу бы вызвали если не подозрения, то массу вопросов у представителей правоохранительных органов. К тому же самому наивному следователю будет понятно, что при любой необходимости небольшое количество воды гораздо проще вскипятить в электрическом чайнике. С молоком все мои эксперименты проходили наиболее удачно. Было вполне достаточно наполнить им меньше половины того или иного сосуда, как при закипании появлялась молочная пенка. Она мгновенно поднималась и, вылившись через кромку, тут же гасила пламя и приводила очередной эксперимент к желаемому результату. Говоря простонародным языком, молоко убегало и тем самым открывало свободный доступ газа в квартиру.

«Преступление пройдет легко и просто. Жестокая безжалостная смерть подкрадется незаметно к постели моей благоверной супруги и незаметно сделает свое черное дело. Моя милая Ларочка уснет крепким беспробудным сном и больше никогда не проснется, а у меня будет стопроцентное алиби моей невиновности, – наивно подумал я, но тут же поймал себя на иной мысли: – Мэнская кошечка! Эта бесхвостая тварь могла нарушить все мои планы. Почувствовав запах газа, она могла тем или иным способом разбудить и поднять Ларочку с постели».

– Кисонька! Что происходит? – спросонья спросит Лариса и тут же, поняв в чем дело, немедленно распахнет окна и перекроет конфорку.

Я даже невольно представил, как она возьмет телефон и поспешно наберет номер моего тестя.

– Папа! Ты даже не представляешь, что задумал мой коварный муженек. Нет, он не с тобой, – скажет Лариса и тут же пояснит: – Он вернулся сегодня ночью в Тольятти и попытался меня отравить…

Моя радость от упоения собственной гениальностью рассеялась так же быстро, как табачный дым при открытой фрамуге. Возможно, мне бы удалось обмануть следствие, но я вряд ли бы смог провести Грохотова. Уж в чем бы там ни было, а в преступлениях криминального характера он имел немалый жизненный опыт, и если сам лично никого не убивал, то его подопечные шестерки вряд ли отличались примерным поведением и вряд ли дружили с законом. К тому же я отлично понимал, что если каким бы то ни было образом Ларочке удастся спастись, отделавшись легким отравлением, то моя участь будет предрешена. Я должен был действовать наверняка, не допуская ни единой оплошности. Я должен был сделать что-то невероятное, похожее на то, как человек, решивший наверняка свести счеты с собственной жизнью, встает на табурет, накидывает на шею петлю и стреляет из пистолета себе в висок. В любом случае мне было необходимо действовать осторожно и предусмотрительно, не допуская ошибок и не оставляя следов, которые смогли бы свидетельствовать о моей причастности к преступлению.

– На чашке или кастрюльке с молоком, которую оставлю на газовой плите, не должно быть моих отпечатков, – сказал я себе и тут же подумал о том, что отсутствие всяких отпечатков так же могло навести следователя на неблагожелательные размышления.

– Вероятно, ваша жена решила вскипятить кружечку молока, но, войдя на минутку в спальную комнату, совершенно о ней позабыла, – не то спрашивая, не то следуя цепи логических размышлений, скажет дотошный молоденький оперуполномоченный, недавно получивший юридическое образование и мечтающий о продвижении по служебной лестнице.

– Наверное, так оно и было, – сухо отвечу я, скрывая чувство восхищения своей проницательной гениальностью. – Ларочка всегда была рассеянной женщиной…

– Но в таком случае мне непонятно.

– Что именно?

– Мне непонятно, зачем она аккуратно стерла все отпечатки пальчиков? Ведь даже в том случае, если бы она решила покончить жизнь самоубийством, зачем бы ей это было нужно?

– Было бы гораздо проще открыть газ и лечь в постель, – согласился бы я, пытаясь избежать его испытующего взгляда.

– В том-то все и дело, – заявил бы этот карьерист и тут же добавил: – Дешевый трюк с кипячением молока невольно наводит на мысль об убийстве.

Он вновь окинул бы меня проницательным взглядом и уверенно заявил:

– Вашу жену убили весьма изощренным способом, но забыли одну деталь…

– Какую именно? – не только ради приличия спросил бы я и тут же, пытаясь сохранить самообладание, поинтересовался: – Вас что-то смущает?

– Совершеннейший пустяк. Отсутствие отпечатков ее пальчиков.

– Разве это так важно?

– Отсутствие каких бы то ни было улик – тоже улика, которая сразу наводит на нежелательные мысли о спланированном и заранее подготовленном убийстве.

– Насколько я знаю, у Ларочки никогда не было врагов. Она со всеми находила общий язык и всегда во всех вопросах приходила к компромиссному решению.

– Не хочу обидеть, но смею заметить, что в большинстве случаев с летальным исходом, как правило, обычно виноваты самые ближайшие родственники.

– Вы намекаете…

– Я ни на что не намекаю. Вы сами не хуже меня понимаете, кто в данной ситуации становится самым главным и первым подозреваемым…

От подобных умозаключений кровь застыла в моих жилах. Во всяком случае мой ненавистный тесть мог прийти точно к такому же выводу и уж однозначно не стал бы проводить длительные разборки. Я даже боялся представить, какой долгой и мучительной будет моя смерть. Являясь криминальным авторитетом, Василий Николаевич Грохотов наверняка воспользуется самым устрашающим изощренным способом. Впрочем, эти же тягостные мысли привели меня к оригинальному решению данного вопроса. Нужно было всего лишь выставить чистую посуду на середину кухонного стола, и Ларочка самопроизвольно убрала бы ее в навесной шкафчик, ненароком оставив массу своих отпечатков, которые в дальнейшем обеспечат мне алиби и тем самым спасут мою задницу. Мне бы только осталось аккуратно, с помощью полотенца или какой-либо фланелевой салфетки, выставить тот или иной предмет хозяйственной посуды на газовую конфорку. Тогда ни один, даже самый дотошный и опытный, сыщик не сможет меня в чем-то заподозрить и уж тем более, окинув недоверчивым взглядом, не скажет:

– Кое-что не сходится в цепи действий этого несчастного случая. Вернее, в этой цепочке случайностей слишком много лишних ненужных звеньев.

Разумеется, какое-то время так замечательно обдуманный план убийства моей жены был на грани провала. Я не давал покоя собственным мыслям, пока внезапно не подумал о взрыве.

«Если при запахе газа у Ларочки будет шанс спастись от неминуемой гибели, – прикинул я, – то в случае взрыва у нее не будет ни малейшей возможности остаться в живых!»

По-прежнему опасаясь допустить какую-либо оплошность, я осторожно и постепенно отшлифовывал детали моего второго преступления и с каждым днем медленно, но уверенно приближался к намеченной цели. Экстравагантное убийство моей жены стало моей главной фикс-идеей. Как наполнить квартиру газом и при этом остаться вне подозрения, я уже знал. Осталось решить проблему взрыва. Мало того, что газ должен был взорваться в определенное время, так при этом я сам не должен был пострадать и тем более обязан был находиться на довольно-таки приличном расстоянии от дома. Волновало ли меня имущество, которое будет уничтожено? Да никоим образом! Ни Ларкина квартира, ни ее вещи меня не интересовали. Я знал, что по страховому договору получу довольно-таки кругленькую сумму, которой мне хватит до скончания века. Волновала ли меня судьба соседей, которые могли случайно пострадать во время проведенного мной теракта? Да ничуть! В элитном доме, в котором мне посчастливилось поселиться, проживали одни зажиточные толстосумы. Их дальнейшая судьба меня абсолютно не интересовала. Даже в том случае, если бы я знал, что рухнет все здание целиком и все его жители погибнут, я бы, ни капли не колеблясь, довел свой коварный замысел до его трагического завершения. Довел… если бы только знал, как это сделать. Что я только не выдумывал и каких брошюр и террористических инструкций не перечитал, все было бесполезно. Практически я даже имел понятие о том, как самому собрать взрывное устройство, благо доступная сеть Интернета располагала обширным кругозором всевозможных познаний, но так и не мог найти исчерпывающий ответ на свой вопрос. В какие научные дебри я только ни влезал, все было бесполезно, а все мои последующие малозначительные опыты и эксперименты были беспочвенны. Я уже был на грани отчаяния, когда совершенно неожиданно пришел к решению своей сложной задачи. Весьма странно и довольно-таки глупо звучит, но убийству моей жены способствовала наша, пусть и угасающая любовь. Всякий раз, когда Ларочка требовала от меня выполнения супружеского долга, она выключала электрический свет и зажигала свечи.

– Мне нравится такая интимная обстановка. В мерцании свечей есть что-то волшебное, чарующее и завораживающее, – обычно говорила Лариса, давая короткое пояснение своим действиям.

– Не имею ничего против этого, – добродушно отвечал я. – Мне тоже нравится мерцание свечей и особенно блики их огоньков на стенах нашей спальной комнаты.

Но в этот раз я промолчал, попросту онемев от изумления. Решение моей проблемы было совсем рядом. Можно сказать, оно постоянно находилось у меня под самым носом. Я чуть не выпрыгнул из постели от восторга, так внезапно нахлынувшего на меня. Ларочка не могла понять, что со мной происходит.

– Давно не видела тебя таким жизнерадостным, – подметила она. – Можно узнать, что происходит?

– От избытка сладострастных чувств, моя милая, – пафосно солгал я, заключив Ларочку в крепкие объятия.

– Почему бы нет? – улыбнулась Лариса, тщетно пытаясь понять, что именно так меня развеселило.

Эту ночь я провел с возбуждением и даже в возвышенной эйфории. Конечно же, Лариса здесь ни при чем. Мне не было до нее абсолютно никакого дела, да и свой супружеский долг я выполнил так же недобросовестно, как плохой работник выполняет ту или иную шабашку, за которую не рассчитывает получить приличное вознаграждение. Стоило Ларочке заснуть, я тут же вышел на кухню, затем вновь проследовал в спальную комнату. Неоднократно повторив этот маршрут, я каждый раз делал для себя некоторые выводы. Даже взял на заметку необходимость прикрыть все межкомнатные двери в ту ночь, которая будет роковой для моей жены. Причем должен был не закрыть их плотно, а именно прикрыть, оставляя постепенный доступ газа в каждую из комнат, и так до тех пор, пока он не просочится в спальню и не соприкоснется с пламенем горящих свечей. Я не сомневался, что взрыв будет такой невероятной силы, которая бесследно уничтожит когда-то любимую мной женщину. Но больше всего меня радовал тот факт, что вместе с Ларисой взлетит на воздух ее бесхвостая тварь. Мэнская кошечка достала меня до такой степени, что я готов был разорвать ее в клочья собственными руками. Так или иначе, но в ту ночь, в которую у меня наступило прозрение и наконец-то нашелся выход из создавшейся ситуации, я совершенно не смог заснуть. Однако, не глядя на мою бессонницу, я встал с постели раньше обычного, и причем в самом наилучшем расположении духа. В это утро я не только поцеловал Ларочку в щечку, но даже погладил ее любимую кошку и услужливо налил ей в блюдечко немного молока.

– Жри, гадина толстомордая, – злорадно прошипел я. – Помни мою доброту и щедрость. На том свете тебя вряд ли кто покормит…