18
С каждым днем моя жизнь становилась все хуже и хуже. В скором времени она вообще стала невыносимой. Всякий раз, возвращаясь домой, я испытывал чувство непонятной тревоги, смешанной с неописуемым страхом, словно подходил к чаще диких джунглей, в которой водились ядовитые змеи и прочая омерзительная нечисть. Моя жена не заводила разговора о Дашеньке и особенно не касалась ее трагической гибели. Но, несмотря на это, я догадывался, что Ларочка по-прежнему подозревает меня в причастности к совершенному преступлению и зачем-то упорно скрывает истинную причину Дашиной смерти. Я находился под постоянным и неусыпным наблюдением, как подопытный скорпион, которого, ради изучения его дерзких повадок, содержали в роскошном террариуме. Что бы я ни делал, куда ни направился, она всегда и обо всем знала.
– Сегодня утром был на центральной площади Тольятти, – не успевал сказать я, как мгновенно слышал в ответ:
– Мне говорили. Тебя там видели.
– После обеда выезжал в Самару…
– Знаю. С часу дня до половины шестого вечера…
– Когда появилась свободная минутка, заходил в кафе…
– Ты был не в кафе, а в ресторанно-гостиничном комплексе «Ла Мезон», – поправляла Ларочка и тут же язвительно подмечала: – Ты уже давно не тот неоперившийся желторотик, которого я встретила на привокзальной площади. Теперь ты птица высокого полета и, конечно, можешь себе позволить некоторую роскошь.
– Ну зачем ты все утрируешь? – оправдывался я.
– Ничего не утрирую. В принципе, все правильно. У тебя вместе с денежными банкнотами появился вкус к жизни! Причем прямо пропорционально к их количеству. Чем больше валюты, тем больше понтов…
После подобных разговоров мной овладевало если не паническое, то уж точно упадническое настроение. Я терялся в догадках и никак не мог понять, кто и зачем постоянно докладывает ей о каждом моем передвижении. Что бы я ни делал, какие меры предосторожности не предпринимал, Лариса все равно была не только в курсе всех моих дел, но и, в принципе, всех моих намерений.
«Она обратилась в частное сыскное агентство, – первоначально подумал я. – Хочет проследить за каждым моим шагом. Пытается выяснить, чем я занимаюсь, чем дышу и с кем провожу свободное время».
Однако, сопоставив все «за» и «против», я был вынужден признать тот факт, что ни одному, даже самому ловкому и опытному Пинкертону не удалось бы следить за моими действиями на протяжении столь долгого времени. Я был в растерянности, не знал что думать, кого подозревать, а главное, не знал, что мне делать и какие предпринять меры предосторожности. Я словно был под стеклянным колпаком и постоянно испытывал чувство постыдной неловкости. Иногда доходил до абсурда и даже лишний раз не решался войти в общественный туалет. Моя жизнь стала сплошным невыносимым кошмаром. Я невольно озирался по сторонам, то и дело оглядывался назад в тщетной надежде обнаружить своих преследователей. Первое время я подозревал Грохотова и был свято уверен, что это именно он установил за мной круглосуточное наблюдение. Логически рассудив и сопоставив некоторые неопровержимые факты, я убедился в том, что ему нет до меня никакого дела. Василий Николаевич был слишком занятым человеком и никогда не разменивался по пустякам. Мелкие людишки вроде меня его попросту не интересовали. Во всяком случае, до тех пор, пока с моей стороны его дочери ничего не угрожало, ему не было смысла заниматься скрупулезным изучением моей персоны.
«Впрочем, рано или поздно все тайное становится явным», – отрешенно подумал я, в легкой надежде на скорейшее решение данного вопроса.
К моему удивлению, мне действительно не пришлось слишком долго ждать, и объяснение Ларочкиных познаний обо всех моих похождениях оказалось до нелепости простым и даже слегка наивным. Когда я узнал, откуда у нее достоверный источник информации, то был не только удивлен, но еще невольно почувствовал себя настоящим безмозглым кретином.
– Ларочка, ты забыла включить сигнализацию, – как бы между прочим однажды подметил я. – Не боишься, что кто-либо из заезжих гастролеров, кому ничего не известно о криминальном прошлом и настоящем твоего крутого папаши, опрометчиво осмелится перегнать твой любимый автомобиль в другую область нашей необъятной родины?
– Не заморачивайся по пустякам. Ничего страшного с моим малиновым «Шевроле» не произойдет, – отмахнулась Лариса.
– Не будь слишком самоуверенной, – предупредил я. – Это ни к чему хорошему не приведет.
– Все наши автомобили, которые, так или иначе, находятся в ведении моего отца, оборудованы системой спутникового слежения.
– Ты мне об этом ничего никогда не говорила.
– А ты меня никогда не спрашивал.
– Есть какая-нибудь реальная польза от такой защиты?
Лариса улыбнулась, видя мое искреннее изумление.
– Это позволяет контролировать маршрут любого транспортного средства в режиме реального времени, – сказала она. – Где бы моя легковушка ни находилась, я всегда смогу ее обнаружить. Стоит взглянуть в компьютер…
– У меня тоже… – чуть ли не заикаясь, поинтересовался я.
– Что у тебя? – переспросила Лариса.
– У меня тоже установлена спутниковая система слежения?
– Разумеется, – не задумываясь, произнесла она. – Это же очень удобно…
– И давно…
Я не успел задать вопрос, как с ходу получил на него вполне исчерпывающий ответ:
– Еще до того момента, как твой «Хаммер» доставили к нам в гараж, – заявила Лариса.
Она посмотрела на меня предательски ехидным взглядом и ухмыльнулась.
У меня под ногами горела земля. Каждый шаг, каждое мое движение были под ее неусыпным контролем. Теперь я не сомневался в том, что ей было доподлинно известно, кто убил ее лучшую подругу, но почему-то она упорно молчала и ни при каких обстоятельствах не касалась этой темы. О возобновлении нашей беззаветной и преданной любви уже не могло быть и речи. Она больше меня не интересовала ни как жена, ни как просто привлекательная и весьма соблазнительная женщина. Но следует заметить, что и Лариса, в свою очередь, также была совершенно безразлична по отношению ко мне. Мы по-прежнему относились друг к другу с видимым уважением, но между нами возникла непреодолимая пропасть. Иной раз я даже воочию ощущал, как между нашими отношениями находился огромный ледяной айсберг, от которого веяло нестерпимым холодом. Я был уверен, что Ларочка явно что-то замышляла. Она играла со мной, как ее бесхвостая кошка с искусственной канарейкой. Более того, Ларочку наверняка забавляла эта не только несуразная, но и по отношению ко мне безжалостная жестокая игра. Своим упорным молчанием она вытягивала из меня все жилы. В придачу ко всему меня по-прежнему, каждую ночь, посещали кошмары. Убитая мной Дашенька являлась в моих сновидениях в жутком окровавленном виде и регулярно задавала один и тот же вопрос:
– Зачем ты убил меня и нашего маленького, еще не родившегося ребенка? – интересовалась она.
Ее лицо, размозженное попавшейся мне под руку корягой, было ужасным. Остатки волос, слипшиеся от крови, и обгоревшее тело вызывали чувство отвращения.
– Зачем ты нас убил? – настойчиво переспрашивала Дашенька и тут же протягивала в мою сторону костлявые обугленные руки и пыталась меня обнять. Она звала меня за собой в потусторонний и неведомый для меня мир.
– Приходи ко мне. Я тебя жду, – постоянно умоляла она. – Мне и нашему ребеночку без тебя плохо. Здесь сыро и очень холодно.
Потом Дашенька вдруг начинала громко рыдать и исчезала, как яркая звезда на солнечном небосводе во время утреннего рассвета, оставляя меня в полной растерянности. Проанализировав происходящее, я невольно пришел к выводу, что причиной моих кошмаров было не столько само преступление, как целенаправленные действия моей супруги. Лариса специально бросала на меня ехидные взгляды, словно говорила:
– Я знаю о тебе всю правду! Ты – жестокий маньяк. Ты – убийца моей лучшей подруги.
– Нет! – мысленно кричал я в свое оправдание. – Это всего лишь плод твоего больного воображения. Это твои несуразные бредовые подозрения. Они беспочвенны! Я ни в чем не виноват…
– Я знаю. Я все про тебя знаю… – всем своим видом и презрительным отношением ко мне говорила Лариса.
Конечно, я не мог не понимать, что все эти подозрения не были высосаны из пальца и не появлялись на пустом месте. Я не сомневался в том, что Ларочка, словно цепного пса, постоянно будет держать меня на коротком поводке и при первом удобном случае прижмет к стенке и раздавит как дурно пахнущего клопа. Моя коварная кошечка продолжала играть со мной, как с загнанным в угол мышонком. Мне даже казалось, что ее забавляла моя растерянность и особенно моя неуверенность в завтрашнем дне.
«Ну что же, – однажды прикинул я, – моя шутка насчет женитьбы здорово затянулась. Раз уж я так опрометчиво вляпался в дерьмо, с головой окунувшись в серую семейную жизнь, то теперь, с некоторыми усилиями, должен выбраться на свободу!»
Я отлично понимал, что так или иначе мне необходимо было найти выход из столь неприятной ситуации. Совершив одно преступление, теперь должен был решиться на второе. Во что бы то ни стало я обязан был избавиться от Ларисы, от ее ехидных ухмылок и от ее издевательств над моими чувствами. Но я должен был ее не просто убить, а убить по высшему разряду, не вызывая ни малейших подозрений со стороны моего тестя. Я отлично понимал, что в этот раз любая незначительная оплошность могла стоить мне самой жизни! Но, как ни странно, эта опасная идея мне безумно понравилась. Более того, она стала моей навязчивой идеей. Я даже воспрял духом и заметно повеселел. Для того чтобы в дальнейшем меня не смогли ни в чем заподозрить, я начал чаще дарить Ларочке букеты ярких пышных цветов и прилюдно оказывать ей различные знаки внимания. Моя жена наверняка воспринимала все мои действия как страх перед разоблачением или же нелепую попытку загладить перед ней свою вину. За последнее время я многое передумал и многое переосмыслил. Я уже мечтал вновь вернуться в Мурманск и стать по-прежнему свободным человеком. Более того, мне даже хотелось вернуться на мое прежнее место работы и занять должность младшего научного сотрудника. Я больше не хотел иметь никаких бешеных денег, полученных с помощью криминальных структур. Я с сожалением вспоминал о самой простой российской зарплате. Идея способа, которым я мог совершить свое преступление, возникла в моей голове совершенно случайно. Она появилась словно яблоко, упавшее с ветки дерева и озарившее Ньютона на величайшее открытие всемирного тяготения. Она пришла ко мне, как таблица Менделеева, которую он увидел во сне. Она, эта незамысловатая мысль о способе убийства моей супруги, пришла ко мне так внезапно и так неожиданно, что я даже удивился ее гениальной простоте. Я знал, как крепко спала Лариса. Она могла часами ворочаться в постели, но если наконец-то засыпала, то ее уже было невозможно разбудить. Не зря одной из ее любимых поговорок было крылатое выражение: «Не будить. При пожаре выносить в первую очередь». Я заметил, что она редко пользовалась кодовым шифром, ограничившись легким поворотом ключа, и поэтому мне понадобилось несколько бессонных ночей, чтобы я смог сделать слепок для отмычки ее сейфа. Я должен был не только инсценировать несчастный случай, из-за которого погибнет Лариса, но еще я должен был обязательно избавиться от компрометирующих фотографий. Конечно, у моей жены могли остаться их негативы или же их копии на компьютерном диске, но это обстоятельство уже не слишком-то меня волновало. Лариса вряд ли ставила кого-то в известность об их происхождении и вряд ли кто-нибудь станет рыться в каких-либо бумагах после ее трагической гибели. Для того чтобы мой план не был сорван какой-то нелепой случайностью, я неоднократно высчитывал время и проделывал всевозможные опыты. Постоянное общение с тольяттинскими бандитами меня действительно многому научило. В отсутствие Ларисы я неоднократно ставил кастрюльку молока на конфорку и включал газовую горелку. Неважно, каким был уровень пламени. Его величина зависела от расчетного времени, которое было необходимо для моего стопроцентного алиби. Даже при самом минимальном расходе газа молоко вскипало. Оно быстро поднималось через край и, заливая конфорку, тушило пламя. Однако это не прерывало подачу газа. У моей жены практически не было никаких шансов на спасение. Она должна была погибнуть, а я на момент ее смерти получал превосходное алиби. Разумеется, только в том случае, если в это самое время меня самого не будет дома и найдутся серьезные свидетели, которые смогут поклясться, что я ни к чему не причастен и ни в чем не виновен. Это вообще не было для меня проблемой. Последние дни мой тесть Василий Николаевич Грохотов все больше мне доверял и слишком часто стал отправлять в Самару. Более того, ни одна его поездка в областной центр не проходила без моего участия. Несмотря на некоторую откровенную неприязнь с его стороны, я все ж таки был законным мужем его дочери и более других претендовал на его так называемую должность. Моя милая жена, моя славная наивная девочка, даже не подозревала, какую печальную участь я ей уготовил. Теперь благодаря ее неосторожному высказыванию я знал, что в моей машине вмонтировано самое современное устройство спутникового слежения и что любое, даже мало-мальски незначительное передвижение моего автомобиля можно проследить по компьютеру. Но Лариса не подумала о том, что, находясь с моим тестем в Самаре, я мог посреди ночи никем не замеченным выйти из гостиницы и, остановив частника, вернуться домой. Мне хотелось не только создать себе неопровержимое алиби, но еще я хотел какой-то экстравагантности. Я хотел, чтобы мое преступление было настоящим шедевром. Чтобы оно стало венцом моего изощренного ума и моей неограниченной фантазии. В последние часы жизни моей супруги мне хотелось сделать для нее что-то необычное и приятное. Но что я мог сделать гораздо лучше, чем подарить ей свою пылкую, страстную любовь? Я хотел, чтобы перед собственной смертью она испытала по-настоящему истинное наслаждение. Я хотел, чтобы она ушла из жизни счастливой и умиротворенной женщиной.
