Глава седьмая
Но это был не самый страшный удар. Случись он посильнее – и я бы прямиком из Испании отправился в сумасшедший дом. Я пришел в себя под злосчастной лестницей, посмотрел на часы – половина третьего (минут сорок провалялся), подумал о том, что бог любит троицу, вспомнил, что ровно сутки назад на этом месте валялась мертвая Кармен… Я подтянул колени, встал на четвереньки, ощупал голову. Висок был липкий. Поздравляем, Андрей Иванович.
Я начал подниматься и поскользнулся на собственной крови. Выстрелил носок, я ударился коленкой и треснулся лбом о каменную ступень…
Пока я очнулся во второй раз, прошла уйма времени. Трижды битая голова с трудом соображала, что если я не хочу отправиться в дурдом, то должен немедленно добраться до своей комнаты. В памяти не отложилось, как я добрел до «апартаментов», открыл, упал, проверил, на месте ли Варвара.
Запереться я опять забыл. Очнулся от строгих проникновенных взоров. Над душой властвовала полиция. В ногах стоял полковник Конферо, рассматривал меня с брезгливой неприязнью, в голове – усатый-полосатый тип, по фамилии, помнится, Сандалья. На дальнем плане копошились личности из городского управления. Они перетрясали наши сумки. Рядом лежала Варвара, натянув одеяло на глаза, и мелодично стучала зубами.
– О, нет, только не это… – простонал я. – Снова все долодом… Полковник, скажите, что вы сон…
– Мы – сон, – сказал полковник.
– Кошмарный, – добавил усатый-полосатый.
– Нет, вы не сон, – вздохнул я, осторожно вытянул руку из-под одеяла, прикоснулся к пылающей голове.
– У вас кровь на виске, – заметил майор Сандалья. – Брились? Порезались?
– Хотите чистую правду, полковник? – прохрипел я, понимая, что с враньем пора завязывать. – Горничная Сесиль что-то знает об обстоятельствах, связанных с гибелью Кармен. Возможно, и не только. Она собиралась ночью с кем-то встретиться и заняться шантажом. В два часа ночи она вышла из своей комнаты, поднялась на второй этаж. Проследить не удалось, поскольку меня огрели по голове… Послушайте, полковник, а это нормально, что ваши люди роются в чужих вещах?
– У вас чужие вещи? – удивился майор Сандалья.
Полицейские засмеялись.
– Под лестницей обнаружена кровь, – подозрительно потянул носом полковник.
– Это моя кровь, – сказал я. – А в ней наверняка отпечаток моей подошвы.
– А в собственной комнате – мертвая Сесиль, – подытожил Конферо. – Девушка чем-то подавилась. Вы не знаете чем? Может, косточкой от персика?
– Между прочим, я ее предупреждал, – вздохнул я. – Минутку, господа… а который час?
Я вскинул руку, резкое движение повлекло оглушительный взрыв в голове.
– Скоро полдень, – ответствовал полковник. – В том-то и дело, сонные мои. Горничная не позаботилась о завтраке, что удивило жильцов дома. Она не вышла утром из своей комнаты. Когда к ней явилась целая делегация, девушка лежала под кроватью, вся посиневшая. Внезапное удушье, знаете ли. Смерть, по предварительным данным, наступила от двух до трех часов ночи.
– В собственной комнате, говорите? – просипел я, делая судорожные попытки настроиться на нужный лад. – Странно, полковник. Когда я видел ее в последний раз живой, девушка поднималась по лестнице.
– А почему вы до сих пор лежите? – удивился полковник.
– А может, все-таки выйдете? – взвизгнула Варвара. – Или кому-то не терпится забраться к нам под одеяло?..
И снова рутинное разбирательство. Не знаю, устроило ли полицию наше объяснение, но в глубине души они понимали, что злоумышленники из нас хреновенькие, и лучше не позориться. Я повторил под протокол свои показания.
– Бедненький, – обняла меня за локоть Варвара. – Ты так устаешь, тебе так много достается… – и зашептала на ухо: – Тебе не кажется, Андрюша, что прошлой ночью ты вел себя, как полный олух? Держу пари, если бы нас было двое, твоя голова осталась бы целой.
Позднее полиция пыталась выпытать, что именно от меня скрывала горничная (честно говоря, я не понял постановку вопроса), потом нам разрешили полюбоваться мертвым телом, которое еще не увезли. Кто-то хотел создать иллюзию, что Сесиль из комнаты не выходила и мои слова гроша ломаного не стоят. Скомканная кровать, девушка лежала в задранной ночной рубашке с искореженным вздувшимся лицом, на столике стояла бутылка минералки, ваза с фруктами, валялись косточки, пошлый дамский романчик в суперобложке. По утверждению «делегации», навестившей горничную, когда они вошли в комнату, приглушенно работал телевизор. Теоретически было допустимо, что девушку мучила бессонница. Она лежала в кровати, грызла фрукты, смотрела телевизор, листала книжку. Крупная косточка от абрикоса пошла не в то горло, и девушка задохнулась. Предварительный осмотр тела данную версию не отрицал, правда, в нее не вписывались мои показания.
– Бедная девочка, – потрясенно шептала Варвара. – Мне ее действительно жаль. Помнишь, сержант Габано говорил, что это единственный человек в доме без темного прошлого?
Несчастный случай – вынесла вердикт полиция и принялась с неприязнью меня рассматривать. Несчастнее некуда: внешнее воздействие (кость) вызвало приступ астмы. Сузились бронхи, выделилась слизь в дыхательных путях, создав препятствие для поступления воздуха. Ей просто нечем было дышать.
– Не буду громко возмущаться, господа, – пожал я плечами. – Моего интереса в этой истории нет. Но подумайте чисто отвлеченно – я похож на вруна или сумасшедшего? В два часа горничная вышла из комнаты, поднялась наверх, при этом сильно волновалась. Да, наверное, побыв наверху, она вернулась к себе по северной лестнице – чтобы страдать бессонницей, а меня огрело по виску одно из здешних привидений.
– А будете лезть не в свое дело, – огорошил меня полковник, – мы для вас персонально придумаем статью.
– Не лезь в бутылку, Андрюша, – прошептала Варвара. – Ты сам не знаешь, что произошло.
Майор Сандалья недоверчиво прислушивался к моим словам и что-то мотал на ус. Я делал выводы из наблюдений – полиция предельно продажна, работает на заказ и терпеть не может, когда препятствуют ее делам. Смерть Кармен и горничной – то самое препятствие, которое полицию бесит и настораживает.
Хладное тело увезли в морг. Полиция опять хозяйничала в доме. Сержанта Габано в ее рядах сегодня не наблюдалось. И вновь обитателей дома собрали в гостиной, полковник Конферо проводил допрос, майор Сандалья проникновенно помалкивал, измываясь над собственными усами. Мятый Генрих, утомленный бесконечными возлияниями, тянул минералку и чесал взъерошенную макушку. Те же люди: гувернантка с каменным лицом, мальчик Марио с ликом свергнутого с небес ангелочка, напряженный Ворген, угрюмый садовник. Покинула свои апартаменты Изабелла – она сидела на диване, закутавшись в платок, тоскливо проницала пространство.
– Я вам безмерно сочувствую, Изабелла, – смастерил бездонную скорбь полковник. – Столько несчастий обрушилось на ваш дом…
– Это не мой дом, – прошептала Изабелла. – Это дом моего старшего брата…
Всем посвященным стало смешно. Генрих криво ухмыльнулся, поджала губки гувернантка, как-то судорожно вздрогнул Марио.
– Простите, – вздохнул полковник. – Не то сказал. Итак, мы выяснили, что ночь прошла спокойно…
– О, да, – подтвердил я.
– Вас не спрашивают, – процедил Конферо.
– Действительно, Андрей Иванович, – повернула голову Изабелла. – Ведь то, что с вами произошло, могло и не иметь отношения к тому, что случилось с Сесиль. Вы могли выпить, оступиться…
– А из буфета пропало белое бордо «О Брион» и «Турин Совиньон», – сурово произнес Генрих. – Меня не проведешь, у меня все на учете.
Ухмыльнулся в усы майор Сандалья.
– Точно, – хлопнул я себя по лбу. – Был пьян и ничего не помню. Спасибо, Генрих, что напомнили.
– Вот так-то лучше, – усмехнулся полковник. – Ладно, господа, подождем заключения эксперта, но подозреваю, что мы имеем дело с еще одним несчастным случаем, – полковник повернул голову и пристально воззрился на Йорана Воргена. – А вам не позавидуешь, господин Ворген. В доме, который вы призваны охранять, происходит целая вереница трагических событий. Пропажа и последующее обнаружение тела Гуго Эндерса, несчастье с его женой, гибель невинной Кармен, неприятность, приключившаяся с Сесиль… Вы нормально себя чувствуете? Совесть не покусывает?
Йоран Ворген поднял голову, водрузил на полковника тяжелый взор.
– Вы на что-то намекаете, полковник? Ах, простите, вы всего лишь констатируете… Хорошо, пропажу, как вы выразились, тела Гуго Эндерса можно поставить мне в упрек. Но это была не пропажа, а добровольный уход не совсем вменяемого человека. Полиция тоже показала себя не с лучшей стороны. Госпожа Эльвира покончила жизнь самоубийством – кто, как не вы, настаивал на этой версии? Гибель Кармен – несчастный случай, в этом доме крутая и твердая лестница. Горничная Сесиль подавилась косточкой, вы сами на этом настаиваете. Совесть моя неспокойна, вы правы, поскольку, будучи начальником охраны, я все равно несу ответственность за происходящее в доме. Если госпоже Изабелле будет угодно меня уволить, она меня уволит.
То, как Изабелла посмотрела на Воргена, заслуживало отдельного описания. В этом взгляде было много интересного. Нерешительность, подозрение, сожаление, нежелание выбирать из двух геморроев.
– Не надо ерничать, полковник, – прошептала Изабелла. – У меня нет претензий к господину Воргену. В его обязанности входит охрана поместья от посягательств извне. Внутренние дела – вне пределов его компетенции. Вы не будете возражать, если мы разойдемся?
– Конечно, Изабелла, простите, – полковник с готовностью состроил услужливую мину.
Население виллы катастрофически сокращалось. Уехала полиция. Мы с Варварой блуждали по дому, не отходя друг от друга. Никого, пустые коридоры. Люди попрятались по своим норам.
– Ты обратил внимание на одну интересную особенность? – шептала Варвара. – В доме постоянно что-то происходит, но не наблюдается оттока населения. Нормальные люди, почувствовав угрозу своей жизни, непременно бы разъехались. Эльвира здесь жила до самой смерти, хотя чувствовала угрозу. Сесиль тянула до последнего, а ведь она чего-то боялась. Генрих, хоть и пьяница, а не дурак, не испытывает желания съехать. Гувернантка, вместо того чтобы уволиться, упорно выжидает. Садовник, начальник охраны… Мелкому Марио вообще на все плевать…
– Пойдем отдыхать, – вздохнул я. – Голова раскалывается, не могу больше думать.
После серии инцидентов с участием моей головы я чувствовал себя ужасно. Варвара доволокла меня до комнаты, уложила в постель. Вытрясла из багажа какие-то таблетки, принялась ругаться, что в комнате нет ни капли воды, чтобы запить. Умчалась за водой. Я стонал ей вслед, что нельзя болтаться одной по дому, в котором поселилась смерть. Она вернулась через целую вечность.
– Ты слишком долго искала воду, – упрекнул я. – Бурила землю?
– Я видела, как общались Изабелла и Ворген, – сообщила Варвара. – Я подкралась, пыталась подслушать, но они очень тихо говорили. Эх, узнать бы, о чем шла речь…
Мы встали в шесть часов вечера, оделись, вышли из комнаты. По дому плавали миазмы. Он казался вымершим. Но неясное чувство подсказывало, что ни одна крыса не сбежала с тонущего корабля. В гостиной, развалившись в кресле, похрапывал Генрих в мятой рубашке. На журнальном столике стояла опустошенная на две трети бутылка виски. Парню снилось что-то приятное – по губам блуждала глумливая улыбочка.
– Помяни мое слово, следующим будет он, – прошептала Варвара. – Жалко непутевого. Но тут уж кто успел. Либо Изабелла прикончит Генриха, либо Генрих прикончит Изабеллу. Но Изабелла представляется мудрее Генриха.
– Ты понимаешь ситуацию слишком упрощенно, – упрекнул я.
– А нужно плодить сущности? – удивилась Варвара. – Жизнь достаточно простая штука. Месть, деньги, власть. Всё. Иногда любовь. Вернее, слепая страсть по конкретному объекту. Дом на Плата-дель-Торо стоит многие миллионы.
«А страховка за дом, наверное, не многим уступает его стоимости», – почему-то подумал я.
Изабелла пребывала в излюбленной позе на излюбленном месте – стояла, скрестив руки, у окна в холле второго этажа. Неподвижная фигура в закрытом платье. Резко повернулась, одарив нас пронзительным взглядом. Мы изобразили что-то учтивое и поплыли к лестнице. Пустые марши, пустой холл, озаренный дрожащей рябью. На крыльце стоял Ворген, жадно курил и думал.
– Не хотите исповедаться, господин Ворген? – вкрадчиво спросил я.
Он сделал злое и решительное лицо.
– А вы священник?
– Могу побыть им, – я пожал плечами. – Итак?
Ворген отвернулся. Мы поплыли дальше.
– Далеко собрались? – процедил он в спину.
– В город, – сказал я. – Вы не против, если мы осмотрим местные достопримечательности?
– Надеюсь, вы не сбежите из страны в разгар полицейского расследования?
– Как в анекдоте, – шепнула Варвара, когда мы ступили на дорожку. – Папа, я замуж вышла. Ничего не знаю. Как стемнеет – домой…
Поскрипывали качели, на которых сидел Марио. Он чем-то обидел свою гувернантку: Габриэлла прошла в дом мимо нас, ее лицо было каменным, по щеке расползалась жирная слеза. Мы недоуменно посмотрели ей вслед. Гувернантка взбежала на крыльцо, проигнорировав Воргена (тот тоже отвернулся), пропала в недрах здания.
– Чего это с ней? – не понял я.
– Она сломалась, – рекламным голосом сообщила Варвара.
Мы прошли мимо Марио – он качался и провожал нас пустым взглядом. Мы вошли в «лесистую местность». Упала освещенность, дорожка вилась серпантинной лентой. Человек, идущий навстречу, невзирая на приличную массу, практически не шумел. Дворник Тынис едва не напоролся на нас, когда мы вошли в поворот! Ойкнула Варвара, я остановился, сжав кулаки. Опять он лезет?
– В чем дело, Тынис?
Он посмотрел на нас с недоумением, взвалил на плечо мешок с инвентарем, который выронил от неожиданности, прошел мимо, не сказав ни слова. Мы угрюмо смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
– Расслабься, – похлопал я по плечу дрожащую Варвару. – Не пришел еще наш час.
Охрана на воротах выпустила нас без пререканий. Мы вышли в город – как из темницы на альпийский луг. Перебежали дорогу, юркнули в ближайший переулок, зашагали в центр, взявшись за руки.
Заходило солнце за кукольные домики из белого камня. Мы сидели у фонтана на Виктория-Плаза, любовались игрой водяных струй из мраморной чаши, лежащей на спине бронзового льва, грызли мороженое с ванилью, наслаждались окружением нормальных людей. Варвара таращилась с открытым ртом на «аутентичных» испанских мачо, которые очень эротично ей подмигивали, маслили взорами, я любовался женскими ножками. Продефилировало странное существо условно мужского пола, сверкая фиолетовым мелированием, обласкало меня волнующим взором.
– Может, нам расстаться на часок-другой? – иронично поинтересовалась Варвара. – Ты займешься своими делами, я займусь своими.
Из нее бы вышла прекрасная супруга – невзирая на неумение готовить еду, наводить порядок и воспитывать подрастающее поколение.
– Отличная мысль, – оценил я. – Но мы пойдем другим путем. Не для того мы предприняли эту вылазку…
Мы со вздохом поднялись, взялись за руки и побрели по переулку на восточную окраину городка, втекающую в горный массив…
Сержант Габано проживал в частном домике на улице Эль-Кумира. Другая половина дома принадлежала другой семье и выходила на другую сторону. Дом по самую черепицу зарос апельсинами и персиками, колючим барбарисом, усыпанным душистыми цветками. Ограду вуалировали кусты с глянцевыми листочками, похожими на лавровые. Улочка завершалась тупиком, за которым вздымались непроходимые скалы.
Когда нас впустили в дом, уже сгущались сумерки. Чистые комнатки, непритязательная, но добротная мебель. Розовый бальзамин в корзинках на окнах. Женщина по имени Вера, в прошлой жизни носившая фамилию Филиппенко, радушно встретила гостей с исторической родины. Засуетилась, собирая на стол. Выбрался из спальни подхвативший простуду сержант в рваной футболке. Заулыбался, словно явились дорогие родственники.
– Да, я слышал, что поместье Гуго Эндерса вновь атакуют неприятности. Горничная погибла, знаю… Жалко, что я сегодня такой невыездной…
– Вы не представляете, – всплеснула руками Вера. – В жаркой Испании подхватить простуду куда проще, чем где-нибудь под Тикси. Море, сквозняки на работе, холодное пиво. А у Луиса такая предрасположенность к простудным вирусам…
В доме не было ни детей, ни собак. Только черная кошка с белым пятном на глазу постоянно путалась под ногами.
– Ой, не буду вам мешать, – спохватилась Вера. – Вы, наверное, хотите поговорить с Луисом.
Она исчезла – легко и непринужденно.
Мы изложили факты и ценные мысли. Сержант задумчиво постукивал вилкой по столу.
– Складывается впечатление, что столкнулись интересы нескольких враждующих партий. Нет такого впечатления?
Мы украдкой переглянулись. Впечатлений было много и разных.
– Возможно, скоро вы кому-то станете мешать, – внес еще одну дельную мысль сержант. – До сегодняшнего дня этого не происходило, но теперь… Боюсь, как бы вас не подставили под очередное убийство, – Габано стряхнул оцепенение. – Нет, не обращайте внимания. Вся история, связанная с домом сюрреалиста, – полный абсурд. Начиная с самого исчезновения сюрреалиста.
– На то и сюрреалист, – пожала плечами Варвара.
– Он в первую очередь обыкновенный человек, – отрезал Габано. – С небольшими странностями. Был слушок, что в последнее время Гуго Эндерс обзавелся серьезными проблемами. С клиентами, городскими властями, полковником Конферо, местными криминальными фигурами. Увы, – развел руками сержант. – Если Гуго Эндерс что и замышлял, то его планам не суждено было воплотиться. Гуго Эндерс мертв, чему есть убедительные доказательства.
– Давайте стартуем от простого, – предложил я. – А усложнится все без нас. Кому выгодно устранение Гуго?
– Изабелле, – сказала Варвара. – И, безусловно, Генриху. Но Генриху, чтобы наложить лапу на имущество брата, придется прикончить еще и Изабеллу. Сложная комбинация. К тому же Генрих запойный пьяница.
– Вот именно, – поморщился я. – Про Генриха пока забудем. А вот у Изабеллы имеется любезный приятель – полковник Конферо.
– Это так, – согласился сержант. – Зимой Изабелла Бранден явилась в управление по пустяковому поводу, с ходу обворожила полковника, который, к слову, вдовец с двумя взрослыми детьми, с той поры он и стал околачиваться в доме. Гуго поначалу относился к знакомству Изабеллы терпимо, потом его это стало угнетать.
– Прослеживаются две версии, – вставила Варвара. – Либо полковник нужен Изабелле, как будущая выгодная партия, либо она водит его за нос, чтобы использовать его влияние и возможности.
– Либо все разом, – сказал я. – Но с гибелью Кармен расклад может поменяться. Только Богу известно, что сейчас на уме у Изабеллы.
– С Кармен понятно, – сказал сержант. – Это она убивала людей в Маринье. Пусть горит в аду на своей сковородке. Я убежден, что смерть Кармен не имеет отношения к делу Эндерса. Как и смерть горничной. Сесиль, вероятно, видела, кто столкнул Кармен. Шантаж не состоялся, и трупом стало больше.
– Но кто столкнул Кармен?
– Вы напрасно считаете, Луис, что кончина Кармен стоит особняком, – рассудительно изрекла Варвара. – Мы подозревали в Кармен маньячку, подверглись нападению с ее стороны, Кармен проиграла, наутро все бы раскрылось, кто-то об этом узнал и посчитал, что мертвая Кармен будет безопаснее, чем живая, но арестованная, и весь сопутствующий этому делу шум…
– Мы сойдем с ума, если начнем представлять, кто убил Кармен, – покачал головой сержант. – Какие у вас версии? Изабелла? Блестящая версия. А как же безумная лесбийская страсть? Вечно пьяный Генрих? А, может быть, гувернантка или, не приведи Господь, Марио? Ему-то зачем?
– Вы забыли двух мужчин, – напомнил я. – Ворген и садовник Тынис. Обе личности – предельно мутные.
– Рассуждать не о чем, – пожал плечами сержант. – Мы абсолютно не понимаем, что происходит. Кроме одного. Изабелла с нетерпением ждет, пока состоятся похороны, после чего ее адвокаты начинают работу по вступлению Изабеллы в права наследства. Можем условно считать, что гибель четы Эндерс учинена Изабеллой. После похорон ей будет мешать Генрих. Могу поклясться, она найдет пристойный повод, чтобы выгнать его из поместья. Сомнительно, что Генрих решится на злодеяние. А если с Изабеллой что-то произойдет, полиция во главе с Конферо прекрасно знает, в каком направлении искать злодея.
– Если с Изабеллой что-то произойдет… – задумчиво пробормотала Варвара. – Мне не дают покоя ваши слова, Луис, о возможной подставе. Вы сказали, что следующее убийство могут повесить на нас.
Я постучал по деревянной столешнице. Трижды сплюнуть не решился.
– Не хочу вас успокаивать, у меня предчувствие, – мрачно гнул Габано.
– Но мы никому не мешаем, мы просто статисты…
– Надо же на кого-то свалить злодеяния? Чем абсурднее кандидаты в убийцы, тем охотнее этой лжи поверят.
– Но убивать без повода – только для того, чтобы кого-то подставить…
– А кто сказал, что не будет повода? – засмеялся сержант. – Уж повод в осином гнезде найдется. И не только повод, но и веская причина.
– Вы считаете, нам не стоит туда возвращаться?
– Может, и не стоит, – пожал плечами Габано. – Оставайтесь, если хотите, Вера постелит вам на мансарде. Но учтите, это всего лишь мрачные предчувствия, а половина предчувствий, – сержант невесело усмехнулся, – имеет свойство не сбываться.
Он проводил нас до калитки. Еще раз предложил остаться. За оградой было темно, как в могиле, выходить туда откровенно не хотелось. Я убеждал себя, что темнота сама по себе не страшна. Опасен тот, кто в ней таится. Я уже перекатывал в голове мысль, что стоит отыскать гостиницу, позвонить оттуда на Плата-дель-Торо, извиниться за причиненные неудобства…
– Идите прямо, не сворачивайте, – показал на восток сержант. – Эль-Кумира метров через семьсот упрется в море, с нее попадете на Плата-дель-Торо. Незачем плутать по городу. Но на вашем месте я не стал бы туда возвращаться.
– Спасибо, сержант, – я пожал ему руку. – Мы что-нибудь придумаем.
Я шагнул за калитку. Упругая дрожь взорвала кусты, что-то черное ринулось мне навстречу! Я отшатнулся в сторону, ткнувшись ребрами в низкую ограду. Боль пронзила грудину, я чуть не задохнулся. Что-то просвистело мимо меня, вскричала Варвара, ругнулся сержант. Я отодрал свои ребра от ограды, вытянул ногу, чтобы этот гад запнулся. Но этот гад уже пролетел. Но запнулся второй, бегущий вслед за первым. Кто-то грохнулся на землю, коротко вскрикнув. Я видел, как в темноте копошится тело, пнул его по бедру. Второй вскрик, я бросился в открытую калитку – прямо по телу. Он яростно возился, пытался схватить меня за ногу, я вырвался, с ожесточением ударил его еще раз, другой. Перепрыгнул, но тут на меня навалился третий, страхующий первых двух. Мы покатились по дорожке, обмениваясь оплеухами. Это был мужчина, упругий, накачанный, молчаливый, в маске (видимо, затем, чтобы не увидели, какое у него доброе интеллигентное лицо). От бандита нещадно воняло потом. Пропустив удар в живот, я врезал локтем в скулу, схватил его за шиворот, оторвал от себя, пересилил, швырнул куда-то за пределы дорожки. Подпрыгнул, бешено вращая кулаками, чтобы никто не подошел. Но тут в лицо ударила едкая струя. Я застыл, ошеломленный. Болезненная судорога пронзила лицевые мышцы. Часть паралитического газа попала в рот, который я зачем-то открыл. Термоядерный взрыв в горле, я дальше ничего не помнил. Хорошо хоть, по голове не били, благодетели. Четвертой встряски мои тупые мозги бы не выдержали…
Акцию спланировали, не напрягаясь. Ходовой прием, ничего нового. Пару раз за свою «карьеру» я влетал в подобные ситуации, но как-то выпутывался. Сознание кувыркалось по колдобинам. Я смекнул, что лучше не лежать, иначе снова отрублюсь. Завозился, борясь с судорогой, куда-то перекатился, открыл глаза. Яркий свет, потолок, комната. Препятствие под плечом: я дернул головой, уперся взглядом в напоенные болью глаза покойника…
Я еще не пришел в себя. Меня штормило, дергало, бросало из стороны в стороны, как кораблик в лютый шторм. Но я уже соображал, что нахожусь в доме Габано. Поднялся, меня куда-то поволокло, ноги не слушались, я въехал в стол, за которым мы ели бифштекс, падая, схватился за скатерть, с которой посыпалось все, что не успела прибрать Вера. Потом я поочередно снес стул, кухонный пенал и стальную трубку, натянутую над зоной приготовления пищи. Запнулся о второе неподвижное тело, сделал попытку выломать раковину, но та оказалась сильнее моего веса. Я открыл кран на полную «громкость», сунул туда голову. Долго держал под напором, приходя в себя, не обращая внимания, что кухня превращается в болото, а меня уже можно выжимать и развешивать…
Напрашивались неутешительные выводы. Нас втащили в дом, подставив по полной программе. Варвара жива, стонет, растирает глаза, ужасно некрасива, потому что судорога исказила лицо. Габано оказался прав на все сто: убивать нас как-то неловко, все-таки иностранные граждане, будут проблемы, а вот подвести под трупы… Одного он не предусмотрел – что это будут трупы его и его любимой жены!
Они лежали в луже крови. Сержант – посреди комнаты, из живота торчала рукоятка ножа (готов поручиться, на рукоятке уже красовались мои отпечатки пальцев). Оглушили в саду, приволокли в дом, где и зарезали, как свинью. Вера выбежала из комнаты, где занималась своими делами, металась, когда ей отрезали путь к отступлению, били ножом, а она сопротивлялась, пока не обессилела окончательно. Все ее тело было исполосовано, из груди толчками выходила кровь…
Глупо, бездарно, топорно. Много шума, соседи наверняка вызвали полицию. Мозгов у этих тварей не было решительно. Хорошо хоть второй нож не оставили. По предложенной версии получалось, что я долго и с наслаждением лупцевал Веру, а чем, интересно, в это время занимался ее муж? Терпеливо дожидался своей очереди? А потом подставил живот?
Но будет ли полиция руководствоваться логикой? Кому тут интересно, что нас накачали газом? Я подхватил стонущую Варвару, потащил под мышки к спасительному крану, сунул под струю. Она лягалась, колотила меня локтем под дых. Я оттащил ее, чумазую, трепыхающуюся.
– Прости, Варенька, так надо. Ты поняла, что произошло?
Она таращилась на трупы. Слезы текли из воспаленных глаз.
– Не понимаю, Андрюша. Так много всего. Ты не прибалдел еще от этого?..
Я потащил ее к двери. Смываться надо, а не выяснять, кому сейчас легко. Поздно. Полиция подъехала к дому без шума и пыли. Они уже топали по крыльцу – целая свора. Охнув, я набросил крючок на дверь. Схватился за тяжелый замок, провернул собачку. Дверь содрогнулась от сокрушительного удара.
– Откройте, полиция! – орал свирепый голос.
– Немедленно откройте, не усугубляйте свою вину! – вторил другой.
Они орали по-английски. Знали, кто находится в доме. Какие грамотные в этой стране полицейские. Прекрасно владеют языком международной преступности…
– Ой, мамочка, – взялась за сердце Варвара. – Чего это они? Может, откроем, Андрюша?
– Воздержимся, – буркнул я. – Только по большой нужде. Подвести нас под убийство – сложно, но можно. Если полиция задастся целью… Запрут на полгода, пока не разберутся, сделают инвалидами…
Дом уже ходил ходуном от сокрушительных ударов. Дверь держалась. Но они же в окна полезут! Уже обложили со всех сторон…
– Наверх, – зашипел я. – На крышу вылезем.
– Ой, Андрюша, я слабо ориентируюсь в этой хате…
Мы бросились в смежную комнату. Шторы задернуты, компьютер в углу. Здесь же спальня, еще один проход на лестницу. Прямая «кудесенка» с перилами. Я толкал перед собой Варвару, предупреждая о возможных преградах. Она пыталась упасть, но я держал ее за шиворот. Мы вскарабкались на мансарду. Двуспальная кушетка для гостей, шкафчики, второй санузел. Мы метались, выискивая продолжение лестницы, которая привела бы нас на крышу. Но не было прохода на крышу. Дверь на первом этаже уже трещала под ударами закона.
– Что же делать, Андрюша, что же делать?
– Успокоиться, – посоветовал я. – Ты сбиваешь меня с ритма. Нормально все будет, какие проблемы?
Два окна, но рамы прочно заделаны, открывались только форточки. Варвару я просуну, а вот куда самому?.. Я бросился в санузел. Крохотное помещение, унитаз, душевая, окно с жалюзи. Я дернул за капроновый шнур – шторка потащилась вверх. Рванул оконную раму. С хрустом распахнулась фрамуга. Темнота, санузел выходил в сад, окутанный мраком. Справа бледно-розовое мерцание – там соседи, живущие с Габано под одной крышей…
С треском вылетела входная дверь. Ворвалась полиция, топая башмаками. По дорожке мимо дома кто-то пробежал, прозвучал выкрик по-испански. На стены пока не лезли – спецназ не вызывали. Я выключил свет в санузле, первым выбрался на наклонную черепичную крышу, вытянул Варвару, приладил ее к какому-то выступу, приказал держать меня, а сам всунулся обратно, опустил жалюзи, закрыл раму…
Крыша имела сложную конфигурацию. Окно санузла со стороны представлялось чем-то вроде слухового. «Скворечник», врезанный в наклонную плоскость, по краям декоративные выступы, напоминающие печные трубы. За один из них я и отправил Варвару. Она вцепилась в выступ мертвой хваткой, перелезла на другую сторону. Обоим там вряд ли усидеть, я отправился за выступ, расположенный напротив. Ноги предательски скользили. Я чуть не рухнул с этой крыши, уже прикидывал в уме, как бы упасть, чтобы выжить, но подвернулась пробоина в кладке. Я прекратил поступательное движение, согнул колени, опустился, стараясь не дышать. Неловкое движение – и снова покачусь с горки…
По дорожке топали. Люди с фонарями лазили по кустам, перекликались. Кто-то ворвался в санузел, щелкнул выключателем. Взлетели жалюзи, распахнулось окно, бесстрашный полицейский высунулся по пояс. Что-то проорал тому, кто находился внизу. Коллега отозвался – отрывисто, раздраженно. Бесстрашный коп закряхтел, всуе поминая Иисуса, взгромоздился на подоконник. Я напрягся, интересно, в какую сторону он подастся: ко мне или к Варваре?
Коп подался ко мне. Шатко встал на основание рамы, сделал краткий шажок, пытаясь ухватиться за что-то над головой. Но промазал. Да и слава тому же Иисусу. Я мог бы спихнуть его – без усилий, но тогда нам точно привет. Коп испуганно вскричал, вернулся на исходную, отдышался. Залаял дрожащим голосом. Снизу раздраженно ответили. Бесстрашный покоритель крыш решил, что достаточно трюков, слез обратно в помещение. Раму не задвинул, жалюзи не опустил, но свет, уходя из помещения, выключил. Полезная европейская привычка.
– Андрюша, ты здесь? – шептала Варвара.
– А где мне быть?
– Фу-у… Ну и дела. Ты хорошо сидишь?
– Я не сижу.
– А что дальше?
А дальше начиналось самое интересное.
– Вожмись там во что-нибудь, – шепнул я. – Да держи меня крепче…
Перебраться через окно было не сложно. Я закрепился на карнизе, подтянулся, угодил в объятия Варвары. Она бросилась меня жадно целовать, оставляя слюни на лице. Совсем сдурела баба…
– Подожди, Варвара, я польщен, что ты не забываешь меня… – я оторвал ее от себя.
Мы застыли, сплетясь в замысловатом клубке. Новость о том, что на крыше никого нет, поскольку забраться туда невозможно, разъярила полицейских. Они забегали по дому. Захлопали окна первого этажа. Кто-то умудрился распахнуть окно на мансарде, треснула рама, посыпалось битое стекло. Свет фонарей шнырял по саду. Полиция хозяйничала уже у соседей. Бормотала женщина, отвечая на вопросы, истерично выкрикивал мужчина.
– О, Господи, – взмолилась Варвара. – Пусть они решат, что мы уже сбежали.
Полиция могла принять любое решение, даже самое странное. Но то, что они не уйдут из дома, где произошло двойное убийство, было ясно и доступно.
– Ой, – спохватилась Варвара. – Я, кажется, сумочку свою внизу забыла…
Я поморщился.
– Возвращаться не будем, плохая примета. Что у тебя там было?
Она подумала и сообщила безрадостную весть:
– Всё…
Здорово живем. Всё – это деньги, документы, косметичка с набором бессмысленных предметов и телефон. А в Европе, как ни странно, люди умеют пользоваться сотовыми телефонами, им не сложно забраться в телефонную книгу, найти строку «Андрей Раев». И тупо позвонить. И мой мобильник на крыше зальется соловьем…
Я охнул, зашарив по карманам, вырубил его к чертовой матери. Перевел дух.
– Умница, – уныло заметила Варвара. – А я бы в жизнь не догадалась.
Я выпутался из ее объятий, распластался по черепицам и пополз, предполагая по умолчанию, что она поползет за мной. Мы одолели наклонный участок крыши, выпали на ровную поверхность. Лежали, молитвенно смотрели в небо. Поползли дальше. Миновали с задней стороны еще одно «слуховое оконце» (туалет соседей?), подобрались к краю нависшего над крыльцом карниза.
Я свесился вниз. Водосточная труба на углу не отвечала требованиям скалолазания, но, в принципе, под весом тела могла не развалиться. Мы зависли над крыльцом соседей. Розоватые фонарики освещали устланную плитками дорожку. Лампа висела над крыльцом, разбрызгивая свет на фасад соседской половины. В дальнем углу сада блуждали фонари: полицейские не теряли надежды выкопать беглецов из какой-нибудь клумбы. Двое в форме допрашивали соседей. Женщина в халате обняла себя за плечи, потрясенно качала головой, односложно отвечала. Старший группы что-то прокаркал. Блуждающие по саду принялись сбредаться. Последовал короткий инструктаж, трое или четверо отправились за угол (обшаривать окрестности), прочие вернулись на половину семьи Габано. Соседи ретировались в дом.
– Пора… – убитым голосом сообщила Варвара.
Труба приступила к распаду, едва я на нее взгромоздился! Она тряслась, стонала, ходила ходуном. Нижняя половина этой хреновины отвалилась, когда я спрыгнул на землю. Поэтому половину пути Варваре пришлось пролететь. Мы рухнули, она оказалась сверху, на шум распахнулась дверь, объявился и обомлел замороченный жилец.
– Хенде хох, – негромко сказал я, выстреливая в него пальцем. Мужчина испуганно попятился, поднял руки. Отпрыгнул, захлопнув дверь.
– Вставай, – пихнул я Варвару.
Мы выбежали за калитку, чуть не врезались в полицейскую машину с погашенными фарами. Присели, преодолели проезжую часть гусиным шагом, закопались в кустарнике.
Невнятные тени сновали в ночном воздухе. Временами ветер доносил обрывки фраз. Двигаться на восток не имело смысла. Оставалось в обратную сторону – в тупик, где в скалах обрывалась городская черта…