Глава десятая
К двум часам ночи над испанским побережьем Средиземного моря распростерлась огромная грозовая туча. Ливануло, как из ведра. Ураганный ветер тряс кусты, гнул пальмы, выстроившиеся вдоль дороги. Лобовое стекло превратилось в сплошное месиво, и очень кстати выяснилось, что на крутом немецком внедорожнике не работают стеклоочистители. Нормальные водители в подобных ситуациях прекращают движение, но нормальные водители в мафии не трудятся. Филиппо выражался крепким словом, не сбавляя скорости, Хосе лениво выбросил окурок, выставил в боковое окно голову и взял на себя обязанности штурмана: езжай прямо, здесь свернуть, здесь не так быстро… Машина дрожала, виляла из стороны в сторону, несколько раз нас заносило, но обошлось без столкновений.
– Потрясающе, – бормотала Варвара, вцепившись мне в руку. – Не пытайтесь повторить это самостоятельно. Эти горячие испанские парни – такие потрясающие оригиналы…
Бритоголовый Хосе, обернувшись, что-то прокричал, засмеялся.
– Дожди у них здесь редкость, – перевела Варвара. – Смысла нет чего-то ремонтировать. Да и Басадена на этой машине не ездит, у него свой «Крайслер» с шофером…
Район, в котором мы оказались, в России назвали бы частным сектором. Когда мы выпали из машины, ливень пошел на спад, и теперь просто молотил дождь средней тяжести. Фонари, закрытые козырьками, освещали широкий проезд. Мы стояли перед закрытыми воротами, расположенными в центре высокого каменного забора. Последний отличался от прочих заборов приземистой основательностью и явственно намекал, что за ним проживает лицо непростое.
Мы добежали до звонка с переговорным устройством. Филиппо чертыхался, прикрывая фанеркой свою роскошную шевелюру, надавил на кнопку. Отозвался недовольный полковник. Заскрежетали ворота, разъехались в стороны. Видно, пульт для их активации хозяин дома постоянно держал при себе.
– Сейчас он спустится, – объяснила Варвара. – Мы можем въехать.
Я толкнул ее локтем: а поговорить? Она спохватилась.
– Послушайте, полковник, – зачастила Варвара в микрофон, переходя (от волнения, наверное) на английский. – Это Барбара, мы сегодня с вами уже виделись. Позвольте еще немного с вами поговорить. Люди Басадены не будут нам мешать.
Полковник угрюмо помолчал.
– Хорошо, – процедил он сквозь зубы – тоже почему-то по-английски. – Ставьте машину во дворе, дверь будет открыта, поднимайтесь на второй этаж, лестница справа, вторая дверь – там гостиная, – он с треском отключил микрофон.
Филиппо вернулся в машину, загнал ее в устланный кафельной плиткой дворик. Мы прошли за ворота. Гирлянда лампочек горела над крыльцом. Дом был основательный – добротный камень, два массивных этажа с выдающимися пилястрами. Мы вбежали в холл. Там было неплохо, кабы не холостяцкая запущенность. Домработница, возможно, существовала, но вряд ли оказывала влияние на дизайн помещения. Из просторного холла, ключевую позицию в котором занимал протяженный диван и гигантская плазма, наверх уводили две лестницы. Одна освещалась, другая с трудом угадывалась в полумраке (видно, лампочка перегорела). Мы потянулись гуськом по освещенной стороне. Массивные перила (можно безбоязненно ходить в нетрезвом виде), короткая галерея, нависающая над холлом. Освещенности вполне хватало, чтобы разглядеть вычурную лепнину на тяжелых дверях, стены, нуждающиеся в ремонте. Филиппо постучал во вторую дверь, посторонился, облизнув Варвару масляным взором, жестом предложил войти. Выразительно постучал по часам, чтобы недолго.
Мы вошли в гостиную. Обстановка – сущий ригоризм, но не сказать, что мебель куплена на распродаже. Еще один диван с уютными потертостями, телевизор, жалюзи на окнах, продавленный паркет, помпезный бар с кривыми зеркалами (ухохочешься, пока в нем что-нибудь найдешь). Ни картин, ни цветов, ни фото близких людей. Еще одна дверь слева. Полковника в гостиной не было. На диване возлежал пушистый черный кот и исподлобья нас разглядывал.
– Господин полковник? – пошутила Варвара. – Вы так переменчивы… Фу, терпеть не могу кошек. У меня эта… как ее… аклюрофобия.
– Это не кошка, – поправил я. – Это кот. Две большие разницы.
– А как ты их различаешь?
– По интеллекту.
Варвара фыркнула, подошла к зеркальному бару, скорчила гримасу и залилась тоненьким смешком. С моей же точки зрения ничего смешного в ситуации не было. Я шагнул к соседней двери, она была не заперта, но за ней располагался не санузел, а узкий неосвещенный коридор. Я закрыл дверь, еще раз осмотрел гостиную. Кот внимательно отслеживал мои движения. Черт! Я пересек гостиную, распахнул дверь. Подручные авторитета вяло позевывали, прислонясь к перилам.
– Здесь нет полковника, – объявил я.
Им не понравилась моя интонация. Филиппо выхватил пистолет. Хосе – нож.
Мы бегло осмотрели второй этаж. Первая дверь по галерее – спальня, спрятаться негде (да и зачем ему прятаться?!). Вторая дверь из гостиной вела в коридор, который огибал бильярдную и приводил на лестницу, где перегорела лампочка. Филиппо и Хосе имели богатый опыт по обыску чужих жилищ. Убедились, что наверху никого, кроме кота, скатились вниз. Мы ходили за ними, недоуменно переглядываясь. Холл, просторная кухня, где недавно на плите что-то перегорело. Я распахнул окно, обозрел куцый садик, освещенный из дома напротив, где засели какие-то полуночники, дощатую сараюшку, ограду из обычного штакетника. Пустые помещения – гостевые варианты, практически не используемые. Филиппо злобно зашипел, ударил кулаком по косяку. Надо же так развести доверчивых парней! Испарился, сволочь… Хосе произвел из болтающихся брюк телефон, набрал номер. Односложно пожаловался. Выслушал ответ, сделал нам выразительный жест: проваливаем.
Беспокойство овладело нешуточное. Полковник не был похож на любителя розыгрышей. Мы вышли из дома, но прежде чем загрузиться в машину, пробежались по двору. Полковник пропал со всеми потрохами. «Ситроен» стоял под навесом, ворота открыты, черный джип невозмутимо красовался там, где его бросил Филиппо.
Они нетерпеливо показывали жестами, чтобы мы рассаживались.
– Отзвонись полковнику, – буркнул я.
Варвара пожала плечами, вызвала абонента.
Мы вздрогнули, когда неподалеку глуховато зазвучала мелодия. Выставились друг на друга, дружно посмотрели на гангстеров. Гангстеры, выпучив глаза, дружно смотрели на нас. Мы покачали головами: не наше. Они аналогично пожали плечами: и не наше. Но ведь где-то рядом! Варвара держала телефон на вытянутой руке: аппарат абонента продолжал музицировать. С ума сойти можно. Кровь хлынула в голову. Мы судорожно вертели головами. Холодно. Слишком глухо звучала Первая симфония Паганини. Филиппо распахнул машину, сунул голову в салон. Уже теплее. Вылез, пожал плечами. Распахнул вторую дверцу, бегло осмотрел задние сиденья. Напарник сделал каменное лицо, показал на багажник. Филиппе сглотнул, поднял пистолет стволом вверх, как-то боязливо приоткрыл крышку.
Вместилище для вещей в данной модели автомобиля было небольшое. Полковнику было тесно. Он лежал, свернувшись в три погибели, подтянув колени к животу. Лицо исказилось, язык свесился ниже подбородка, горло было располосовано ножом, из него толчками выходила кровь…
Первым среагировал проворный Хосе. Он захлопнул багажник, едва не обрубив пальцы Филиппо, уставился на нас диким взором.
Подстава была грандиозной. Я догадывался, что сейчас произойдет. Не надо иметь семь пядей во лбу. Пронзительная сирена расколола сонную тишину! Легковая машина с мигалкой, визжа тормозами, встала у тротуара. Вторая внеслась в открытые ворота, загородив проезд. Захлопали двери, посыпались люди. Творилось что-то несусветное. Я попятился, прикрыв собой Варвару. Маневр оказался правильным. Полиция узрела пистолет у растерянного Филиппо (а он с перепугу еще и махать им начал), открыла ураганный огонь. Стрелки из полицейских были неважные, но одна из пуль пробила Филиппо плечо. Парень заорал и, вместо того чтобы бросить оружие, начал палить во все стороны. Рухнул полицейский в штатском, начал корчиться, утробно воя. В круге света возник майор Сандалья с бледным лицом, начал всаживать в Филиппо пулю за пулей. Тот дергался, как кукла на нитках, никак не мог упасть. Хосе швырнул нож в бегущего наперерез смельчака, прыгнул в сторону, проделав сальто… и свалился плашмя, истошно визжа, когда пуля прошила бедро.
Мы уже неслись с Варварой к крыльцу, прикрытые машиной. Взбежали по ступеням. Она визжала, когда пуля разбила лампочку в гирлянде. Нас осыпало осколками. Я втолкнул ее в дом. Захлопнул дверь. Резвые полицейские уже подбегали к крыльцу. Я замкнул щеколду. Дверь затряслась под ударами.
– В кухню… – зашипел я.
Окно оставалось открытым. Я вывалился в убогий садик, поддержал Варвару, когда она предприняла попытку свернуть мне шею. Из-за угла уже летел прыткий полицейский. Я рухнул ему под ноги, а когда он с воплем перелетел через меня и хотел подняться, уткнулся физиономией в миниатюрный кулачок Варвары.
– Ну, ты даешь, родная, – бурчал я, завершая то, что не доделала коллега. Что же мы творим-то, Господи?.. Мы неслись по саду, за спиной кричали бравые полицейские, которых снова развели. Я притормозил перед дощатой оградой. Разбежался, врезал по ней пяткой. С хрустом разлетелись несколько штакетин. Мы ворвались в образовавшийся пролом, запнулись, покатились по сырой земле. Вскочили, побежали в черный, как сажа, переулок…
Мы плутали по сонным лощинам, метались по узким улочкам. Одуревшие, выпали к морю – в скалистую бухту, карабкались по камням. Лежали в пещере, приходя в себя от убийственного откровения. Разделись, ползком добрались до воды (ходить по этим камням было невозможно), лежали в набегающих волнах…
– Это полный дурдом, Андрюша, – срывающимся шепотом жаловалась Варвара, когда мы залезли в сухую пещеру. – Полиция окончательно охренела…
– Совсем распустились, – шутливо поддержал я. – Совершают поступки, несовместимые с высоким званием сотрудников полиции. А в чем ты их обвиняешь? В полицию поступил сигнал, что организованная преступная группа, включающая в себя российских детективов, подвергла физической ликвидации полковника Конферо, загрузила в багажник, чтобы увезти и зарыть где-нибудь на пустыре…
– Все заранее спланировали?
– А кто бы сомневался.
– И откуда растут уши?
– Уши растут с Плата-дель-Торо, поверь моей интуиции. Странное поведение полковника не осталось незамеченным. Кто-то видел, как ты уединилась с ним в машине. Наймиты отправились в гости к полковнику. Он впустил их – возможно, не заметил подвоха. А теперь представь такой вариант: наймиты, а их, подозреваю, было двое, сидят в гостиной на втором этаже, беседуют с полковником. Подъезжаем мы с Филиппо и Хосе, полковник с соизволения посетителей отвечает в переговорное устройство. Те уже знают, что на одной из лестниц перегорела лампа. Можно нас убить, но это чересчур, да и численный перевес на нашей стороне. Полезнее подставить. Полковник глаголит устами людей, которые держат его на мушке. Он не оказывает сопротивления, поэтому в гостиной порядок. Они уходят во вторую дверь, ждут у выхода на галерею, а когда Филиппо и Хосе вбегают в гостиную, живо спускают его по неосвещенной лестнице и уводят через холл. «БМВ» открыт – Филиппо не запер машину (зачем?), несложно открыть багажник, загрузить туда под дулом пистолета полковника Конферо и уже в машине перерезать ему горло. Именно в багажнике – вокруг машины не было никакой крови. Злоумышленники убегают, вызывают полицию и с укромной позиции наслаждаются зрелищем…
– Сколько смертей, черт возьми… – потрясенно шептала Варвара. – А ты уверен, что мы правильно сделали, что сбежали?
– Да, усугубили, – согласился я. – И то, что отлупили полицейского, нас не красит. Твердая статья. Но вторично нам не выпутаться. Убит не сержант-выскочка, а начальник городской полиции. Застигнуты с поличным люди мафии и двое русских, состоящих на подозрении. Это тюрьма, дорогая. Возможно, Сандалья нам и благодарен, что мы расчистили ему карьерную дорожку, но в тюрягу до конца жизни упечет с гарантией. И Басадена не поможет. У твоего приятеля сейчас возникнут более важные дела, чем спасать каких-то русских.
– Что же делать, Андрюша?
– Выход один – разобраться с этим грязным делом, пока нас не схватила полиция. Самим. Положиться не на кого. Сцапают – прощай, свобода. Я не верю в невиновность Изабеллы, пусть полковник не заливает. Проникнем в поместье, хорошенько ее тряхнем. Полагаю, там полиция нас ждать не будет…
– Размечтался, глупенький. В поместье сигнализация. А пойдем через ворота, охрана настучит Воргену, а тот по уши во всем этом.
– Позволь помечтать, – вздохнул я. – А дабы проверить одну мыслишку, давай вернемся к дому полковника.
– Куда? – ужаснулась Варвара.
– Ты забыла? – ухмыльнулся я. – Преступников часто тянет на место преступления…
Одно из моих предположений оказалось верным. Зрительная память не подводила. Мы добрались до улочки, где проживал усопший. Полицейская работа близилась к завершению. У ворот стояли кареты «Скорой помощи», несколько полицейских машин. Оцепление они выставили, но чисто формально: обойти кустами сонного балбеса в непромокаемом плаще не составило труда. Мы лежали в мокрой траве, трясясь от холода и страха, а в двадцати шагах от нас суетились люди в макинтошах, грузили тела на носилки, переругивались.
– Андрюша, только не шевелись… – шептала деревенеющими губами Варвара. – Мы забрались в самое логово. Если кому-то из этих людей приспичит по нужде…
– Не волнуйся, убежим, – успокаивал я. – Что они говорят?
Варвара молчала, ловя обрывки фраз. Отъехала машина, окрашенная в «медицинские» цвета. За ней пристроилась полицейская легковушка. Концентрация неприятеля у дома убиенного начала снижаться.
– Ты обратил внимание – в труповозки загрузили больше тел, чем положено? – шептала Варвара. – Кроме полковника и Филиппо, увезли еще двоих. Их тела нашли в соседнем переулке. Убиты наповал из огнестрельного оружия.
– Вот оно… – возбудился я. – Все встает на свои места. Организовать этих парней мог только Ворген. Они убили сержанта Габано, они же прикончили полковника Конферо, они же, по всей вероятности, выслеживали Эльвиру в России. Он замел все следы. Если мы выясним, что Ворген этой ночью отлучался из особняка, то все встанет на свои места. У нас найдется, что предъявить Изабелле…
– Но остался жив Хосе. Его увезли в больницу под усиленным конвоем. Не станет же он нас топить? Это то же самое, что топить себя. Полиция разберется. Майор Сандалья, конечно, не ангел, но у него нет интереса мутить это дело. Блестяще раскроет – в свой же карьерный актив…
– Да, возможно, ты права, но рассчитывать на полицию больше не будем. Смотри, они уезжают. Замри, Варвара. Дыши глубже. Нам еще пилить с тобой через весь город…
Ночь тянулась обленившейся черепахой. Город спал и не видел двух оборванцев, бредущих в неизвестном направлении. К двум часам пополуночи мы почтили своим присутствием Плата-дель-Торо. Мы двигались короткими перебежками, замирали у каждого столба. Усилился дождь, перерастал в ливень. Мы были мокрые до нитки. Сухое местечко нашлось под развесистым олеандром с густым пологом листвы. Мы затаились, фиксируя события вблизи ворот. В два пятнадцать прибыла полицейская машина, исторгла под раскаты грома четырех борцов с преступностью в непромокаемых плащах. Борцы затрясли ворота, вылупилась стража и неохотно впустила всех четверых. В два тридцать компания в полном составе вышла с территории, загрузилась в машину и укатила. Вскоре с противоположной стороны подъехал закрытый фургон, выбрались двое в аналогичных макинтошах, но на территорию заходить не стали, принялись ругаться с охраной через решетку. Вернее, ругалась охрана, а двое в плащах оправдывались и что-то обещали. Забрались в фургон, умчались по своим ночным делам.
– Это знамение, Андрюша, – ахнула Варвара. – Грозой выбило пробки на станции. Сигнализация не работает. Обещают починить минут через сорок, не раньше… Больно же, Андрюша… – запищала Варвара, – ты мне руку сжал…
– Прости, – я опомнился. Думай же, голова, думай. Как пробраться незамеченными в это логово?
– Не верю своим старым слезящимся глазам, – пробормотал старичок, слепо щурясь. – Вы опять почтили меня своим присутствием. И какие же неотложные дела привели столь занятых людей в столь неурочное время?
– Простите, господин Липке, что оторвали вас от сна, – вежливо сказал я, стуча зубами. – Дело действительно неотложное. Не возражаете, если мы пройдем? Только привяжите, пожалуйста, собачку…
Мы беседовали на летней кухне – под шум дождя, раскаты грома и глухое рычание Гудериана. Вернее, беседовал я, а старичок критически созерцал наш внешний вид, а потом закрыл глаза и долго думал.
– Да уж, приключеньице, – усмехнулся он, когда я завершил и слезно попросил о помощи.
– На южной стороне вашего участка между решетками имеется фрагмент стены, – сказал я. – Он выше ограды, но там нет острых наконечников. Если забраться на стену, то можно перелезть к Эндерсам. Датчики какое-то время не сработают.
– Смешная история с этой оградой, – усмехнулся Липке. – Несколько лет назад Гуго решил снести старый забор и воздвигнуть новый. Решетку изготавливали по особому проекту в Барселоне. Прибыли специалисты, все обмерили. А когда приступили к монтажу, оказалось, что расчеты изначально были неверны, и в периметре получается дырка. Гуго закатил грандиозный скандал, метал гром и молнии, обещали все исправить, но тут фирма, воплощающая проект, очень кстати обанкротилась. Временно воздвигли кирпичную стену, а после как-то забылось, заросло быльем, да и не видно эту стену – она же за деревьями…
– Понятно, – кивнул я. – Простите, что перебиваю, господин Липке, но нельзя ли решать оперативнее? Мы не убийцы, мы хотим добиться справедливости и наставить полицию на истинный путь. Вы согласны помочь правому делу? Мы можем что-нибудь придумать, чтобы перебраться через эту чертову стену?
– Скоро включат сигнализацию, – напомнила Варвара.
В глазах старика мелькнул задорный огонек. Непростой был старик, я давно это понял.
– Ну что ж, пойдемте, – он критически обозрел наш пожульканный вид. – Я мог бы вас, конечно, переодеть, но раз вы так торопитесь…
Он провел нас на задворки своей территории, отпер сарай, осветил фонарем древние доски, оконные рамы, фрагменты ограды, пластиковые трубы. Пыль забилась в нос, мы стали дружно чихать.
– Два года не был в этом сарае, – признался старик. – Берите управление в свои руки, молодой человек. Не станете же вы заставлять старика ворошить этот хлам? Разгребайте, – он показал пальцем, где именно. – У стены должна быть телескопическая лестница. Точно помню, что была. А также могу вас уверить, что ни разу в жизни я ею не пользовался.
Я разбросал этот хлам в считаные минуты, выгреб стальную махину, покрытую толстым слоем ржавчины. Старик подставил масленку, смочил «суставы».
– Ты уверен, что этой лестницей никогда не пользовались? – шепнула Варвара, когда старик полез на стеллаж.
– Намекаешь на исчезновение Гуго? – догадался я. – Хм, старик Липке, нацистский преступник, сообщник знаменитого сюрреалиста… Не спорю, дорогая, в нашем мире происходит всякое, но увы, эту лестницу действительно не вынимали из груды несколько лет. Пылища густым ковром. Хотел бы я посмотреть, как старик Липке раскладывал эту пыль…
– Держите, – старик сунул спутанный моток веревки. – Заберетесь на стену, привяжете к верхней перекладине эту веревку и сбросите вниз. По ней спуститесь к Эндерсам. А я попридержу лестницу, чтобы она не сыграла вслед за вами…
Я почувствовал резкий страх, когда мы прислонили раздвижную беду к стене и не осталось никаких причин, чтобы не начать восхождение. Я замешкался.
– Боитесь, молодой человек? – справедливо оценил мое состояние Липке.
– Боюсь, господин Липке, – признался я. – Но выбор небольшой. Распутать дело, сесть с коллегой в испанскую тюрьму или обрить головы и уйти скитальцами в Центральную Кордильеру.
– Оставьте хоть свою коллегу. Она будет болеть за вас…
– С превеликим бы удовольствием, господин Липке. Но спросите мою коллегу, хочет ли она остаться?
Варвара возмущенно запыхтела. Липке засмеялся тоненьким смехом.
– Вы, русские, странный народ. Долго запрягаете, наивно даете себя втянуть в дерьмо, но, когда вас обкладывают со всех сторон, вы как звери…
– Вы так прекрасно ориентируетесь в особенностях русского характера, – похвалил я. – Можно напоследок нескромный вопрос, господин Липке? Вы кем работали в годы Второй мировой войны?
– В годы какой… войны? – растерялся Липке.
– Второй мировой, – повторил я. – Той самой, в которой участвовало большое количество стран и большое количество жертв.
– А, вы об этом… – сильно удивился старик. – Странно, что вы об этом спросили, это было так давно… Я работал в уголовной полиции Берлина, молодой человек. До сорок третьего года – старшим инспектором, после сорок третьего – начальником следственного отдела центрального округа. Самый молодой начальник в центральном округе… Мой отдел находился в зоне оккупации войск Эйзенхауэра, и после смены власти в Берлине в отделе практически ничего не изменилось. Мы ловили уголовников, спекулянтов продовольствием, мародеров, убийц мирных немецких граждан… в том числе нередко – советских солдат. Вы не представляете, как они зверствовали. И сорок лет после войны… – старик тяжело вздохнул, – тянул этот воз. Я вышел на пенсию в 62 года, у вас в России как раз началась перестройка, а сейчас мне восемьдесят девять. Это дом принадлежал моему сыну, к несчастью, пришлось пережить его смерть, которая была настолько глупой…
– Подождите, – растерялась Варвара. – Вы хотите сказать, что вы не работали… м-м…
– Нацистским преступником, – подсказал я.
– Кем? – поразился старик. Помолчал и вдруг расхохотался. – Да боже упаси, с чего вы взяли? Моя биография прозрачна и невинна… ну, почти. Мелкие грешки, а у кого их нет? Недолюбливал наци, не увлекался политикой, занимался исключительно сыском. Кто вам сморозил такую глупость?
– Простите, – буркнул я. – Дворник Энрико.
Старик совсем развеселился.
– Нашли кого слушать. Дворник Энрико… Да он меня терпеть не может. Ума не приложу почему. Но это не мешает ему частенько прохлаждаться у моей калитки и болтать на разные темы… Ох, Энрико, ну, поговорим мы с тобой завтра… – странная тема старика, скорее, позабавила, чем расстроила. – И чем же я занимался, по его мнению? Сжигал из огнеметов мирные деревни в Белоруссии? Отправлял евреев в газовые камеры?
– Ну, что-то в этом роде, – уклончиво ответил я. – Спасибо за помощь, господин Липке. Очень неловко, мы, пожалуй, полезем. Надеемся, что после прощания с нами вы не пойдете звонить в полицию.
Мы забыли об этом курьезе, едва перебрались на «темную» сторону. Сидели на корточках под стеной, чутко вслушивались. Сигнализацию еще не включили. Я дернул за веревку. Она немного повисела и медленно тронулась обратно: Липке начал оттаскивать лестницу.
– Вперед, дорогая? – прошептал я. – Под бой барабанов?
– Страшно, Андрюша, – призналась Варвара свистящим шепотом. – Никогда еще не было так страшно…
– Не бойся, – успокоил я. – Здесь всего лишь один дьявол и одна дьяволица. Остальные, будем надеяться, не в теме.
– А садовник?
– Да, ты права, этого ксенофоба и социопата стоит остерегаться…
Мы двигались короткими перебежками, прячась за кустами, до рези в глазах всматривались в лютую темень. А между тем закончился дождь, тучи над головой потеряли плотность, уже не текли непрерывными эшелонами, наметились просветы. Глыба дома вырастала между расступающимися деревьями.
– Замри… – стиснула руку Варвара. Я встал, затаив дыхание. Ледяная лихорадка вцепилась в позвоночник. Я ничего не видел.
– Ты что?
– По-моему, там кто-то идет, за деревьями…
Я всматривался, но ничего не мог различить.
– Кто там может идти?
– Садовник… Тише, Андрюша…
В четвертом часу ночи (или уже утра?), по моему глубокому убеждению, спать обязаны не только усталые игрушки, одеяла и подушки, но также угрюмые садовники и преступники (некоторые). Мы стояли, отсчитывали секунды. Галлюцинации после бурных событий не исключались. Мне тоже на мгновение показалось, что за кустами перпендикулярным курсом что-то движется. Но гравий не скрипел, кусты не шевелились. Рука Варвары, сжимающая мое запястье, становилась ледяной…
– Нормально, Варвара, – прошептал я. – Никого там нет. Мелкие привидения…
Вблизи крыльца мое мнение об усталых игрушках и спящих преступниках пришлось переменить. Мы свернули за угол, встали как вкопанные. По дорожке в направлении крыльца передвигалось непрозрачное, но расплывчатое тело.
– Не шевелись, – зашипела Варвара. – Авось не заметит…
Я и так не шевелился. Человек подходил по объездной дорожке, со стороны ворот. Перед крыльцом повернул, прыжками взбежал наверх, растворился в доме.
– Фу, – сказала Варвара.
– Деловой и целеустремленный, – прокомментировал я. – Йоран Ворген, собственной персоной. Инспектировал посты. В три пятнадцать ночи. Пойдем быстрее. Я помню, где находится его комната. Первый этаж, левое крыло – надеюсь, туда он и пошел. Данного типа нужно немедленно выключить из игры…
В холле было темно и неуютно. Мы вжались в стену во избежание сюрпризов, ждали, пока глаза привыкнут к темноте.
Мы перебежали холл. Комната Воргена располагалась за проемом. Темнота, как в склепе. Я надавил на дверь. Заперся. Или бродит где-то по дому? Варвара дышала, как гончая после беготни за зайцем. Я легонько ее оттолкнул, чтобы не путалась под ногами, поскребся в дверь. Горло от волнения защемило.
– Кого еще? – раздался приглушенный голос Воргена.
– Господин Ворген… – прохрипел я. – Это с поста. После вашего ухода кое-что произошло, вам нужно срочно подойти…
Я еще не понял, что хочу сказать. И он не разобрался в подвохе, распахнул дверь. Я шагнул одновременно с дверью, врезал ему в живот, и пока он выразительно помалкивал в связи с перебоями в дыхании, обнял за горло, вволок в комнату.
– Запрись, дорогая…
Он взбрыкнул, и я не поскупился на вторую плюху. Бросил Воргена на разобранную кровать, над которой работал тусклый светильник. Он предпринял вторую попытку оказать сопротивление, но я подавил ее в зародыше, двинув кулаком в челюсть.
– Будешь орать, господин Ворген, прибью без жалости, – предупредил я. – Дорогая, осмотри помещение, и если не затруднит, найди что-нибудь… ну, ты понимаешь.
Она еще умудрялась в этой ситуации что-то понимать. Залезла в шкаф, кинулась выдвигать ящики. Я навис суровой глыбой над начальником охраны, занес кулак.
– Я понимаю, господин Ворген, что признаваться в злодеяниях вам не с руки, но все же давайте попробуем. Итак, пока вам инкриминируется немногое: организация убийств сержанта Габано, его супруги, полковника Конферо и личная ликвидация исполнителей. Под вопросом – покушение в Сибири на Эльвиру. Несложно доказать, выезжали ли ваши наймиты в обозримом прошлом за рубеж. Кто они, господин Ворген – бывшие российские граждане?
Он не стал снисходить до беседы со своим мучителем (что, в принципе, и понятно), сверкнул глазами, подпрыгнул, как на пружине. Но я не спал. Четвертый удар был тяжелый, как прокатный стан. Мне кажется, я сломал ему челюсть. Он рухнул, закатив глаза.
– Дорогая, ты нашла то, что нужно? – хрипло вопросил я.
– Держи, – она бросила мне моток капроновой веревки, катушку скотча. – И посмотри, пожалуйста, вот сюда.
В нижнем ящике комода лежала вороненая «беретта» восьмимиллиметрового калибра. Рядом с пистолетом лежал глушитель. Не долго думая, я забрал пистолет, понюхал ствол. Недавно стреляли. Я выбил обойму. В обойме не хватало двух патронов. Потрясающая беспечность. Любая экспертиза определит, что, по меньшей мере, двух киллеров у ворот полковника Конферо завалили из этого пистолета. Хотя с чего бы стали обшаривать личные вещи господина Воргена?
– Что ты делаешь? – ужаснулась Варвара. – Ты стер отпечатки пальцев Воргена, насадил свои. Могу поспорить, что пистолет не зарегистрирован на Воргена. Брось немедленно эту гадость…
– Перестань, – поморщился я. – Ворген не дурак, чтобы оставлять свои пальчики. Вытер, а прибрать пушку пока не успел. Он же не знал, что явятся двое идиотов. Согласись, дорогая, нам не составит труда сделать так, чтобы на рукоятке опять появились отпечатки господина Воргена? А с пистолетом мы с тобой король и королева…
Мы упаковали этого типа с особой тщательностью. А напоследок я еще раз звезданул его в лоб. Уже в коридоре я вспомнил, что мы не заперли дверь, но не придал этому факту большого значения.
Мы подкрадывались к гостиной, как кошка в траве подкрадывается к птичке. Из гостиной просачивался желтоватый свет. Мы спрятались за косяком, осторожно отогнули портьеру.
На журнальном столике горела настольная лампа. Интенсивность света была настроена на минимум. Но это не мешало рассмотреть двоих людей, сидящих в креслах. Лампа горела между ними. Изабелла располагалась к нам спиной, и нам пришлось наслаждаться опухшей физиономией Генриха, который был в своем репертуаре: мятый, нечесаный, с воспаленными глазами. Рука дрожала, когда он наливал в бокал из пузатой емкости.
Брат и сестра о чем-то говорили. Доносился приглушенный голос Генриха. Он еще не дошел до той кондиции, когда язык начинает заплетаться. Я не слышал, о чем он говорит. Сплошное «бу-бу-бу». Пришлось рискнуть. Генрих запрокинул голову, вливая в нее пойло, в этот момент я сел на корточки, оторвался от косяка, добрался лягушачьей поступью до спинки дивана, скрючился.
Стукнуло донышко бокала.
– Вот и поступай теперь, как знаешь, сестрица… – доносилось глухое бормотанье. – Разумеется, ты удивлена, а чего ты хотела? С твоей-то нерешительностью… Между прочим, могла огрести половину суммы… Э-э, да что теперь говорить… Ну, хорошо, хорошо, не зыркай на меня, выпью еще стаканчик и пойду. Не такой уж я алкоголик, как тебе кажется. Просто повод выпить чарку-другую у нас сегодня ночью знатный, согласись?
И снова застучало стекло о хрусталь. Изабелла помалкивала. Ей нечего было сказать. Генрих выпил, срыгнул.
– Господи, спать-то как хочется… А черта с два я сегодня лягу. Щас буянить пойду, построю тут всех к едрене фене, мать их… Ладно, не злись, сестрица, не буду никого строить. Пошли, что ли, спать? Не хочешь? Ну, сиди, с меня уже достаточно. Вздремну часок, пока не началось… – Генрих пакостно засмеялся.
Крякнуло кресло – он попытался из него выбраться. Первая попытка не удалась. Он ругнулся, встал, зацепившись за столик, побрел. Я напрягся, чтобы сбить его с ног. Но он ушел в другую сторону, не заметив нас с Варварой. Коллега не вынесла тоскливого одиночества, проползла, уткнулась мне в спину. Где-то далеко за поворотами хлопнула дверь: Генрих убрался в койку, «пока не началось». Всё, осталась одна Изабелла. Горничная и Марио, разумеется, спят, садовник с охранниками без нужды в дом не заходят. Я сжал рукоятку пистолета, с хрустом распрямил колени.
– Доброй ночи, Изабелла. Вам сегодня не спится, не так ли?
Ей не то чтобы не спалось. Она не слышала моих шагов. Распались верхние половинки махрового халата, обнажив безупречное декольте и кое-что пониже. Волосы женщины были рассыпаны по плечам, по бледному лицу блуждали блики света, холеные руки покоились на подлокотниках. Она изумленно смотрела в пространство, левая половина лица была сведена судорогой.
Изабелла умерла.
Подумав, я спрятал пистолет. Чудны твои дела, Великий мессир… Все, что творилось в доме, теперь придется осмысливать по-новому. Надоело уже. На цыпочках приблизилась Варвара, сдавленно охнула.
– Подожди, может, она еще не умерла… – она упала перед женщиной на колени, пыталась прощупать пульс, оттянула веко.
– Умерла? – полюбопытствовал я.
– Кажется, да… Андрюша, – ее голос задрожал. – Ты не думаешь, что нам пора сматываться отсюда?
Я бы с превеликим удовольствием. Но куда уж теперь?
– Как ты это представляешь?
– Позвони Липке, пусть поставит лестницу, он все равно ее далеко не уволок… забросит веревку…
Я не мог позвонить Липке, потому что не знал его номера. Мы не могли лезть через стену: сорок минут прошло, могли включить сигнализацию. Наверняка включили. Нормальные люди, обнаружив труп, звонят в полицию. Но вряд ли мы могли это сделать…
Она взяла себя в руки, сообразила, что все предложенное – голая утопия.
– Что же делать, Андрюша? – Голос Варвары был вялый, безжизненный.
Я опустился перед Изабеллой на колени. Превозмогая отвращение, приблизил нос к ее губам. Изабелла пила вино. Немного. Недавно. Что и подтверждал пустой бокал на журнальном столике. Но бутылка, из которой она пила, отсутствовала. Генрих унес ее с собой – вместе с той, из которой сам пил (сомневаюсь, что они пили из одной бутылки). Я готов был поклясться, что женщина приняла яд, не оставляющий следов в организме – во всяком случае, через пару часов этих следов уже не будет. И что ей уготовят? Несчастный случай? Сердечный приступ?
За спиной раздался шорох. Душа обмерла. Мы резко повернулись, чуть не закричав от страха. Я вскинул пистолет. И лишь немыслимым усилием воли заставил себя не надавить на курок.
Иначе стал бы детоубийцей…
Это был Марио в пижаме. Бледный, всклокоченный. По крайней мере, живой. Он стоял, опустив руки, посреди гостиной, выразительно на нас смотрел. Не на мать – на нас. Облизнул губы, словно хотел что-то сказать. Передумал, сделал шаг. Я медленно опустил пистолет. Он подошел поближе. Мы с Варварой должны были как-то отреагировать, но не нашли слов и дружно промолчали. Мальчик подошел вплотную к матери, наклонился. Я взял его за плечо. Он вздрогнул, вырвался.
И снова ничего не сказал. Попятился, не сводя с нас глаз. Что-то диковатое мелькнуло в его лице.
– Послушай, Марио, – выдавил я, – это совсем не то, что ты думаешь… Да, твоя мама умерла. Но она уже была такая, когда мы вошли…
По его губам пробежала усмешка. Он выбрался из освещенной зоны, развернулся, быстро вышел из гостиной.
– Мы дадим ему уйти? – в ужасе посмотрела на меня Варвара.
– Нет, мы его убьем, – огрызнулся я и припустил за мальчишкой. Ума не приложу, зачем я это сделал. Поймать хотел? И куда бы я его? В голове окончательно все запуталось, я не отдавал отчета своим поступкам. Я выбежал в коридор, ведущий в холл. Варвара дышала в затылок. Мелькнула тень по курсу. Мальчик не добежал до холла, нырнул в какую-то дверь справа. В последующие мгновения вскрылись наши недоработки. Мы могли бы тщательнее изучить этот дом. Я помчался за ним, толкнул одну дверь, толкнул другую. Влетел в третью комнату… и ничего не понял. Дверь за нами с треском захлопнулась.
Я провернул дверную ручку. Она сделала оборот на сто восемьдесят градусов, выскочила из гнезда и осталась у меня в руке. Я толкнул дверь. Она не открылась. Варвара включила свет.
– Выключи… – зашипел я. Все ясно. Нас заперли отнюдь не в многокомнатных апартаментах. Просторная, но пустая комната с единственным входом. Слишком много помещений в этом доме – не для каждого из них Гуго Эндерс придумал назначение.
– Западня, Андрюша… – Варвара щелкнула выключателем, погрузив нас в темноту.
– Теперь уж точно западня, – согласился я. – Конкретная. Ничего, Варвара, выберемся. Полицию эти упыри вызывать не будут. Слишком много у них неувязок…
Я распахнул окно, запустив в помещение предутреннюю свежесть. Окно выходило на заднюю сторону. Под нами карниз шириной в пятнадцать сантиметров, формирующий декоративную спираль вокруг ротонды.
– Не уйти… – разочарованно выдохнула Варвара.
По карнизу не уйти. Прыгать – высоко. Я выдрал из кармана спутанный моток веревки, радуясь, что не выбросил его за ненадобностью, привязал к проходящей параллельно подоконнику трубе, крепко затянул.
– Откуда веревка? – не поняла Варвара.
– Липке дал, – лаконично объяснил я. – Сунул мне моток, чтобы я привязал к лестнице, а в мотке оказалось две веревки. Знаешь, лишняя веревочка в хозяйстве…
Распутать это несчастье мне так и не удалось. Образовалась «борода» – я выбросил ее из окна, удрученно отметив, что она повисла в паре метров от земли. Мы спрыгнули – без переломов, болезненных ушибов. Бросились в кусты, пробились сквозь колючую красоту…
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Варвара.
– Не всё, – признался я. – Но отдельные белые пятна потихоньку становятся черными.
Вокруг дома царила тишина. Что творилось в доме – неизвестно.
– Есть охрана, – напомнила Варвара. – Эти парни, вероятно, не в теме. Давай им все расскажем?
– Можно, – согласился я. – Но парни на довольствии у Воргена. Им неприятности не нужны. Они в курсе, что нас разыскивает полиция. А будем прорываться с боем – еще одно очко в пользу закона. И куда мы с тобой денемся в этой Испании?
– Выход один, – вздохнула Варвара.
– Один, – подтвердил я. – Разбираться самостоятельно. Слушай, – дошло до меня, – а ты не знаешь, чего мы боимся? У нас пистолет. С пистолетом мы… король и королева. Ворген в отключке, Генрих пьян. Изабелла мертва. Пацана испугались?.. А ну, айда за мной. И не вздумай слушать голос разума.
Я передернул затвор, снял ствол с предохранителя. Единственное, на что хватило ума – обойти здание с тыла. Логично предположить, что если всю ночь открыта парадная дверь, то не станут запирать и заднюю, предназначенную для хозяйственных нужд. На все остальное у нас ума не хватило. Задняя дверь была не заперта. Мы просочились в неосвещенный коридор. Тьма царила – египетская. Мы шли на ощупь, держась за стены. Богу ведомо, где тут выключатель и стоит ли его привлекать. Я потянулся за зажигалкой, засомневался. Нет, лучше не выдавать наше присутствие…
– Я была здесь в первый день… – шептала Варвара. – Справа кухня, подсобные помещения… Если не сворачивать, мы придем в холл – вынырнем примерно под лестницей…
Там мы и вынырнули. По курсу образовался проем: в холл просачивалась предрассветная мгла. Сердце забилось – словно чуяло подвох. Я стиснул зубы. Поверни, – стучало в затылок. – Ошибочка вышла. Поверни, пока не поздно. Сделай что-нибудь другое. Я вытянул руку с пистолетом, на цыпочках выбрался в холл.
Сокрушительный удар сверху вниз по руке! Пистолет упал на взъем стопы (оттого и не выстрелил), я вскричал от боли в запястье. Искры брызнули из глаз. Я упал на левое плечо, изобразил ногами что-то вроде «ножниц» – чтобы захватить того, кто на меня напал. Рассек воздух. Вскрикнула Варвара, подалась назад, но промахнулась, ударилась о стену. Ее накрыла неопознанная тень. Я вскочил, рыча от негодования. Надо же попасться на такой ерунде! Но пошустрить мне не дали. На голову обрушилось что-то тяжелое, возможно, дорогое и антикварное. Брызнули осколки. Сознание выбило, как пробку из бутылки…
Я плавал в скользком дурмане, давился им, задыхался. Уходил на дно, чтобы окончательно успокоиться, но искорка в мозгу не гасла, заставляла всплывать, бороться. Я опять барахтался, тонул, вздымался, как бушующее море…
Тусклый свет в холле разгонял завихрения тумана. Я лежал на полу со связанными за спиной руками. Рядом со мной лежала Варвара, тоже связана, но вроде целая – таращилась на меня с привычным ужасом. Я хотел податься к ней – взорвалась голова, полоснуло запястье. Неужели перелом? Я проглотил стон, попробовал пошевелить пальцами. Пальцы шевелились. Но кисть в запястье не гнулась.
Из тумана выплывали бледные лица членов банды. Все собрались. Их четверо. Или кого-то не хватает?.. Ухмыляющийся Генрих опустился передо мной на корточки, заглянул в мои мутные глаза, тихо засмеялся. Неужели трезвый? Но нет, легкий запашок, кажется, присутствовал. Он поднялся, приобнял гувернантку Габриэллу, которая, вместо того, чтобы отвесить ему пощечину, томно вздохнула и положила раскудлаченную голову ему на плечо. Ее глаза лучились иронией. Одаренные вы артисты, ребята…
Эти люди были совсем не те, что вчера. Другие лица, другие ориентиры в жизни. Генрих, безусловно, пил, как не пить? Но он еще и играл, ведь не смог бы зародиться в деградирующем сознании столь дьявольский план. Так кто здесь Умка, а кто Глупка?
Дрожало, расплывалось кукольное личико Марио. Он ехидно ухмылялся. Рано повзрослевший, ненавидевший свою мать, которой не было никакого дела до единственного сына. Она не только его не любила, но и боялась. А вот в обществе гувернантки он нашел и участие, и понимание, коих так ему не хватало. Разумеется, она была с ним сурова, многого не позволяла, но, видимо, что-то давала и взамен…
Нетвердой поступью приблизился начальник охраны Йоран Ворген – мертвецки бледный, с подрагивающей жилкой на виске (он еще неплохо выглядел после славного избиения), нагнулся, посмотрел на меня воспаленными глазами. Мстительно ощерился, занес кулак, чтобы вбить мне челюсть в горло.
– Не бей его, – сказала гувернантка, – а то никто не поверит…
Ворген с сожалением опустил кулак, разогнулся, отошел на несколько шагов и встал, скрестив руки на груди.
– Спасибо, Габриэлла, – прохрипел я. – Ваша доброта не ведает границ…
Генрих с Габриэллой тихо засмеялись. Я впервые видел, как смеется Габриэлла. Совсем другое лицо – нормальное, женское, отчасти привлекательное.
– Убейте его, – презрительно процедил Марио. – Надоел уже. И эту тетку убейте, тоже надоела, – он ударил по коленке Варвару. Та стиснула зубы и закрыла глаза.
– Тварь, не распускай ноги, – скрипнул я.
– Убьем, малыш, убьем, не волнуйся, – вкрадчиво поведал Генрих и опустился передо мной на колени. – Доброе утро, детектив. Признаться, мы не ожидали, что вы опять к нам заглянете. Ну что ж, сами пришли, никто вас не тянул. Удивлены?
– Немного… – прошептал я.
– Не обессудьте, детектив, и вы, мэм. Ничего, как говорится, личного.
– Как это ничего личного? – нахмурился Ворген.
Генрих залился ехидным смешком.
– Ну, мне он не сделал ничего плохого. Вы не представляете, господа, как удачно вы сделали, что завернули к нам на огонек. Избавили нас от тяжких раздумий, принятия сомнительных решений. У полиции сегодня… м-м, я думаю, к завтраку, появятся резонные вопросы: зачем вам надо было проникать в поместье посреди ночи? Зачем вы умертвили Изабеллу, заставив ее выпить сильнодействующий яд, а потом бегали по дому, спасаясь от праведного гнева родных и близких покойной? Кто вы такие, в конце концов? Ведь явно, что не просто частные детективы, прибывшие на защиту безутешной вдовы. Вы сложные кексы, да? Откуда у вас яд? Зачем вы ее убили? К сожалению, никто не сможет ответить полиции на эти вопросы. Йоран Ворген был вынужден вас пристрелить. Не из того, разумеется, пистолета, с которым вы уже знакомы, а из официально зарегистрированного…
– Вам придется уговорить своих охранников, – прошептал я. – Насчет яда придумано правильно. Зачем рисковать, инсценируя то, чего не было?
– А их уже уговорили, – ответствовал Генрих. – Парни будут молчать как рыбы. Им хорошо заплатят. Да, они слышали два выстрела, сами понимаете. Прибежали, констатировали. У них не очень развито морально-нравственное начало. Бывшие менты, что с них взять. Они прошляпили момент, как вы лезли через забор, но не их вина – сигнализация не работала.
– И вас не смущает этот абсурд, Генрих?
– Смущает, – согласился «младшенький». – Но интуиция мне подсказывает, что полиция не будет заглубляться в дело. Майору Сандалье, чтобы стать начальником городской полиции, нужно раскрыть убийство шефа и череду вакханалий, связанных с одним известным лицом…
– Вы держали это известное лицо на крючке? – перебил я.
– Изабелла держала, – охотно пояснил Генрих. – А я не препятствовал. Гуго не ангел, и девчонку он с крыши сбросил вполне реально, будучи в «творческом» подпитии. Сам ее туда привел, чтобы развлечься, девчонка не возражала, корчила из себя ярую приверженницу его творчества. А потом вдруг что-то в ней заклинило, вырвалась, стала кричать ну, Гуго, понятно, и вскипел. Перестарался, но так ему не хотелось шума, ведь внизу с гостями была его жена Анна…
– Что случилось с Гуго?
– А кто ж его знает? – пожал плечами братец. – Башкой грохнулся, не иначе. Последний год у Гуго крыша плыла основательно. Разругался со всеми, включая собственную жену, совершал неадекватные поступки, однажды чуть не спалил эту прекрасную виллу. Сбежал в пижаме, нарвался на неприятность – туда ему, собственно, и дорога.
– Это вы убили его первую жену?
Генрих резко перестал улыбаться. Мне показалось, он сейчас меня ударит. Габриэлла не без интереса покосилась на своего партнера по странным игрищам.
– Что за глупые фантазии, дружок? – неприязненно процедил Генрих. – Кто вам сказал такую гадость? Да я эту крысу Анну даже пальцем ни разу не тронул, хотя и было за что…
– Кто же вам поверит? – смело выплюнул я. – Хорошо, Генрих, не будем про вашу совесть. Это вы отправили делегацию в Россию по следам Эльвиры?
– Наш общий друг Йоран, – вновь заулыбался Генрих. – Какая делегация? Один опытный человек. Нашел на месте уголовника-отморозка, а когда у того ничего не вышло, отправил его сушить весла на берега очень тихой реки. Эльвира после исчезновения Гуго никому тут была не нужна, – пожал плечами Генрих. – Даже Изабелла это втайне понимала. Пожалуй, единственный пункт, по которому мы с ней сошлись. Избавляться от Эльвиры в Испании было опасно, а в Сибири – в самый раз: и местная полиция в это дело не сунется, и тамошняя не будет сильно усердствовать. Не выгорело. Просто не повезло. Но Эльвира в этом мире все равно не задержалась…
– А какова роль Изабеллы?
– Идиотка, – фыркнул Генрих. – Нерешительная идиотка. Где не надо, она готова горы свернуть, а там, где все идет в твои руки, начинает сомневаться. Она считала, что и Гуго, и Эльвира своим ходом дотопают до могилы. Ей-то что? Ей и так неплохо жилось. Полковника подобрала, стала науськивать против меня… Забавная история с Кармен приключилась, – хохотнул Генрих. – У Изабеллы имелись смутные подозрения, ведь полковник Конферо держал ее в курсе городских событий, а она знала, когда Кармен отлучалась в город. А тут вы начали подъезжать к Воргену насчет отлучек из дома, он и намотал на ус. Бдил всю ночь. А когда Кармен подслушала вашу беседу, а потом отправилась вас топить, все стало понятно. Он выложил правду Изабелле. Всё бы вскрылось на следующее утро. Идиотка Кармен сама чуть не утопла, прибежала вся такая несчастная… В общем, полиция прочно бы осела в этом доме. Изабелла сделала свой выбор: набралась мужества, спихнула свою любовницу с лестницы, изобразила утром непосильное горе. За дурочкой отправилась и Сесиль, которая случайно видела, как Кармен катится с лестницы. Тоже дура. Шантажировать взялась Изабеллу. А на ту где сядешь, там и слезешь. Внимательно выслушала горничную, обещала подумать, чуть позднее навестила ее в комнате. В общем… понятно.
– Значит, первый раз в саду меня огрел Ворген, второй раз – на лестнице – Изабелла… когда я имел глупость выслеживать Сесиль…
– В саду вас огрел ваш покорный слуга, – широко лыбясь, сообщил Генрих. – Славно вышло, да? Вы, детектив, и вы, мэм, тут сразу пришлись не ко двору. Было решено приложить все усилия, чтобы от вас избавиться. Ну, в смысле, чтобы вы сами уехали, не бродили тут, не вынюхивали. Сами понимаете, положение странное, Гуго куда-то пропал… Но что-то вы подзадержались, сержант Габано влез не в свое дело, полковник Конферо начал чересчур задумываться, запросил в архиве французского Кантрэ досье на некоего Генриха Эндерса, собрался покопаться в его старых грешках… В общем, после того, как пару часов назад прибыли полицейские, сообщив, что убит полковник Конферо, Изабеллу охватил озноб, она выразила желание чего-нибудь выпить. Ну и выпила… – Генрих демонстративно перекрестился. Покосился на Варвару, на меня. – Упрекаете, господа? Как вы ее назвали?.. Ах, да, совесть. Нет, нигде не жмет. Изабелла покушалась на мою жизнь – выходит, ей можно?
– Так это она на вас напала? – хмуро вымолвил я.
– Она, сука, – кивнул Генрих. – Истинный крест. Реальное покушение, никакой инсценировки. Импульсивное решение: проходила через гостиную, а тут дрыхнет, развалясь в кресле, ее ненавистный братец, пузыри пускает… Отвратительное зрелище, согласен. Я бы, наверное, тоже на ее месте схватил из бара нож для колки льда и бросился на это чудовище.
– Вы уверены, что это был нож для колки льда?
– Во всяком случае, он пропал из бара, – пожал плечами Генрих. – Закопала где-то. Да и черт с ним, – он махнул рукой. – Археологи лет через триста найдут.
– А ведь Изабелла чувствовала подспудную угрозу, раз позволила детективам после смерти Эльвиры пожить в доме, – подала голос Габриэлла. – Неспроста это было.
– Да и пусть, – отмахнулся Генрих. – Пожили, пора и честь знать.
– Как странно, – прошептал я, закрывая глаза. – Все, что натворили в этом доме, – форменная глупость. Как бы вел себя вменяемый подонок на вашем месте? Пропал Гуго – ну и бес с ним. Нашелся труп Гуго – вечная память, похоронить и скорбеть вместе со всей прогрессивной общественностью. У вас нет денег? У вас нет крыши над головой? Эльвира в один прекрасный день выпьет лишнего, перемудрит с наркотиками – без всякого постороннего вмешательства. Дождаться, пока Изабелла вступит в права наследования, поделить деньги. Вы все равно разрубили бы их пополам. К черту происки Габано. Сдать маньячку Кармен за учиненные ей злодеяния. На всех, живущих в доме, это отразилось бы только в моральном плане. Детективы бы уехали в свою Сибирь. Не надо никаких трупов. Эх, глупцы…
Я открыл глаза. Они ухмылялись все вчетвером – дружно, презрительно.
– Мы не могли недооценивать Изабеллу, – вкрадчиво вымолвил Генрих.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – с железной логикой отрубил Йоран Ворген.
– И не нужно деньги рубить пополам, – несвойственным ласковым голоском сказала Габриэлла.
Генрих посмотрел на нее с тихой нежностью, погладил по заднему месту.
– Убейте их, – попросил Марио. – А не то я сам их убью. Надоели уже.
– Не спеши, дружочек, – ласково сказал Генрих. – Сейчас мы их поднимем, отведем в сад, положим под окном, куда они спрыгнули, чтобы бежать из дома. А потом, конечно же, развяжем. Ну… я имею в виду, совсем потом.
«И кого впоследствии будет волновать, что у трупов на запястьях следы от веревок?» – подумал я.
– Вставайте, господа, – Йоран Ворген отступил на шаг, в руке у него образовался пистолет – компактный «браунинг».
Варвара безотрывно смотрела на меня. Большие грустные глаза затягивала паутина меланхолии.
– Можем попробовать договориться, – предложил я.
– Договоримся, – отрывисто рассмеялся Ворген. – Встретимся на том свете и договоримся. Вставайте, господа.
– Не пойду, – вздохнула Варвара. – Объявляю лежачую забасто…
Пространство рассек странный звук. Словно рассерженный преподаватель шлепнул указкой по столу. Вздрогнул Ворген, напрягся, сглотнул. Он рухнул мне на ноги с остекленевшими глазами, выронил пистолет. «Браунинг» стоял на предохранителе, самопроизвольного выстрела не произошло. Пистолет запрыгал под лестницу. Я сбросил с себя тяжелую тушу, на кой мне черт такие подарки? Под Воргеном уже расплывалось бурое пятно…
Следующий выстрел был адресован Генриху. Но тот успел отпрыгнуть, растерянно блеснув глазами. Пуля разбила пластиковую панель. Генрих пустился бежать, петляя, как заяц. Схватился за перила, перепрыгнул на лестницу. Сделал скачок через три ступени. Сухо щелкнуло, он застыл, завалился навзничь, покатился, считая ступени. Застыл, опрокинув голову – оскаленный рот, глаза объяты страхом…
Габриэлла и Марио рассыпались в разные стороны. Стрелок замешкался – в кого стрелять? Марио юркнул под лестницу, покатился колобком, исчез в проеме черного хода. Габриэлла металась посреди холла. Пуля пропела у нее над ухом. Она застыла, словно парализованная. Не лицо, а серая маска в кривом зеркале. Как-то судорожно дернула рукой, словно собиралась поймать пулю. Но пуля оказалась ловчее – пробила лоб, Габриэлла упала в лужу из своих же мозгов…
Настала тишина. Глаза Варвары плутовато бегали. Она приподняла голову, как бы желая уточнить, закончился ли обстрел. Было тихо.
– Андрюша, ты живой?
– А ты не видишь? – удивился я.
– Не-а. Я вообще в ауте…
Относительно рассвело. В холл просачивался мерклый свет. Интересно, подумал я, охранники на воротах пребывают в полном неведении? Счастливые люди…
В доме мертвого мастера абсурда абсурд расцветал махровым цветом. Появилась грузная фигура садовника. Обрюзгший, небритый Тынис, в стоптанных резиновых сапогах – вместо того, чтобы спать в своей каморке, он подслушивал нашу содержательную беседу и в самый подходящий момент приступил к ликвидации населения виллы. Мысль, что садовник не имеет отношения к банде, порой возникала, но как-то не задерживалась. Однако, судя по пистолету с глушителем и трем бездыханным телам, отношение к делу он все же имел.
Садовник подозрительно посмотрел по сторонам, спрятал пистолет под куртку (что было обнадеживающим знаком), склонился над нами, стал неторопливо развязывать. Роняя скупые слезы, ко мне подползла Варвара, обняла. К сожалению, я не мог ответить тем же, прижал к груди поврежденную руку, прикрыл запястье здоровой ладонью.
– Вы хороший человек, Тынис, – прошептала Варвара, блаженно улыбаясь. – Простите, что были о вас другого мнения.
– Не извиняйтесь, – угрюмо вымолвил садовник. – Просто другой человек заплатил мне больше, чем заплатили бы эти.
– Все равно при случае мы замолвим за вас словечко перед Богом, – вздохнул я. – И, пожалуйста, если поймаете Марио, не убивайте его, хорошо? Как ни крути, он только ребенок.
– Ребенок? – удивился Тынис. Посмотрел на меня, как на человека, который ничегошеньки не понимает в жизни, побрел прочь. Действительно, подумал я, взрослого человека от ребенка отличает только рост и состояние печени.
Вместо Тыниса возник другой. Тоже отчасти знакомый. Невысокий, сутулый, в надвинутой на уши бейсболке. Он медленно приблизился, улыбнулся как-то странно, присел на корточки. Я нервно захлопал по карманам, выискивая пачку с сигаретами.
– Энрико?.. Вы-то здесь какими судьбами? Вас сбросили с парашютом?
– Нет, Андрей Иванович, – покачал головой дворник. – До таких головокружительных трюков я пока не дорос. Но кое-что уже имеем. Переправив вас через забор, Липке сразу позвонил мне, я приехал, последовал по вашим стопам, пока не включили сигнализацию. Как видите, успел. Правда, возраст уже не тот, и подготовка, увы, не спецназовская… – сделав тревожное лицо, дворник потер поясницу.
– Послушайте, Энрико, а какого, спрашивается, хрена?.. – резонный вопрос завис в воздухе.
– Знаешь, дорогой, – вкрадчиво сказала Варвара. – Мне почему-то кажется, что этого человека зовут не Энрико. Предположу даже больше: он не дворник. И третье: у него в этом городе хватает тайных сообщников. В медицинских кругах, полицейских, на пульте охраны, в отделе муниципалитета, ведающего уборкой улиц. Послушайте, любезный, ваше имя случайно не Гуго Эндерс?