Книга: Портрет смерти. Холст, кровь
Назад: Глава десятая
На главную: Предисловие

Глава одиннадцатая

Так вот кого напоминало мне лицо на автопортрете Эндерса… Неуловимо, только глазами. В сущности, это было другое лицо. Но интуиция в тот день насторожилась… Дворник стянул с головы бейсболку. На плечи упали длинные некрасивые волосы. Он отклеил что-то от щеки, отклеил от другой. Со стороны смотрелось потрясающе: человек снимал с себя морщинистую кожу со шрамами. Хотя, в принципе, не кожу – многоразовую накладную маску на липкой основе, обтягивающую подбородок и часть щек. Потом он отклеил аналогичный «пластырь» от переносицы, отклеил брови, выступающие надбровные дуги, слегка «подправил» горбатый нос. Образовалось в меру холеное породистое лицо с насмешливыми глазами.
– Вы просто мастер перевоплощения, господин Эндерс, – выдавил я. – А зачем же вы наговорили на своего сообщника – милого старичка Липке? Какой же он нацистский преступник?
– Больше спросить, конечно, не о чем, – вздохнула Варвара.
– Не люблю я его, – объяснил художник. – Обзывал мое творчество мазней. Хотя старичок он, в сущности, неплохой, мы с ним частенько болтали на разные щекотливые темы. Да и после моей смерти, гм… продолжали.
– Бред какой-то, – покачал я головой.
– Почему же бред, – возразила Варвара. – Бред – это мнение или убеждение, не согласующееся с реальностью. А в нашем случае все прекрасно согласуется и встает на свои места. У господина Гуго были неважны финансовые дела. Неприятности сыпались отовсюду. Особо беспокоили Изабелла с Генрихом, которым много лет удавалось держать его на крючке. Отшить любимых родственников никак не удавалось. А тут еще чудовищный ребенок Марио со своей рыбообразной гувернанткой, сумасшедшая Кармен бегает по дому. Никакой приватности, жизнь стремится к аду. Жена прикладывается к бутылочке. А главное, родные брат и сестра начинают что-то замышлять против господина Гуго. Во всяком случае, кто-то из них…
– О, вы не знаете, что такое интуиция художника, – улыбнулся Гуго. – И как она разрывает мозг.
– Мы знаем, что такое женская интуиция, – пробормотал я. – Тоже штука беспокойная.
– Слава не грела, положение в обществе трещало, родные люди вытягивали деньги, да еще это состояние вечно растущего дискомфорта…
– «Замыслил я побег» называется, – пробормотал я. – Ну, что ж, человеку не возбраняется начать новую жизнь. А напоследок такая масть покатила: известный авторитет за бешеные бабки предложил написать свою дочь и выложил авансом практически всю сумму. Вы прекрасно продумали, обзавелись сообщниками в разных сферах…
– Не сообщниками, – улыбнулся Гуго, – а людьми, согласными за вознаграждение сделать тот или иной пустяк. И всю жизнь молчать во имя собственной же безопасности. С болтунами и проходимцами я не связывался. Люди порядочные. Хорошо, господа, учитывая ваше профессиональное любопытство, постараюсь объяснить. Вы же не растрезвоните всему свету?
– Мы будем молчать, как могила, – поклялась Варвара.
– Никогда не говори этого слова, – испугался я.
Эндерс тихо засмеялся.
– Не такой уж я злодей. Воздаю исключительно по заслугам. Кстати, Эльвира никогда не упоминала про мою последнюю картину?
– Что-то было, – нахмурилась Варвара. – Ваш последний бессмертный шедевр пропал вместе с вами.
– Я назвал его «Семейка Эндерсов», – гордо сообщил художник. – Картина небольшая, сорок на пятьдесят, но увлекла, знаете ли… – он многозначительно похмыкал. – Документ разоблачительного свойства. Если хотите, могу вам утром его показать. Разумеется, мне не хотелось работать над «эпохальным» портретом дочери Басадены, хотя девочка смазливая. В общем, в ночь на понедельник 13 августа я закончил работу со своим «святым» семейством, упаковал его и был таков.
– Как просто, – скептично заметила Варвара.
– Удивительно просто, – согласился Гуго. – Косметические принадлежности были припасены заранее. Ушел я тем самым путем, каким пришли вы.
– Но там высоко, – справедливо заметила Варвара. – В доме не было таких лестниц. А лазить по веревкам с вашей, извините, мышечной массой…
– Пустяки, – отмахнулся Эндерс. – У меня имелась метровая алюминиевая лестница с загнутыми концами. Иногда я пользовался ею в студии. В морозильной камере на специальной тележке покоилось ледяное ваяние в форме усеченной пирамиды с углублениями для ног. Изваял, знаете ли, – развел руками творец. – Холодильное оборудование, которым я давно не пользуюсь, позволяет и не такое. В эти строения в глубине сада никто не заходит, поэтому я не опасался, что подсмотрит недоброжелатель. Пирамида высотой в метр, не сложно было выкатить ее на тележке, доставить по аллее к стене, всего лишь наклонить… и на скользунах пирамида сползла к стене, встав именно там, где надо. Я отвез обратно тележку, взобрался с рюкзаком на пирамиду, забросил на стену легкую лестницу, позвонил на пульт, прежде чем вскарабкаться, произнеся условное слово, и ровно на минуту сигнализация была отключена. Пришлось попотеть. Но чего не сделаешь ради лучшей жизни? Взобрался на гребень, перевернул лестницу, сполз по ней к Липке, повис на последней перекладине, а он уж расщедрился – бросил мне под ноги какой-то мешок с травой. Ледяная глыба к утру растаяла – немудрено, всю ночь почти тридцать по Цельсию… Затем я отправился на окраину городка, где был арендован домик, там я временно трансформировался в дворника Энрико, чтобы была возможность регулярно наблюдать за поместьем. Тынис парень хоть и неплохой, но абсолютно не владеет навыками частного сыщика. А Тыниса я навестил у него дома следующим вечером, предложил «вторую» работу. Он удивился, увидев меня живым, согласился сотрудничать. Стоит ли рассказывать, как я удивился появлению российских детективов, как с величайшим трудом в одном из моргов Артависты был найден подходящий труп с нужными дефектами тела…
– Такое ощущение, что вы задействовали под свою авантюру половину населения Испании, – усмехнулся я. – Садовник Тынис, Клаус Липке, люди, сдавшие вам дом, устроившие дворником, человек на пульте, парень с девушкой, якобы видевшие вас в пижаме на берегу реки, и чьи показания прозвучали для полиции крайне убедительно…
– Эти двое голубков собираются жениться, – усмехнулся художник. – Им до зарезу нужны деньги. Ради двадцати тысяч евро они готовы сыграть даже Ромео с Джульеттой – да так, что не подкопаешься.
– Кто еще?
– Как кто? – удивился Эндерс. – Доктор Зло… простите, доктор Санчес. Наш верный, преданный друг. Благодаря его стараниям мы и обрели нужное невостребованное тело. Член одной барселонской преступной организации. Разбился, падая с крыши. За телом никто не явился. И немудрено, у него такой богатый послужной список…
– Ну, хорошо, застарелый вывих плеча, отсутствие мизинца… Но карта зубов?
– Он же говорит, доктор Санчес, – буркнула Варвара.
– Воистину, – признал Эндерс. – У покойника были неплохие зубы, и доктор Санчес на свой страх и риск вклеил снимок в мою карту, предварительно удалив из нее подлинную. И только после этого тело сожгли.
– А он у вас отважный друг…
– Да нет, фактически доктор Санчес не рисковал. Трудно найти причину, почему полиция стала бы делать экспертизу данного медицинского документа. Полковник Конферо с таким воодушевлением приветствовал мой труп…
– Вы уже знаете, что здесь произошло?
– Да, – художник поднялся с корточек. – Все сестры получили по серьгам. Жалко полицейского с супругой, они пострадали безвинно. Но в этом, хочется верить, не моя заслуга. Итак, господа, практически все кончено. Пятый час утра. Город спит. Спит охрана на воротах, которой час назад Тынис подлил в чай сильного снотворного. Минут через двадцать этот дом должен вспыхнуть, как карточный домик. Тынис позаботится. Он уже разливает горючее. В доме найдут несколько обгорелых тел – увы, с пулевыми отверстиями, и полиция будет строго придерживаться версии пьяного дебоша в исполнении Генриха, по ходу которого состоялась перестрелка с Йораном Воргеном, и погибли, кроме них, еще две женщины. Малолетний Марио, надеюсь, будет нейтрализован.
– Да бог с вами, – ужаснулся я. – Полиция не пойдет на такое безумие.
– Я думаю, она с ним справится, – снисходительно улыбнулся художник. – Пока вы бегали по саду и выслушивали признания моего младшего братца, я переговорил по телефону с майором Сандальей. Он неглупый продажный коп, озабоченный проблемой карьерного роста. Двести тысяч евро помогут майору справиться с чувством долга. Полиция прибудет не раньше огнеборцев, не волнуйтесь. Мы с вами успеем покинуть особняк до пожара. Честно говоря, – художник глубоко вздохнул, – не могу уже видеть этот дом. Я пережил в нем столько всего… Я его просто ненавижу! Вилла застрахована на крупную сумму, которой хватит на пять лет безбедной жизни. Страховку получит мой дальний родственник по материнской линии, проживающий в Лилле. Он уже в курсе и с нетерпением ждет комиссионных.
– Ну что ж, – понятливо улыбнулся я. – Я думаю, года через три стоит ждать триумфального воскрешения знаменитого сюрреалиста. Возвращения к жизни и к работе. Вы потрясете мир, господин Эндерс, явившись восхищенной публике, возродите бешеный интерес к своей персоне и своему творчеству. А пока можно и отдохнуть.
– Не будем загадывать, что должно состояться через несколько лет, – вкрадчиво произнес художник. – Но если Гуго Эндерс когда-нибудь вернется в большой мир, вы узнаете об этом в числе первых.
– Договорились, – кивнул я. – Звоните в Сибирь. И письма лично на почту носите. И старайтесь не попадаться на глаза господину Басадене. А также не забудьте через пару лет вернуть ему два миллиона – разумеется, с процентами, а то эта мафия – такая прилипчивая. И, увы, господин Эндерс, – я позволил себе очередную колкость. – Судя по всему, вы так и не будете награждены Высшим испанским орденом – Большим крестом Карлоса III, которым наградили Сальвадора Дали.
Художник великодушно улыбнулся.
– Не беда. Сальвадору Дали этот орден дали в утешение – в 82-м году как раз скончалась его жена Елена Дьяконова – Гала, если угодно. Или Элен Элюар. Без жены он не смог бы справиться с ролью гениального безумца. Так и вышло. Ушел в затвор, переживал. Оказался обыкновенным человеком…
– А интересно все-таки, – задумчиво пробормотал я. – Неужели климат в Северо-Восточной Испании так способствует гениальности? Здесь живете вы, недалеко отсюда в городе Фигерас родился Дали, мастер сюрреализма Хоан Миро родом из Барселоны…
Мое ерничанье, кажется, стало утомлять Эндерса.
– Подождите, – вдруг в ужасе прошептала Варвара. – Но это же кощунство, господин Эндерс. Вы блестящий художник, что бы ни говорил мой коллега. Как вы можете сжечь дом вместе со своей прекрасной коллекцией живописи? Неужели вам ее не жалко? Может, лучше повременить, как-нибудь вывезти?..
– Вывез, – засмеялся Эндерс. – Вам Эльвира не рассказывала, как долго и упорно я трудился над каждой картиной, не пуская никого в свою мастерскую?
– Вроде бы рассказывала, – засомневался я. – Но никого не пускать, даже собственную жену – это своего рода чудачество…
– Господи, я поняла, – ахнула Варвара. – Вы писали одновременно копии…
– Ну почему же копии? – пожал плечами Эндерс. – Назовите это, если угодно, двойными оригиналами. Любой толковый эксперт подтвердит авторство. Разумеется, не ко всем картинам я приделывал «двойников» – только к тем, к которым имею особое, трепетное отношение. А остальных не жалко. Пока варит голова и работают руки…
– Эльвира упоминала, что перед вашим исчезновением к дому подъезжал фургон, – вспомнил я. – И вы никого к нему не подпускали.
– Да, я вывез все стоящее, – кивнул Эндерс. – Несколько полотен, к сожалению, разошлись. Кое-что было продано на аукционах, часть похищена, следы иных уже никак не проследить. Да что далеко ходить! – воскликнул он. – Эльвира говорила, что в вашем офисе на краю света висит мое «Предчувствие морского путешествия из Сицилии на Майорку». Да, с этой картины была снята копия – уж больно за душу брала. Писал я ее на Сицилии, когда отдыхал там лет пять назад. Познакомился с одной прекрасной семьей, у них была годовщина бракосочетания, и супруга Лоредано наглым образом выпросила у меня эту картину. Я не смог отказать, подарил. Впоследствии несколько раз созванивался с этими людьми. Лоредано разорился – не без помощи российских партнеров. Получил вполне обоснованные претензии от другой российской фирмы, распродал имущество, в том числе ушла картина. Не знаю, по каким колдобинам России ее возили, но осела она, слава богу, в офисе порядочного человека. Кстати, цена у этой картины небольшая – думаю, не больше тридцати-сорока тысяч евро.
– Да, Эльвира с этой картиной меня оконфузила, – стыдливо признался я.
– Минуточку… – я вдруг заметил, что челюсть у Варвары как-то подозрительно отваливается и съезжает к полу. Она опомнилась, вернула ее на место, но изумленный блеск в глазах остался. – Господин Эндерс, что происходит? Когда Эльвира была в нашем офисе и имела честь наблюдать вашу картину, вы уже пропали. Через два дня она, извините, погибла. Получается… вы с ней виделись до ее смерти?
Действительно, получалась лажа. Мы вопросительно уставились на художника. Эндерс сделал неопределенный жест, помялся, озадаченно почесал кончик носа, потом махнул рукой.
– Ладно, господа. Если уж ночь сюрпризов плавно перетекает в утро… Дорогая! – громко возвестил он. – Ты не сильно заскучала на крыльце? Войди, пожалуйста, если не сложно.
Вошла закутанная в длинный плащ женщина. Ее волосы были стянуты на затылке шпилькой. Плечи облегал опадающий до пояса капюшон. Лицо оставалось черной маской, пока женщина не подошла поближе. Она ступала осторожно, как сапер, идущий по разминированному полю – вроде мины удалил, но кто его знает?.. Она приблизилась, положила руку на плечо Эндерса. Ее глаза были запавшими, лицо бледным, бескровным, обострилось после недавних трагических событий. Женщина пыталась улыбнуться.
– Эльвира? – дружно выпалили мы с Варварой.

 

Такая дичь была нарисована на наших физиономиях, что двое засмеялись.
– Здравствуйте, Андрей Иванович и Варвара Семеновна, – негромко произнесла Эльвира.
– И вам не болеть, Эльвира Эдуардовна, – прохрипела Варвара.
– Вы прямо оттуда? – я выразительно посмотрел на небо и закашлялся.
– Ну, зачем вы так, – широко улыбнулся Эндерс. – Хотя отчасти вы правы. Эльвира почти побывала на том свете. До сих пор не может оправиться.
– Там страшно, – тихо сказала Эльвира.
– Прости, – вздохнул Эндерс. – Да, я поступил, возможно, жестоко, подверг жену опасности, но я ее люблю, и не хотелось, чтобы она умерла от руки… – Гуго цинично ухмыльнулся, – кого-то другого. Пусть лучше это сделает любящий человек.
– Ты шутишь, – догадалась Эльвира.
– Шучу, – согласился художник. – Так хотелось избавить тебя от всего этого. А заодно посмотреть, чем займутся осы в банке.
– Позвольте, – сказал я. – Получается, что Генрих Эльвиру не отравлял?
– Он просто не успел, – отмахнулся Эндерс. – Это сделал доктор Санчес – по моей убедительной просьбе. Она была в трансе, ведь в это утро сообщили о моей ужасной смерти. – Гуго сделал скорбное лицо. – Я был уверен, что Эльвира выдержит. Доктор Санчес находился рядом с «больной» и в удобный момент подсыпал в коньяк парализующий препарат. Но не мышьяк, как решила полиция, а яд одного из африканских растений. Подавление дыхательных энзимов, которые занимаются доставкой кислорода в кровь и клетки тела. Бессознательное состояние наступает быстро, но жизненно важные органы продолжают функционировать. Пришли вы, состоялась короткая беседа, по истечении коей Эльвира тяпнула из бутылки. Тебя спасло, дорогая, что по дороге в больницу доктор Санчес ввел тебе противоядие. Но ты производила впечатление совершенного трупа, то есть роль тебе удалась на сто процентов. К жизни вернуть тебя медики не смогли, доктор Санчес констатировал смерть, до вскрытия тебя упаковали в закрытый морозильный бокс… но всего лишь на какие-то десять минут, не волнуйся. Быстренько привезли замену, а тебя, слегка подмерзшую, на фургоне вывезли через задние ворота. Все в порядке, наш добрый ангел с медицинским дипломом вернул тебя к жизни.
Варвара с нескрываемым страхом смотрела на Гуго.
– Это было страшно, – повторила Эльвира. – Я очнулась в холодном темном ящике… Я чуть не умерла там от страха…
– Сочувствуем, Эльвира, – сказал я. – Зато могу представить вашу радость, когда вы увидели перед собой живого и невредимого мужа… Но ведь свято место пусто не бывает, нет? – я вопросительно уставился на художника.
– Технические детали, – отмахнулся художник. – Проститутка из Артависты, не сошлись в цене, клиент задушил ее брючным ремнем и выбросил в карьер. Строение и тип лица соответствуют параметрам моей жены. Лицо изувечено судорогой. Небольшой грим, чуток хирургического вмешательства, и – найдите, как говорится, десять отличий. Все, господа хорошие, – развел руками художник. – Кошмары кончились, забудьте. Мы уходим первыми. Заберите свои пожитки и уходите минут через десять… – художник выразительно поводил носом, – когда запах бензина станет чересчур назойливым. Калитка в воротах будет не заперта, охрана, будем надеяться, еще не проснется. Тынис сделает свое дело и растворится на необъятных просторах голубой планеты. Ступайте в гостиницу «Сердце Валенсии» – это в конце следующей улицы. Майор Сандалья ничего вам не сделает. Он уже получил инструкции на ваш счет. Гостиница неплохая, местечко уединенное. И постарайтесь поскорее покинуть эту страну…
– Мне очень жаль, Гуго, – хмуро перебила Эльвира, – но я должна этим добрым господам восемьдесят тысяч евро. Я обещала. Мне кажется, они их заслужили. А если не заслужили, то натерпелись на эту сумму.
– Да, конечно, – нахмурился Эндерс. – Ты говорила об этом. Нельзя уходить в другую жизнь, не рассчитавшись с долгами в предыдущей. Плохая примета. Ну, что ж, господа, – Эндерс задумался, решился. – В районе полудня милости просим в отель «Карлтон». Это за центральным фонтаном. Скажете портье, что вы в 21-й номер – к супругам Торрес. К полудню я вам соберу нужную сумму.
– Да что вы, – смутился я. – Не надо ничего, вполне достаточно…
– Конечно, – заторопилась Варвара, – пятидесяти тысяч будет вполне достаточно. Зачем нам восемьдесят?
– Подходите, – суховато улыбнулся Эндерс. – Покажу вам на прощание свою последнюю картину…

 

Мы стояли у ограды неизвестного особняка в южном конце Плата-дель-Торо. Безучастно смотрели, как над кронами деревьев разгорается зарево. Вилла вспыхнула в пять часов утра – мощно, весело. Столб пламени взметнулся в небо – страшный, как судьба ее обитателей. Пожарная сирена огласила предрассветную тишь. Целая вереница красных машин с горящими мигалками пронеслась мимо нас. К тушению приступили с запозданием. Можно представить – накачанные снотворным охранники не сразу вспомнили, где ключи от ворот, потом выяснилось, что ключи у них похищены, потом оказалось, что заблокирован механизм, ворота можно только выбить, а выбить их способна только специальная техника. Когда проблему сняли, долго плутали по дорожкам, а когда развернули технику вокруг виллы, выяснили, что тушить уже нечего…
– Вот и всё, – устало прошептала Варвара, зарываясь в мою трехдневную щетину.
«Будем надеяться», – подумал я.
– Помнишь, ты говорила, что после двух машин с мигалками – полиции и медиков – не хватает только пожарных? – вспомнил я. – Ну, вот…
– А ты еще сомневаешься в моих провидческих способностях? – усмехнулась Варвара.
Мы постояли несколько минут и побрели в гостиницу. Я был уверен, что мы проспим целую вечность…

 

– Да, пожалуйста, проходите, – любезно вымолвил лысоватый портье отеля «Карлтон». – Супруги Торрес проживают в двадцать первом номере. Они еще не съехали.
Массивные стены на втором этаже были украшены затейливой лепниной. Орнамент вился по карнизу, спадал на капители колонн. Я постучался в двадцать первый номер. За дверью было тихо. Приложил ухо к двери, еще раз постучал.
– Уехали, – вздохнула Варвара. – Плакали наши денежки.
– Для кого денежки, а для кого деньжищи, – пробормотал я, стуча в третий раз. – Твою память, Варвара, придется загружать заново. Любезный портье минуту назад сказал, что супруги Торрес еще не съехали.
Я толкнул дверь. Она открылась. Мы с интересом уставились друг на друга. Вошли. Притворили за собой дверь.
Номерок был чистый и опрятный. Небольшой, уютно обставленный. Розовые занавески, стены в кремовую пастель, мягкая мебель. Супруги Торрес уже проснулись, собрались в дальнюю дорогу. Две дорожные сумки, застегнутые на молнии, плоская прямоугольная штуковина, обернутая полиэтиленом, пузатый баул с ремешком. Все свои картины Гуго Эндерс, видимо, отправил отдельным багажом…
Они уже переоделись, сидели, ждали нас. Гуго Эндерс нацепил парик, превратившись в причудливого блондина. Эльвира предпочла перекраситься в брюнетку. Но перемена внешности на пользу не пошла. Стреляли с порога. В Гуго Эндерса попали дважды. Первая пуля не была смертельной, рука убийцы дрогнула. Вторая пронзила горло, повалив Гуго со стула. Эльвира, судя по всему, бросилась навстречу убийце, пробежала несколько шагов и упала ничком с пробитым сердцем. Голова ее была повернута набок, в стеклянных глазах, как комар в древней смоле, застыла слезинка.
Зубы Варвары выбивали маршевую дробь. Она попятилась, хотела выбежать из номера, но я схватил ее за руку.
– Стой на месте. Ни к чему не прикасайся.
– Я уже прикоснулась…
– Черт… – я выдернул носовой платок, чтобы протереть дверную ручку.
– Андрюша, не сходи с ума, – зашептала она слабым голосом. – Нас все равно видел портье… Ты только хуже сделаешь…
Простая сермяжная правда. Я на цыпочках дошел до двери, заперся. Заглянул во вторую комнату гостиничного номера, в туалет, ванную. Опустился на корточки перед художником. Это точно был Гуго, инсценировка исключалась. Подавился кровью и умер. Он таращился в потолок с большим недоумением: дескать, ни хрена себе, абсурдец. Я коснулся его руки – она была теплая. Сместился к Эльвире, дотронулся до шеи. Тоже теплая. Недавно убили. Гуго мнил себя в полной безопасности, дверь была не заперта, супруги сидели в дорожной готовности и ждали российских детективов, которые должны были подойти к двенадцати.
Российские детективы опоздали на пять минут – всего лишь потому, что некоторые российские женщины слишком долго собираются…
– Андрюша, а это точно они? – тягучим шепотом вопросила Варвара.
– Точно они, – кивнул я. Поднялся, с хрустом распрямил ноги. – Прописная истина, Варвара, никогда не следует расслабляться. Напрягись. Мы должны твердой поступью выйти из номера, улыбнуться портье и, не выдавая волнения, покинуть гостиницу. Если схватит полиция – это конец. У Сандальи уже не будет интереса вытаскивать нас из дерьма. Ты сможешь?
– Смогу… – яростно затрясла она головой. – Я все смогу, Андрюша… Послушай, а мы не можем забрать… наши деньги? Они их наверняка держали где-то наготове…
– Не можем, – отрезал я. – Опомнись, Варвара.
И тут мой взгляд уткнулся в один из предметов багажа. Плоская штуковина в полиэтилене напоминала картину. Гуго Эндерс обещал нам показать свою последнюю работу… Я не мог избавиться от соблазна. На осмотр уйдет не больше минуты. Я бросил штуковину на кровать, принялся лихорадочно ее распутывать. Содрал завязки, развернул упаковку.
Картина обожгла обилием красок. Ослепительная, поистине впечатляющая. Можно упрекать художника в схематизме, детской наивности, броскости, плакатности, даже вульгарности, но вот он – весь талант наружу. Волнующая игра красок, лунный пейзаж, небо, взорванное разноцветными сполохами… Огнедышащий шестиглавый змей зажал в тиски окровавленного воителя в ободранных доспехах. Все шесть голов разверзли пасти, готовясь рвать воителя на куски. Им осталось лишь мгновение, чтобы добраться до жертвы. И у него есть только миг. Он наносит последний удар, протыкая извилистую шею одной из голов… У ног воителя свернулась раненая женщина, с ужасом смотрит на одну из составных частей дракона. А та уже в броске. Воитель и его дама – это Гуго с Эльвирой. Их лица объяты страхом, покрыты кровью, но узнать их можно. А остальные шесть…
– Талантище, – зачарованно бормотала Варвара. – Это ж надо так суметь – воплотить лица своих домашних в мордах дракона…
– Не могу на это смотреть, – бормотал я, упаковывая картину обратно в полиэтилен.
– Да, Андрюша, дрожь по коже, – вторила Варвара, подплясывая от нетерпения. – А ты представь, сколько денег за это можно слупить? А если снабдить еще картину подробным жизнеописанием семейки Эндерс…
Картина обжигала руки. Я пристроил ее, как была, взял в охапку Варвару.
– Поздно, матушка, забудь. Из страны нас с этим несчастьем не выпустят. Самим бы убраться. Приготовься, мы почти уходим…
Убегая из номера, я снял с вешалки табличку «Do not disturb» (не беспокоить), прикрепил на дверь с обратной стороны. Варвара держала меня под локоть. Чинно, нога в ногу, улыбаясь из последних сил, мы спустились в холл, поплыли мимо портье.
– Уже уходите? – этот парень не был наблюдательным. На наши лица он почти не смотрел. Больше всего ему нравилась обтянутая джинсами попа Варвары.
– Да, любезный, уже поговорили, – учтиво кивнул я. – Кстати, супруги Торрес решили немного отдохнуть перед дальней дорогой и просили в ближайшие пару часов их не беспокоить. Они решили покинуть ваш отель после обеда – по причине легкого недомогания госпожи Торрес.
– О, разумеется, – отозвался портье. – Мы не будем их беспокоить. Пусть отдыхают. Удачного вам дня.
– И вам. Да, – вспомнил я, слегка сжимая Варварино запястье. – К супругам Торрес сегодня до нас кто-нибудь приходил? Может быть, за несколько минут до нашего прибытия… Вспомните, пожалуйста.
Физиономия портье выразила недоумение. Вопрос действительно нелепый. Почему бы не спросить об этом у супругов Торрес?
– Возвращаться не хочется, – улыбнулся я.
– М-м, – задумался лысоватый портье. – Нет, господа, до вас к супругам Торрес никто не приходил. Правда, крутился тут один мальчишка…
Конвульсивно задрожала рука Варвары. Я покрывался инеем, но заставил себя вежливо улыбнуться.
– Всего лишь мальчишка?
– Да, он вошел минут за десять до вас. Странный мальчуган. Лет тринадцать-четырнадцать. На нем был черный плащ, причем немного не по размеру… Он так пытливо на меня смотрел… Я спросил, куда он собрался, он ничего не ответил, прошел мимо, поднялся по лестнице. Я не стал его догонять. Мальчик не похож на бродяжку. Вероятно, это родственник или знакомый кого-то из постояльцев…
Самое скверное, что так и было.
– Он уже ушел? – прохрипел я.
Портье насторожили интонации моего голоса. Он нахмурился, как-то озадаченно почесал оттопыренное ухо.
– Признаться честно, господа, за пару минут до вашего прихода мне пришлось отвлечься, позвонил хозяин, просил проверить кое-что в журнале регистрации…
Мы забыли попрощаться. Борясь с ознобом, вышли из гостиницы, спустились с крыльца. Улица людная, на углу стояли несколько машин с шашечками. Мы припустили на стоянку, забрались в машину. Водитель отложил газетку, уставился в зеркало заднего вида. Что-то спросил. Варвара ответила. Водитель пожал плечами, завел мотор.
– О чем вы говорили? – спросил я.
– Едем на южную окраину. Опыт частного сыска нам подсказывает, что нужно сменить машину. Там и сменим.
– Умница, – похвалил я.
Мы проехали мимо гостиницы. На крыльце стоял мальчик в черном плаще, смотрел на нас исподлобья. Просто стоял, смотрел, не вытаскивая пистолет с глушителем, не стреляя навскидку. Но от этого взгляда все страхи планеты вцепились в нас жилистыми лапами, затрясли. Варвара закрыла рот ладошкой, чтобы не закричать. Какое счастье, что этот мстительный упыренок начал не с нас. Как ему удалось подобрать в холле пистолет? Ведь там хозяйничал садовник с канистрами. Где теперь садовник?..
Мы въехали в переулок, свернули на Аристаду. Водитель переключился на третью скорость. Мимо окон бежали пальмы, нарядные азалии, усеянные ароматными цветами, кукольные домики из белого камня. Мы проехали зеленый светофор, водитель свернул в очередной переулок. Варвара отпустила мою руку, закрыла глаза. Водитель покосился в зеркало. Я приветливо ему улыбнулся. Оставалось ехать несколько минут. В запасе час, может, два. Потом начнется. Добраться на такси до Мадрида нереально. Здесь шестьсот верст. Половина Пиренейского полуострова. Таксист не повезет даже за бешеные деньги. Где у нас ближайший международный аэропорт? В Барселоне? Доедем. Билетов на обратную дорогу все равно нет. Нужно покупать. Купим. Улетим. Прорвемся.
Если что-нибудь не случится…
Назад: Глава десятая
На главную: Предисловие