Нашел!
Всю ночь меня терзали противоречивые чувства. То я верил в благородство Стаса и надеялся, что мне оставят жизнь, то ни на что не надеялся, рассчитывал на худшее, на то, что Стас и его компания не захотят оставлять в живых такого важного свидетеля, как я, убьют меня и вывезут в лес. Или наоборот – сначала вывезут в лес, а потом убьют, что, впрочем, сути дела не меняет, так и так конец один – лежать мне под землей.
Эта ночь была худшей в моей жизни. Я то метался по комнате, как лев с прикованной в углу клетки лапой, то в полнейшей прострации валялся на полу в позе отдыхающего на пляже с приподнятой рукой, загораживающей от солнца лицо. И вот, когда утром я совсем отчаялся и решил позвать кого бы то ни было хоть на помощь, хоть для того, чтобы меня убили, лишь бы не сидеть в комнате в ожидании конца, неожиданно раздался далекий шум, приглушенные выкрики, которые ширились, становились ближе, громче, вот уже стали различаться отдельные выкрики: «Лежать!», «Руки за голову, сука!», «Ноги шире!» Раздавались звуки ударов, хлопки, шлепки. Мне почудилось, что в казино идет массовая драка. Наконец шум докатился до дверей помещения, где находился я, она распахнулась, и на пороге возник мужчина в черной форме спецназовца, в шлеме и с дубинкой в руке. Я уже понял, кто это, а потому быстренько лег на пол, вытянулся, показывая всем своим видом, что я не собираюсь оказывать сопротивление.
– Сохраняйте спокойствие! – с порога крикнул мужчина. – Работает ОМОН! – Заглянув в помещение и увидев, что я в нем один, он кому-то находившемуся в коридоре крикнул: – Все в порядке, он здесь! – Уже обращаясь ко мне, спецназовец проговорил: – Не волнуйся, парень, никто ничего тебе не сделает!
С этими словами омоновец захлопнул дверь в помещение, где находился я, и в комнате в течение долгого времени никто не появлялся. Прошло более часа, прежде чем дверь снова распахнулась и в помещение вошел полицейский уже в обычной повседневной форме, без всякой экипировки спецназовца. С меня сняли наручник, вывели из комнаты в разгромленный зал, где кое-где на полу валялись перевернутые игровые автоматы, столы и в одинаковых позах – лицом вниз, руки сложены на затылке, ноги разведены в стороны – лежали полтора десятка мужчин, среди которых я заметил несколько знакомых мне личностей: героико-монументального, блондина, свиномордого, Стаса и других. Остальная публика, в основном посетители подпольного казино, сидела за столами, дожидаясь своей очереди к ведшим протоколы двум полицейским. Шла обычная, рутинная работа, какую проводит спецназ и оперативники после окончания спецоперации по прекращению деятельности нелегальной организации.
Меня завели в кабинет, судя по неплохой обстановке, принадлежащий хозяину подпольного заведения. Однако власть сменилась, и за столом вместо владельца казино сидел майор полиции. Мордатый, крупный, широкоплечий.
– Гладышев? – спросил он грубоватым тоном, в котором, впрочем, сквозила доброжелательность, глядя то на меня, то в лежавший на столе паспорт.
– Гладышев, – подтвердил я.
– Вот что, Игорь. – Майор захлопнул паспорт и стал вертеть его в руках. – Я в курсе твоих злоключений. Известно мне и об убийстве Тычилина, и о том, что ниточки от этого преступления тянутся сюда, в казино. Я догадываюсь о том, что тебе пришлось пережить, поэтому иди-ка ты домой. Сегодня отдыхай, а завтра после обеда я жду тебя вот по этому адресу. – С этими словами майор взял со стола визитку и протянул мне.
Я взял картонный прямоугольник и сунул в карман.
– Я завтра подойду часам к трем.
Майор кивнул в знак согласия.
– И паспорт забери. – Полицейский придвинул ко мне по столу мой документ, удостоверяющий личность. – Тебя проводят до выхода. Пока!
Я забрал паспорт, пожал протянутую руку майора и вышел из комнаты.
Тот же полицейский, что сопровождал меня до кабинета, где я беседовал с майором, провел меня по подземным лабиринтам и вывел на поверхность земли в районе рынка. Стояло раннее воскресное утро, часы показывали пять часов, народ спал по домам и будет еще отсыпаться долгое время, отдыхали пока и торговцы, так что вокруг было пустынно, лишь невдалеке на автобусной остановке виднелась одинокая фигура сидевшей на скамейке женщины. Это была Нина Стороженко. Не спится же ей в воскресенье дома!
Заметив мою персону, худосочная особа подскочила со скамейки и бросилась ко мне с такой радостью, будто после десятилетней разлуки.
Подбежав ко мне, Стороженко повисла на моей шее, подобно гигантскому галстуку, и заболтала ногами.
– Живой! Живой! – обдавая мое ухо горячим дыханием, зашептала актриса.
Мне аж как-то неудобно стало от такого проявления чувств.
– Ну, чего ты! – пробормотал я смущенно. – Все в порядке, Нинок!
Я осторожно, но решительно отцепил от своей шеи анорексивную особу и поставил на землю. Стороженко с сияющим лицом и со слезами счастья на глазах продолжала щебетать:
– Какое счастье, что ты жив! Я за эту ночь чего только не передумала!
– И поэтому решила натравить на подпольное казино полицию? – улыбнулся я во всю физиономию.
Нина прильнула ко мне, как младенец к мадонне, и положила голову мне на грудь.
– А что мне оставалось делать? – проговорила она, не поднимая головы. – Тебя нет и нет, вот я и позвонила в полицию, сообщила, где ты и зачем пошел в казино. У них там давно уже был на это подпольное заведение материал собран, а мое заявление, как я поняла, только ускорило применение жестких мер против «казиношников».
– А про то, что концы убийства Юрчика нужно искать в казино, тоже ты ментам сказала? – полюбопытствовал я.
Нина подняла ко мне удивленное лицо.
– Конечно, я, кто же еще! Все нити этого преступления ведут в это проклятое казино. Это же и дураку понятно. – Молодая женщина пытливо взглянула мне в глаза. – Я что-то не так сделала?
– Да все так! – засмеялся я от испытываемого счастья, уже сам схватил Нину и закружил ее, подобно фигуристу, выполняющему элемент «раскрутка партнерши за талию». – Все сделала правильно! – Я, наконец, поставил хохочущую Нину на ноги и чмокнул ее в лоб. – Если бы не ты, то меня бы уже точно не было бы в живых. – В благодарность спасшей меня женщине я готов был целовать не только ее лоб, а руки и даже ноги.
– Ну, вот и славно. – Нина осторожно провела ладошкой по моей избитой физиономии. – Здорово тебя отделали. – Она покачала головой.
– Главное, что жив! – ответил я с улыбкой идиота, выигравшего миллион.
– Узнал что-нибудь в казино? – поинтересовалась актриса.
– Узнал я многое, – вспомнив злоключения сегодняшней ночи в подпольном игорном заведении, помрачнел я. – Но самое главное так и осталось тайной. Мне до сих пор неизвестно, где находится шкатулка. – Я пристально глянул на Нину. – Надеюсь, ты не заводила о ней разговор с полицейскими?
– Не заводила! – как-то отстраненно произнесла актриса и задумчиво посмотрела мимо меня куда-то вдаль. – Мне кажется, я знаю, где может быть шкатулка.
Я замер, будто соляной столб.
– Ты знаешь, где находится шкатулка с диадемой?! – проговорил я тоном завороженного человека.
– Да, знаю, – уже твердо промолвила Нина. – Во всяком случае, мне так кажется.
– И где же? – спросил я, выходя из состояния оцепенения. Мне почему-то и верилось и не верилось, что Нина знает, где находится пропажа из детского садика. Верилось, потому что хотелось верить, а не верилось из-за того, что розыски шкатулки завели меня в тупик, и теперь добыча ее казалась мне делом далеким и неосуществимым.
Актриса тоже очнулась от раздумий и перевела взгляд, смотревший в пустоту, на меня.
– Давай не будем терять время, – попросила она. – Поедем, проверим мою гипотезу, а по дороге я расскажу тебе о моих предположениях подробно.
Я не стал пререкаться с Ниной и проявлять излишнее любопытство, чтобы не сбить актрису со следа, вернее, с хода мыслей, который у нее идет, я надеюсь, в правильном направлении.
– Хорошо, – согласился я. – Поехали.
Мы с Ниной отыскали водопроводную колонку, где я смыл с лица кровь и отчистил от пыли и грязи одежду. Джинсы и рубашка, на которую бандюки в подвале вылили ведро воды, к счастью, уже высохли, и мне не придется краснеть перед людьми за свой «обмоченный» вид. А затем мы сели в мою машину и тронулись в путь.
По дороге я рассказал Нине о своих приключениях в подпольном казино, она же поведала мне о своих предположениях относительно того, где находится шкатулка с диадемой.
Полчаса спустя мы подъехали к кукольному театру. В этот ранний час заведение было наглухо закрыто, но Нина в моем обществе поднялась по лестнице к служебному входу и нажала на кнопку видеодомофона.
Разбудить охранника оказалось делом непростым. Плевать ему на воров и грабителей – ежели таковые найдутся залезть в кукольный театр, – главное, выспаться, поэтому Нине пришлось несколько раз повторить операцию с нажатием кнопки домофона. Наконец из динамика раздался хриплый со сна голос:
– Кто там?
По-видимому, охранник не мог никак продрать глаза, раз не видел в домофон, кто пришел.
– Открывай, Виталик! – нетерпеливо потребовала актриса. – Это я, Стороженко.
– Извините, не признал, – в динамике сухо щелкнуло, очевидно, охранник положил трубку видеодомофона, а спустя минуту с внутренней стороны громыхнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге стоял рослый зевающий парень с широким деревенским лицом, одетый в спортивные штаны и футболку.
– Чего это вы в такую рань, Нина Андреевна? – проворчал он, тем не менее открывая дверь шире.
– Мне нужно срочно пройти в гримерку, Виталик, забрать кое-какие личные вещи. Этот парень, – актриса указала большим пальцем левой руки за плечо, на меня, – со мной.
Более, не обращая никакого внимания на охранника, она ступила за дверь и пошла по коридору. Я направился следом за актрисой.
Миновав уже знакомое переплетение коридоров кукольного театра, мы с Ниной приблизились к гримерной, и молодая женщина своим ключом открыла дверь. Пахнуло застоявшимся воздухом казенного помещения, смешанным с косметикой (гримом), клеем (театральным) и тряпьем (костюмами). Не очень-то приглядное исподнее театрального мира… Падающий из окна утренний свет глушил яркие краски, окрашивал все предметы в гримерке в бледные тона, что наводило на меня уныние.
Я вошел, и Нина, отгораживая нас от охранника, захлопнула дверь и для надежности закрыла ее на замок. Она сразу же направилась к крайнему трюмо с креслом, как я догадался по цилиндру сказочника, стоящему на столике, рабочему месту Тычилина. Ничуть не смущаясь того, что роется в чужом столе, Нина стала выдвигать ящики и осматривать их. Ничего в них не нашлось. А вот правый верхний оказался заперт. Безрезультатно дернув несколько раз за ручку ящика и убедившись, что выдвинуть его не удастся, молодая женщина, обращаясь ко мне, потребовала:
– Давай, взламывай! Только осторожнее, чтобы охранник не услышал.
Я окинул комнату взглядом в поисках подходящего для взлома предмета, но ничего не нашел. Нина догадалась, что мне требуется, подошла к своему гримировочному месту, выдвинула ящик и вытащила оттуда большую отвертку.
– Подойдет? – спросила она меня. – Случайно кто-то из рабочих по зданию оставил.
Я молча кивнул и взял у нее инструмент. Аккуратно вскрывать ящик времени не было, поэтому я бесцеремонно сунул отвертку в щель между ящиком и столешницей и сильно надавил. Передняя облицовочная планка ящика треснула, замок стал болтаться, но не поддавался. Я покачал отвертку в щели, расшатав еще больше замок, а когда он разболтался настолько, что язычок замка вышел из паза, находившегося в столешнице, выдвинул ящик.
В нем лежал какой-то продолговатый невысокий предмет, завернутый в льняной материал с русской национальной вышивкой, видимо, представлявший собой нечто из театральной одежды. Очертаниями предмет напоминал шкатулку, но я, чтобы потом не разочаровываться, отказывался верить в то, что в ящике все же она. Сдерживая готовое выпрыгнуть от волнения из груди сердце, осторожно достал из ящика завернутый в материал предмет, положил его на стол. Нина, стоявшая рядом со мной, похоже, испытывала те же чувства, что и я. Она стояла, прижимая локти к животу, а сжатые в кулаки ладони к щекам, и расширенными, полными ожидания и надежды глазами следила за моими действиями.
Осторожно, словно боясь, что некий предмет, завернутый в материал, может исчезнуть, как кролик из шляпы фокусника, я развернул пеструю, как оказалось, рубаху, и нашим с Ниной глазам во всей красе предстала шкатулка. О, это была потрясающая по своей красоте вещица, богато украшенная камнями-самоцветами, золотом, финифтью и инкрустацией. Сразу видно, что вещь безумно дорогая, и можно было бы ее счесть за старинную, если бы не встроенный современный кодовый замок, указывающий, что шкатулка все-таки новодел. Но, если шкатулка такая великолепная, можно представить, какова диадема!
Я отказывался верить в выпавшее мне счастье. Неужели это она – та самая шкатулка с диадемой, которую я разыскиваю, как мне казалось, в течение долгого времени. Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Нина от счастья, я это видел, готова была запрыгать на одной ножке.
– Ура! Ура! – завопили мы и от избытка чувств принялись обниматься.
– Я так и думала, что шкатулка здесь! – с победным видом воскликнула актриса.
И она имела право гордиться собой. Именно она в итоге нашла шкатулку с диадемой.
Когда радость, вызванная замечательной находкой, схлынула, я все еще сияющими от радости глазами спросил у Нины:
– Но как?! Как ты догадалась о том, что шкатулка находится у Юрчика в столе?!
Драгоценная шкатулка манила наши взгляды, и мы все время поглядывали на нее. Нина в очередной раз посмотрела на шкатулку и, любовно огладив ее рукой, проговорила:
– Сегодня там, на автобусной остановке у подпольного казино, когда ты сказал, что не нашел шкатулку, я вдруг вспомнила довольно отчетливо тот день, когда мы играли в детском саду спектакль. Это была сказка про Емелю. В одном из эпизодов Юра выходил на сцену вот в этой одежде. – Нина взяла край рубашки и потеребила его. – Обычно после спектакля мы складываем весь реквизит в сумки, которые ставим к Жене Малютину в машину. Затем он везет их в гараж и оставляет там. В сумках наши личные вещи, в театр мы их не сдаем, поэтому нам удобно их хранить у Жени в гараже. Когда нужно, он везет реквизит на «чёс». Так вот, в тот день Юрка почему-то не положил рубашку в наши общие баулы, а сунул ее в свою сумку. Я это заметила, но не придала значения. После выступления в детском садике у нас должен был состояться свой спектакль в кукольном театре, и мы все вместе на машине Малютина поехали на работу. Времени оставалось мало, и Женя решил завезти баулы в гараж уже после спектакля. Юра не расставался со своей сумкой и довольно бережно все время, пока ехали в машине, держал ее на коленях. А потом вошел с нею в театр, ну, и далее, в гримерку. Разумеется, тогда я не обратила на это особого внимания, а вот сегодня там, у казино, этот эпизод вспомнился, и решила проверить. И как оказалось, не зря! – расплылась в улыбке Нина.
Я в порыве благодарности взял молодую женщину за щеки и смачно чмокнул ее в губы.
– Спасибо тебе большое, Нинок!
Хотя было понятно, что, не зная шифра, я не смогу открыть кодовый замок, я все же покрутил колесики замка, подергал крышку шкатулки – уж очень мне хотелось взглянуть на диадему, – но замок не поддавался. Ну, не ломать же любопытства ради шкатулку, как я сломал ящик стола, мне же за нее отвечать. Главное, я нашел драгоценности, выполнил свою задачу, и теперь осталось вернуть их хозяину.
Оставив рубаху в ящике Юры, мы сунули драгоценную находку в подвернувшийся под руку целлофановый пакет, вышли из гримерки и покинули кукольный театр.
На моей машине мы отправились к актрисе домой. Я был опустошенный, взволнованный, уставший, избитый, голодный, но тем не менее счастливый. Быстровой в воскресный день да спозаранку я решил не звонить, успеется, главное, работа выполнена. Приняв ванну и позавтракав, я завалился спать и проспал без малого десять часов. Нина меня не будила, и, как мне кажется, сама дрыхла без задних ног рядом со мной на диване.
Вечером мне тоже было не до звонка, мы с Ниной праздновали удачно законченное дело – предавались пьянству, разгулу и разврату. В самый разгар нашей оргии зазвонил мой мобильный телефон.
– Здравствуйте, Игорь Степанович! – проговорил хорошо знакомый мне голос Быстровой.
Ну вот сама не выдержала и позвонила.
– Привет, дорогая, я рад твоему звонку! – ответил я весело и не очень трезво.
По-видимому, мой фривольный тон покоробил заведующую детским садом.
– Мы разве с вами на «ты», Игорь Степанович? – промолвила Быстрова тоном женщины, чья гордость уязвлена.
Да, правда, что-то я расфамильярничался с работодателем. Я помахал ладошкой, показывая сидевшей на мне в позе наездницы актрисе, чтобы спешивалась. Нина не очень охотно соскользнула с меня и прилегла рядом.
– Вы нашли шкатулку? – сухо и официально произнесла заведующая детским садом, видимо, решив, что я, нахал такой, забыв о деле, пьянствую и веселюсь. – Вы знаете, Игорь Степанович, сегодня прилетел Сергей Николаевич Варламов, заместитель мэра, и он сразу же позвонил мне, поинтересовался шкатулкой. И-и… поскольку шкатулки у меня на руках нет, я была вынуждена признаться ему в том, что произошло. Он очень хотел бы с вами встретиться. Вам есть что ему сказать?
– Есть, конечно, – произнес я, силясь говорить трезвым голосом. Я решил не томить дальше молодую женщину и заявил: – Не волнуйтесь, Наталья Александровна, шкатулка с диадемой у меня.
– Это правда?! – не поверила своим ушам Быстрова, очевидно, приняв мое сообщение за пьяный треп.
– Ну, вам поклясться, что ли? – промычал я, отбиваясь от назойливо лезшей ко мне под простыню шаловливой ручонки Нины. – Извините, ха-ха, но я сейчас не в состоянии приехать к вам с диадемой на голове и со шкатулкой под мышкой.
– Я это понимаю, Игорь Степанович, – ухмыльнулась заведующая детским садом и наконец-то сменила гнев на милость: – Хорошо, я жду вас завтра к девяти часам утра вместе со шкатулкой и диадемой в детском саду в своем кабинете. Туда же приедет и Сергей Николаевич. До скорого свидания.
– Гудбай! – сказал я, а после того, как нажал на кнопку «отбоя» на мобильном телефоне, добавил: – Беби!
Нину мой разговор с заведующей детским садом тяготил. Она, вся такая растрепанная, разгоряченная, раскрыла мне объятья. Я положил мобильник на тумбочку, приподнялся и рухнул в них.