Алиби
Рано утром мы с Ниной покинули мою холостяцкую берлогу.
Я специально вышел из дому пораньше, чтобы до работы заскочить в детский сад, проверить алиби Тычилина, Шермановой и Малютина. Нине можно было пойти на работу позже, и она хотела увязаться за мной, но я был категорически против ее появления в детском саду в моем обществе, мотивируя тем, что нам не следует смешивать любовные отношения с моей работой сыщика в «Теремке». На самом деле я просто не знал, как отнесется Быстрова к тому, что я провожу расследование с женщиной из компании подозреваемых в краже лиц. Да и кощунственно, на мой взгляд, человеку, в данном случае Стороженко, так открыто и явно копать яму для кого-то из своих близких приятелей. Я бы так никогда не поступил: не пошел бы с любовницей добывать компромат на моих друзей. Но, может быть, у женщин другие понятия о дружбе и предательстве…
Посадив актрису в такси, я отправился в гараж за машиной и поехал в детский сад.
Первое, что мне бросилось в глаза при входе в «Теремок», – сидевший за ресепшн вместо ковбоя другой охранник, но все в той же песочного цвета униформе. Это и понятно: и Андрей, и его сменщик из одного частного охранного предприятия.
– Ваши документики предъявите, пожалуйста, – привстал, очевидно, для того, чтобы пресечь мою попытку довольно бесцеремонно проникнуть в детский сад, охранник – сухопарый мужчина лет тридцати с длинной узкой головой, узкими же глазами, тонкими губами и тонким носом.
Мне скрывать нечего, я честный гражданин своей страны, а потому смело вытащил из кармана паспорт и сунул его под нос охраннику.
– Я к заведующей детским садом Наталье Александровне. Гладышев моя фамилия. Розыском пропавших драгоценностей занимаюсь. Слыхал об ограблении?
Охранник кивнул.
– Меня о вас предупреждали, – проговорил он, успокоившись, и вновь сел в кресло. – Наталья Александровна ждет вас.
– Ну, вот и отлично! – проговорил я, собираясь спрятать документ, но охранник активно запротестовал:
– Нет-нет, я должен вас записать. Извините, но порядок есть порядок. – С этими словами он довольно ловко выхватил из моих рук паспорт и положил его перед собой на столешницу ресепшн.
Времени у меня было мало, а дел много, и тем не менее придется ждать – таков, как утверждает охранник, порядок.
– Ладно, давай, записывай, – согласился я с нетерпеливыми нотками в голосе, – но только побыстрее!
Пока охранник записывал мои данные в книгу регистрации посетителей, я огляделся. Хотя время и было раннее, кое-кого из детишек родители уже вели в детский сад. Я скользнул безучастным взглядом по вошедшей мамочке, приведшей дочку, затем по самой девочке, с надутыми губками, явно не выспавшейся, а потому такой недовольной, потом глянул на экран монитора видеонаблюдения. На нем отображались картинки, передаваемые сразу со всех 15 видеокамер. От нечего делать я стал скользить взглядом по экрану, переходя от одной картинке к другой. На некоторых копошились взрослые и дети, некоторые оставались неподвижными. Как из актового зала например. Стоп! Что-то не так в этой картинке сегодня. Я присмотрелся внимательнее. Да нет, вроде все то же самое – стены, стулья, авансцена. И все-таки что-то не так. Ракурс, что ли, другой или большее пространство видеокамера захватывает…
Что же с видеокамерой не так, не дал мне сообразить охранник.
– Все, спасибо! – сказал он, возвращая мой паспорт, и указал рукою на дверь. – Проходите, пожалуйста, Наталья Александровна вас ждет.
Я взял паспорт и, перед тем как уйти, спросил:
– Когда вы с Андреем поменялись?
– Вчера утром, – безразличным тоном ответил охранник и, склонившись над столешницей, вновь стал писать.
Я направился к кабинету Быстровой. Стукнув для приличия пару раз в дверь, вошел. Заведующая детским садом сидела за столом и что-то печатала на клавиатуре ноутбука. Завидев меня, она заволновалась и, поднявшись со своего места, двинулась к двери.
– Ах, Игорь Степанович! – воскликнула Быстрова, приближаясь ко мне стремительной походкой. – Куда же вы пропали! Я уже собралась сегодня звонить вам! Время не ждет. В воскресенье возвращается из командировки в Германию Сергей Николаевич. Мне нужно вернуть ему драгоценности.
– Ах, Наталья Александровна! – воскликнул я, в свою очередь. – Я как чувствовал, что вы меня разыскиваете, и вот я здесь! Не волнуйтесь, пожалуйста, дела идут, все в порядке. Давайте присядем на минутку, и я вам объясню, на какой стадии находится в данный момент расследование.
Мы присели с заведующей детским садом на диван, и я кратко отчитался перед ней о проделанной работе, не забыв упомянуть о посиделках в «Якатуки» и о количестве потраченных там мною денег.
Быстрова внимательно выслушала мой отчет и немного успокоилась.
– Спасибо большое, Игорь Степанович! – изрекла она, взмахнув пушистыми и до того длинными ресницами, что мне показалось, будто тень от них скользнула по лицу молодой женщины. – Я очень надеюсь, что до приезда Сергея Николаевича вы найдете похищенные драгоценности. По поводу дополнительных непредвиденных расходов не беспокойтесь, я все оплачу. Чем в данный момент могу вам помочь?
Быстрова открыто и невинно смотрела на меня широко распахнутыми глазами, отчего я вдруг смутился и опустил взгляд.
– Мне бы хотелось еще раз поговорить с бабушкой того мальчика, что заболел во время спектакля кукольников, – выложил я свою просьбу. – Мальчик после болезни уже ходит в детский сад?
– Васильев Саша? – уточнила Наталья Александровна.
– Все верно. А бабушку, кажется, зовут Татьяной Викторовной.
– Насколько я знаю со слов воспитательницы Васильева, с Сашей все в порядке, и сегодня он должен быть в детском саду. – Быстрова встала. – Пойдемте, узнаем у воспитателя, привела ли уже Татьяна Викторовна внука в детский сад.
Я не возражал. Мы поднялись с дивана и вышли в фойе. Народу здесь прибавилось. Были дети и родители и кое-кто из сотрудников детского сада. Быстрова куда-то отошла на минутку, а потом, вернувшись, сообщила мне:
– Я разговаривала с воспитательницей Васильева Саши. Его еще не привели в сад. Так что давайте подождем несколько минут.
Через короткое время Быстрова дернулась, что, очевидно, символизировало появление на горизонте человека, которого мы ждали. Так и есть.
– Ну, вот идет Васильева, – проговорила молодая женщина, явно с облегчением, ибо она была заинтересована в скорейшем завершении дела, а потому старалась всеми силами мне помочь.
Ее слова относились к появившейся в дверях моложавой женщине лет пятидесяти, одетой в коричневый клетчатый немного старомодный костюм и бежевую блузку, с повязанной вокруг воротника газовой косынкой. На локтевом сгибе одной руки у нее висела сумка, а другой она держала за руку мальчишку лет четырех, одетого в джинсы, майку и курточку.
– Татьяна Викторовна! – позвала Быстрова и махнула рукой. – Можно вас на минуточку!
Несколько озадаченная вниманием заведующей детским садом, Васильева, все еще держа внука за руку, приблизилась.
– Я вас слушаю, – с любезной улыбкой и вопросительным взглядом, обращенным к Быстровой, проговорила она.
Заведующая детским садом кашлянула в кулачок, очевидно, пытаясь скрыть таким образом легкое смущение, вызванное деликатностью просьбы, которую она собиралась изложить.
– Татьяна Викторовна, вам уже доводилось не так давно беседовать с Игорем Степановичем по телефону. – Быстрова с должным почтением, какое оказывают важному лицу, указала в мою сторону. – Я очень прошу, если вас не затруднит, побеседовать с ним и, если возможно, ответить на интересующие его вопросы.
– Ну, пожалуйста, – несколько неуверенно и в то же время заинтригованно ответила Васильева, глянув в мою сторону.
Быстрова, уже преодолевшая состояние неловкости, заговорила решительно, по-деловому, как и полагается руководящему работнику, привыкшему повелевать:
– Вот и отлично! Вы пока побеседуйте с Игорем Степановичем, а я отведу Сашу в группу. – Наталья Александровна, изящно сомкнув колени и отведя их в сторону, присела перед глазеющим по сторонам курносым румяным мальчишкой и проговорила: – Прощайся, малыш, с бабушкой и пойдем к твоим друзьям.
Бабушка помахала рукой внуку, внук – бабушке, ну и я заодно взмахнул ладонью, прощаясь с малышом, и Быстрова, держа его за руку, двинулась к двери, ведущей в комнаты групп. Мы с Васильевой остались одни.
– Татьяна Викторовна, – заговорил я обволакивающим голосом сатира, всеми силами стараясь понравиться женщине. – Я не полицейский и не имею права задавать вам вопросы, поэтому вы сами вправе решать, отвечать на них или нет.
Проводив взглядом скрывшихся за дверью внука и заведующую детским садом, женщина обратила ко мне лицо.
– Уж очень вы интригуете, Игорь Степанович, – усмехнулась она. – Давайте попроще, без церемоний.
Я пожал плечами:
– Как знаете… Я хочу вас спросить по поводу все того же дня, когда ваш внук заболел и вы забрали его из детского сада.
– Но позвольте, Игорь Степанович! – мягким и в то же время укоризненным тоном, каким обычно пытаются увещевать несговорчивого собеседника, изрекла Васильева. – Мы с вами не далее как два дня назад очень подробно беседовали по телефону об охраннике и о том, что ровно в 10 часов утра я видела его на своем рабочем месте. Поверьте, к сказанному мне больше добавить нечего.
– Охотно верю, уважаемая Татьяна Викторовна, но речь пойдет, отнюдь не об охраннике, и о том, где он находился в 10 часов утра во вторник. Меня интересует, видели ли вы кого-либо в тот день у входа в «Теремок» перед тем, как вошли в здание детского сада за внуком?
Я неспроста затеял встречу с Васильевой и задал ей именно этот вопрос, ибо, сопоставив рассказ Тычилина о женщине, которая видела его утром во вторник в десять часов утра у входа в детский сад, и время появления в «Теремке» Татьяны Викторовны, подозревал, что именно она и является тем самым человеком, который может подтвердить или опровергнуть алиби студенистого.
Васильева посмотрела на меня с нескрываемым удивлением.
– Извините, Игорь Степанович, – проговорила она подозрительным тоном, – насколько я помню из нашего с вами телефонного разговора, вы являетесь непосредственным начальником охранника, и вас интересовало, находился ли он в определенное время на своем посту. Так какое отношение имеет функциональное выполнение охранником своих обязанностей к тому, видела ли я кого-либо в десять утра у входа в детсад перед тем, как войти в него?
Да уж, ничего не скажешь, острый ум у этой Васильевой – с ходу ухватила суть проблемы и задала вопрос, что называется, по существу. Поразмыслив пару секунд, я пришел к выводу, что мне следует раскрыть карты перед женщиной, иначе запутаюсь, и веры мне не будет, а следовательно, откровенного разговора не получится.
– Дело в том, – начал я осторожно, подбирая слова, – что у заведующей кое-что пропало из садика. Меня наняли в качестве частного детектива с целью помочь найти пропажу. Вот этим-то я сейчас и занимаюсь – выявляю подозреваемого. Разумеется, подробностей дела я вам сообщить, как говорится в подобных случаях, в интересах следствия не могу.
Васильева выслушала меня с видом понимающего, о чем идет речь, человека и заявила:
– Я достаточно тактичный человек, для того чтобы ими не интересоваться. Я все поняла, Игорь Степанович, и постараюсь ответить на ваши вопросы. – Женщина некоторое время молчала, очевидно, припоминая утро вторника, потом заговорила: – Вы знаете, я действительно в тот день, перед тем как войти в детский сад, видела у входа молодого мужчину.
Я с большим нетерпением ждал ответа Васильевой, а потому мгновенно отреагировал:
– Описать его можете?
Татьяна Викторовна несколько мгновений смотрела как бы мимо меня, видимо, еще глубже погружаясь в воспоминания о том дне, когда заболел ее внук, затем неуверенно заговорила:
– Я могу ошибиться, но постараюсь вызвать в памяти его образ.
– Вы уж постарайтесь, Татьяна Викторовна.
– Ему за тридцать лет, у него лысина небольшая, отвисшие щеки, большие губы, брюшко.
Я подавил вздох разочарования. Ну, что же, с такими приметами мог быть только Юра Тычилин. Выходит, не врал студенистый, действительно, он курил за пару минут до десяти часов утра на улице, так как ровно в десять Васильева была уже в фойе и спрашивала у охранника, который час. Пробыл Тычилин на улице, по его утверждению, минут семь, а затем сразу прошел в «гримерную». Он, конечно, мог выскочить через ведущую во дворик «балконную» дверь, зайти в кабинет заведующей через дверь с дворика, но тогда бы он был самым глупым и неудачливым вором в мире – к этому времени шкатулку с диадемой уже минут как пять-семь сперли. Жаль, но приходится признать, что студенистый, которого я невзлюбил и больше чем кого-либо хотел видеть в качестве преступника, таковым не является.
– Ну, что же, Татьяна Викторовна, – сказал я, стараясь выглядеть не очень убитым, – вы мне очень помогли. Спасибо вам за оказанное содействие от меня лично и от Натальи Александровны.
– Буду рада, если мои свидетельства будут вам полезны, – любезностью на любезность ответила Васильева, перевесила сумку с одного локтевого сгиба на другой и, попрощавшись, отчалила.
Едва женщина скрылась за дверью, ведущей на улицу, из двери, что вела во внутренние покои детей, выпорхнула заведующая «Теремком». Своей стремительной походкой Быстрова приблизилась ко мне. В глазах немой вопрос и, как обычно, надежда на хорошие вести. Извела себя бедолага, о пропавших бриллиантах думаючи…
– Ну, что, Игорь Степанович, как успехи? – пролепетала она заискивающе.
Я пожал плечами.
– Что вам сказать, Наталья Александровна… Тычилин тоже ни в чем не виноват. Но не отчаивайтесь. Количество подозреваемых у нас с вами уменьшается, а шансы на отыскание преступника соответственно увеличиваются. – Я взял молодую женщину под локоток и отвел немного в сторону от дверей, чтобы не мешать то и дело входящим в детский сад родителям со своими чадами. – Я собираюсь проверить алиби Шермановой и очень хочу, чтобы вы помогли мне в этом.
– Я на все готова, – стремясь угодить, Быстрова широко распахнула глаза и уставилась на меня преданным взглядом.
Я объяснил, в чем заключается суть ее помощи. В последующие двадцать минут мы вместе с Натальей Александровной ходили по детскому саду и выспрашивали у сотрудников «Теремка» из тех, кто присутствовал на приснопамятном спектакле про Емелю, видели ли они в самом начале представления Шерманову с телефоном в руках у двери актового зала или нет. Большинство из опрошенных подтвердило, что видели Ольгу именно там, где актриса и говорила. Не заметили ее только самые невнимательные из работников детского сада. Я нисколько не удивился ответам сотрудников «Теремка» – Шермановой нужно быть абсолютной дурой, чтобы придумать себе такое легкопроверяемое алиби, которое бы не подтвердилось. А раз на момент спектакля, начавшегося ровно в 10 часов, Ольга, как и Стороженко, была на виду у стольких людей, то и она не виновата в краже драгоценностей.
Итак, остается последний подозреваемый, а скорее всего, и преступник – Малютин. Ну, все, Игорек, считай, вычислил подлеца…
Попрощавшись с Быстровой, я покинул «Теремок» и, следуя указаниям Жени Малютина, данных мне в театре в его аппаратной, прошел немного влево от детского сада. Действительно, через дорогу на пригорке, зажатый двумя девятиэтажками, стоял магазин, на фронтоне которого красовалась богато оформленная вывеска с плебейским названием «Грошик». Что же, попробуем доказать, что алиби у Малютина липовое, а заодно проверим, в самом ли деле в этом магазине все за гроши купить можно.
Я перешел дорогу, поднялся по шедшей на пригорок лестнице, а затем взошел по ступенькам на крыльцо магазина и толкнул стеклянную дверь.
Магазин, по всей видимости, принадлежал кавказцам. Среди немногочисленной публики, шатающейся с корзинками и тележками по торговому залу, попадались смуглые небритые лица, явно кавказской национальности, которые, судя по зорким взглядам, вели контроль и учет товара на полках и присматривали за покупателями. Одно такое небритое лицо прогуливалось на выходе из магазина вдоль трех касс.
– Здравствуй, брат! – Я подошел к парню. – Дядьку позови!
К моему немалому изумлению, попал я в точку. У парня действительно в магазине работал дядя. Охранник подошел к перилам, разделяющим площадку для входа-выхода от торгового зала, и что-то крикнул на родном языке, обращаясь к кому-то невидимому в глубине магазина. Из набора непонятных для меня слов я разобрал лишь одно: «Мурзабек», являющееся, по моему разумению, именем человека, к которому обращались.
На зов охранника из-за ряда стеллажей, заваленных товарами, выглянул колобок с круглыми глазами, большим носом и небритой физиономией.
– Добрый день, я вас слушаю! – с едва заметным акцентом изрек колобок, заученно улыбаясь.
– Добрый день, Мурзабек! – проговорил я радушно, будто колобок был моим давним товарищем, с которым мы сто лет не виделись и вот наконец-то повстречались. А старым добрым друзьям-кавказцам – насколько я знаю по книгам и фильмам обычаи горцев – принято интересоваться делами друг друга. – Как жена, как дети? Все ли здоровы в семье?
Не знаю, польстило ли дяде охранника мое такое откровенное подхалимство, возможно, да, потому что он улыбку со своего лица не прогнал и все так же вежливо ответил:
– Спасибо, дорогой, все в порядке, чего и вам желаю. Вы что-то хотели, да?
– Я бы, Мурзабек, хотел посмотреть запись с камеры видеонаблюдения вашего магазина за прошедший вторник, – назвал я, наконец, причину своего визита в «Грошик».
– Вы полицейский, да?
– Нет, я частное лицо.
– В таком случае, брат, нам говорить не о чем. – Колобок повернулся ко мне задом и собрался было слинять, но я произнес заветную фразу, против которой не сможет устоять ни один торгаш:
– Я заплачу!
Реакция у колобка была отменной. Он крутанулся вокруг своей оси.
– Сколько?!
Попался, друг! А еще сбежать хотел! Все вы, торгаши, одним миром мазаны – не можете устоять от соблазна на халяву денег срубить.
– Тысяча! – Я ухмыльнулся: – И не делай, Мурзабек, такие счастливые глаза. Речь, разумеется, идет о рублях.
Колобок с разочарованным видом протянул:
– Всего-то!
– А ты сколько хотел? – искренне удивился я. – Миллион, что ли?
– Я бы и от полмиллиона не отказался, дорогой, – с плутоватым выражением лица заявил колобок. – Но с тебя десять тысяч возьму.
– Всего-то?! – в свою очередь, с иронией протянул я, и как человек, делающий щедрый жест, проговорил: – Ладно, даю полторы тысячи.
– Пять, – с невозмутимым видом изрек колобок и протянул жирную ладошку, для того чтобы мы с ним ударили по рукам.
Я проигнорировал ладонь хитрована и покачал головой.
– Имей совесть, Мурзабек! – сказал я укоризненно. – Я же ничего не покупаю, а ты ничего не продаешь. Мне просто нужно посмотреть кусочек видеозаписи на пять минут, вот и все. Из воздуха деньги делаешь.
– Видеозапись тоже товар, – поиграв бровями, возразил плут и убрал протянутую руку. – Ведь мы ставили оборудование, старались, деньги вкладывали…
Достал меня этот коммерсант. Я начал терять терпение:
– Как хочешь, мог бы полторы тысячи за свою запись получить, а так оставайся ни с чем! – С этими словами я решительно повернулся и пошел прочь от ограждения.
– Эй-эй-эй! – обеспокоенно воскликнул колобок, осознав, что халявные деньги ускользают у него из-под носа. – Четыре, брат!
Не поворачиваясь и ни слова не говоря, я вскинул вверх два пальца.
– Шайтан с тобой, три! – запаниковал Мурзабек, видя, что я по-прежнему удаляюсь, все так же держа два пальца вверх.
Я опустил ладонь, обошел стоявшего на дороге и с любопытством наблюдавшего за нашими с колобком переговорами племянника Мурзабека и взялся за ручку двери.
– Ладно, ладно, две! – сдавшись, крикнул колобок.
Я отпустил ручку двери, вновь обошел охранника и скорым шагом приблизился к Мурзабеку.
– Хорошо, давай показывай свое видео!
Мурзабек стоял в нерешительности, он явно хотел мне что-то сказать.
– Слушай, дорогой. – Он замялся. Негоже кавказскому мужчине излишнее любопытство проявлять, но колобок не удержался и проявил: – А зачем ты хочешь видео посмотреть?
– Слушай, Мурзабек! – проговорил я тоном снизошедшего до разговора с лавочником нувориша. – Давай договоримся так: либо я плачу тебе деньги и ты, ни о чем не спрашивая, показываешь мне запись с видеокамер наблюдения, либо я тебе ничего не плачу, мы смотрим с тобой видео, и я по ходу просмотра отвечаю на все твои вопросы. А то ты хочешь и запись продать, и на халяву информацию получить.
Мурзабек промолчал. Он надул свои толстые губы и щеки, всем своим видом выражая недовольство и обиду.
– Идем за мной! – буркнул он, повернулся и, более не глядя на мою персону, стал удаляться в глубину магазина, тряся отвисшим, будто у хомячка, задом.
Я обогнул ограждение и пристроился в кильватер к рассекавшему между полками с товаром колобку. При своей крупной шарообразной фигуре Мурзабек на удивление легко передвигался по торговому залу, ловко лавируя между плотно стоящими друг к другу стеллажами.
Мы прошли в конец магазина и нырнули в неприметную дверь, ведущую в служебные помещения. В длинном полутемном коридоре по обе стороны от него располагались двери. Мурзабек толкнул крайнюю правую. Дверной проем был до того узким, что я усомнился, сможет ли колобок протиснуться в него… Но нет, бочком, поджав живот и зад, проскользнул. Половину комнатушки-клетушки занимал стол, на котором размещались видеозаписывающая аппаратура и большущий монитор. За столом никто не сидел, по-видимому, штатного видеооператора в магазине не имелось, его роль выполняли наиболее продвинутые в электронике люди, что колобок и подтвердил.
– Я не очень-то хорошо разбираюсь в этой аппаратуре, брат, – как-то виновато проговорил он, пропуская меня в тесную комнату. – Сейчас позову парня, он сделает все, что нужно.
С этими словами Мурзабек достал из внутреннего кармана пиджака миниатюрную рацию и сказал в нее несколько слов на родном языке. В ответ сквозь эфирные помехи прозвучал мужской голос, а минуту спустя в комнату, где и так было тесно стоять вдвоем с толстым колобком, втиснулся еще один небритый. Мурзабек объяснил ему на родном языке, что от него требуется, и парень уселся на стул за пульт системы видеонаблюдения.
Мне места в комнатке уже не хватило, и я встал за ее порогом, устроившись за спиной парня. Дверь в помещение из-за избытка в ней людей не закрывалась.
Парень стал нажимать кнопки, активируя режим просмотра видеозаписи, потом, повернув ко мне голову, спросил:
– Какой день вас интересует?
Я упер руки в спинку стула и слегка отклонил голову, чтобы было лучше видно экран монитора.
– Прошедший вторник… примерно от девяти сорока пяти до десяти пятнадцати.
– А говорил, хочешь посмотреть кусочек видеозаписи на пять минут, – ухмыльнулся Мурзабек и покосил на меня круглый глаз, проверяя мою реакцию.
– Так мне и одной минуты просмотра хватит, – в свою очередь, хмыкнул я. – Просто тот человек, что мне нужен, должен появиться или не появиться примерно в названный мною промежуток времени…
Наконец, парень отыскал нужный фрагмент видеозаписи и включил просмотр. Камера была установлена на том самом пятачке при входе-выходе магазина, где сейчас маялся охранник – племянник Мурзабека. В то же время, когда проводилась запись, секьюрити там не стоял, оно и понятно – по утрам покупателей мало, так что следить за порядком у входа нет необходимости.
Пялиться в экран монитора, где виден пустой холл магазина, не очень-то интересное занятие, и я потребовал:
– Давай-ка, друг, посмотрим на убыстренной прокрутке. Меня интересуют мужчины за тридцать лет.
Парень послушно нажал на какую-то кнопку, и по экрану забегали редкие покупатели. Некоторые из них входили в магазин, некоторые выходили, но все преимущественно пенсионеры, которые обычно и составляют утренний контингент торговой сети: именно они по утрам закупают продукты для семьи, пока дети и внуки на работе да в школе. Наконец показался мужчина, и видеооператор отпустил кнопку ускоренной перемотки. Запись пошла в обычном режиме, и можно было разглядеть промелькнувшего мужика. Нет, не Малютин, этот явно старше него, хуже одет, да и по всему видать – забулдыга, пришедший купить на опохмел бутылку дешевого пойла. Народ стал появляться чаще, и я попросил парня пока не пользоваться кнопкой ускоренной перемотки.
Стоп! А вот, кажется, и Малютин. Во всяком случае, похожий на него мужчина в костюме вошел в магазин и тут же пропал с экрана монитора, отправившись в торговый зал. Я отметил время его появления в магазине 09.55.
– Ну-ка, земляк, – обратился я к парню, сидевшему за аппаратурой, – покажи-ка мне этого мужика еще раз.
Оператор без лишних слов перемотал видеозапись и вновь поставил ее в режим воспроизведения, причем в замедленном темпе. Я напрягся и, что называется, прикипел взглядом к экрану монитора. Опять на экране показался мужчина в костюме и с чубчиком, похожим на тот, что носил Малютин. Однако Евгений ли это, я сомневался – мужчина прошел мимо камеры с опущенным лицом.
– А можно проследить за передвижениями этого господина по вашему замечательному магазину? – поинтересовался я у парня.
Тот пожал плечами, что, очевидно, означало «можно», поколдовал с аппаратурой, и на экране монитора стала транслироваться запись с другой видеокамеры. Вот она зафиксировала, как мужик в костюме прошел вдоль ряда полок, разглядывая товар, выбрал печенье, бутылку минеральной воды и направился к кассе. Однако лица по-прежнему видно не было: мужчина ходил по магазину, не поднимая головы. Тем не менее парень-оператор просмотрел запись еще с одной видеокамеры и все же нашел кадры, где мужчина, покупая у кассы расположенные высоко на полке сигареты, потянулся к ним и поднял лицо. И тут я не сумел подавить горестного вздоха. Это был Малютин! На мониторе в строке, где фиксировалось время записи, стояли цифры – 10.05. Черт, похоже, я лишился последнего подозреваемого – красавчик в интересующее меня время действительно находился в магазине, а следовательно, к пропаже бриллиантов отношения не имеет!
– Все, спасибо! – сказал я, легонько хлопнув парня по плечу. – Все, что мне нужно было, я узнал. – Я повернулся к толстяку: – Идем, Мурзабек, проводи меня.
Мы вышли из комнаты, а потом и из коридора. Мурзабек, подобно большущему воздушному шарику, поплыл по торговому залу впереди меня, то и дело обеспокоенно оборачиваясь, очевидно, он побаивался, что я не отдам причитающийся ему гонорар. Не бойся, колобок, Игорь мужчина честный, никогда не обманывает.
У выхода я достал из кармана две тысячи и сунул Мурзабеку в руку. Тот спрятал деньги в карман. Прощаясь, толстяк протянул мне пятерню. На этот раз я ее пожал, а про себя удивился: неужели толстяк так и не задаст наверняка ужасно интересующий его вопрос? Но нет! Я, конечно, не знаток человеческой натуры, но кое-что в ней смыслю.
– А скажи, брат, – чуть смущаясь, промолвил колобок, – что это за мужик был на видеозаписи?
Я ухмыльнулся своей прозорливости, потом подмигнул и, приложив палец к губам, таинственно сказал:
– Тсс, Мирзабек! Об этом мужике никому не говори! Это известный русский террорист, принявший ислам. Мой тебе совет: если он еще раз появится в вашем магазине, не мешкая, зови на помощь сородичей, валите его на землю, вяжите и зовите полицию. Тебе за него большие деньги в качестве премии дадут… Ну, пока! – с этими словами я открыл дверь и вышел на улицу.
Кстати, пока шел по магазину, пригляделся к ценам. Они в «Грошике» вовсе не грошовые.