Глава 6
Вот и наступает очередной понедельник. Новый будень. Или новая будня? Интересно, есть у этого слова единственное число или нет? А у меня в ходу один и тот же утренний ритуал: торжественное поднятие рольставен, аскетичный «сегодник» на кухне под мумифицированных «Битлс» и свежайшие пробки на дорогах. Кружок колбасы рядом с яичком. Minimum minimorum. После еды — сонное созерцание компьютера.
Традиционное разглядывание себя в мониторе прерывает видеозвонок Марины. Казахстан на проводе. Жена скорбно смотрит на меня из монитора. Глаза красные, как лазерный прицел. За ее плечом — Лукас, тоже не выглядит солнечным зайчиком. Саши вообще не видно. Ясно, что у Наташи дела дрянь.
— Как ты там, звездочка?
Марина пытается улыбнуться, но не получается.
— Ничего утешительного. Наташа совсем никуда. Каждый день колем ей обезболивающее. Она страшно исхудала. Скоро конец.
Я вздыхаю. Молчу. А что тут скажешь?
— Ты съездил к Кальту?
— Да, вчера. Сестра Эрнестаса помогла.
— И кто это? «Баварский монстр»?
— Собственной персоной. Всеми забытая отвратительная глыбина старого мяса во всеми забытой отвратительной старой деревне.
— Что он от тебя хотел?
— Просил, чтобы я написал книгу про него. Боится, что человечество о нем забудет.
— А ты что?
— Тактично отказался. Мое мнение: чем быстрее его забудут, тем лучше.
Марина кивает. Убийцы из прошлого ее мало интересуют. Переходит к более злободневному:
— Ты в аптеку сходил, дорогой?
— Нет еще, — жалко оправдываюсь я. — Да и когда? У меня же не было времени!
Жена недовольно смотрит на меня:
— Оторви задницу от кресла и сходи сегодня же! Аптека рядом! Тебе же нельзя без лекарств! Половинкина четко сказала: принимать ежедневно!
Я много раз киваю. Как хлопнутый по затылку китайский болванчик.
— Ладно-ладно-ладно! Только не ворчи. Обещаю уже сегодня сходить в аптеку.
— А письма отправил?
— Обещаю сегодня сходить на почту.
Марина начинает пускать гневные пузыри:
— Ты прямо как маленький! Стоит оставить ненадолго одного, и все — жизнь остановилась! Ледниковый период! Ничего нужного не сделал — одни маньяки на уме!
Это несправедливо. Она же сама посылала меня к Кальту!
— Сегодня все сделаю. Я обещаю! Ну, Мариночка! Ну, хватит уже меня пилить.
Занукал. Самому противно.
Жена умолкает. Оттуда, из Казахстана, слышны стоны, вскрики, причитания. Я спрашиваю, хотя знаю ответ:
— Это кто, Наташа?
— Да, боли усиливаются. Даже лекарства уже не помогают. Не знаю, что делать… — Марина начинает всхлипывать и трет глаза.
На душе муторно. Траурные колокола за окном намекают, что пора заканчивать тяжелый разговор.
— Ладно, пока-пока! Держитесь.
А что я еще могу? Только посоветовать держаться. Не сдаваться, несмотря ни на что. Не сдаваться до последней черты. И даже за чертой все равно не сдаваться.
Марина слабо улыбается. Делает движение губами, как будто целует меня через четыре тысячи километров. Я повторяю ее движение и отключаюсь.
Погано. И так погано, и этак погано. И ничего нельзя сделать. Только сочувствовать мучениям близкого человека. Бедная Наташа! Все-таки, чем так страдать, лучше уж как у меня — внезапно оторвавшийся тромб заткнул артерию в мозге, и привет! Уже проходишь кастинг у ворот рая.
Атеисты на краю жизни предлагают включать позитивное мышление. Не умру, мол, и все! И с этим убеждением умирают. Верующие люди в таких случаях советуют молиться Богу. Не знаю, может быть, Он и помогает. Но если Бог такой милосердный, тогда кто автор ада?
Задумавшись, неосторожно включаю телевизор. Российский канал. Самый правдивый и объективный. Животрепещущие новости. Торнадо нанес удар по Соединенным Штатам. Президент объявил Оклахому зоной стихийного бедствия и направил туда спасателей федеральных служб. Так им и надо! Это все за Саддама Хусейна, Бен Ладена и Мухомора Каддафи! Каких людей загубили! Взрыв в Махачкале. Четверо доблестных стражей порядка погибли, но будут награждены посмертно. Орденами, с закруткой на спине. Какая прекрасная карьера для воинов! Отравители российских туристов некачественным алкоголем в Турции приговорены к девяноста годам тюремного заключения. Каждый. Интересно, какая в Турции средняя продолжительность жизни? В России введена уголовная ответственность за оскорбление чувств верующих. А когда будет за оскорбление чувств неверующих? Азербайджан уличил «Евровидение» в краже голосов у российского исполнителя. Никто и не сомневается, что все конкурсы сплошное «кидалово». У США заканчиваются деньги. Значит, скоро будут просить свои доллары у России обратно.
И прочая подобная белиберда. Опять про козни врагов и скорую гибель остального мира. Можно подумать, что Россия находится на другой планете. Хотя, наверное, так оно и есть. Ментально.
Я не признаюсь себе, но на самом деле жду звонка Ланы. И дожидаюсь. Сотовый телефон громко сообщает мне, что леди-кошка желает поговорить.
— Халло!
— Халлёхен!
И молчит. Я снова:
— Привет!
— Привет!
И опять молчит. Вот кошка хитрая!
— Ладно, сдаюсь. Считай, что ты меня переприветила.
Смеется. Незримо, но звучно.
— Как поживаешь?
В ответ низкое, мягкое, певучее:
— Как девочка! С шоколадкой в руке! А ты как себя чувствуешь?
— Как статуя с острова Пасхи. Такой же высокий и неподвижный.
Лана снова смеется и кокетливо спрашивает:
— А ты не хочешь меня куда-нибудь пригласить?
— Куда? — глупо говорю я.
Нет, вообще-то тупость для меня не регулярна, но, общаясь с Ланой, я постоянно теряюсь. Она на меня вредно действует.
— У нас недавно открылся новый восточный ресторан. Хотелось бы посмотреть. Ты не против вместе пообедать?
— Мне пока трудно ходить и не на чем ездить…
— Это вопрос решаемый, — перебивает Лана. — Я и увезу, и привезу. В двенадцать? Не рано для обеда?
— Зато в самый раз для ланча, — поспешно отвечаю я. Как дурак боюсь, что она передумает!
— Тогда договорились. В полдень я у тебя. Как всегда, возле церкви. Чюссхен!
Как всегда? Ничего себе! У нас с ней уже есть общая история?
— Чюсс!
Конец связи. Ладно, о’кей. Ресторан так ресторан. Вместо фаршированных перцев поем акульего мяса. Тоже вариант.
Смотрю на часы. На продвинутые, с цифрами. Ого! Кошка Лана на своем «зверьмобиле» прилетит через час. До ее прилета обязательно нужно сходить на почту и в аптеку, а то Марина меня загрызет.
Еще раз бреюсь, одеваюсь, обуваюсь. Костюм, галстук в тон рубашке, туфли. Все сам, все сам! А совсем недавно — только с помощью Марины. Она мне кроссовки надевала, а я руками за стену держался, чтобы не упасть. В общем, прогресс налицо. Через год буду как огурчик! Но не в смысле зеленый и в пупырышках.
Осенняя погода дает добро на нашу свиданку. Дождя почти нет — так, какая-то несерьезная капель. Отдаю на почте толстому бородатому приемщику несколько конвертов. Все по Германии. Чюсс!
Теперь в крысиную аптеку за лекарствами. Дома таблетки на исходе, пора пополнить запас. Захожу. «Халло! — Халло!» Внутри никаких грызунов. За стойкой две возмутительно здоровые баварочки. Грудь колесом, на щеках горит яркий румянец. У одной баварочки челка выкрашена в фиолетовый цвет, у другой — в зеленый. Легко различать. На полках хаос всяческой химии. В общем, все путем, а моих таблеток-то и нет! Такое недоразумение может случиться даже в Германии. Вот были-были, а перед моим приходом закончились. Однако открытый мною закон вселенского баланса сохраняет свою силу и в аптеке. Здесь закон баланса гласит: если необходимого тебе лекарства нет сейчас — позже тебе его привезут домой.
Да будет так! Заполняю карточку, указываю свой адрес, ставлю желаемое время — сегодняшний вечер. На прощание баварочки мило улыбаются. «Хорошего дня вам! Чюсс! — Взаимно! Чюсс!» Выхожу. Еще одна забота с плеч долой. Марина будет довольна.
Полуденная зона суток. Церковь. Лана нетерпеливо выглядывает из своего «Кашкая». «Ну, ты где уже?!» Сажусь, натыкаюсь на ее ослепительную улыбку и отражаю ее улыбку своей ослепительной. Обменялись улыбками, как джедаи ударами лазерных мечей в «Звездных войнах».
— Ресторан далеко?
— Три километра, — отвечает Лана, выводя машину с парковки у церкви.
В Германии расстояния измеряют в километрах, а в России — в единицах времени. В России на вопрос: «далеко ли это?», обычно отвечают: «полчаса» или «всего час езды». В Германии: «три километра». О чем говорит такая разница? Не знаю, мне не до того. Я смотрю на Лану. Она сегодня великолепна. В темных, слегка вьющихся волосах сияет серебряная заколка, в ушах серьги, на шее колье в одном стиле с заколкой и сережками, на пальцах перстни. Наштукатурена от и до. В темно-сером, как ее «Ниссан», брючном костюме. И сводящий с ума аромат. Легкий, но чудовищно чувственный. Такие духи Лане подходят. Хищница же. Бедные беззащитные мужчины! Что же им делать? Противоядие от Ланы еще не изобретено.
Новый ресторан азиатской кухни полностью занимает большое, отдельно стоящее здание. На фасаде огромные иероглифы, перед фасадом широкое парковочное поле. Автомобилей довольно много. Оставляем «Ниссан» скучать в одиночестве и заходим в ресторан. Весь персонал состоит из японцев. Непроницаемые лица, узенькие глазки, редкозубые улыбки.
На входе нас встречает маленькая метрдотельша, или, по-японски, «сэмпай» — раньше начавший коллега. Она кланяется раз пятьдесят и передает своей подчиненной — «кохаю» — позже начавшему коллеге. «Кохай» тоже избыточно кланяется и усаживает нас за отдельный стол. В зале есть и длинные столы, рассчитанные на большие компании. По соседству с нами за таким столом щебечет компания геев. Привет, петушня! Шестеро нежных молодых людей по-женски закатывают глаза и всплескивают руками. Длинные бакенбарды, ухоженные бородки, узкие тесные джинсы, разноцветные девчачьи кофты… Не геи, а какие-то художественные палитры.
Не обращая внимания на сомнительных соседей, устраиваемся за столом. «Кохай» приносит меню и получает от меня тридцать евро за двоих. На эти деньги можно заказывать все, что есть в меню, и сидеть хоть до закрытия. Спиртное отдельно. Лана просит принести салат из чего-то непонятного, порцию утки по-пекински и чай с жасмином. Я из любопытства заказываю акулье мясо и пиво.
В ожидании еды разговариваем.
— Почему у тебя нет литовского акцента? — спрашиваю я Лану.
— Мы с Эрнестасом неполнородные брат с сестрой. Мой отец — советский полковник, донской казак, служил в Литве. А мама у нас общая — литовка.
— А как ты оказалась в Баварии?
— Вышла замуж за российского немца. Когда Союз крякнул — уехали сюда. У мужа здесь много родных.
— Так ты замужем?
Неприятное открытие. А сам-то!
Лана улыбается своей кошачьей улыбкой:
— Только официально. Мы с мужем давно уже живем раздельно. У него — своя жизнь, у меня — своя.
— Конечно, это не мое дело, но почему так произошло?
Она делает паузу. Нам приносят заказ. Чашки, тарелки, ложки, вилки, салфетки. Принимаемся за еду. Не знаю, как там утка по-пекински, а акулье мясо — полный отстой. Жестковатое и безвкусное. Картон. Выражаю презрение к акулам тем, что пью пиво. Пиво хорошее, немецкое.
Лана не забыла мой вопрос и, когда ее тарелка пустеет, отвечает:
— Ты знаешь, наверное, мы не подходим друг другу. Он — солидный, положительный человек, не склонный к авантюрам и безумствам. Серьезный бизнесмен. А я… Совершенно безбашенная личность! — Она вдруг весело смеется. — В качестве примера… Вспомнила, как я совратила мужа и его лучшего друга.
— Расскажи. — Выпитое пиво делает меня любопытным.
— Ну, это было на Новый год. Мы втроем нажрались до зеленых соплей, и я спровоцировала их на совместный секс. Не только со мной, но и друг с другом. Представляешь? Похоть-то никуда не денешь. Вот и дала инстинктам разгуляться. Я сволочь, да?
Я пожимаю плечами. «Да уж, такая Лана может любого маньяка переманьячить».
Исповедь продолжается:
— Они потом три года не разговаривали. Стеснялись. Муж до сих пор мне простить не может. И расстаться со мной не может. Говорит: «Мне от тебя ничего не нужно, лишь бы знать, что ты рядом». Поэтому живем в одном доме с раздельными входами.
— Ты работаешь?
— Да, исполнительным директором в одной из фирм мужа. Практически я ее создала. Так и работаю. Стараюсь побольше денег угадать с народа.
«Голубые» за соседним столом шумно копошатся. Существа среднего пола съели какую-то подводную гадость и хотят виски. Ну и зря. Позже начавший коллега вызывает раньше начавшего коллегу, а тот, в свою очередь, беспокоит самого терминатороподобного «сэнсэя» — более раннее существо. Реально здоровый «сэнсэй» вежливо объясняет, что виски в ресторане не подают. Геи недовольно кривят губки, но ничего не поделаешь. Такое правило. Вот и отлично. Виски они захотели!
— Теперь расскажи о себе, — просит Лана.
Я рассказываю. Про себя, про Марину, про Наташу. Про Алоиса Кальта было вчера.
— Всегда хотела познакомиться с писателем, — говорит она, омывая мне душу своими озерами. — Я же с детства читаю все подряд. Запоем. У родителей была прекрасная библиотека. И у мужа. — Она мягко касается кончиками пальцев моей щеки. — У тебя очень чувствительное эго, Вадим. Ты романтик, мурзичек. Я это сразу поняла. Почувствовала.
— Почему «мурзичек»?
— Потому что. Ты грустный мурзилка.
От мимолетной ласки Ланиных пальцев мое сердце наполняет горькая сладость. Такой вот парадокс вкуса. Взгляд Ланы, каким она смотрит на меня, непонятен. Калейдоскоп повернулся — новая картинка сложилась. Что она означает? А черт его знает!
— Ты заставляешь меня ощущать себя стареющим ловеласом, — выдаю я очередную глупость.
Лана убирает руку (к сожалению!) и озабоченно смотрит на часы.
— Ты спешишь?
— Я же на работе. Уехала на ланч. — Видя мое расстроенное лицо, улыбается и ласково тянет: — Ну, мууурзичек! Не обижайся.
Я не обижаюсь. Она права.
На Песталоцциштрассе меня встречает звон колоколов, пустая квартира, темный экран компьютера, толстая пачка рекламы в почтовом ящике и фаршированные перцы в кастрюле на плите. Равнодушный поток времени, чуть задержавшись в ресторане, ускоренно продолжает свой бесконечный бег.
Только успел переодеться, звонок в дверь. Открываю. Джейсон — очкастый друг Лукаса. Смотрит на меня снизу вверх и стеснительно улыбается. На самом-то деле он никакой не стеснительный. Во Вселенной Джейсон занимает очень мало места, поэтому, чтобы не потерять даже его, ему приходится маскироваться.
— Халло! Лукас дома?
Объясняю пацану, что Лукас далеко и вернется через месяц.
— Тогда я возьму его велосипед?
Велосипед нашего младшего стоит у подъезда и только мешает проходу. Его нужно бы унести в подвал, где есть помещение для велосипедов жильцов, но мне некогда. И неохота. Пусть берет, пострел.
— Катайся, только не сломай.
Счастливый Джейсон убегает. У него сегодня удачный день. А у меня? Вроде бы тоже неплохой.
Нужно договориться с Федей о вывозе мусора «на шрот». Звоню. Отрываю его от работы. Я знаю, что Федя работает на «брюках». Это еще одно непостижимое для меня наименование, бытующее среди русаков Нашего Городка. От Феди знаю, что работа на «брюках» заключается в сборе вещей, ставших ненужными их владельцам или оставшихся после смерти хозяев. Люди звонят на «брюки» по телефону и заказывают машину. Федя приезжает с коллегой по адресу и грузит ставшее ненужным или бесхозным имущество: мебель, кухонную технику, телевизоры, одежду… Потом эти вещи их фирма распродает или поставляет в пункты товаров для неимущих вроде наших «фенишек». Дарит им вторую жизнь. Или третью, четвертую… Обеспечивает круговорот барахла в природе. Циркуляцию старья.
Бодрый Федин голос заверяет меня, что в воскресенье утром он готов съездить со мной «на шрот», пока Дженнифер не увезла Ванессу в бассейн. Заодно и свой мусор отвезет. Решили вопрос.
Только решили вопрос со «шротом», как пиликает видеозвонок Агафона. Братец из российского далека. Включаю веб-камеру.
— Привет!
— Привет!
Растрепанный Агафон улыбается из прошлого мне в будущее. У него уже ночь. Скоро она накроет и Наш Городок, но пока еще занята — накрывает брата.
— Что нового?
Задумываюсь. Что у меня нового? Рассказать Агафону про Алоиса Кальта и женщину-кошку? Зачем? Брат живет в другом измерении нашего многомерного мира. В его реальности нет маньяков и обворожительных похотливых самок. Она населена многомудрыми пожилыми профессорами и юными пытливыми студентками.
— Новое еще впереди. Как паппа мио?
Агафон тревожно смотрит в сторону. Я знаю, там находится дверь на кухню.
— Папа подозрительно затих на кухне. Сегодня на обед он сварил себе, типа, борщ, ужасное варево в грязной кастрюле.
— Ну, как обычно…
— Ему-то не вредно! — возмущается Агафон — Он наестся борща и несет всякую ересь!
— Может, от этого и несет?
— Да, наверно, — соглашается брат. — Поешь такую гадость и еще не так заговоришь. Ходит к каким-то корейцам на прогревание. Естественно, бесплатно. Это его новая фишка.
— Чем они его прогревают? Салатами?
— Не знаю. Салатами они прочищают нам желудок и карманы. Он чушь какую-то несет все время. Ну, как обычно.
— Все как обычно, — вздыхаю я. — Он в санаторий не собирается?
— Нет, не берут.
Поговорили. Обменялись информацией. Обсудили отца. Теперь наступило время для нашего высокомерия. Мы — взрослые, грамотные, почти здоровые, почти умные. Адекватные. А он — беспомощный, бестолковый, больной старик. Его время прошло. Но я уже понимаю, что наше время тоже пройдет. И наступит черед нам становиться беспомощными, бестолковыми и больными. Циркуляция старья…
Звонят в дверь. Для Джейсона поздновато. Может, велик Лукаса сломал? Открываю.
«Халло! — Халло!»
Нет, это привезли лекарства из аптеки. Я же сам указал время, и сам про них совсем забыл. Расписываюсь в получении. Теперь живем! Марина будет довольна.
«Чюсс! — Чюсс!»
Двери закрываются. Новый звонок. Двери открываются. Все-таки Джейсон сломал велик?
— Халло!
— Халло!
Опять нет. На пороге смущенная девушка цвета какао в форме почтовой службы. В руках коробка. Ясно, посылка для Марины. Я туманно вспоминаю, что перед отъездом жена наказывала оплатить и получить какую-то посылку. Деньги в тумбочке. На всякий случай уточняю:
— Я должен что-то заплатить?
Негритянка смущается еще больше:
— Нет-нет. Все уже оплачено.
Ну, что же. Нашим легче. Может быть, Марина что-то перепутала? Забираю коробку у почтальонши.
— Спасибо, чюсс!
— Чюсс!
Без груза девушка исчезает еще быстрее, чем появилась. Между прочим, цвет какао ей очень к лицу.
Только-только начинается вечерний концерт колоколов за окном, как еще один звонок в дверь отрывает меня от ужина. Да что это такое! Как на вокзале! Джейсон с великом?
Открываю. Опять давешняя почтальонша. Совсем смята от смущения, чуть не плачет.
— Извините, я забыла взять у вас деньги. Это посылка еще не оплачена.
Отдаю деньги. Пора бы мне запомнить, что Марина никогда ничего не путает!
Только колокола закончили бить, опять звонок. На улице уже совсем темно. Это точно не Джейсон!
Открываю дверь. Не бывает такой истории, которую было бы нельзя исчерпать. В подъездных сумерках виновато блестят очки. Джейсон. Все-таки сломал велик.
