Глава пятая
Шлифовка. 25 октября, четверг, первая половина дня
Детская дружба, или Очевидное-невероятное
Утром я снова мчался на работу на всех парах (надо же, говорю «на работу», будто уже давно в «Интеллекте» сыскарем состою), до того интересно было узнать, чем же нас приятель Рома порадует. Хотя я продолжал считать, что таинственный заказчик нашего конкурента всего лишь пытается себя защитить, подобно тому, как это сделала Эльза. Другой вариант, супруга господина Федотова заметила неладное (женщины, говорят, такие вещи интуитивно подмечают) и решила проследить за неверным мужем, тоже ничего нам не давал. Но оставалась вероятность того, что неожиданная слежка за Катей Штерн имела отношение к убийству.
Иван Макарович пребывал в глубокой задумчивости. Рассеянно поздоровавшись, он склонился над листом бумаги. Раньше я полагал, что он схемы чертит, графики строит, версии намечает, но как-то раз, мучимый любопытством, я, когда профессор вышел из кабинета, позаимствовал из урны скомканный листок и с удивлением обнаружил разнообразные геометрические фигурки. Никаких схем, никаких версий, только кружочки, треугольнички, квадратики. Кружочки, правда, выглядели идеально, будто циркулем нарисованы.
— Как вы думаете, Сергей Юрьевич, — спросил профессор, покончив, наконец, с геометрией, — кого назвал мне наш знакомец? Попробуйте угадать.
— То есть он уже отзвонился? Увы, я не ясновидящий, но, рассуждая здраво, скорее всего, поставил бы на мадам Федотову. Если заказчик имеет ту же мотивацию, что и Эльза Францевна, его не угадать и не вычислить, если же причина слежки в другом, то жена неверного супруга выглядит предпочтительнее.
— Да-с, логично, но я вас удивлю. Не стыжусь признаться, что и сам удивился, ибо ничего подобного не предполагал. Как я и думал, господин Прохоров упирался недолго, заказчика через пять минут назвал. А заказчик, как ни странно, Алла Жилина.
— Кто-о?!
— Алла Константиновна Жилина, жена деликатного Петра Петровича, который не пожелал сказать нам ничего плохого о покойном друге.
— Но с какого… то есть, зачем это ей?
— А вот это нам и нужно узнать. Прохоров сказал, что ему поручено следить за Катериной, фиксируя ее контакты и связи, особенно интимные. А зачем, почему, он не знает, да и не хочет знать. Заказчица, мадам Жилина, трудится в «ЭЮЯ-банке» начальником кредитного отдела и к десяти в любом случае должна быть на работе. Вот мы ее и навестим, порасспросим.
— Знаете, Иван Макарович, мне тут подумалось… Парадоксально, но, может быть, она и есть убийца?
— Это с чего ж вам так подумалось?
— А смотрите. Федотов крутит с Катей, та уговаривает мужа объединить паи, и они совместно выдавливают Жилина из фирмы.
— Это друзья детства? Хорошие, надо полагать, друзья, но допустим. И чего банкирша добилась, устранив Леонида? Теперь Катерине никого уговаривать не надо.
— Не теперь, а через полгода. Вдовушка сможет лапу на мужнино наследство наложить только через полгода, а это срок. Жилины получают отсрочку и смогут, например, свою долю выгодно продать.
— Да кто же ее купит, если, по-вашему, владельца тридцати пяти процентов капитала можно вытеснить из фирмы?
— Это Петра Жилина можно, а кого другого замучаешься вытеснять. В бизнесе, знаете ли, части отнюдь не всегда тождественны целому. Забравшись в такую фирму, ее можно развалить изнутри (например, подав иск на раздел имущества), а затем, обанкротив, обломки скупить по дешевке.
— Н-ну, не знаю, честно скажу, Сергей Юрьевич, очень сомнительно. Но, как я сам вам неоднократно рассказывал, в жизни все бывает, а потому с ходу вашу версию топтать не стану, как и всякая версия, она имеет право на существование. Думаю, мы довольно скоро выясним, насколько она состоятельна. Поехали-ка в банк.
До банка мы добрались быстро, но нужного нам сотрудника пришлось подождать: начальник кредитного отдела — это вам не операционистка. Охранники оказались ребятами серьезными, они настойчиво требовали назвать причину визита, совершенно не удовлетворяясь объяснениями типа «Мы пришли по делу, важному прежде всего для Аллы Константиновны», а корочки светить Иван Макарович отчего-то не захотел. Наконец, утомившись от споров, профессор достал свою визитку и, начертав на обороте всего одно слово «Прохоров», отдал охраннику.
— Отнесите это госпоже Жилиной, и, думаю, она нас сразу примет.
Так оно и вышло, вскоре нас провели в кабинет, хозяйка которого встала при нашем появлении, показывая тем самым, что она — человек воспитанный. Алла Константиновна оказалась стройной, привлекательной женщиной, если кому нравятся строгие, неулыбчивые бизнес-леди. Впрочем, повод для встречи к веселью не располагал. Выглядела госпожа Жилина лет на десять моложе супруга, хотя по возрасту они были ровесниками. Как деловая женщина, Алла попыталась с первых же слов взять инициативу в свои руки, присесть не предложила, тем самым сразу обозначив диспозицию.
— Судя по визитке, вы частный детектив? Значит, работаете не на государство, а, скорее всего, на кого-то из нашей компании. Но это неважно. Вы знаете, что я не обязана с вами беседовать и имею право в любой момент указать вам на дверь?
— Ну, разумеется, любезнейшая Алла Константиновна. Я ведь не просто юрист, но даже профессор со стажем, юных юристов уму-разуму учу, мне ли законов не знать? Но вы нас приняли, а это значит…
— Только то, что мне важно понять происхождение этой надписи. Откуда вам известна фамилия Прохоров?
— Позволите присесть? Годы, знаете ли…
— Да, пожалуйста, присаживайтесь. Извините, что сразу не предложила.
— Ничего страшного.
— Чай, кофе?
— От кофейку не откажемся, благодарю. Предпочитаем черный.
Алла повернулась к селектору и, нажав кнопку, попросила секретаршу принести три чашки кофе и в течение часа ни с кем ее не соединять. Примерно через пять минут появилась миловидная девушка с подносом (она сидела в приемной, но пока мы проходили в кабинет Аллы Константиновны, разглядеть ее я не успел). Девушка, довольно споро расставив чашки, удалилась, и только тогда профессор продолжил прерванный разговор:
— О чем, бишь, мы толковали? А, вспомнил, о господине Прохорове, о Гавриле Иваныче. Все просто: наши люди засекли, что он следит за Катериной Штерн.
— Странно, он мне показался профессионалом. Говорил, что в полиции служил, опыт имеет. Неужели обманул?
— Вовсе нет, он и есть профессионал, и в полиции действительно служил. Только служил господин Прохоров опером, то есть хорошо знает только часть нашей работы. И он одиночка, я же представляю довольно крупное агентство, у нас сотрудники по специализациям распределены: есть оперативники, есть аналитики вроде меня, есть и наружники, причем высококлассные. Ваш сыщик не только не заметил, что его засекли, он не имел ни малейшего шанса заметить. Ну, а после того, как мы его засекли, выяснить, кто заказчик, было делом техники.
— Значит, он меня сразу же сдал? Мерзавец, это ему дорого обойдется. Люди должны выполнять свои обязательства.
— А он и выполнял, так что не судите слишком строго. Видите ли, обязательства перед законом имеют высший приоритет, а по закону частный сыщик обязан сотрудничать со следствием, когда речь идет об убийстве. Если же станет скрывать информацию, лицензии вмиг лишится, а то и сядет.
— О каком убийстве идет речь?
— Шутите? Как это, о каком? Об убийстве Леонида Штерна, друга вашего мужа, естественно. О каком же еще?
— Но при чем тут Леня? Мое дело не имеет ни малейшего отношения к его смерти.
— Ни на вас, ни на Прохорове этого не написано, а вы, напротив, подозреваемая.
— Что за чушь!
— Никакая не чушь. Вы же под подпиской, равно, как и все остальные участники трагедии, значит, подозреваемая, нравится вам или нет. А когда одна из подозреваемых за другой следит, у следователя моментально появляются вопросы. Вы не представляете, какого мне стоило труда уговорить господина Быстрых позволить мне с вами побеседовать, буквально авторитетом давить пришлось.
— Откуда такая заботливость? Вы меня даже не знаете.
— Просто представил, как вам было бы неприятно, если бы сюда явились совсем не деликатные, грубые опера и потащили бы вас на допрос на глазах у всех сотрудников. Ну, а я — частное лицо. Пришел незаметно, поговорил, и все.
— Что же, мне и к следователю идти не придется?
— Придется, конечно, только вот как? Это зависит от результатов нашей встречи. Одно дело, зайти самой, чтобы показания запротоколировать, и совсем другое — быть приведенной под конвоем.
— Не надо меня пугать!
— Я не пугаю, просто предупреждаю. Вы и так под подозрением, а в свете того, что нынче стало известно, подозрения усилятся.
— Это почему же?
— А вы разве не в курсе, с кем вчера встречалась Катерина Штерн?
— Нет. — Если наша собеседница и досадовала, она никак этого не показала, оставшись внешне невозмутимой. — Прохоров доложил, что она заявилась в гостиницу с почасовой сдачей номеров, где провела чуть более часа. Я поняла, что Катя встречалась с любовником, вы же знаете, что такие гостиницы не что иное, как обыкновенные дома свиданий. Хотелось бы, конечно, более конкретной информации, но сыщик не засек ее кавалера. Впрочем, это вопрос времени.
— Время я вам сберегу. Гаврила Иваныч потому никого не засек, что опыта наружнего наблюдения у него маловато, это все-таки отдельная профессия. Старый трюк: любовнички, желающие соблюсти конфиденциальность, приходят в подобные заведения по раздельности, уходят тоже порознь. Катерина, получив очередную порцию любовных утех, удалилась, а сыщик, буквально выполняя поручение, потащился за ней. Ну, а наш специалист не побежал тупо за объектом, а остался возле гостиницы и засек. Вашего друга, Андрея Федотова.
— Да, теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о профессионализме. Значит, Андрюша… Что ж, это многое объясняет. И следователь в курсе? Конечно, в курсе, вопрос риторический. Только не понимаю, почему против меня подозрения усилились?
— Да потому, что Катерина могла уговорить Леонида объединить паи с Федотовым, а потом они выдавили бы вашего мужа из фирмы. Теперь же, когда Леонида нет, ваша семья получает передышку в полгода…
Надо же, подумал я, только что мою версию раскритиковал, объявил маловероятной, а сам вовсю использует. Использует, впрочем, вовремя, похоже, ему удалось пробить брешь в невозмутимой маске бизнес-вумен. Я ждал, что Алла Константиновна начнет возмущаться, на худой конец, оправдываться, но нет. Она лишь горько усмехнулась и вдруг произнесла нечто такое, чего мы и предположить не могли.
— Вы все не так поняли, я только что узнала, кто Катин любовник. Но даже это неважно. Ленина смерть для нас трагедия, и не только потому, что он наш друг. С Леней у нас были связаны большие планы, а теперь даже не знаю, как быть, что делать.
— Так расскажите, чтобы мы поняли, а возможно, и помогли…
— Хорошо. Не представляю, чем вы мне поможете, проблема явно не в вашей компетенции, но так и в самом деле будет лучше. Однако прежде хотелось бы кое-что прояснить. Пара вопросов, если вы не против?
— Извольте.
— В каком качестве вы здесь выступаете? Добровольных и бескорыстных помощников следствия?
— Хм, — усмехнулся Иван Макарович, — нет, конечно. Врать не стану, у меня тоже есть заказчик, вы правильно предположили, просто на данном этапе интересы моего нанимателя совпадают с интересами следователя: поскорее выявить убийцу.
— Рискну предположить, что вас наняла та немка, сестра Леонида.
— Неужели это так очевидно? — удивился профессор.
— В общем-то да. Катя не стала бы платить, чтобы за ней проследили, по этой же причине исключается и Андрей. Мы с мужем вас не нанимали. Остаются Аркадий и Эльза, но Аркадий практически вне подозрений, за весь вечер он с места не сходил, следовательно, никак не мог подбросить яд в бокал.
— Да-с, мадам, в логике вам не откажешь. Ну, хорошо, допустим, я работаю на Эльзу Францевну, что с того?
— Ровным счетом ничего.
— А то она что-то вашей компании не приглянулась. Вам тоже?
— Не могу сказать, что Эльза мне не понравилась, хотя внешне она не привлекательна, скорее наоборот: деловая женщина, достигшая в свои, не слишком преклонные года, больших успехов. Просто я ее не знала раньше, а потому говорить о симпатии или приятельстве не приходится.
— Тем не менее ваш муж прямо назвал ее убийцей.
— Петю можно понять, Эльза чужая в нашей компании, а думать, что кто-то из нас преступник, невыносимо, мы же друзья. Хотя как раз друзья бьют больнее всех. Значит, на Эльзу работаете? Но мы обе подозреваемые, наши интересы не совпадают.
— Отчего же? Вполне совпадают, если вы обе не убийцы. За Эльзу Францевну я ручаюсь просто потому, что не имею привычки защищать убийц и никогда не соглашусь подписать договор, если имею хоть малейшее сомнение на сей счет.
— Прекрасно, но вы, как и любой человек, можете ошибаться.
— Ошибок, безусловно, нельзя исключить на все сто процентов. Но есть еще и логика: Эльза имела возможность убить, но не имела мотива.
— Они же с братом крепко поругались накануне.
— Знаете, из-за чего?
— Н-нет.
— Вы в курсе, что Эльза с братом совместно владели шикарной квартирой? Нет? Им от родителей осталась квартира ценой за миллион, которую они лет восемь назад оформили в совместную собственность и с тех пор сдавали. Так вот, Леониду внезапно потребовалось много денег, он захотел квартиру продать. В принципе Эльза не возражала, ее не устроила сумма: Леонид предложил всего четыреста тысяч долларов.
— Это очень мало. Я ту квартиру видела, правда, думала, что она вся Ленина. Уверяю, Иван Макарович, стоит она не меньше миллиона, даже намного больше. А зачем ему деньги, Леонид не пояснил?
— Пояснил. Якобы хотел какой-то бизнес купить.
— Ага, теперь понятно.
— Что именно?
— Об этом чуть позже, а пока позвольте поинтересоваться: какое впечатление произвела на вас наша Катя?
— Лично познакомиться пока не сподобился, но сведения собрал. На мой взгляд, она весьма ловкая особа. Не скажу, что умная, но хитрая — безусловно. Способна манипулировать людьми, умело интригует, благодаря тому, что носит маску недалекой простушки, чуть ли не скудоумной.
— В точку попали. Но вы за несколько дней разобрались, мне же потребовалось куда больше времени. Когда же я поняла, что представляет собой Катерина, было поздно, что-то разбилось и уже не склеить. Скажем, с Зиной, женой Андрея, у нас теперь довольно прохладные отношения, а ведь когда-то мы были близкими подругами, и это я ее с Андреем познакомила. А рассорила нас Катя.
Знаете, клевета — штука неприятная, но не самая опасная, откровенную ложь можно опровергнуть. А вот когда говорят правду, искусно смещая акценты, это страшно.
Когда мы с Катей знакомились, я ее, помнится, даже пожалела слегка: мол, не дал Бог ума бабе, хорошо хоть муж обеспеченный достался. Я и предположить не могла, что за этими пустыми глазками, за безмятежным лобиком без единой морщинки на самом деле скрывается изощренный мозг прирожденной интриганки. Мы ее всерьез не воспринимали, держали за пустое место, какие-то свои дела обсуждали, выражаясь порой довольно откровенно. А Катюша сидела в сторонке тихонько, как мышка, на ус мотала, а после от души порезвилась на нашей полянке.
Например, рассорила нас с Зиной. Дело в том, что наши взгляды на материнство и на место женщины в семье различаются кардинально, что дружбе не мешало. Зина считала, что назначение женщины — быть матерью, что она должна буквально забыть о себе и раствориться в детях. Я же полагала иначе: женщине ни в коем случае нельзя терять самостоятельности, а ребенка нельзя опекать чрезмерно. К тому же живой пример перед глазами: над Ленчиком мать буквально тряслась, вот он и вырос инфантильным, так и остался в душе ребенком.
В любой книге по психологии семейных отношений написано, что брак дает трещину тогда, когда жена становится для мужа привычным элементом домашней обстановки. Есть шкаф, стулья, холодильник, а есть еще и неприбранная, ненакрашенная баба в халате, тапочках и пресловутых бигудях. Какие уж тут возвышенные чувства? Как только женщина растворяется в быту, она перестает быть женщиной и превращается в бабу, мужу уже не интересную.
Я, как видите, себя сохранила, а Зина обабилась. У нее, правда, дети, двойняшки, еще маленькие, только в школу пошли, а у меня сын институт заканчивает, но он в шесть лет уже мог сварить себе сосиски. И темноты не боялся, мы с Петей могли пойти в театр или в гости, оставив Витю одного и не боясь неприятностей. И в школу он со второго класса один ходил, без сопровождающих.
— Вы меня извините, Алла Константиновна, но не могу так уж безоговорочно признать вашу правоту. У меня, правда, своих детей нет, но племянников много, и я считаю…
— А я и не утверждаю, что моя позиция самая правильная. У меня такое мнение, имею право, у кого-то, например, у Зины, другое — это ее дело. Но я своего мнения никому не навязываю, а Зина меня порой осуждала. Мы спорили, иногда даже ссорились ненадолго, пока… В общем, я пару раз высказалась на сей счет, Катя Зине доложила в своей интерпретации, и все. Мы больше не подруги.
— Простите, уважаемая, — прервал банкиршу Иван Макарович, — все это, конечно, весьма интересно, но нельзя ли ближе к делу?
— К нему и перехожу. С сыщиком Прохоровым я познакомилась не вчера, а три года назад. Вдруг я стала замечать явные и недвусмысленные признаки того, что у мужа появилась связь на стороне. Так как я далеко не дура, эти признаки заметила сразу, просто долго не могла поверить в очевидное, поскольку подобные фокусы совершенно не в характере Пети. Ну, а поверив, решила убедиться и наняла для этой цели частного детектива. Это и был Гаврила Иванович.
Отработал он четко, потому я и второй раз к нему обратилась. Уже через неделю я получила пачку фотографий, которые не оставляли места сомнениям. И тогда я не стала устраивать скандалов, а решила откровенно поговорить с мужем. Помочь, если надо, ибо попасть под Катю, все равно что под лавину или цунами.
— Странно. Женщины вашего типа предательства обычно не прощают. Вы независимы, материально обеспечены, почему же просто не указали мужу на дверь?
— Возможно, с кем-то другим я бы так и поступила, но, можете не верить, я люблю мужа. По любви замуж шла, люблю и сейчас. Более того, у нас с Петей брачный контракт, по которому в сложившихся обстоятельствах я могла обобрать его до нитки и выгнать за дверь буквально в одних трусах. Но я хотела сохранить семью. И как-то вечером, выбрав удобный момент, я предъявила Пете фотографии.
Муж, надо отдать ему должное, повел себя достойно. Не стал юлить, изворачиваться, прощения просить, просто осведомился, сама ли я подам на развод или хочу, чтобы он это сделал? Но я развода не хотела. Пересказывать наш разговор дословно не стану, мы всю ночь проговорили, отмечу только основные моменты.
Петя мне потом, когда все закончилось, признался, что я его спасла. Отношений с Катериной он не искал, связью с ней тяготился, но оборвать не мог, она его будто околдовала. И я ему верю. Мужчины, как правило, плохо разбираются в женской психологии, но я-то женщина и уже в юности поняла: если достаточно умелая дама поставит себе целью совратить мужика, очень немногие смогут устоять.
— Ну-ну, голубушка, не стоит так уж огульно, всех под одну гребенку…
— Зачем же всех? Я не случайно оговорилась, безусловно, найдутся и те, кто устоит. Только, знаете ли, я почти уверена, что подавляющее большинство таких «стойких оловянных солдатиков» импотенты или люди со сниженным гормональным фоном. Фригидные, проще говоря, если этот термин применим к мужчинам. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. А мой Петя — нормальный мужчина, он не устоял, хотя сопротивлялся долго, целый месяц. Вы же с ним встречались, верно? Ничего странным не показалось?
Иван Макарович, оборотившись, кинул взгляд в мою сторону, разрешая ответить.
— Показалось. — Я в своих выводах не сомневался, оттого и говорил уверенно. — Его поведение облику не соответствовало. Люди подобного склада обычно дружелюбны и, уж точно, спокойны и не суетливы. А Петр Петрович был какой-то хмурый, дерганый, все время руками сучил, будто не знал, куда их пристроить.
— Вот, вот. Точно таким он вдруг и стал тогда, три года назад, и я, естественно, почуяла неладное. А когда все закончилось, стал прежним.
— Но теперь…
— Да, снова изменился, я вскоре объясню, почему. Это и есть наше алиби, но о нем чуть позже. Короче говоря, мы совместно преодолели кризис, Петр с Катей порвал и от счастья чуть ли не светился. Но я никак понять не могла, а ей-то зачем нужна была эта связь? Петя отнюдь не гуру тантра-йоги, камасутру не изучал. Сказать, что богатого мужа искала, тоже не получится: ее собственный не беднее моего, а Петя в случае развода терял почти все. И только потом я поняла: Катя выгоды не искала, просто развлекалась. И от нашего с Зиной разлада она материально ничего не выиграла. А вот развлеклась, бесспорно.
— Да, — заметил Иван Макарович, — есть такие люди, которые будто подзаряжаются от чужих бед, питаются негативными эмоциями, будто заправские вампиры.
— Примерно такой вывод и я сделала: Катя — энергетический вампир, значит, ее нельзя подпускать близко. Тем более сама она неуязвима, ее маска простушки непробиваема, как броня. Как-то раз она настолько вывела меня из себя, мол, не сдержалась и в сердцах заметила, что чем под чужие одеяла заглядывать, лучше бы за своим мужем присматривала, а то он из массажных салонов не вылазит. Была у Леонида такая слабость, любил с молоденькими гетерами развлечься.
— И что она ответила?
— Не поверите! Знаю, говорит, у Ленечки спинка болит, ему массаж полезен. А сама ресницами хлоп, хлоп, глазки наивные, смотришь и веришь, что она и впрямь не понимает, что муженька в тех салонах довольно своеобразно массируют. Нет, Катю не пробить, не стоит и пытаться. В общем, я выводы сделала и с тех пор никаких неприятностей с той стороны не имела. Как это часто бывает, беда пришла, откуда не ждали.
Два года назад у меня обнаружили серьезное заболевание, могла помочь только дорогостоящая операция. Причем делать ее надо было срочно, в течение месяца, иначе благополучный исход не гарантировался, то есть требовалось довольно быстро раздобыть где-то двести тысяч долларов. Сама по себе сумма не такая уж неподъемная, но у нас свободных денег на тот момент не было. Хотя мы с мужем оба прилично зарабатываем, но капиталов не скопили. Здоровье нас никогда не подводило, поэтому деньги мы не откладывали, предпочитали тратить на поездки в разные экзотические места и за десять лет почти весь мир объездили, даже в Антарктиде и на Северном полюсе побывали. И как раз тогда, незадолго до болезни, мы купили сыну квартиру по ипотеке, которую я оформила в своем банке на льготных условиях.
То есть буквально вчера все было нормально, и вдруг мы оказались в сложной ситуации. На дворе кризис (вы же помните, что творилось два года назад?), второго кредита мне не дадут, только что купленную квартиру, пока ипотека не погашена, не продать, а пожить-то еще хочется, как-то не готова я оказалась в тридцать шесть лет предстать перед Спасителем. Петя стал прикидывать, где бы денег добыть, и тут Андрей помощь предложил. Мол, бери, Петя, не парься, отдашь, когда сможешь, только напиши-ка расписочку для порядка.
Операция помогла, мы снова зажили счастливо и спокойно, только за рубеж ездить перестали да в расходах ужались, долги-то возвращать нужно. За два года с ипотекой мы наполовину разобрались, даже подкопили немного для Андрея, как вдруг Петя посмурнел. Точно, как три года назад. Я забеспокоилась, не Катя ли снова тому причиной, стала расспрашивать, Петя и признался. Оказывается, Андрей потребовал возврата долга, жестко потребовал. Или все до копеечки возвращаешь, дружище Петр, или свою долю в фирме на меня переводишь.
— Недружелюбно. Так даже с партнером поступать непорядочно, не то что с другом. К тому же ваш муж говорил, что его доля на «пол-лимона» тянет.
— Никак не меньше. Так что требование Андрея — форменный грабеж. И срок дал минимальный — месяц, который через неделю истекает. А ведь они с Петром с детства дружат. Но, с тех пор как «Комп-сервис» занял свою нишу на рынке, Андрей стал меняться, захотел стать единоличным хозяином. Леня ему не мешал, рассматривая работу как синекуру, а вот Петя в деле разбирался. Вот Андрей и решил его удалить, на старую дружбу не поглядел. Впрочем, я уже говорила: друзья бьют больнее всех. А узнав, что он амуры с Катей крутит, не удивлюсь, что такую блестящую идею Андрюша не сам родил, а под влиянием подруги.
Но судьба, как бы в награду за вываленные на наши головы неприятности, подбросила выход, даже два. Мне неожиданно позвонил старый друг, моя первая институтская любовь. Когда-то мы целый год встречались, чуть было не поженились, но жизнь развела, бывает. С тех пор виделись только на общих мероприятиях, вроде встреч выпускников, но теплые чувства друг к другу сохранили. Так вот, мой друг, оказывается, крупный акционер корпорации «Гарлик-ойл» и собирается свои акции продавать. По старой памяти предложил мне, цена вопроса — полмиллиона долларов.
— Не слишком ли мало для нефтянки? — удивился Иван Макарович. — Да и не припомню я что-то такой компании. Иностранная, что ли?
— Нет, наша, — улыбнулась Алла Константиновна. — Вас смутило слово «ойл», но оно означает не только «нефть», но и «масло». Корпорация «Гарлик-ойл» в своих кругах довольно известна, это крупный производитель растительных масел самых разных сортов. Не нефть, конечно, доходы поменьше, но компания крепкая, дает стабильный доход. Для нас это стало бы решением вопроса: купи Петя эти акции, он мог бы претендовать на высокий пост в корпорации, и хотя тут совсем другая специфика, но муж по образованию экономист, разобрался бы. А с другой стороны, нашелся покупатель на Петину долю в «Комп-сервисе» — Леня.
— Кто, кто?
— Вы не ослышались. А посредником выступил Аркадий. Поскольку он не бизнесмен, мы с ним делились. Он и предложил продать Петину долю именно Леониду. Мы только посмеялись, поскольку наш Ленечка на работе отнюдь не горел, рассматривая фирму исключительно в качестве источника средств для собственных чувственных развлечений. Однако, к величайшему нашему удивлению, Аркадий его довольно быстро уговорил. Леня вдруг осознал, что может из номинального совладельца превратиться в реального хозяина, возвыситься над деловым Андреем Федотовым.
Мы собирались запросить с него полмиллиона. Во-первых, на такую сумму он легко мог взять кредит под залог квартиры (мы же не знали, что она в совместном владении), во-вторых, их бы хватило на приобретение акций. Если провернуть все быстро и тихо, Андрей не смог бы помешать, а Петя легко получил бы под залог акций нужную сумму, чтобы с ним расплатиться. Однако Аркадий предложил не дешевить, мол, и шестьсот тысяч отдаст, никуда не денется. И Леня согласился, сказал, что деньги в течение недели найдет, да не успел. Теперь вы понимаете, что произошло? Смерть Леонида рушит все планы, лишает надежд. Скажу откровенно, я просто в отчаянии. Какое убийство, мы молились, чтобы сделка не сорвалась.
— Понятно. А за Катей-то зачем слежку затеяли?
— Чтобы убедиться, что Петя меня не обманывает, чтобы быть готовой, если эта стерва еще какую-нибудь каверзу затеет. Чтобы на нее не отвлекаться, наконец. Я работаю с трудом, титанические усилия предпринимаю, чтобы сосредоточиться. Мысли все время на наши проблемы перескакивают, все думаю, думаю, но ничего, ничего придумать не могу. Вы понимаете, что меня скоро вообще уволят?!!
Алла Константиновна под конец своего страстного монолога едва ли не кричала. Иван Макарович с улыбкой доброго всепонимающего дядюшки ласково погладил страдалицу по руке, безвольно лежащей на столе.
— Ну-ну, голубушка, нельзя так отчаиваться. Тогда, два года назад, все гораздо хуже складывалось, речь о жизни и смерти шла, и то вы рук не опустили. А нынешняя беда — и не беда вовсе, а так, неприятность.
— Вам легко говорить…
— Да, легко, потому что я с детства знаю: беда, которой легко помочь, это не беда.
— Да кто же мне поможет?
— Я и помогу. С удовольствием. Вы мне симпатичны, так что такую малость я уж как-нибудь обеспечу.
Профессор просто упивался ролью доброго Санта-Клауса, я слушал его и дивился. Однако Иван Макарович, оказывается, шутить и не собирался. Достал из кармана трубку, набрал номер… Мы с Аллой Константиновной слушали последовавший вскоре разговор, раскрыв от изумления рты.
— Сулейман Абдурахманович, дорогой, добрый день… Да, я, узнали, узнали, не быть мне богатым, хотя, если договоримся, немного приподнимусь. Помнится, с неделю назад, когда мы крайний раз виделись, вы упомянули, что хотите вложить деньги в какой-нибудь компьютерный бизнес. Тема все еще актуальна? А название «Комп-сервис» вам что-нибудь говорит?.. Совершенно верно, крепкий середнячок. Так вот, есть на продажу доля в этой фирме, тридцать пять процентов. Но сразу предупрежу: всего владельцев трое, и остальные двое рады вам не будут… Что?.. А, понятно, я и не сомневался.
Осталось цену оговорить. Владелец хочет шестьсот тысяч. Много, понимаю, но это доллары, не евро… Все равно многовато? А сколько, по-вашему, нормально?.. Сулейман Абдурахманович, дорогой мой, возьмите себя в руки, это ж несуразно, вы же не палатку на радиорынке прикупаете… Что?.. Вот это другой разговор, на эту сумму, полагаю, я владельца уговорю… Давайте лучше так поступим: я дам продавцу ваш телефон, он вскоре позвонит, на меня сошлется, вы с ним все и решите… Не забываете, что приятно, но мне много не нужно, двух достаточно.
Профессор убрал трубку, довольно усмехнувшись, ловко выдернул из-под руки Аллы Константиновны, обратившейся от изумления в подобие жены праведника Лота, листок бумаги и, что-то написав, паснул его обратно.
— Вот, пожалуйста. Пусть ваш муж, не откладывая, позвонит этому человеку. Шестьсот тысяч он не заплатит, а пятьсот пятьдесят готов. И предупредите Петра Петровича, чтобы не велся, Сулейман будет пытаться сбить цену просто из принципа, несмотря на то, что мы с ним договорились.
Алла машинально ухватила листок, глядя в пространство. Перевела затуманенный взор на бумагу и снова уставилась на Ивана Макаровича. Попыталась что-то сказать, не смогла. Наконец, откашлявшись, прохрипела:
— И все? Так просто? Вы вот так, походя, решили проблему, из-за которой я уже почти неделю ночей не сплю? Но если у вас есть связи на таком уровне, почему же вы…
— …не на вашем месте? Потому что мне этого не надо. Я предпочитаю быть в гармонии с самим собой.
— Это как?
— Долго объяснять. А если в двух словах: по возможности, следует делать то, что нравится вам самой, а не то, что хотят от вас другие. Если вам нравится карабкаться по служебной лестнице, распихивая конкурентов локтями, это не значит, что и я мечтаю о том же. Люди все разные, один любит арбуз, другой — свиной хрящик, и не стоит всех под одну гребенку причесывать.
— Да, да, понятно. Но, Иван Макарович, дорогой, вы же нас спасаете. Я сразу же мужу позвоню и, если дело выгорит, достойно вас отблагодарю, не сомневайтесь.
— Не извольте беспокоиться, свой скромный процент я с Сулейманчика сниму. А вы лучше с Гаврилой Иванычем расплатитесь, да и попрощайтесь заодно, нечего деньги зря палить, вам еще бывшему другу долги возвращать.
— А этого вашего, как его, Абдурахманыча не беспокоит, что в «Комп-сервисе» ему будет не комфортно?
— Абсолютно. Вашего дружка он схарчит, не поморщившись. Но неужели после всего, что вы мне рассказали, вы его пожалеете? Впрочем, все в ваших руках: порвите бумажку, и сделка не состоится. Не станете рвать? Разумно. Ну-с, успехов. Вы девочка умная, все у вас будет хорошо, я уверен.
На столь высокой ноте мы и попрощались. Причем уходил я в полной уверенности, что только отчаянным волевым усилием Алла удержалась от того, чтобы руки профессору не расцеловать, так была благодарна. Мне только не понравились меркантильные устремления моего друга: вроде как он не столько страждущей помогал, сколько себе заработок обеспечивал. Я понимаю, деньги — штука нужная, и почему бы не заработать, коли случай удобный подвернулся, но подобная деловитость совершенно не увязывалась с характером профессора, каким он сложился в моем представлении, а потому, когда мы сели в машину, я решил этот момент немедленно прояснить:
— Неужели этот Хоттабыч тоже ваш ученик?
— Ну да, а что вас удивляет? В нашей системе кого только нет. К тому же никакой он не мусульманин, а чистокровный иудей, и при рождении звался Соломоном Абрамовичем. Просто родился он в Узбекистане, и когда решил на юрфак поступать, его мудрая мама, понимая, что узбека примут скорее, чем еврея, договорилась, с кем надо, и паспорт сыну поменяла. А он за много лет так к своему имени привык, что в новые времена менять его обратно не стал. Впрочем, не о нем нам сейчас думать надо, Соломон в нашей истории фигура второстепенная.
— Алла Константиновна вам, видимо, понравилась, раз вы помочь ей решили. Хотя, о чем я? Вы ж комиссионные зарабатывали.
— Комиссионные — штука полезная, отчего немного не заработать? Тем более, не покажи я свой интерес, Соломон бы меня не понял, пожалуй что и уважать бы перестал. Но и понравилась тоже. Алла — женщина достойная, ей не сладко пришлось. Но она проявила мудрость, когда за семью боролась, и мужество, когда боролась за жизнь. Она заслужила мою помощь. Но это не главное. — Иван Макарович помолчал, разглядывая меня с какой-то непонятной укоризной, и вдруг печально вздохнул: — Ах, Сергей Юрьевич, Сергей Юрьевич, ничего-то вы не поняли.
— А что я должен был понять?
— Вы знаете меня уже достаточно давно, чтобы понимать: материальные соображения для меня не определяющие. Это важная составляющая жизни, но не главная. Симпатии — дело другое, но и они в данном случае только на втором месте. А на первом совсем другое соображение, которого вы не уловили, что меня искренне огорчает. Я решил помочь Алле Константиновне в первую очередь для того, чтобы ее показания проверить.
— Не понял?
— Да ведь это элементарно. Из ее показаний ясно и недвусмысленно следует, что ни ей самой, ни ее мужу смерть Леонида Штерна была абсолютно невыгодна. Но показания — это лишь слова, которые проверить сложно, Леонида уже не спросишь. Вот я и решил, если я ей покупателя на блюдечке выложу, и она обрадуется, значит, не врала.
— Так просто? Каюсь, виноват. Иван Макарович, дорогой, извините меня, дурня, что в вас усомнился. Действительно, должен был подумать…
— Пустое, я не обижаюсь. Просто, раз уж вы решили сыщицким мастерством овладеть, надобно смекалку развивать, в нашем ремесле качество полезное. А чего, кстати, стоим, кого ждем?
— Так вы же не сказали, куда ехать.
— И то верно. Давайте навестим Романа Антоновича, самое время отчет предоставить. Я же буквально выгрыз разрешение первым с госпожой Жилиной повидаться, под твердое обещание сразу же по окончании встречи о результатах доложить.
— Поехали, а по пути предварительные итоги подведем, — предложил я, выворачивая со стоянки. — Получается, чету Жилиных надо из числа подозреваемых исключать.
— Получается так. Круг сужается, но легче нам от этого не становится.
— Прикинем. Остаются Федотовы и вдова Штерн. Жену Андрея Игоревича я не видел, но по описанию Аллы Константиновны довольно хорошо представляю. И как-то не верится, что она могла кого-то убить в принципе. Даже если бы Зина (так ее, кажется, зовут) узнала, что муж ей изменяет, она скорее бы любовницу траванула. А главное, где простая домохозяйка могла достать столь замысловатый яд?
— Да, это вопрос.
— А тогда у нас остаются только Катерина Штерн и Андрей Федотов. Скорее всего, именно они и есть преступники.
— Оба?
— Ну да. Преступный сговор, как это у вас, юристов, называется. Взаимовыгодный. Леонида они устраняют, а Зина — домохозяйка, и помешать нашей парочке не может. Это, так сказать, выгоды в личной жизни. А в деловом плане они объединяются и совместно выдавливают Петра Жилина. Так что по всему выходит, они и есть…
— Простите, что перебиваю, друг мой. Вроде как все у вас ладно и складно, да вот вопросики возникают. Первый: если нашим любовникам ничто и никто больше не мешает, почему они до сих пор встречаются тайком, да еще и шифруются так, что довольно опытного опера сумели обмануть? Второй: если Андрей Игоревич хочет выдавить друга Петю из фирмы, зачем ему Катина помощь, которой, напомню, еще полгода ждать? Он уверен, что Петр Жилин в безвыходной ситуации и всего через неделю будет вынужден отдать свою долю в счет погашения долга.
— Тут мне нечего сказать. Но в любом случае преступник либо кто-то один из них, либо они оба. Других кандидатов просто не осталось.
— Не ос-та-лось, — по слогам проговорил Иван Макарович. — Не осталось, говорите? Мы все время забываем об одном участнике событий.
— Вы про Аркадия? Но он же явно ни при чем.
— Вроде бы так. Но… Вы не подумайте, никакого предубеждения нет и в помине, мне только не нравится, что он все время выскакивает, как чертик из табакерки. И препарат он придумал, и смерть засвидетельствовал, и яд определил. А тут выясняется, что он еще и посредником между Леонидом и Петром выступил.
— Совпадения, не более того. Что странного, если человек помог друзьям, предложил решение к обоюдной выгоде обоих.
— Ничего странного, напротив, очень здорово, только… В случайные совпадения я не верю, особенно при расследовании серьезного преступления, очень не люблю нестыковок, неясностей и различных несовпадений, каждое из которых, подчеркиваю, каж-до-е, должно получить ясное и логичное объяснение.
А неясностей в данном деле нам встретилось немало. С некоторыми мы разобрались. Например, отчего за Катериной и ее любовником следит не жена последнего, а совсем другой человек. Поняли, чем объяснить подмеченное вами несоответствие поведения Петра Жилина его типажу. Но многие неясности так пока и остались загадкой, и это меня напрягает. Самое же интересное, что почти все они так или иначе связаны с тихоней Аркадием Ивановым.
