Глава 8. Смертная казнь и общественное мнение

1. Конец XX века, помимо всего прочего, характеризуется возрастающим влиянием общественного мнения на экономические, политические, культурные и иные процессы, происходящие в обществе. При этом растущий уровень развития общества создает предпосылки для все более интенсивного формирования общественного мнения и расширения круга его субъектов. Этот процесс предполагает развитие плюрализма мнений людей по проблемам общественной жизни, ибо «различие их мнений объясняется различием положения, занимаемого ими в обществе, а это различное положение в обществе является продуктом организации общества».

В социологической литературе общественное мнение принято связывать с общественным, массовым сознанием (В. А. Грушин, Р. А. Сафаров, А. К. Уледов). При этом категория «общественное сознание» выступает ведущей по отношению к понятию общественного мнения, которое является своего рода модификацией общественного сознания, его состоянием. Поскольку общественное сознание представляет собой социально обусловленный феномен, детерминированный, прежде всего, условиями общественного бытия, постольку и общественное мнение определяется и вызывается к жизни реальными общезначимыми фактами. Поэтому общественное мнение принято трактовать как состояние массового сознания, заключающего в себе отношение людей к событиям и фактам социальной действительности.

Одним из таких общезначимых фактов социальной действительности является институт смертной казни – законодательство и практика применения и исполнения этой меры наказания. Смертная казнь – это не только институт уголовного права, не только инструмент уголовной политики, смертная казнь – это социокультурный феномен.

Отношение к высшей мере наказания – вопрос нравственной доминанты каждого человека; отношение к ней общества – индикатор господствующих в нем нравов и умонастроений, показатель того, насколько оно прониклось идеями справедливости, гуманизма и цивилизованности. Не зря У. Черчилль однажды заметил, что настроения и прихоти общества в отношении преступности и преступников – самая надежная проверка на цивилизованность любой страны. За сто лет до этого К. Маркс в статье «Смертная казнь» писал, что «трудно, если не невозможно выдвинуть принцип, которым можно было бы обосновать справедливость и целесообразность смертной казни в обществе, кичащемся своей цивилизованностью». (Другое дело, что эта мысль К. Маркса не нашла реализации в практическом марксизме.)

Состояние и характер массового сознания применительно к предмету настоящего исследования имеют особую природу и особое значение. Как показывает история цивилизации, главный источник и опора смертной казни – Толпа. Во все века она требовала крови, требовала убить любого, кто обвинен (не важно – справедливо или нет). «Толпа признает только одно – месть». У индивида есть разум, есть совесть, есть свое понимание вещей. У толпы ничего этого нет есть только эмоции, только многовековой инстинкт, подсказывающий лишь «Убить!». Между тем заповедь «Не убий» Христос, как известно, назвал первой.

Человечеству еще далеко от желанной интеграции. У каждого народа, как уже отмечалось, своя история, своя память, своя боль. Поэтому в разных странах общественное мнение по-разному относится к преступности, по-разному оценивает состояние общественной безопасности и эффективность деятельности правоохранительных органов, по-разному относится к мерам наказания и потому различается по уровню ригоризма. Отсюда и различное отношение людей к высшей мере наказания – от ее полного неприятия в одних странах до абсолютной веры в ее необходимость, справедливость и эффективность – в других, где, несмотря на ее сакральный характер и мистификацию, смертная казнь стала не только важным элементом системы противодействия преступности, но и элементом национальной культуры.

Особое отношение к этой мере наказания формируется на основе и путем взаимодействия исторических, культурных, политических, религиозных, социально-психологических, правовых и других факторов общественной жизни. В силу этого социологические исследования не позволяют вскрыть те сложные связи и глубинные механизмы, которые формируют индивидуальные установки и отношение к смертной казни на уровне группового и массового сознания. И, тем не менее, именно неприемлемость отмены смертной казни общественным мнением – один из основных аргументов сторонников применения этой меры.

Чтобы ответить на вопрос о правомерности такого подхода, надо определить и исследовать круг факторов, детерминирующих отношение общества к этому наказанию и меру их влияния, полноту, достоверность и информативность опросов общественного мнения, значимость и реальные возможности их воздействия на принятие политических решений о сохранении или об отмене этой меры. При этом научный и практический интерес представляют не только специфика восприятия этой меры различными социальными группами, но и уяснение места и реальной значимости общественного мнения при принятии политико-правовых решений.

Несомненный интерес представляет также сопоставление общей картины и характера восприятия смертной казни в разных странах, ибо в самой сути проблемы, аргументах сторонников и противников смертной казни, в детерминантах, формирующих и индивидуальные установки, и массовое сознание, довольно много общего. В то же время важно иметь в виду, что отношение массового сознания к смертной казни в той или иной стране нельзя рассматривать в качестве отдельной проблемы, взятой вне исторического и социального контекста и других связанных с ней аспектов (политических, нравственных, религиозных и т. д.).

Издавна известно, что представления людей о необходимости и справедливости карательных мер, формирующие ригоризм массового сознания, зависят от культурного и нравственного развития общества, в том числе от его образованности, – чем выше его уровень, тем, как правило, менее жесткими являются принятые в этом обществе система наказания и практика его применения. Социологические исследования также подтверждают, что чем менее образован, обеспечен и защищен человек, чем ниже стоит он на социальной лестнице, тем дешевле он ценит жизнь, тем чаще признает репрессию основным инструментом наведения «порядка».

Те, кто выступает против смертной казни, взывают к разуму, а их противники – к граничащим с инстинктами чувствам, которые никакими доводами разума опровергнуть невозможно. Бытовую логику не переубедить ни рациональными, ни моральными, ни эмоциональными аргументами. Поэтому, как писал А. Приставкин, любые доводы против смертной казни «как волны ультразвука практически не касаются слуха населения, особенно если оно ожесточено, погружено в свои заблуждения, как в российские болота, и никоим образом не хочет из них выбираться».

2. Опросы населения, проведенные в разных странах, показывают, что в массовом сознании широко распространены стереотипы восприятия смертной казни, в основе которых доминируют не только эмоциональный фактор и мотивация возмездия, но и мифологические представления об эффективности наиболее суровых мер борьбы с преступностью. Мифы, как известно, укоренены в массовом сознании глубоко и прочно. Мифологизация веры в жестокость как эффективное средство борьбы с преступностью подмечена в криминологии еще несколько веков назад.

Профессор Роберт Бохм, специализирующийся на исследовании общественного мнения американцев в отношении смертной казни, систематизировал десять мифов, наиболее распространенных в сознании американцев. Их основная часть связана со специфическими особенностями системы назначения и исполнения смертных приговоров в США, но главный миф о том, что смертная казнь является единственным и самым надежным средством против преступлений, за совершение которых она предусмотрена, имеет всеобщий характер.

Опросы общественного мнения позволяют выделить и другие объективные факторы, характеризующие субъективное восприятие проблемы смертной казни в индивидуальном и групповом сознании. Среди них одним из наиболее существенных является, как показывают специальные исследования, правовая неосведомленность населения, неполнота и искаженность правовых представлений (о дифференциации ответственности, квалификации преступлений, санкциях и т. д.). Это универсальный фактор, не имеющий национальных границ и не зависящий от особенностей культурного развития, правовых систем и механизмов правосудия. Правовая неосведомленность формирует установки без элементарного представления о сути и основных аспектах проблемы, по которым проводятся опросы.

В США, например, исследования правовых представлений населения начались еще в 70-х годах XX века, после опубликования так называемой гипотезы судьи Т. Маршалла, которая содержалась в решении Верховного Суда США по знаменательному для американской юстиции делу Furman v. Georgia (когда смертная казнь была признана мерой, противоречащей конституции, и потому ее применение запрещалось). Суть ее состояла в том, что «в целях соответствия конституции нужно попытаться выяснить мнение осведомленного электората», причем его предпочтения смертной казни должны быть сознательным выбором. Т. Маршалл считал, что поддержка смертной казни населением США является результатом недостаточных знаний по этой проблеме – будь общественность информирована больше, она поддерживала бы аболиционистские идеи куда более решительно.

Исследования в разных странах показывают, что аргументы сторонников смертной казни основаны главным образом на эмоциональных мотивах, на обывательских представлениях, а не на знании фактологии предмета. Информации о сложности и противоречивости этой проблемы широкие слои населения не имеют, они не знакомы ни с тенденциями в практике ее применения, ни с драматическими моментами принятия решения по конкретному уголовному делу, ни с процедурой исполнения приговора и потому исходят лишь из представлений, возникающих на основе эмоциональных факторов, под впечатлением трагедии конкретного преступления. Высокая эмоциональная насыщенность вообще является отличительной чертой социальных стереотипов массового сознания.

Кроме того, следует иметь в виду, что общественное мнение как категория социальная отличается инерционностью. За исключением экстремальных ситуаций общественное мнение меняется очень медленно – «традиции держат». Все это, наряду с правовой неосведомленностью населения, неполнотой, искаженностью и общей противоречивостью информации, сообщаемой СМИ, делают достоверность и, следовательно, ценность опросов населения относительными. Но, главное, отсюда вытекает опасность для весьма вольной интерпретации результатов опросов, ориентированной не столько на криминологические реалии, сколько на складывающуюся политическую конъюнктуру. Поэтому карательные притязания населения, вытекающие из итогов опросов, не могут быть использованы в качестве основного ориентира для выбора уголовной политики, в том числе и особенно – для принятия политических решений по проблеме смертной казни.

Говоря о достоверности результатов опросов общественного мнения, отметим, что зачастую они не поддаются объективной оценке и интерпретации в силу некорректной методики опросов. Это касается нарушений требований к репрезентативности выборки, составу респондентов, формулировкам и последовательности поставленных вопросов и предлагаемых вариантов ответов, к необходимости учета социально-политического контекста ситуации, в которой проводятся опросы, а также учета других, в том числе психологических, нюансов, которые обусловлены спецификой проблематики смертной казни и потому требуют необходимых знаний и подготовки тех, кто проводит эти опросы.

Отметим также, что требование односложного ответа на раздвоенный вопрос само по себе не является корректным. Но тут важен и другой психологический момент. Люди отвечают в ходе опроса по своему разумению, руководствуясь обыденным сознанием, а оно цепляется за первое попавшееся «да», не заботясь о тонкостях всей конструкции. А. Э. Жалинский в связи с этим справедливо отмечает распространение методик анализа общественного сознания, скорее деформирующих его, нежели исследующих.

Многолетняя практика проведения опросов населения в США показывает, что особенно важное значение для оценки реального состояния общественного мнения имеет предложение альтернативного решения проблемы. К концу 90-х годов смертную казнь там поддерживало 77 % населения, но когда в качестве ее альтернативы было названо пожизненное заключение без права досрочного освобождения, уровень поддержки смертной казни снизился до 50 %. По данным ряда исследований, поддержка смертной казни снижалась еще более интенсивно (до 43 %, а в некоторых штатах – до 25 %), когда в качестве альтернативы вместе с пожизненным лишением свободы без права на досрочное освобождение называлось еще и возмещение ущерба родственникам потерпевшего.

Общественное мнение нельзя рассматривать как явление статичное, это категория динамичная, которая в разные периоды истории той или иной страны характеризуется разной амплитудой колебаний. При проведении опросов особенно важное значение имеет фактор места и времени. Для анализа результатов опроса важно не только как, но где и когда именно опрашивались респонденты. Психологически объяснимо, что в периоды относительной стабилизации, в рутинные моменты общественной жизни итоги опросов могут быть одни, а в период резкого обострения политической или криминальной ситуации, всегда связанного с сильными эмоциональными всплесками, характер общественных умонастроений может весьма существенно меняться. Это подтверждают и отечественный опыт, и опыт регулярных опросов общественного мнения в зарубежных странах. В Великобритании, Испании, ФРГ, Бельгии и в других странах показатели поддержки смертной казни среди населения сильно колебались, когда опросы проводились сразу же после массовых террористических актов или наиболее жестоких актов насилия. В России таким барометром служили трагедии Беслана, Норд-Оста, взрывы жилых домов в Москве, Каспийске и другие ужасы терроризма.

Следует подчеркнуть, что массовое сознание не является простой суммой индивидуальных мнений. У индивида, в отличие от толпы, есть, как уже отмечалось, разум, совесть, есть свое понимание вещей. На массовом уровне эти индивидуальные качества исчезают, они замещаются инстинктами. Необходимость критического отношения к результатам опросов общественного мнения (особенно по столь специфичной проблеме, как смертная казнь), помимо сказанного выше, обусловлена и тем, что, наряду с внешними, существуют и внутренние закономерности социальной психологии. Одна из них отчетливо проявляется при реакции респондентов на перемену ролей, когда при опросе неосознанная роль потенциального преступника меняется на вполне осознанную роль судьи. В этом случае мышление и поведение респондентов строятся по другим, порой парадоксальным, психологическим правилам.

Ригоризм абсолютного большинства респондентов, как уже отмечалось, характеризуется их отчужденностью от всего, что непосредственно связано с назначением и исполнением смертного приговора. Однако в указанном состоянии смены ролей эта отчужденность дополняется осознанием своей качественно иной социальной роли, иных возможностей и иного выбора. Эти респонденты, как и все остальные, конечно, не знают, что ни тяжесть санкции, предусмотренной в уголовном законе, ни тяжесть назначаемых судами наказаний напрямую не определяют действительного значения суровости кары как фактора общего предупреждения наиболее опасных посягательств. (О чем говорить, если этот фактор до сих пор переоценивают даже видные криминологи!) Но ригоризм таких респондентов, как правило, значительно выше – они ведь уже сами судьи, они уже иначе осознают и свою значимость, и справедливость своего «профессионального» выбора, своей ролевой оценки и потому выбирают более суровую кару. Эти парадоксы в психологии респондентов диссонируют с «постоянным психологическим законом, по которому даже профессиональные судьи избегают присуждать к чрезмерно суровым наказаниям».

3. Соединенные Штаты Америки. Данные статистики о масштабах и динамике применения смертной казни в США хотя и весьма красноречивы, но они не могут ответить на вопрос о том, как меняется политическая и социально-психологическая ситуация в стране, показать, какие качественные метаморфозы в общественной жизни сопровождают изменения в законодательстве и практике применения этой меры наказания, их причины и психологический фон, состояние и характер общественно-политической атмосферы. Учитывая, что ссылка на общественное мнение является наиболее распространенным доводом противников отмены смертной казни, исследование этих аспектов проблемы представляется особенно важным.

В разных странах и на разных стадиях их развития общественное мнение, как уже отмечалось, по-разному относится к институту смертной казни. Во многих странах вопрос быть или не быть смертной казни, поляризуя общественное сознание, приобретал и «приобретает характер мучительной социальной дилеммы». И здесь надо отметить, что особенности исторического и политического развития американского общества существенно отличаются от ситуации в других странах, от исторического и культурного развития стран Западной Европы, России, Китая, Японии и других стран; эти особенности формируют качественно иное, в разные годы и в разной мере, но всегда дифференцированное восприятие смертной казни обществом в целом и различными социальными группами в частности. Другое дело, что при всех этих различиях институт смертной казни издавна стал неотъемлемой частью американской культуры. Если быть более точными, смертная казнь стала таким атрибутом еще задолго до образования США – с тех пор, как в колониальной Вирджинии в 1608 году был приведен в исполнение первый смертный приговор.

Любое политико-правовое решение властей в США, как известно, зависит от возможных потерь голосов избирателей. Поэтому в стране издавна проводят предварительный зондаж общественного мнения по той или иной проблеме. Применительно к смертной казни такого рода опросы с 1936 года часто проводятся Институтом Гэллапа, средствами массовой информации, другими специализированными организациями. С годами менялись их масштабы и периодичность, совершенствовались методики изучения общественного мнения, росли уровень технического оснащения исследований и степень их достоверности, но все они так или иначе указывали на то, что при всей инерционности и консервативности общественного мнения отношение к смертной казни всегда отличалось значительной поляризацией взглядов.

Как отмечалось, общественное мнение нельзя рассматривать в качестве статичного явления, наоборот, это категория динамичная, которая в разные периоды истории той или иной страны характеризуется разной амплитудой колебаний. Проведенный автором ретроспективный анализ итогов многолетних опросов в США показывает, что с 1936 по 1957 год число сторонников смертной казни в стране сократилось с 61 до 47 %; спустя 10 лет, в 1966 году, смертную казнь поддерживали от 42 до 38 % – это минимальный показатель за все последующие 40 лет. В 1967–1976 годах число сторонников казни колебалось в пределах 50 %, а с 1977 года стало ежегодно постепенно нарастать и к 1996 году составляло 77 %. Если же весь этот период наблюдений разделить на два равных отрезка в 30 лет, то окажется, что с 1936 по 1966 год число сторонников этой меры сократилось с 51 до 42 %, а с 1966 по 1996 год – выросло с 42 до 77 %.

Такое сопоставление свидетельствует, по нашему мнению, не только о динамичности и меняющемся уровне поляризации общественного мнения, но и, возможно, о существовании определенных чередующихся циклов, характеризующих эту динамику. Иначе говоря, согласно ранее высказанной автором гипотезе, изменения в состоянии общественного мнения носят маятниковый характер, а, следовательно, при наличии тех или иных условий этот маятник меняет направление хода. Может показаться, что эти условия очевидны. Однако парадокс в том, что, по крайней мере, с 1993 года увеличение числа сторонников смертной казни происходило не на фоне роста наиболее опасных преступлений, а, наоборот, на фоне их последовательного снижения, повышения общего уровня защищенности граждан и безопасности в обществе, на фоне заметного улучшения, а не ухудшения общей социальной и экономической ситуации в стране.

Население США, как уже отмечалось, относится к смертной казни по-разному, причем оценки опрошенных меняются в зависимости от того, в какой форме ставится вопрос. Так, при формализованных ответах («да» или «нет») на сформулированный в общей форме вопрос о целесообразности сохранения смертной казни, число сторонников в разные годы составило: в 1978 году – 62 % (27 % – против); в 1981 году – 66 (25); в 1985 году – 72 (20): в 1987 году – 79 (16); в 1991 году – 76 (18); в 1994 году – 80 (16); в 1996 году – 77 % (13 % – против).

Однако эти показатели не совсем точно отражают реальное положение вещей, ибо на самом деле поляризация общественного мнения намного выше. Когда в ходе опроса в 1995 году вопрос был сформулирован иначе – «Какое наказание предпочтительно за убийство – смертная казнь или пожизненное заключение?», то оказалось, что предложение альтернативы весьма существенно меняет пропорцию оценок: за применение смертной казни высказались лишь 50 %, а за пожизненное заключение – 32 % опрошенных.

Такая формулировка вопроса, конечно, методически более корректна, а оценка состояния общественного мнения более точна, ибо выбор предлагаемой альтернативы точнее и достовернее отражает характер восприятия смертной казни в общественном сознании и психологии населения. На этот методически крайне важный нюанс при проведении опросов указывали многие исследователи.

Дальнейший анализ позволяет дифференцировать отношение к смертной казни среди различных социальных групп и отметить определенные статистические связи и закономерности, в том числе увязанные с тенденциями виктимизации населения. Оказалось, например, что выбор смертной казни предпочтительнее для мужчин, хотя, по данным статистики, женщины составляют 77 % всех жертв убийств. При равных показателях виктимизации среди чернокожего населения страны число сторонников смертной казни в 2,5 раза меньше, чем среди белых.

Однако линейные связи здесь учитывают лишь долевые распределения. На самом деле, как отмечают американские исследователи, психологическое отношение афроамериканцев к проблеме смертной казни куда сложнее и противоречивее. Всегда настроенные против смертной казни в большей степени, чем белые, всегда сознающие, что применение этой меры связано с расовой дискриминацией, темнокожие американцы, тем не менее, все чаще высказываются за применение смертной казни.

Линейные связи очевидны и в группах с более высоким уровнем образования, где больше противников этой меры. Выяснилось также, что с увеличением возраста число сторонников этой меры убывает (меньше всего их среди лиц старше 50 лет), тогда как наибольшее число ее приверженцев – среди молодежи. Одно из объяснений такой зависимости связано, на наш взгляд, с тем, что в США 25 % всех жертв убийств – молодежь в возрасте от 18 до 24 лет.

Наибольшей поддержкой смертная казнь пользуется среди жителей южных штатов, особенно среди тех, кто проживает в пригородах и сельской местности, а также среди граждан с более высоким уровнем доходов. И наоборот, среди жителей северных штатов страны противники смертной казни составляют подавляющее большинство.

Весьма скептически оценивали превентивные возможности смертной казни и работники полиции. Еще в 1995 году исследовательская группа Харта провела опрос шефов полиции крупных городов США, который показал, что среди наиболее актуальных социально-правовых мер борьбы с преступностью роль смертной казни ничтожна и потому этой мере отводится самое последнее, «символическое» место. По итогам этого опроса 31 % шефов полиции среди таких мер назвали борьбу с наркоманией; 17 – экономические меры, в первую очередь борьбу с безработицей; 16 – совершенствование законодательства, следственной и судебной практики; 10 – увеличение численности полиции; 3,0 – сокращение продажи огнестрельного оружия, и лишь 1,0 назвали применение смертной казни.

Отступая от хронологии, отметим, что спустя 15 лет, в 2009 году, аналогичный опрос шефов полиции, проведенный Информационным центром по проблемам смертной казни (DPIC), дал схожие результаты – все опрошенные поставили эффективность смертной казни в борьбе с насильственными преступлениями на последнее место; из 9 вариантов ответа на вопрос о мерах по повышению эффективности работы полиции смертную казнь назвали лишь 2,0 % опрошенных.

Опросы населения США не дают достаточных данных для того, чтобы судить об отношении к смертной казни людей различного вероисповедания. Это не случайное явление. И хотя добро и зло всегда были религиозными понятиями, религиозное видение мира сегодня сильно изменилось, понятия добра и зла стали более индивидуальными, они стали проблемой выбора. Социологические исследования, проведенные в разных странах, показывают, что, несмотря на очевидную противоречивость позиции мировых религий (доводы в защиту смертной казни и против нее не трудно найти и в Библии, и в Коране, и в Талмуде), влияние религиозных воззрений является одной из детерминант, формирующих отношение общества к смертной казни.

Христиане, например, повсеместно преобладают и среди сторонников этой меры наказания, и среди ее противников. Объяснение такой ситуации, скорее всего, связано с давно подмеченным дуализмом христианского учения. М. Н. Гернет по этому поводу писал: «Защита смертной казни „служителями Христа“ всегда вызывала к себе большое удивление и поражала своей неожиданностью… Однако история борьбы со смертной казнью показывает, что эти неожиданности повторялись слишком часто, и пора бы уже привыкнуть к ним. Пока церковь была гонимою в первые века христианства, духовенство и на словах и на деле было горячим противником казней. Но наступили новые времена, и положение резко изменилось… когда существованию палача начинает грозить опасность со стороны законодательных учреждений, то белое и черное духовенство выступает на защиту казни и пытается доказать, что она не противна религии». В 2000 году Русская православная церковь, хотя и отказалась осудить мораторий на казни, тем не менее, выступила за целесообразность решения проблемы путем референдума, исход которого был заведомо предрешен.

На этом фоне особый интерес приобретает невиданная прежде активизация усилий весьма влиятельной в США католической церкви, направленных на всемерную поддержку аболиционистского движения. И хотя во главу угла ставятся идеи милосердия, такой поворот событий знаменателен, прежде всего, прямым обращением церкви к доктрине светского правозащитного движения, к уважению и защите фундаментальных прав человека, в первую очередь права на жизнь. Эти идеи попадают на благодатную почву, ибо американское общество основано на религиозных и этических началах, которые делают его восприимчивым к моральным аргументам, особенно к позиции церкви.

Особая заслуга в активизации усилий католической церкви, направленных против смертной казни, принадлежит папе римскому Иоанну Павлу II. Еще в ноябре 1998 года в своем Рождественском послании впервые в истории современной церкви он публично выступил против казней, призвал покончить с ними и тем самым защитить право на жизнь; он также призвал объявить в 2000 году всемирный мораторий на исполнение смертных приговоров.

27 января 1999 года, выступая в Сент-Луисе (США), понтифик вновь заявил, что растущее признание человеческой жизни есть знак надежды на то, что оно не исчезнет даже в тех случаях, когда кто-то совершает большое зло. Современное общество, по его убеждению, обладает достаточными средствами для самозащиты, чтобы отказывать преступнику в возможности исправления. «Поэтому, – заявил понтифик, – я призываю положить конец смертным казням как наказанию, чрезмерно жестокому и не являющемуся необходимым».

В канун 2000 года в традиционном обращении к верующим Папа римский снова призвал католиков добиваться отмены смертной казни. Он сказал, что отныне каждый раз, когда кого-то помилуют или в какой-либо стране отменят смертные приговоры, Колизей в Риме будет освещаться золотистыми лучами в течение двух дней. Для пропаганды борьбы с насилием Колизей избран не случайно – на протяжении веков на его арене проливали кровь людей, ставших жертвами низменных инстинктов толпы.

В те же дни в Нью-Йорке выступил официальный представитель святого престола в ООН папский нунций Ренато Мартино. Он заявил: «Популистская эксплуатация чувства страха или незащищенности людей не может служить серьезным аргументом; преступность в значительной мере будет побеждена всесторонними воспитательными мерами, эффективной работой полиции, политикой, направленной на выявление и ликвидацию коренных причин правонарушений. Наказание должно обезопасить общество, должно быть пропорционально содеянному, но оно не должно лишать преступника возможности стать полезным членом общества». Как видно, в подходах и оценках католической церкви проявились не только определенная новизна традиционных для духовенства альтруистических воззрений, но и восприятие криминологической аргументации, получающей все более широкую научную базу и признание.

12 марта 2000 года Иоанн Павел II сделал в известном смысле историческое заявление, признав во время покаянной службы («Меа culpa») прегрешения католической церкви. Фактически он пересмотрел роль католической церкви в мировой истории последних двух тысячелетий. В этот день он принес «коллективное покаяние» в грехах, совершенных католической церковью за всю историю ее существования. Среди них и покаяние в нетерпимости и насилии, в прегрешениях против человеческого достоинства, а также в прегрешениях против прав личности.

Растущая в Америке и Европе религиозная оппозиция является важным вкладом в мировое аболиционистское движение. Религиозный протест против смертной казни все больше укрепляет этическое неприятие этой меры наказания. В 2005 году более 1000 лидеров разных религиозных конфессий призвали положить конец применению казней.

Если католическая церковь все более активно поддерживает новации светских властей, касающиеся последовательного ограничения смертной казни, то на другом полюсе остается духовенство исламских стран, укрепляющее всесилие шариатского суда. В итоге, отношение различных религиозных учений к проблеме смертной казни рисует достаточно мрачную картину ужесточения этого противостояния. Клерикалы стремятся взять под контроль всю систему правоохранительных органов и отправления правосудия. Поэтому, как показывает ситуация в Саудовской Аравии, в Иране и других мусульманских странах, рассчитывать на либерализацию позиций духовенства в сколь-либо близкой перспективе не приходится. В этом отношении подход католической церкви знаменует не только трансформацию религиозной доктрины, но и надежды на более широкое переосмысление гуманистических представлений о ценности человеческой жизни, значимости фундаментальных прав человека в современном обществе.

Возвращаясь к хронологии опросов, отметим, что в конце 90-х годах маятник общественного мнения в США изменил направление хода – началось последовательное и повсеместное снижение числа сторонников смертной казни. Опрос, проведенный в 2000 году газетой «Los Angeles Times», показал, что в Калифорнии, например, с 1990 по 2000 год число сторонников смертной казни уменьшилось с 78 до 58 %.

По итогам общенационального опроса, проведенного в апреле 2001 года газетой «USA Today», поддержка этой меры среди населения страны снизилась до 59 %; спустя три недели другой национальный опрос, проведенный телекомпанией ABC News, показал, что 51 % американцев выступают за установление моратория на казни (это был самый высокий показатель противников смертной казни за истекшие 20 лет); одновременно 45 % отметили, что предпочитают в качестве альтернативы пожизненное лишение свободы без права на досрочное освобождение. Но самое примечательное состоит в том, что поддержка смертной казни не выросла даже после потрясших страну событий 11 сентября 2001 года.

К объяснению причин такой метаморфозы общественного мнения еще предстоит обратиться, а пока важно отметить два принципиальных момента. Во-первых, несмотря на общую тенденцию к смягчению ригоризма общественного сознания, жители разных штатов относятся к смертной казни по-разному и в целом поляризация мнений сохраняется. Во-вторых, предложение альтернативной меры наказания существенно меняет пропорцию оценок и дает куда более достоверное представление о состоянии общественного мнения.

Надо сказать, что в последние годы в США довольно быстро растет число сторонников альтернативных смертной казни мер наказания – пожизненного лишения свободы без права на досрочное освобождение либо с правом досрочного освобождения после отбытия, как правило, 25 лет, а по законам Техаса, например, после отбытия 40 лет. Если же к альтернативе смертной казни в виде пожизненного заключения без права на досрочное освобождение добавляется еще и обязанность осужденного возместить причиненный ущерб семье погибшего, то уровень поддержки смертной казни среди населения в целом снижается до 50 %.

По данным ряда исследований, поддержка смертной казни во многих штатах в этом случае снижалась еще более интенсивно (до 43 %, а в некоторых штатах – до 25 %). В Мичигане, например, где смертная казнь была запрещена еще 160 лет назад, опрос, проведенный 19 мая 2001 года газетой «Detroit Free Press», показал, что за смертную казнь высказались лишь 35 % опрошенных, тогда как 53 % предпочитают пожизненное заключение без права на досрочное освобождение и возмещение ущерба, причиненного семье погибшего.

Опрос, проведенный 25 марта 2002 года Zogby International в столице штата Нью-Йорк, показал, что смертную казнь как наказание за умышленное убийство здесь поддерживают 55 %; 42 % опрошенных являются ее противниками. Когда же респондентам была предложена альтернатива в виде пожизненного лишения свободы без права на досрочное освобождение, то эту меру назвали 67 % и лишь 27 % предпочтительным назвали наказание в виде смертной казни. Близкие результаты показали аналогичные опросы, проведенные в 2001 году в Огайо, Флориде и других штатах страны.

Данные об огромных расходах на приведение смертных приговоров в исполнение до последнего времени оставались вне поля зрения общественности и лишь сравнительно недавно привлекли к себе внимание. Как показали опросы, проведенные в Нью-Йорке и других штатах, число сторонников смертной казни сокращалось с 72 до 56 %, когда респондентам сообщали, что казнь обходится налогоплательщикам намного дороже, чем пожизненное содержание таких осужденных в местах заключения.

Явно недостаточная информированность общественного мнения о различных аспектах смертной казни – явление, как отмечалось, повсеместное. Обывательские представления об ее необходимости не отличаются глубиной и знанием предмета. В странах с тоталитарным режимом табу на любую информацию о смертной казни всегда было традиционным. Для США, наоборот, всегда была характерна уникальная ситуация открытости и доступности любой информации по этой проблеме, будь-то число казней в стране или штате, данные об «очереди смертников», о личности осужденных, намеченных датах казни, правилах и способах исполнения приговора и т. п. Помимо разноплановой статистической информации, регулярно публикуемой Бюро уголовной статистики, министерства юстиции США, общественные организации, исследователи, да и просто любой гражданин в любое время могут пользоваться различными материалами, которые публикует Информационный центр по проблемам смертной казни. Другое дело, насколько эта информация востребована обывателем.

Как и многие другие политико-правовые институты США, институт смертной казни в США не избежал серьезных технологических изменений, которые в последние 15–20 лет затронули все другие сферы жизни американского общества. Стремительная эволюция Интернета, например, создала широкие возможности изучения проблемы смертной казни и наблюдения за развитием событий для массового пользователя сети; множество ежедневно обновляющихся сайтов дает американцам всестороннюю информацию по этой проблеме, оказывая заметное влияние на изменение общественных умонастроений, переосмысление роли смертной казни в деле борьбы с преступностью. Еще в 2000 году, отражая меняющиеся настроения американцев, журнал «Newsweek» вынес на обложку номера огромный заголовок: «Переосмысливаем смертную казнь».

Невозможно переоценить меру влияния на массовое сознание телевидения и кино. В первую очередь это относится к таким сразу же ставшим бестселлерами фильмам, как «Dead Man Walking», «Paradise Lost», «A Time to Kill», «Green Mile», «Last Dance», «The Child Murders at Robin Hood Hills», «The Chamber» и др.

К концу 90-х годов в США стали разворачиваться события, весьма серьезно изменившие общественную атмосферу вокруг института смертной казни. Среди факторов, в наибольшей мере повлиявших на значительное изменение общественных настроений, стало распространение информации о вскрытых судебных ошибках, нарастающем числе необоснованно приговоренных к смертной казни и спустя долгие годы освобожденных из тюрем, где содержались «смертники».

Периодически появляющиеся в прессе и на телевидении новые данные об освобожденных из «очереди смертников» в связи с необоснованностью обвинения вызывали все более сдержанное отношение к смертной казни среди широких слоев населения страны, причем этот процесс развивался довольно быстро и приобретал необратимый характер.

Опросы, регулярно проводимые средствами массовой информации, показали, что 2/3 американцев выступают за приостановление приведения в исполнение смертных приговоров до тех пор, пока не будет полностью доказана справедливость обвинения и жалобы осужденных не будут пересмотрены. Не случайно, обобщая итоги опросов и оценивая перспективы смертной казни, газета «New York Times» констатировала: «Время этой идеи прошло».

В самом деле, уже к началу 2000 года число сторонников смертной казни в стране впервые за 20 лет резко сократилось; в Калифорнии, например, за установление моратория на исполнение смертных приговоров высказалось 73 % населения; общественное движение за введение такого моратория быстро набирало силу и в других штатах – Мэриленде, Огайо, Индиане. Законодатели штата Небраска, например, еще весной 1999 года проголосовали за установление двухлетнего моратория на казни, однако губернатор наложил вето на этот законопроект; чтобы преодолеть вето, не хватило всего лишь трех голосов. Тем не менее активисты движения против смертной казни добились создания специального фонда и выделения 160 млн долларов на изучение в течение двух лет уголовных дел, по которым суды штата вынесли смертные приговоры.

Наиболее мощное аболиционистское движение сформировалось в Калифорнии, Иллинойсе и Нью-Йорке. В январе 2000 года губернатор Иллинойса Джордж Райан объявил о введении моратория на исполнение смертных приговоров. Он принял это решение после того, как был освобожден тринадцатый по счету необоснованно осужденный (Э. Портер провел в тюрьме 15 лет и был освобожден в связи с доказанной невиновностью за два дня до казни!). «Я не могу, – заявил губернатор, – поддерживать систему, допускающую количество ошибок, которое привело к бесконечному кошмару, когда государство убивает невиновных».

Введение моратория в Иллинойсе получило огромный резонанс. Как отмечал журнал «Newsweek», сначала казалось, что это событие одного дня, однако уже вскоре стало ясно, что это одно из важнейших событий года в истории всей страны. Действительно, за короткий отрезок времени политический климат в стране резко изменился, активисты движения за мораторий в национальном масштабе наращивали усилия, в это движение включились и сами ошибочно осужденные. Как отмечали наблюдатели, все больше зрело ощущение реального прогресса на этом пути, все сильнее общественное мнение поворачивалось против казней.

18 декабря 2000 года в Нью-Йорке Генеральному секретарю ООН было вручено обращение по поводу установления всемирного моратория на казни – его подписали 3,3 млн человек из 146 стран, включая, разумеется, и самих американцев.

8 новое тысячелетие США вступали уже с новым президентом – убежденным сторонником смертной казни. Дж. Буш еще недавно хвастался тем, что за всю историю США ни один губернатор не санкционировал такого числа казней. Не случайно впервые в истории страны во время церемонии инаугурации президента произошли бурные протесты и стычки с полицией активистов правозащитных организаций, не без основания опасавшихся нового всплеска казней.

При прогнозировании дальнейшего развития ситуации отмечалось, что, несмотря на личный «вклад» Дж. Буша в распространенность смертной казни в стране, число казней будет сокращаться, ибо ситуация в мире за последнее время резко изменилась и США уже не смогут столь грубо и демонстративно дистанцироваться от мирового аболиционистского движения. Последующие события подтвердили обоснованность такого прогноза – число казней, как уже отмечалось, ежегодно сокращалось; при этом последовательно снижалось количество смертных приговоров, что подтверждало весьма существенные изменения умонастроений в американском обществе.

9 апреля 2002 года правозащитные организации в США и за рубежом отметили знаменательное событие – в этот день из «очереди смертников» был освобожден 100-й необоснованно осужденный к смертной казни.

Аболиционистское движение внутри страны к этому времени все больше крепло и консолидировало мощные политические силы. 26 июня 2002 года за установление моратория на исполнение смертных приговоров проголосовали члены городского Совета многомиллионного Нью-Йорка (39 против 12) – самого большого из 73 муниципалитетов штата, которые также приняли резолюции, призывающие к прекращению казней до тех пор, пока не будут досконально изучены проблемы обоснованности и справедливости вынесения смертных приговоров.

В сентябре 2002 года произошло еще одно знаменательное событие – губернатор штата Мэриленд Паррис Гленденинг объявил о моратории на исполнение смертных приговоров до получения результатов специального исследования практики применения этой меры в университете штата. И хотя всего через несколько месяцев мораторий был отменен новым губернатором штата, проведенное учеными исследование выявило большое число фактов проявления расового, социального и географического неравенства, а также необоснованных приговоров.

В начале 2003 года страна узнала об уникальном за всю историю США решении губернатора Иллинойса Джорджа Райана о помиловании всех 167 «смертников», ожидавших казни в тюрьмах этого штата. Губернатор принял названное решение 12 января 2003 года – за день до истечения срока своих полномочий. Накануне, 11 января 2003 года, Дж. Райан уже освободил четырех «смертников». Они, как выяснилось, дали признательные показания под пытками полицейских. Остальным 167 осужденным смертная казнь на основании решения губернатора была заменена пожизненным лишением свободы. Дж. Райан сообщил о своем решении в весьма ярких выражениях: «Поскольку система вынесения смертных приговоров в Иллинойсе является деспотичной и капризной, а значит, аморальной, я более не буду пытаться латать дыры в этой машине убийств».

Говоря об индикаторах общественного мнения, следует иметь в виду, что его колебания, его «приливы» и «отливы», не связаны со статистическими изменениями в динамике тяжких преступлений, о которых широкая общественность представления не имеет. Более того, единичное, но редкое по своей жестокости преступление способно, как уже отмечалось, вызвать такое эмоциональное потрясение в общественном сознании, что нередко даже в странах, давно отменивших смертную казнь, активизируется кампания за ее восстановление, и такого рода факты могут резко изменить показатели очередного опроса. Именно поэтому колебания общественного мнения при ретроспективном анализе не всегда поддаются логическому объяснению, и, следовательно, попытки установления корреляционных зависимостей между статистикой преступности и динамикой общественного мнения не могут быть плодотворными.

Так, например, с 1980 по 1985 год число убийств в США сократилось на 25 %, а число сторонников смертной казни, наоборот, увеличилось с 65 до 76 %. Те же параметры общественного мнения зафиксированы, соответственно, в 1987 и в 1991 годах, хотя число убийств в эти годы было абсолютно одинаковым. Еще один пример: к началу 1995 года поддержка смертной казни достигла, как отмечалось, наивысшей отметки (80 %), хотя число убийств к этому периоду заметно уменьшилось.

К началу 2003 года поддержка этой меры наказания в общественном мнении американцев не возросла, несмотря ни на трагедию 11 сентября 2001 года, ни на нашумевшую «бойню снайпера» в конце 2002 года в столичном округе Колумбия и в соседнем Мэриленде.

В 2004 году по настоянию общественности и деятелей уголовной юстиции смертная казнь вновь была отменена в штате Нью-Йорк, где за долгие годы не приводился в исполнение ни один смертный приговор.

Регулярные опросы населения продолжали регистрировать все более заметное снижение уровня поддержки смертной казни в обществе, все больший скептицизм людей относительно сдерживающих возможностей этой меры наказания. Опросы Гэллапа, проведенные в мае 2003 и в мае 2004 годов, показали, что, по мнению 62 % опрошенных, смертная казнь не способна удержать от совершения убийства; лишь 55 % американцев считают, что смертная казнь назначается «справедливо».

В этот период, как отмечалось, продолжала расти и поддержка альтернативной меры наказания в виде пожизненного заключения без права досрочного освобождения. В 2003 году за нее высказались 44 %, в 2004 году – 46 % (еще десять лет ее поддерживало лишь около 30 % опрошенных). Если же такой альтернативы в ходе опроса не предлагалось, поддержка смертной казни в 2004 году доходила до 71 %. Однако спустя полтора года и этот показатель, как показал опрос Гэллапа в октябре 2005 года, снизился до 64 % (самый низкий показатель с 1977 г.).

По-своему интересны и результаты опроса, проведенного в 2005 году компанией CBS News. На вопрос «Какое из предлагаемых наказаний вы предпочитаете назначать за убийство?», 39 % опрошенных назвали смертную казнь; столько же – пожизненное лишение свободы без права досрочного освобождения; 6,0 % – пожизненное или длительное лишение свободы с правом досрочного освобождения. Эти результаты весьма красноречиво подтверждают и общее снижение уровня поддержки смертной казни в американском обществе, и значимость предложения альтернативной меры наказания.

Опросы, проведенные в различных штатах в феврале и в марте 2006 года, подтвердили указанную тенденцию. Против смертной казни высказалось большинство жителей штата Нью-Йорк, а в Калифорнии, например, эту меру поддержало лишь 63 % (в 1986 г. смертную казнь в этом штате поддерживал 81 %, а в 2002 г. – 73 % опрошенных).

Наконец, по данным национального опроса Гэллапа в мае 2006 года, лишь 47 % опрошенных поддержали применение смертной казни за убийство, тогда как 48 % отдали предпочтение пожизненному лишению свободы без права досрочного освобождения. Кроме того, 64 % опрошенных заявили, что смертная казнь не может быть средством сдерживания убийств; 34 % высказали противоположное мнение.

По сравнению с результатами опросов 80-х и начала 90-х годов, когда абсолютное большинство опрошенных поддерживало смертную казнь, считая ее эффективной мерой, сдерживающей рост тяжких преступлений, приведенные данные отражают весьма драматичные изменения в структуре и характере массового сознания американцев. К сказанному добавим, что к концу 2009 года из «очереди смертников» за последние 35 лет были освобождены 139 человек, необоснованно осужденных к смертной казни, и этот фактор в формировании и изменении массового сознания продолжает играть весьма важную роль.

Другим фактором, резко изменившим отношение американцев к практике применения высшей меры наказания, явился, как уже отмечалось, тяжелый финансовый кризис 2009–2010 годов, когда к соображениям психологическим и этическим добавились расчеты и доводы прагматические, связанные с тяжелым бременем расходов по рассмотрению такого рода уголовных дел. В этом отношении данные самых последних опросов общественного мнения весьма красноречивы.

По данным национального опроса, проведенного в 2010 году компанией Lake Research Partners, 61 % американцев при назначении наказания за убийство считают предпочтительным в качестве альтернативы смертной казни назначение пожизненного лишения свободы без права на досрочное освобождение. При этом 65 % опрошенных полагают, что вместо огромных расходов, связанных с применением смертной казни, сэкономленные средства следует направить на развитие системы предупреждения преступности.

Сходные данные показывают и итоги проведенного в том же году опроса Гэллапа, согласно которым 64 % американцев по-прежнему считают необходимым в случае убийства назначать высшую меру наказания и 29 % возражают против ее применения. Когда же в ходе опроса в качестве альтернативы смертной казни предлагается пожизненное заключение без права досрочного освобождения, то распределение опрошенных выглядит принципиально иначе: лишь 49 % выступают за наказание в виде смертной казни, а 46 % – за применение указанной альтернативной меры.

Итак, американцы все больше утрачивают веру в справедливость и эффективность смертной казни, их традиционная вера в целесообразность этой меры наказания все больше уступает место серьезному переосмыслению моральной стороны проблемы. Другое дело, что мнения сторонников смертной казни в стране еще заметно преобладают. Поэтому маловероятно, что в ближайшей перспективе ситуация кардинально изменится, «если только мы не станем свидетелями каких-либо непредвиденных событий, способных в корне изменить общественное мнение». Скорее всего, на ближайшее будущее смертная казнь как составная часть американской уголовно-правовой системы еще сохранится.

В подтверждение сказанного сошлемся на заявление посла США Майкла Геста, которое он сделал 8 октября 2010 года на сессии Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) по вопросу о смертной казни: «Разумеется, Соединенные Штаты осведомлены о спорах вокруг применения смертной казни – интенсивные дебаты по этому вопросу продолжаются у нас по всей стране. На протяжении многих лет в США не ослабевает внимание к основополагающему праву пользоваться справедливым обращением в соответствии с законом. Именно поэтому у нас существует такая сильная система надлежащего судебного разбирательства, и обвиняемый имеет право быть судимым беспристрастным и объективным жюри присяжных, состоящим из равных ему по статусу людей, независимо от его социально-экономического или политического положения.

Для нас смертная казнь является крайней мерой. Она применяется редко, только в случаях особо тяжких преступлений и только после того, как надлежащий юридический процесс был проведен исчерпывающим образом.

Я хотел бы отметить, что смертная казнь не запрещена ни одним из положений международного права и что она не нарушает никаких обязательств в рамках ОБСЕ. Ее легитимность признается Международным пактом о гражданских и политических правах; в нашей стране право принимать решения по этому вопросу принадлежит по Конституции отдельным штатам. Следовательно, США имеют право поддерживать институт смертной казни или выступать против него, а отдельные штаты, которые составляют нашу страну, и люди, которые проживают в этих штатах, имеют право решать, следует ли прибегать к смертной казни.

Как и во всех демократиях, власть правительства США проистекает из согласия граждан, и только их голосом может быть отменена смертная казнь. У нас в США нет элиты, которая могла бы объявить высшую меру наказания запретной темой для всенародного обсуждения и принятия решения, притом что опросы общественного мнения свидетельствуют о значительной поддержке смертной казни в определенных обстоятельствах».

Комментарии к этому заявлению, вероятно, излишни, ибо уже довольно подробно здесь говорилось и о «сильной системе надлежащего судебного разбирательства» и об «объективности жюри присяжных». В данном контексте следует лишь обратить внимание на поддержку общественного мнения как основного фактора, на который ссылаются власти США, когда речь заходит об отмене смертной казни.

4. Япония. Миф о превентивных возможностях смертной казни, о способности этой меры наказания устрашить и удержать от совершения преступления других потенциальных преступников издавна поселился в общественной психологии, и в этом отношении общественное сознание японцев вовсе не является чем-то уникальным.

Смертная казнь издавна стала одним из элементов национальной культуры, а от исторически сложившихся атрибутов общественной жизни в Японии отказываться не принято. Тем не менее еще с начала 90-х годов в стране развернулась довольно оживленная дискуссия вокруг проблемы смертной казни; у этой дискуссии были свои «приливы» и «отливы», которые сопровождались всплеском полярных эмоций – в зависимости от особенностей сложившейся в данный момент политической конъюнктуры и состояния криминальной ситуации в стране.

В научных кругах единой позиции по этой проблеме тоже не существует. Сторонники отмены смертной казни опираются на гуманистические концепции, отсутствие эффективности общей превенции, а также на необратимый характер этой меры в случае возможной судебной ошибки. Противники отмены этой меры наказания исходят из концепции справедливости. Среди них наиболее ортодоксальными являются взгляды известных японских правоведов Сугиямы и Вати, отмечающих, что «смертная казнь – это такое уголовное наказание, которое лишает преступника жизни и навечно запрещает его социальное существование. Оно стимулирует человеческий инстинкт сохранения жизни, обладает мощным потенциалом устрашения против преступных деяний, а вместе с тем позволяет рассчитывать на силу сдерживания и высоко эффективно в качестве общей превенции; однако это наказание не дает результата в воспитании преступника».

Похоже, в научной полемике эта позиция пока еще преобладает, тем более что японская уголовно-правовая доктрина до сих пор ориентирована на классические европейские концепции XVIII–XIX веков, совпадающие с некоторыми «азиатскими ценностями», но противоречащие аргументам современного аболиционистского движения. Учитывая, что основным компонентом таких «азиатских ценностей» является конфуцианство, проблема смертной казни в Японии, как и в других азиатских странах, связывается, прежде всего, с идеями справедливости и возмездия.

Так или иначе, поскольку все аргументы «за» и «против» универсальны и давно известны, дискуссия в обществе ходит по кругу и в основном носит эмоциональный и умозрительный характер, тем более что информация о реальном положении дел в этой сфере от общества всячески скрывается, а вся практика применения и особенно исполнения смертной казни, как уже отмечалось, окутана завесой секретности.

Умозрительный характер этой дискуссии связан и с тем, что специальных исследований эффективности применения смертной казни японскими криминологами практически не проводилось; здесь нет того массива научной информации по этой проблеме, который был накоплен в ходе многочисленных исследований в США, Великобритании, Канаде, ЮАР и в других странах. Вероятно, объективной причиной такой ситуации служит отсутствие достоверных статистических данных о числе смертных приговоров и казней, которые позволяли бы судить о наличии или отсутствии влияния этой меры на динамику преступности в целом и особенно на динамику убийств. А из тех данных, которые известны, можно констатировать лишь то, что в течение нескольких послевоенных десятилетий число смертных приговоров и казней постоянно сокращается, а число убийств практически не растет.

Противники и сторонники отмены смертной казни интерпретируют этот статистический факт по-разному. Наиболее информированные ученые из числа сторонников отмены смертной казни, ссылаясь на исследования американских криминологов, высказывают предположения, что в Японии смертная казнь не оказывает сдерживающего влияния на преступность.

Среди весьма немногочисленных эмпирических исследований, проведенных японскими учеными, можно назвать анализ факторов преступности, сделанный в 1992 году Мацумурой и Текеучи. Ученые установили, что ни количество арестов, ни казни не оказывают сколь-либо существенного воздействия на уровень преступности, но зато безработица напрямую связана с ростом убийств. Поддерживая этот вывод в принципе, нельзя все же не сказать о том, что единичный характер казней ставит под сомнение не только достоверность результатов, но и саму возможность расчета каких-либо статистических корреляций.

Сторонники смертной казни критически относятся к выводам Т. Селлина, Э. Саттерленда и других американских ученых об отсутствии корреляции между применением этой меры и динамикой убийств. Они убеждены в том, что эти выводы никак не могут быть распространены на криминологическую ситуацию в Японии, условия которой существенно отличаются от условий США, а также от условий, в которых смертная казнь отменялась, скажем, в Германии или в Италии. Угроза казни, по их убеждению, настолько важный фактор, что она сама по себе удерживает потенциальных преступников от совершения преступления.

Означает ли сохранение смертной казни, что японские деятели юстиции и политики верят в эффективность этой меры? Скорее всего, на этот вопрос следует ответить отрицательно, ибо, как заметил видный английский исследователь Роджер Худ, тот факт, что некоторые страны сохраняют смертную казнь, но редко казнят преступников, является доказательством их веры в символическую силу смертной казни для сдерживания или пресечения тяжких убийств.

С 1953 года в Японии проводятся опросы по проблеме применения смертной казни. За прошедшие годы университетами страны, редакциями газет, а также Канцелярией правительства проведено около 30 опросов, различающихся по охвату опрошенных, возрастным группам, профессиональной принадлежности, а также по методике опроса.

Что показывают эти опросы? Их результаты существенно разнятся по числу сторонников и противников смертной казни, но во всех случаях преобладает поддержка необходимости сохранения этой меры. Наиболее высокий уровень такой поддержки был зафиксирован при опросе, проведенном газетой «Асахи» в 1982 году, – он составил 76 %; максимальный показатель противников смертной казни при опросе, проведенном Ассоциацией адвокатов в 1991 г., составил 45,8 %. Один из последних опросов, проведенных Канцелярией правительства в 1999 г., показал, что за отмену смертной казни высказалось лишь 8,8 %, тогда как в поддержку этой меры – 76, 3 % опрошенных.

Известно, что при принятии тех или иных политических решений инициируемые властями страны опросы не ограничиваются такой целью, как зондаж общественного мнения. Нередко такие опросы проводятся тогда, когда власти не хотят брать на себя ответственность за принимаемые решения и как бы делятся ею с обществом. В результате создается видимость ситуации, при которой власти были вынуждены принимать (или не принимать) то или иное решение «с учетом общественного мнения населения страны». Не менее известным является и другой способ манипуляций общественным мнением, когда публикуемые итоги опросов, инициированных властью, представляют собой не что иное, как желание власти показать и навязать обществу ее собственное мнение.

У японских правительственных чиновников есть широкий простор для манипулирования сознанием граждан. Инициированные правительством социологические опросы – это, вообще говоря, фантом, одно из средств ресурсного обеспечения для такого рода манипуляций. Поэтому вовсе не случайно во всех опросах, проведенных Канцелярией правительства, уровень поддержки смертной казни всегда был значительно выше, чем при опросах, проведенных университетами, правозащитными организациями или же средствами массовой информации.

Так, при опросе, проведенном Канцелярией правительства в 1997 году, уровень поддержки смертной казни составил 73,8 %, а против ее сохранения высказались 13,6 %. Между тем опрос, проведенный в том же году газетой «Асахи», дал совсем иные результаты – сторонники смертной казни составили 40,2 %, а противники этой меры – 47,2 %. Высокий уровень поддержки смертной казни, который дают итоги опросов, проводимых Канцелярией правительства, обеспечивается тривиальной постановкой вопросов и ответов, заведомо ущербной с точки зрения методики опросов («за» или «против»).

Предложение альтернативы, как уже отмечалось, само по себе дает другие, а главное, куда более достоверные, итоги опроса. Это типичная ситуация для подобных опросов, проводимых в любой стране: чем выше социологическая культура опроса, тем достовернее его результаты. Однако половина всех проведенных в Японии опросов строилась именно на такой безальтернативной основе. Неправительственные организации, которые проводят такие опросы, стараются детализировать суть вопроса и предлагают разные варианты ответов. Такие опросы дают качественно иную картину состояния общественного мнения. Основной результат этих опросов состоит в том, что и сторонники смертной казни, и противники ее сохранения не хотят радикальных и, главное, поспешных решений.

С одной стороны, сторонники этой меры вовсе не за то, чтобы навсегда сохранить ее; с другой стороны, противники смертной казни вовсе не хотят немедленной отмены этой меры. Японцы, как отмечает П. Шмидт, «народ суперконсервативный», и потому в обеих группах две трети, отвечая на вопрос о будущем смертной казни, высказываются именно за постепенную отмену этой меры наказания.

Следует отметить, что с ноября 1989 по март 1992 года в Японии de facto действовал мораторий на исполнение смертных приговоров. Причина такой ситуации, как отмечалось в японской печати, вовсе не была связана ни с изменениями в позиции правительства, ни с положением дел в сфере борьбы с преступностью, ни с реакцией на инициативы правозащитных организаций. Дело в том, что в этот период все три последовательно сменявших друг друга министра юстиции отказывались подписать приказы о приведении смертных приговоров в исполнение. И вовсе не потому что они были убежденными противниками смертной казни, а потому что просто «не решались брать на себя ответственность и лишать людей жизни, пусть и от имени государства». Однако их противники настояли на том, что «личные мнения министров не должны приниматься во внимание», и казни в стране возобновились.

В Японии, в отличие от США, все, что так или иначе связано с исполнением смертных приговоров, полностью окутано завесой секретности. По давней традиции правительство отказывается раскрывать реальное положение дел в этой сфере, ссылаясь на то, что данные о числе казненных приводятся в ежегодных отчетах Министерства юстиции. С середины 90-х годов в ответ на усиливающуюся критику со стороны национальных и особенно международных правозащитных организаций власти Японии в лице Министерства юстиции и Верховного суда, выступая за сохранение смертной казни, время от времени демонстрируют готовность идти навстречу требованиям о снятии завесы секретности с практики исполнения смертных приговоров. Но правительство и министры юстиции меняются так часто, что спрашивать о выполнении обещаний уже не с кого.

Зная преобладающие в обществе настроения, японские власти весьма вяло реагируют на любые призывы покончить со смертной казнью. Из наиболее массовых акций такого рода можно назвать, например, митинг противников смертной казни в 1992 году в Токио, на котором звучали призывы повсеместно отпраздновать 1000 дней, в течение которых Япония жила без казней (с 1989 по март 1992 года). Тогда за продление моратория выступали многие политические деятели и видные деятели уголовной юстиции, однако правительство, ссылаясь на мнение большинства населения страны, игнорировало такие призывы, и исполнение смертных приговоров в Японии возобновилось, причем только за один первый год было совершено семь казней.

Подписавший в апреле 1992 года приказ о проведении первых трех казней министр юстиции М. Готода заявил в парламенте, что порядок и законность в стране не могут поддерживаться, если министр по личным мотивам будет отказываться приводить в исполнение приговор, вынесенный судом на основании действующего в стране закона. Сменивший М. Готоду в 1993 году А. Микадзуки поддержал позицию своего предшественника. Хотя «это очень тяжело и больно с человеческой точки зрения», заявил новый министр, но он все же будет уважать решения суда и намерен подписывать приказы о приведении в исполнение вынесенных смертных приговоров, так как иной подход противоречил бы закону.

Эту же линию поддерживали и министры юстиции в других кабинетах. Так, на пресс-конференции в июле 1996 года министр юстиции Японии Р. Нагао – первая женщина, подписавшая смертный приговор, – заявила: «В нынешней обстановке, когда продолжают совершаться ужасные преступления, подавляющее большинство людей заявляют, что они хотели бы, чтобы смертная казнь сохранилась. Я считаю, что должна выполнять свои обязанности, учитывая эти чувства населения».

Возобновление практики казней послужило сигналом для активизации противников этой меры. В 1994 году в японском парламенте была сформирована депутатская группа (чаще ее называют парламентской Лигой за отмену смертной казни), поставившая перед собой задачу установления в стране моратория на исполнение смертных приговоров. Требуя большей гласности, они вместе с правозащитниками настаивают на том, что открытость в исполнении смертных приговоров позволит общественности осознать архаичность наказания в виде смертной казни и что в условиях демократии эта мера не должна рассматриваться как проявление воли информированного большинства населения страны. Однако деятельность этой группы, насчитывающей лишь 15 % парламентариев, блокируется абсолютным большинством, которое составляют и, вероятно, еще долго будут составлять в парламенте сторонники смертной казни.

Более активной и потому известной в стране является деятельность таких аболиционистских организаций, как Национальная ассоциация юристов, японское отделение «Международной амнистии» и «Форум-90». Именно активисты «Форума-90» подготовили документы и выступления для проведенного в 2001 году первого Международного конгресса против смертной казни. Основные положения подготовленного ими доклада легли в основу острой критики японского правительства на проходившей одновременно с конгрессом сессии Парламентской Ассамблеи Совета Европы (напомним, что Япония приглашена в Совет Европы в качестве страны-наблюдателя). Реакцией на эту критику послужил семинар в мае 2002 года, который проводил Комитет по законодательству японского парламента совместно с представителями ПАСЕ и Лигой за отмену смертной казни, где обсуждались перспективы сотрудничества с целью установления моратория на казни.

Этот семинар, конечно, нисколько не приблизил указанные перспективы, он явился всего лишь актом вежливости и формальным подтверждением желания японской стороны развивать сотрудничество с ПАСЕ. Единственно значимым моментом этого семинара стало выступление Сакаи Менда, который провел в тюрьме 33 года, в том числе 6 лет в камере смертников, до того как в 1983 году был оправдан и освобожден в связи с пересмотром уголовного дела. С. Менда стал, кстати говоря, первым (но не последним), кто вышел на свободу после осуждения к смертной казни.

22 ноября 2002 года Национальная ассоциация юристов совместно с парламентской Лигой аболиционистов представили в парламент страны предложения и рекомендации, призывающие к проведению широких общественных дебатов по устранению секретности, окружающей все, что связано со смертными приговорами, и к установлению моратория на казни. Согласно подготовленным ими проектам решения парламента, предлагалось внести изменения в уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, регламентирующее порядок рассмотрения и апелляций по делам о преступлениях, наказуемых смертной казнью, а также создать при правительстве страны специальный комитет по контролю за рассмотрением такого рода дел с участием представителей Национальной ассоциации юристов и Лиги парламентариев-аболиционистов.

Намерения европейских парламентариев убедить японское правительство отказаться от смертной казни выглядят чрезмерно оптимистичными. Когда же речь заходит о политическом давлении и прямых угрозах ПАСЕ, то такого рода попытки воздействия на парламент и власти Японии кажутся и вовсе наивными. Японцы – народ исключительно вежливый, даже когда они решительно не согласны с партнерами, но это не та страна, с которой можно разговаривать тоном политического или, тем более, экономического диктата, не та страна, которую можно запугать, например, потерей статуса наблюдателя в Совете Европы. Португальцы открыли Японию для Европы еще в 1542 году, но, похоже, представления европейцев об особенностях психологии и культуры японцев еще не в полной мере осмыслены.

Несмотря на то, что в 1979 году Япония ратифицировала Международный пакт о гражданских и политических правах, сменявшие друг друга правительства страны, не меняя набора аргументов, последовательно игнорируют призывы международных организаций к отмене смертной казни. Еще в 1982 году на заседании Комитета Генеральной Ассамблеи ООН представитель Японии заявил: «Большинство населения страны поддерживает сохранение смертной казни, особенно за совершение чудовищных преступлений, и считает, что она является эффективным сдерживающим средством».

В 1991 году Генеральная Ассамблея ООН приняла Второй протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах, целью которого является отмена смертной казни, и лишь две страны голосовали против этого решения – США и Япония. В парламенте Японии были названы следующие причины такого решения: