Когда «Юнион Джек» появляется на реях фрегата, Якоб де Зут точно знает: «Это война, и она — здесь». Его удивили странности, которыми сопровождалась встреча баркаса и двух сампанов, но теперь все ясно и понятно. Директор ван Клиф и Петер Фишер похищены. Под Сторожевой башней Дэдзима все еще пребывает в сладком неведении: никто ничего не знает о случившемся на спокойной воде залива. Группа торговцев входит в дом Ари Грота, и радостные охранники отпирают долго простаивающее без дела здание таможни у Морских ворот. Перед тем как спуститься, Якоб еще раз осматривает бухту в подзорную трубу. Встречавшие баркас лодки возвращаются в Нагасаки. Гребцы так работают веслами, словно их жизни зависят от скорости. «Нам придется идти с этим, — понимает Якоб, — в магистратуру». Он сбегает зигзагом по деревянным ступеням, мчится к Длинной улице, отвязывает язык колокола и звонит со всей силы.

За овальным столом в Парадном зале Дэдзимы сидят восемь европейцев: чиновники Якоб де Зут, Понк Оувеханд, доктор Маринус и Кон Туоми и матросы Ари Грот, Пиет Баерт, Вибо Герритсзон и молодой Иво Ост. Илатту устроился под гравюрным портретом братьев де Вит. В последние пятнадцать минут настроение каждого прошло долгий путь: радость через неверие скатилась к непониманию и печали. «Пока мы не сможем добиться освобождения директора ван Клифа и заместителя директора Фишера, — говорит Якоб, — я решаюсь на то, чтобы взять на себя руководство Дэдзимой. Подобное самоназначение нигде и никем не регламентировано, и я готов занести все возражения в журнал фактории безо всякой обиды. Но наши хозяева захотят иметь дело только с одним директором, не с восемью, и мой ранг сейчас самый высокий».

— Ibant qui poterant, — провозглашает Маринус, — qui non potuere cadebant.

— Назначением де Зута исполняющим обязанности директора, — Грот откашливается, — довольны, значит, все.

— Благодарю вас, господин Грот. А что скажете насчет исполняющего обязанности заместителя директора Оувеханда?

Переглядывания и кивки сидящих за столом утверждают и это назначение.

— Это самое странное продвижение по службе, какое только может быть, — заявляет Оувеханд, — но я согласен.

— Мы должны рассматривать эти назначения как временные, но сейчас, прежде, чем инспекторы магистрата загромыхают по этой лестнице, я хочу, чтобы мы приняли единое решение, поименно: мы приложим все силы, чтобы не допустить захвата Дэдзимы?

Европейцы согласно кивают, кто-то воинственно, кто-то не очень.

— Они пришли сюда, чтоб захватить факторию? — спрашивает Иво Ост.

— Мы можем только догадываться об этом, господин Ост. Возможно, они ожидали увидеть здесь торговый корабль, полный меди. Возможно, они нацелены на грабеж наших складов. Возможно, они захотят получить жирный выкуп за заложников. Фактов у нас пока недостаточно.

— Это оружия у нас недостаточно, — говорит Ари Грот, — вот что беспокоит меня. Сказать «приложить все силы, чтобы не допустить захвата Дэдзимы» — да, это хорошо, но как? Чем будем отбиваться? Моими кухонными ножами? Ланцетами доктора? Каким оружием?

Якоб смотрит на повара.

— Голландским коварством.

Кон Туоми поднимает руку, протестуя.

— Прошу прощения, — продолжает Якоб. — Голландским и ирландским коварствами… и готовностью. И посему, господин Туоми, пожалуйста, проверьте, чтобы пожарные помпы работали исправно. Господин Оувеханд, пожалуйста, организуйте почасовую вахту на Сторожевой башне во время…

Торопливые шаги доносятся с главной лестницы.

Переводчик Кобаяши входит и оглядывает сидящих за столом.

Тучный инспектор стоит за его спиной в коридоре.

— Магистрат Широяма посылает инспектора, — говорит Кобаяши, не зная, к кому обращаться, — по поводу серьезного инцидента… произошедшего в бухте. Магистрат желает обсудить его без промедления. Магистрат посылает за самым высоким по рангу иностранцем. — Переводчик сглатывает слюну. — Потому инспектору нужно знать, кто этот самый высокий по рангу иностранец?

Шесть голландцев и один ирландец смотрят на Якоба.

Чай — холодная сочная зелень в гладкой белой чашке. Переводчики Кобаяши и Ионекизу — они сопровождают исполняющего обязанности директора де Зута в магистратуре — оставили его в коридоре под наблюдением двух чиновников. Те не догадываются о том, что голландец их понимает, и пускаются в обсуждение зеленых глаз иностранца, виня в этом мать, которая ела слишком много зеленых овощей. Спокойная атмосфера, которая, Якоб помнит, царила во время прошлогоднего визита в магистратуру с Ворстенбосом, полностью переменилась из-за утренних событий: крики солдат доносятся из казарм, на точильных камнях затачиваются мечи, мельтешат слуги, шушукаясь о возможном развитии событий. Появляется переводчик Ионекизу:

— Магистрат готов принять вас, господин де Зут.

— И я готов, господин Ионекизу, но… не приходили свежие новости?

Переводчик неопределенно качает головой и ведет де Зута в Зал шестидесяти циновок. Примерно тридцать советников сидят, образуя подкову, в два, а где и в три ряда вокруг магистрата Широямы, который расположился на возвышении: под ним дополнительная циновка. Якоба проводят к центру. Мажордом Кода, инспектор Суруга и Ивасе Банри — эти трое сопровождали ван Клифа и Фишера к голландскому кораблю — стоят на коленях в ряд с одной стороны. Все трое бледны и охвачены тревогой.

Пристав провозглашает: «Дэдзима но Дазуто — сама».

Якоб кланяется.

Широяма говорит на японском:

— Благодарю вас за столь быстрое прибытие.

Якоб встречается взглядом с ясными глазами этого сурового человека и кланяется вновь.

— Мне передали, — говорит магистрат, — что вы теперь немного понимаете на японском.

Подтвердить фразу — значит объявить о своем скрытном обучении и лишиться тактического преимущества. «Но отрицание, — думает Якоб, — вызовет недоверие».

— Каким-то образом я немного понимаю родной язык матери магистрата, да.

Сидящие подковой советники удивленно перешептываются, слыша речь иноземца.

— Более того, — продолжает магистрат, — мне говорили, что вы — честный человек.

Якоб принимает комплимент с легким поклоном.

— Я наслаждался совместными делами, — раздается голос, от звука которого по шее Якоба пробегает холодок, — с исполняющим обязанности директора в прошлогоднем торговом сезоне…

Якоб не хочет смотреть на Эномото, но глаза сами находят владыку — настоятеля.

— …и уверен, что лучшего лидера Дэдзиме не найти.

«Тюремщик. — Якоб сглатывает слюну, кланяясь. — Убийца, лжец, безумец…»

Эномото наклоняет голову набок: ситуация определенно его забавляет.

— Мнение владыки Киоги дорогого стоит, — говорит магистрат Широяма. — И мы торжественно клянемся исполняющему обязанности директору де Зуту: ваши соотечественники будут спасены от ваших врагов…

Якоб и не надеялся на столь безусловную поддержку.

— Благодарю вас, ваша…

— …или мажордом, инспектор и переводчик погибнут при попытке их освобождения, — Широяма смотрит на трех провинившихся чиновников.

— Люди чести, — продолжает магистрат, — не позволят, чтобы украли тех, за кого они отвечают. Для искупления вины, их отвезут на лодке к кораблю грабителей. Ивасе получит разрешение на трех человек, чтобы они могли подняться на корабль и заплатить… — следующее слово у Широяма, должно быть, означает «выкуп», — чтобы отпустили двух… — слово, должно быть, означает «заложники». — Поднявшись на борт, они зарежут капитана спрятанными ножами. Это не Путь Бусидо, но эти пираты заслуживают собачьей смерти.

— Но Кода — сама, Суруга — сама и Ивасе — сама погибнут…

— Смерть очистит их от проявленной… — следующее слово, возможно, «трусость».

«Как может это de facto тройное самоубийство, — Якоб стонет в душе, — помочь что-нибудь решить?!» Он поворачивается к Ионекизу и просит:

— Пожалуйста, скажите Его чести, что англичане — очень злой народ. Передайте, что они не только убьют трех верных слуг его чести, но также и директора ван Клифа и его помощника Фишера.

Зал шестидесяти циновок выслушивает его слова в гробовом молчании, подтверждая, что советники магистрата высказывали это возражение или слишком боялись сказать об этом вслух.

На лице Широямы читается недовольство.

— Что предложит исполняющий обязанности директора?

Якоб чувствует себя подсудимым, который не вызывает доверия.

— Лучшим действием сейчас будет бездействие.

Неожиданность: советник наклоняется к уху Широямы…

Якобу вновь нужен Ионекизу.

— Скажите магистрату, что английский капитан испытывает нас. Он ждет, чтобы увидеть, как японцы или голландцы ответят и будем ли мы использовать силу или дипломатию, — Ионекизу хмурится на последнем слове. — Общение, дискуссии, переговоры. Но бездействуя, мы сыграем на нетерпении англичан. И нетерпение заставит их открыть свои намерения.

Магистрат слушает, медленно кивает и приказывает Якобу:

— Предположите, каковы их намерения?

Якоб повинуется внутреннему голосу и отвечает честно:

— Во — первых, — начинает он на японском языке, — они пришли, чтобы захватить корабль из Батавии и его груз меди. Корабля не нашли, а потому взяли заложников. Они… — Он надеется, что его понимают, — …они хотят получить информацию.

Широяма сплетает пальцы:

— Информацию о голландских силах на Дэдзиме?

— Нет, ваша честь: информацию о Японии и ее империи.

Советники перешептываются. Непроницаемый взгляд Эномото. Якобу видится череп, обернутый кожей.

Магистрат поднимает веер.

— Люди чести предпочтут смерть под пыткой прежде, чем передадут знания врагу.

Все присутствующие — мажордом Кода, инспектор Суруга и переводчик Ивасе не в их числе — согласно кивают, негодуя.

«Никто из вас, — думает Якоб, — уже сто пятьдесят лет не участвовал в настоящей войне».

— Но почему, — спрашивает Широяма, — англичанам так нужна информация о Японии?

«Я разделяю проблему на части, — боится Якоб, — и потом не смогу собрать их вместе».

— Англичане, возможно, опять хотят торговать в Нагасаки, ваша честь.

«Ход сделан, — думает исполняющий обязанности директора, — и назад его не взять».

— Почему вы использовали слово «опять»? — спрашивает магистрат.

Владыка-настоятель Эномото откашливается:

— Исполняющий обязанности директора де Зут говорит правильно, ваша честь. Англичане торговали в Нагасаки много лет тому назад, во время правления первого сегуна, когда продавалось серебро. Нет сомнения, что память о тех прибылях хранится в их землях по сей день… хотя, конечно же, исполняющий обязанности директора знает об этом больше меня.

Против воли в голове Якоба возникает образ Эномото, лежащего на Орито.

И тут же, уже сознательно, Якоб представляет себе, как разбивает Эномото голову.

— Как похищение наших союзников, — спрашивает Широяма, — завоюет наше доверие?

Якоб поворачивается к Ионекизу.

— Скажите его чести, что англичане не нуждаются в вашем доверии. Англичанам нужны страх и послушание. Они строят свою империю, приплывая в чужие бухты, стреляя из пушек и покупая местных магистратов. Они ожидают, что его честь поведет себя, как продажный китаец или негритянский царек, которые рады продать собственных подданных за дом в английском стиле и полный мешок стеклянных бус.

По ходу перевода Ионекизу Зал шестидесяти циновок наливается гневом.

С опозданием, Якоб замечает пару писцов в углу, записывающих каждое слово.

«Сам сегун, — думает он, — скоро прочтет твои слова».

Мажордом подходит к магистрату с сообщением.

Произнесенное вслух — слишком формальным языком, чтобы Якоб смог понять — похоже, еще больше добавляет напряжения. Чтобы не заставлять Широяму искать повод для его ухода, Якоб поворачивается к Ионекизу:

— Передайте благодарность моего правительства магистрату за его поддержку и просьбу разрешить мне вернуться на Дэдзиму и лично проследить за подготовкой к защите острова.

Ионекизу обстоятельно переводит, не пропуская ни единого слова.

Коротким кивком представитель сегуна отпускает Якоба.