15. Москва. Среда

Разговаривая с Азизовым, Корсаков и не подозревал, что в то же самое время в кабинете небольшого особнячка неподалеку от Садового кольца точно так же пили кофе его приятель Валера Небольсин и еще одна участница той неудавшейся аферы с «наследником Романовых» — Таня Серова.

Татьяна Львовна Серова когда-то работала в Администрации Президента, но ушла оттуда давно, в самом начале двухтысячного года. Ушла сама, без намеков и, тем более, без настоятельных просьб. Потеряла она многое, зато и выиграла немало: лояльность нынешних власть предержащих. Ее не привлекали к решению каких-то глобальных вопросов, но и на мелочах можно крепить авторитет, если заниматься мелочами всерьез.

Для того, чтобы серьезно относиться к мелочам, надо быть умным человеком, а внешне субтильная, нежная и деликатная Таня Серова именно таким умным человеком и была, и об этом знали все, кому приходилось с ней встречаться. Знал это и Небольсин, потому и напросился в гости на ночь глядя.

То, что Серова в эти дни находится в своем офисе, Небольсина не удивило: Серова жила одна и была свободна самой большой и самой тяжелой свободой — свободой одиночества.

Небольсин не скрывал: Серова ему нравится. Более того, видел: и она к нему неравнодушна. Но сделать первый шаг к сближению не мог. Понимал всю постыдность страха, но боялся, как школьник: не хватало еще, чтобы ему, сивому мерину, отказали.

В этот вечер, правда, сразу взял быка за рога. К сожалению, бык этот был рабочим, а совсем не интимным или хотя бы глубоко личным.

Пересказал историю с Корсаковым, дополнив своими соображениями, и отошел к окну. Ему единственному позволено было курить в этом кабинете.

Он затягивался сигаретой и любовался женщиной, сидящей у стола. В конце концов, такую-то мелочь он мог себе позволить — просто любоваться.

Серова чувствовала этот взгляд и молчала. Впрочем, молчала она не только поэтому.

— Валера, скажи откровенно, — попросила она, когда Небольсин замолчал, выговорившись. — В чем тут твой интерес?

Небольсину ответить на этот простой вопрос оказалось сложно. Он молчал, и Серова не прерывала паузу.

— Понимаешь, — усмехнулся Небольсин. — Мне Корсаков напоминает Макса.

Макса Кузнецова они оба знали, кажется, всю жизнь. Именно Макс, вернее сказать, память о нем, крепко связала их летом две тысячи восьмого года, когда развернулась борьба вокруг «внука императора» — Петра Лопухина.

— Мне Корсаков тоже напоминает Макса, — призналась Серова. — Но именно это и мешает нам с тобой объединиться.

Серова сняла очки, потерла переносицу. Видно было, что эта пауза ей нужна, чтобы подобрать слова.

— Для тебя, Валера, Макс — друг детства, память обо всем милом и добром, что тогда было, и это вас связывает до сих пор, хотя Макс уже давно ушел от нас. И Корсакова ты готов защищать потому, что когда-то ты не защитил Макса, хотя мог бы, как тебе кажется.

Небольсин слушал молча. Он понимал, что Таня права, но знал, что это не изменит его намерения.

Понимала это и Серова.

— Я боюсь, Валера, что Макс всегда будет твоей душевной грыжей…

Она вздохнула, надела очки.

— И мне он тоже напоминает Корсакова, но для меня Макс был Мужчиной, — слова ей давались с трудом. — Понимаешь, они оба — незавершенные. Что Макс, что Игорь. Как дети, не хотят видеть того, что им неприятно. Идут напролом только потому, что боятся обвинений в трусости. Отходят в сторону, чтобы потом их не упрекнули в безответственности. Они думают, что лучше отдать что-то дорогое, чем отвечать потом за это дорогое. Корсаков ведь никак не был мотивирован в том случае с Лопухиным. Ну, кто ему Лопухин? Друг, сват, брат? Зачем он рисковал жизнью из-за чужого человека? Кто руководит его поступками, чего ждать от него? Как можно на него надеяться?

Она швырнула очки на стол, они проскользнули по поверхности, упали на стул, потом на пол по ту сторону стола, на которой сидел Небольсин.

Он подошел, поднял очки, повертел их в руках, стоя перед Серовой.

— Когда-то я думала, что он — единственный мужчина всей моей жизни, — она невольно и стремительно посмотрела на Небольсина и слегка покраснела.

Помолчала, спросила:

— Что ты на меня так уставился?

— Слушаю. И любуюсь, — честно ответил Небольсин и улыбнулся.

— Отдай очки, — потребовала Серова, поднимаясь со стула. — Ты на машине?

— Ну, конечно, — растерянно ответил Небольсин. — Не на велосипеде же.

Серова нажала кнопку телефона:

— Пусть Сережа едет домой, меня увезет Валерий Гаврилович.

Вернулась, села за стол, лицо загримировано сплошной официальностью:

— Кто угрожает Корсакову, если всерьез разбираться? Сам Азизов?

— Хм… — задумался Небольсин. — Этого я не говорил, и Корсаков — тоже. Хотя, как ты понимаешь, сейчас трудно разобраться в том, какая схема там работает. Может быть, Игоря просто «грузят», чтобы он меньше сопротивлялся и больше делал.

— Ты говоришь, ему обещали «большие деньги». Их уже отдали? Начали рассчитываться?

— Не знаю.

— Это важно.

— Понимаю.

— Не все понимаешь.

Теперь Серова уже вернулась в состояние деловой женщины.

— Сказать о том, что в России ситуация непростая, можно в любой момент нашей жизни, но нас-то интересует сегодняшний день, — Татьяна, пожалуй, уже вещала, будто сидела перед телевизионной камерой. — У Азизова обширные связи на всех уровнях, и его считают надежным партнером. Мало кто так удачно сочетает свои интересы с интересами и России, и наших бывших азиатских республик, а это сейчас важно. Так что, сам понимаешь, давить на Азизова я не в состоянии.

Небольсин понимал, что Серова вряд ли откроет ему все свои контакты и связи на разных уровнях, но все равно никак не мог понять, о чем она сейчас говорит и к чему ведет. И спрашивать «в лоб» было неуместно.

— Скажу тебе больше, Валера, сегодня только своеобразный «синдикат» смог бы взять на себя такую роль, понимаешь?

— Нет, — признался Небольсин. — При чем тут синдикат?

— Синдикат, как ты помнишь, это объединение самостоятельных субъектов.

— Это я помню, но к нашей теме пришить не могу.

— Ключевое слово тут — «объединение».

— Ты хочешь сказать, что Азизов — объединение?

— Ну, не так уж он велик, чтобы единолично быть объединением, — усмехнулась Серова. — Лучше сказать, сейчас он своеобразный наконечник копья. Именно сейчас, в настоящий момент. Так вот, насколько мне известно, Азизов активно участвует в наркотрафике, а это, как ты понимаешь, пирог очень многослойный. Тимура не дадут всерьез трогать хотя бы потому, что из этого корыта хлебают и правые, и виноватые. Схема-то проста, как пареная репа: наркотики — доставка — распространение — наличка. А уж наличку можно тратить как угодно. И учти, если наличку вкладывают в реальное дело, то рискуют быть вычисленными, методики-то уже отработаны даже у нас. Значит, надо быть очень осторожным, а лучше вовсе отказаться. А вот если эти же наличные вложить, например, в заказное убийство или в организацию беспорядков, то они уже сами по себе преступны, то есть, их будут скрывать до последней возможности, и проследить их, а тем более просчитать, невозможно не только практически, но и теоретически.

— Ну, теоретически-то возможно, — начал было Небольсин, но Татьяна подняла ладонь:

— Это все, что мы можем сегодня обсуждать. Ты отвезешь меня домой?