Глава 15

От первого лица: Генрих Герлиак, 5 ноября 1942 года,

Рудаков ничего не понимал.

   — Почему такая срочность? — с досадой спросил он. — Мы мало работали с Земелиным. Я могу сделать ему документы, снабдить оружием, деньгами, одеждой…

   — Вот и займись этим! — прервал его я. — Подготовь все, дай ему явки в Минске и Ганцевичах. В партизанский район Земелин будет выдвигаться через Минск. Чем раньше он начнет искать отряд Коровина, тем лучше. Ему поверят!

Рудаков пожал плечами.

   — Если это приказ… Разрешите выполнять?

В голову мне закралось сомнение: а не развожу ли я панику на голом месте? Земелин рассказал о Сибирцеве только мне. Почему он должен рассказать о нем еще кому–то? Ведь с Земелиным работаю лично я. Штраух не посмеет держать у себя моего агента, даже если он вдруг и попадет в руки СД. Вахмана нет, от его досье на меня ничего не осталось, а рапорт сгорел вместе с ним в самолете.

Вдруг что–то остро сдавило мне грудь, стало нечем дышать. Впрочем, буквально через минуту отпустило.

   — Тебе плохо? — обеспокоенно спросил Рудаков.

   — Все нормально, выполняй приказ, — выдохнул я. — Даю тебе два часа.

Можно не верить в предчувствия, но в тот самый момент, когда Герлиака постиг внезапный и непонятный приступ, в Берлине, в своем кабинете на Принц—Альбертштрассе начальник IV управления РСХА СС-группенфюрер Мюллер открыл папку с материалами по делу Герлиака Генриха, СС-штандартенфюрера, командира бригады СС особого назначения «Люблин-500».

Папку принес заместитель Мюллера СС-оберштурмбаннфюрер Гуппенкотен, возглавлявший отдел IVE. После того как Панцигер дал отрицательное заключение по контактам Герлиака с антифашистами, Мюллер передал дело на Герлиака лично Гуппенкотену: только после заключения Гуппенкотена Мюллер мог при необходимости доложить начальству, что по результатам всесторонней проверки Герлиак оказался чист, как стеклышко.

Отдел Гуппенкотена выполнял чисто контрразведывательные функции, и поручение разобраться с рапортом Вахмана на Герлиака Мюллер дал именно Гуппенкотену совсем неслучайно. Во–первых, Гуппенкотен был старым соратником Мюллера, с которым они начинали карьеру в баварской полиции и которого Мюллер в числе опытных и преданных ему профессионалов взял с собой в Берлин: Мюллер был уверен, что расследование Гуппенкотен проведет профессионально и скрытно. Во–вторых, Мюллер не верил, что Герлиак может примкнуть к антифашистам, а вот вербовка во время заграничной командировки могла быть вполне реальным вариантом. Но связь Герлиака с антигитлеровскими силами, — от «Черного фронта» Отто Штрассера до «Красного фронта» коммунистов, — Мюллер считал совершенно невозможным, поскольку для работы в антифашистском подполье в период убедительных побед гения фюрера нужно было либо быть идиотом, либо убежденным антифашистом. Герлиак не был ни тем, ни другим, и Мюллер был в этом уверен: в госпитале после Демянска психиатр засвидетельствовал полное психическое здоровье Герлиака и справка лежала в деле. Что касается антифашистских убеждений, то в деле лежал донос от руководителя парторганизации, принимавшей Герлиака в НСДАП: партийный функционер обвинял Герлиака в полном отсутствии каких–либо политических убеждений. Последнее внушало искреннюю симпатию Мюллера к Герлиаку: и на самого шефа гестапо партийные бонзы писали доносы, упирая на то, что Мюллер всегда был убежденным баварским националистом. Партийные бонзы просто бесились из–за того, что Мюллер парадоксальным образом, вопреки всяким правилам, стал членом СС гораздо раньше, чем членом НСДАП.

Кроме того, Мюллер симпатизировал Герлиаку как коллеге по службе в баварской полиции и как брату своего фронтового друга. Короче, причин для симпатий было много, и именно поэтому Мюллер не положил полуобгоревший листок, найденный под трупом Вахмана, под сукно, а поручил провести предварительное расследование. Он был профессионалом. А профессонал обязан руководствоваться фактами, а не симпатиями или слухами.

   — В этом клочке обгоревшей бумаги выражается мнение, что Герлиак «совершал ряд действий, внушающих серьезное сомнение в его преданности рейху и фюреру». Впечатление такое, что этим рапортом на имя начальника РСХА Вахман собирался инициировать расследование против Герлиака. Но нет никаких конкретных обвинений. На что рассчитывал Вахман?

   — Скорее всего, он собирался изложить эти обвинения при личном докладе. Надо полагать, он имел на Герлиака досье, где эти факты имелись, — ответил Гуппенкотен. — Я запросил начальника СД и полиции Минска оберштурм- баннфюрера Штрауха по этому поводу, но тот ответил, что Вахман не передавал ему никаких материалов. Кроме того, Штраух не знает, кто именно вызвал Вахмана в Берлин.

   — Это неудивительно, — заметил Мюллер. — Подразделение СД, в котором служил Вахман, находится в оперативном подчинении полицайфюрера «Руссланд—Митте». Вы запрашивали штаб фон дем Баха?

   — Запрашивал, — кивнул Гуппенкотен. — Там написано, что командировка Вахману оформлена на основании телефонограммы из Берлина. Но телефонограммы в штабе Баха нет, поскольку она поступила из штаба начальника СД и полиции Вайсрутении. А вот что действительно загадка: в указанном штабе тоже нет ни малейших следов телефонограммы о вызове гауптштурмфюрера Вахмана в Берлин.

   — Не мог же Вахман сам себе выписать командировку! — раздраженно воскликнул Мюллер. — Куда он должен был прибыть в Берлине?

   — К начальнику РСХА, — ответил Гуппенкотен.

   — Эти функции рейхсфюрер после гибели Гейдриха возложил на себя, но я сомневаюсь, что такое распоряжение исходило лично от рейхсфюрера, — заметил Мюллер. — Может, оно исходило от СС-группенфюрера Кальтенбрун- нера? Ведь именно Кальтенбруннер осуществляет общее руководство айнзатцгруппами на Востоке. Хоть это руководство и носит символический характер, но…

   — Я запрашивал штаб Кальтенбруннера, но получил ответ, что о вызове Вахмана, как и вообще о существовании такого гауптштурмфюрера, в штабе ничего неизвестно. И посоветовали обратиться непосредственно в управления РСХА: начальники управлений вполне могли инициировать запрос от имени начальника РСХА.

   — Я начальник управления РСХА, и ничего об этом не знаю, хотя гестапо знает все. Чушь какая–то! — раздраженно прокомментировал Мюллер.

   — Это не чушь, группенфюрер, это ключ, — ответил Гуппенкотен.

   — Выражайся яснее! — потребовал Мюллер.

   — Штраух, едва речь зашла о Герлиаке, тут же сказал, что по поводу Герлиака проводилось расследование судом СС. Я обратился в суд СС, поговорил с судьей Шарфе и выяснил любопытную вещь. Суд СС действительно проводил расследование по рапорту Герлиака на командира зон- деркоманды гауптштурмфюрера Гилле. Герлиак обвинил Гилле в превышении служебных полномочий и действиях, несовместимых с честью офицера СС. Однако позже кто–то, видимо начальники Гилле, надоумил его написать рапорт на Герлиака, что тот якобы вмешивался в проведение акций зондеркомандой и чинил всяческие препятствия. Судья Шарфе провел расследование, и обвинения в адрес Герлиака оказались, мягко говоря, притянутыми за уши. А вот обвинения в адрес Гилле подтвердились. Но тут, по словам Шарфе, сложилась ситуация, грозившая парализовать деятельность служб и подразделений СД в Вайсрутении: Гилле взяли под защиту начальник СД и полиции Остланда обергруппенфюрер Еккельн, начальник айнзатцгруппы А оберфюрер Пифрадер и подчиненный им вышеупомянутый начальник СД и полиции Минска оберштурмбаннфюрер Штраух. Однако Герлиака решительно поддержал его непосредственный начальник полицайфюрер «Руссланд—Митте» обергруппенфюрер фон дем Бах. Чтобы предотвратить склоку среди высших руководителей СС, СД и полиции на Востоке, судья Шарфе, с одобрения рейхсфюрера, закрыл дело.

   — И что из этого следует? Вывод? — потребовал Мюллер.

   — Вывод прост: кому–то из наших начальников в Берлине нужна голова Герлиака.

Мюллер побарабанил пальцами по обложке дела и спросил в упор:

   — Кальтенбруннер? Олендорф? Шелленберг? Или кто- то повыше? Хм… Чем же Герлиак мог этому «кому–то» насолить?

   — Обычно больше всего не любят тех, кто слишком много знает, — многозначительно заметил Гуппенкотен. — Герлиак работает в СД давно, а в полиции — и того дольше. До того, как он возглавил боевое спецподразделение СД, он долгое время работал под личным руководством Гейдриха. Познание усугубляет скорбь!

   — Надеюсь, ты не написал такой вывод в этом деле? — похлопал рукой по папке Мюллер.

   — Хотелось бы, но не так поймут, — улыбнулся Гуппенкотен. — А написал я, что оснований для поддержания обвинений, высказанных в рапорте гауптштурмфюрера Вахмана в ацрес своего командира штандартенфюрера Герлиака не обнаружено. В связи с чем, а также в связи с гибелью обвинителя дело рекомендуется закрыть.

Панцигер ранее написал примерно то же самое, так что дело можно было смело закрывать.

   — Хорошо! — подытожил Мюллер, бегло пролистав дело и убедившись, что все нужные бумаги аккуратно подшиты. Он закрыл папку и написал на обложке красным карандашом резолюцию: «Дело закрыть. Передать в архив. Хранить до особого распоряжения».

Рудаков выполнил мое указание четко: через два часа было готово снаряжение и документы для Земелина.

   — Мы его плохо подготовили, — счел необходимым высказаться Рудаков.

   — Чем больше он проторчит здесь, тем меньше у него шансов на успешное возвращение, — раздраженно отозвался я. — Его не надо внедрять: он пользуется абсолютным доверием Федорцова и Коровина. Единственное, что ему придется объяснить: где он болтался все это время. Летом он просто сказал бы, что ночевал в лесу. А сейчас, глубокой осенью, такой номер не пройдет. Вот почему надо торопиться, каждый день дорог!

   — Логично! — согласился Рудаков.

   — Сажай Земелина в мою машину, за рулем должен быть Махер. Все!

Рудаков ушел, я достал из стола флягу с коньяком и свой драгоценный сувенир, память о прежних временах: бесшумный пистолет уникальной конструкции. Он был снабжен винтовочным затвором и магазином в рукоятке на восемь патронов «Веблей» английского производства. Выдвинутый назад затвор компенсировал вес массивного глушителя и прекрасно лежал в руке. Винтовочный затвор и отсутствие автоматики обеспечивали готовность к бою и полную бесшумность выстрела^- при нажатии на спусковой крючок раздавался лишь еле слышный щелчок бойка. Я передернул рукоятку затвора: пистолет готов к бою. Я одел на плечо под китель специальную кобуру, разместил там пистолет и проверил, как он извлекается. Все нормально: надо только расстегнуть три верхние пуговицы кителя. Я глотнул коньяка из фляги и вышел во двор, где меня уже ждал мой автомобиль с прогретым двигателем.

   — Я высажу вас возле моста, дальше пойдете пешком. Доберешься до Порозова, найдешь связного. Дом под красной крышей, увидишь сразу. Хозяина зовут Тимофей Лукич. Человек надежный, через него несколько групп окруженцев прошло, так что у партизан на полном доверии. Скажешь, что от дяди Василя из Бреста, он и впустит. Снабдит тебя документами для проезда по железной дороге, переправит в Волковыск. Оттуда доберешься поездом до Минска. По командировочному листу отправишься из Минска в Барановичи. А там уйдешь в лес. Твоя цель: найти отряд Коровина. Будут проверять, где был, то ссылайся на Тимофея Лукича: дескать нашли в лесу партизаны и привели к нему.

   — А поверят? — усомнился Земелин. — Начнут ловить на мелочах… Федорцов это дело любит!

   — Ловить могут, а вот проверить не смогут, — возразил я. — Все замыкай на Тимофея Лукича: он любую проверку выдержит.

Махер остановился возле поворота к мостика через небольшую речушку, впадающую в крохотное озеро. Уже рассвело и вокруг были хорошо видны детали пейзажа, невзирая на утренний туман.

Мы с Земелиным вышли из машины и пешком дошли до мостика.

   — Если задержат полицейские, то требуй, чтобы доставили в СД, а там просто назовешь мое имя «Герлиак». Вот и все. Удачи!

Я крепко пожал руку Земелину, и тот пошел по мостику в сторону Порозово. Меня вдруг пронзило чувство сожаления: нет, не потому, что предстояло умереть человеку, а потому, что мне предстояло потерять перспективного агента, действительно способного внедриться в разведгруппу НКВД.

Но он знает о Сибирцеве—Райхеле, и уже поэтому его опасно оставлять в живых.

Я достал свой бесшумный пистолет и негромко позвал:

   — Земелин!

Он остановился и обернулся. Наверное, он ждал последнего отеческого напутствия… или теплых слов… Он остановился и обернулся. И я с десяти метров, словно в тире, влепил Земелину пулю точно в лоб. Механизм сработал безукоризненно: я услышал лишь негромкий хлопок. Земелин покачнулся, перевалился через жалобно скрипнувшие поручни моста и с громким всплеском ушел под воду.

Я спрятал пистолет и проводил взглядом его медленно уплывавшее тело. Жаль, что пришлось пожертвовать отличным агентом ради гарантий безопасности. И тут меня словно ударило!

Я вдруг понял, кто и почему охотится на меня. Секретные акции в рамках операции «Марьяж» я выполнял по приказам Гейдриха. Но все это не могло не затрагивать интересов других высокопоставленных лиц, в том числе более высокопоставленных, чем был сам Гейдрих. И вот однажды такое лицо решило, что Генрих Герлиак слишком много знает и тем представляет реальную угрозу для этого лица. А что же я такого знаю? Бессмысленный вопрос: воскресни сейчас Земелин, так он тоже не смог бы ответить на вопрос, почему я его застрелил.

Одно ясно: дело не в тупых фанатиках, слепо выполняющих приказ покойного хозяина, и не в беспринципных карьеристах вроде Вахмана, дело в неком высокопоставленном деятеле рейха, которому плохо спится ночами при одной мысли о том, что Генрих Герлиак знает НЕЧТО, что может утопить этого деятеля с головой.

Хотел бы я знать, что же я ТАКОГО знаю!

На этот раз с Коровиным обращались весьма корректно. Следователь Владимирский не кричал и не разоблачал. Он скрупулезно выяснял анкетные данные Коровина для заполнения документа в дело, послужной список и прочие детали. Заполнив анкету, Владимирский отложил ее в сторону и удовлетворенно сказал:

   — Ну вот! Теперь можно переходить к чистосердечному признанию!

Ну вот, началось!

   — Признанию в чем? — осведомился Коровин.

   — Понятно, — вздохнул Владимирский. — Каяться не желаете… А ведь не первый раз под следствием, могли бы и понимать, что к чему!

   — Мой предыдущий следователь не успел разъяснить мне, «что к чему»: его расстреляли как врага народа! — не удержался Коровин.

Владимирскому не понравилась ассоциация; он поиграл желваками, минуты две перебирал бумаги и лишь затем продолжил:

   — Вы зря ерничаете и ершитесь, Коровин! Ведь мы все знаем! Вы провалили ответственное задание руководства и, пытаясь спасти жизнь, пошли на сотрудничество с немецкой контрразведкой. Докладывая в Центр о якобы успешных действиях, вы в то же время, стремясь выслужиться перед своими немецкими хозяевами, предательски завлекли в расставленную немецким СД ловушку старшего майора госбезопасности Цанаву и капитана госбезопасности Торопца. Вы обрекли на смерть доверившихся вам товарищей, и сейчас я, давая вам возможность для искреннего раскаяния, хочу выяснить лишь одно: действительно погибли Цанава и Торопец или томятся по вашей вине в фашистских застенках.

Вот как! В такой ситуации говорить бессмысленно.

   — Мне нечего добавить к тому, что я сообщал в своих донесениях Центру, — сухо ответил Коровин. — Я привез в Москву немецкого специалиста, который знает, что делали на секретном немецком объекте. Вот это и есть главное! Работайте с ним. Если и он не оправдал надежд руководства, тогда мне тем более нечего добавить.

Владимирский нахмурился и встал из–за стола, потирая костяшки пальцев. «А здоровый мужик! — отметил про себя Коровин. — Сейчас будет бить».

Профессор Фрайтаг, о котором вспомнил Коровин, в то же самое время сидел на подмосковной даче, в компании двух русских ученых и двух офицеров госбезопасности. Ученые чувствовали себя неуютно: им, как всегда в таких случаях, никто не удосужился сообщить, чего ради их внезапно выдернули с работы и привезли на затерянную в подмосковных лесах и окруженную высоким забором с колючей проволокой дачу молчаливые и неприветливые сотрудники НКВД.

Руководил этим странным собранием майор госбезопасности Терентьев, а присутствовавшего здесь лейтенанта госбезопасности Матвеева он захватил в качестве переводчика. Для Матвеева свалившийся внезапно на его голову Терентьев был полной неожиданностью, и поэтому он тоже чувствовал себя неуютно. Неуютнее всего себя чувствовал, естественно, профессор Фрайтаг, но его чувства волновали Терентьева гораздо меньше, чем чувства всех остальных присутствующих. Честно говоря, чувства русских ученых и лейтенанта госбезопасности Терентьева тоже не волновали. В общем из всех присутствующих только майор госбезопасности Терентьев был спокоен как айсберг перед столкновением с «Титаником».

   — Матвеев, переведите немцу, — приказал Терентьев. — Те показания, которые он дал относительно работ, проводившихся под его руководством на секретном объекте в Белоруссии, изучили наши ведущие специалисты в области радиотехники, присутствующие здесь. У них возник целый ряд вопросов, на которые они сейчас должны получить исчерпывающие ответы. Подчеркните, что от искренности его показаний зависит его дальнейшая судьба.

Матвеев перевел, и настороженно слушавший его Фрайтаг радостно закивал головой и разразился длинной сбивчивой речью, которую Терентьев прервал решительным жестом, и вопросительно посмотрел на Матвеева.

   — Он вполне осознает и готов к сотрудничеству, — сообщил Матвеев.

   — Отлично! Профессор Остроумов, начинайте!

Профессор торопливо выложил перед собой листок с

вопросами, бегло пробежал его взглядом, поправил очки и приступил.

   — Уважаемый коллега!

Остроумов на мгновение запнулся и метнул настороженный взгляд в сторону Терентьева. Но тот хранил величавое молчание, и Остроумов продолжил:

   — Коллега! Вы указываете, что в Белоруссии, в районе между Брестом и Волковыском, была смонтирована уникальная станция радиообнаружения. Вы указали, что станция является развитием самых мощных станций радиообнаружения из имеющихся на вооружении германской противовоздушной обороны, типа «Маммут». Мы признаем, что если станция имеет характеристики, указанные вами, то она действительно уникальна. Но хотелось бы выяснить вот что: станции типа «Маммут», послужившие прототипом вашей станции, предназначены для дальнего обнаружения самолетов. Но район, где была смонтирована ваша уникальная станция, находится за пределами районов, являющихся целями как для британских, так и советских бомбардировщиков. Для чего она была там смонтирована?

Прежде чем перейти к ответам Фрайтага, необходимо дать краткую зарисовку состояния средств радиолокации на начало 40–х годов.

13 декабря 1939 года немецкий крейсер «Граф Шпее» после боя с превосходящими силами британских кораблей был вынужден войти в нейтральный уругвайский порт Монтевидео. По истечении 72 часов крейсеру и его экипажу угрожало неизбежное интернирование, поэтому командир крейсера Лангсдорф вывел его за пределы территориальных вод и затопил. Тем не менее британский военно–морской атташе за время короткой стоянки крейсера успел сделать несколько фотографий корабля, которые немедленно отправил в Адмиралтейство. Фотографии оказались бесценны для англичан: экипаж «Графа Шпее» забыл зачехлить антенну радиолокатора, ясно видимую на фотографиях, присланных атташе.

Обследовавшие останки «Графа Шпее» британские специалисты установили, что это была стрельбовая РЛС «Зеетакт» (Seetakt), которая работала на волне длиной всего 80 сантиметров. «Зеетакт», одна из первых РЛС сантиметрового диапазона, обладала исключительной точностью на дальности более 15 километров. Британские специалисты оказались неприятно поражены тем фактом, что британская промышленность к этому времени не создала ничего подобного. Именно «Зеетакт» позволила «Графу Шпее» своевременно обнаружить три британских крейсера и эффективно вести с ними неравный бой, пока РЛС не была выведена из строя удачным попаданием снаряда.

13 декабря 1939 года можно считать первым случаем использования РЛС в боевых условиях.

Британцы немедленно начали разработку морской РЛС, сравнимой с «Зеетакт», и начали изучать возможности ее нейтрализации соответствующими методами электронного противодействия. Ошибочно считают, что РЛС была британским изобретением, возможно потому, что британцы первыми начали ее систематическое использование для задач ПВО. Однако в действительности исследования велись параллельно также в Германии, Италии, Франции, Соединенных Штатах и СССР.

Что касается базовых принципов РЛС, то они были сформулированы уже достаточно давно и потому общеизвестны. Еще 1888 году немецкий физик Генрих Герц доказал, что электромагнитные волны ведут себя подобно лучам света, то есть могут быть собраны в один луч и отражаться от металлической поверхности, давая ответный сигнал.

В 1904 году инженер из Дюссельдорфа Хулсмайер подал заявку на патент «радиофонического измерительного аппарата», который состоял из расположенных рядом передатчика и приемника, объединенных таким образом, что волны, излучаемые передатчиком, запускали приемник, если они отражались от металлического объекта. Этот аппарат Хулсмайер назвал телемобилскопом, и он был способен принимать отраженные электромагнитные волны от металлических объектов на расстоянии нескольких сотен метров. Хулсмайер опередил время: никто из потенциально заинтересованных сторон, в первую очередь судоходных компаний, не проявил ни малейшего интереса к изобретению, ну, а авиация в то время была в более чем зачаточном состоянии.. Однако, несмотря на успех продемонстрированного в Роттердаме эксперимента, крупные судоходные компании не проявили ни малейшего интереса к аппарату Хулсмайера.

Следующий шаг был сделан в 1922 году, когда изобретатель радио Маркони, во время проводившейся Институтом американских радиоинженеров конференции, разъяснил практическую ценность использования радиоволн для навигации на море. Он рассказал о гипотетическом аппарате, способном излучать электромагнитный луч в определенном направлении, который при встрече с металлическим объектом, вроде корабля, отражался бы назад.

Маркони не любил голословных утверждений и в 1933 году продемонстрировал представителям итальянского военного командования «интерференцию» при приеме сигналов, возникавшую при проезде автомобиля рядом с радиолучом радиостанции, связывавшей Рим и Кастенгандолфо и работавшей на длине волны 90 сантиметров.

После этого Маркони получил предложение на продолжение исследований, одобренное Министерством войны Италии в 1935 году: речь шла о постройке Радио- детекторного телеметра (RDT). Из трех итальянских родов войск только военно–морской флот был наиболее заинтересован и лучше всего оснащен оборудованием для исследований и разработок в области электроники. Поэтому научно–исследовательские работы велись под руководством профессора Тиберио в Институте «Mariteleradar» в сотрудничестве с Военно–морской академией Ливорно.

Однако новое с трудом пробивает себе дорогу: не хватало многого, в первую очередь финансирования и квалифицированных кадров. Но вечно заблуждаться невозможно: реальность никогда не упускает случая жестоко напомнить о себе.

В 1941 году в ходе сражения с британской военно–морской эскадрой у мыса Матапан итальянские ВМС потеряли три крейсера, два эскадренных миноносца и 2 300 моряков. У высшего руководства итальянских ВМС, Супермарины, сложилось впечатление, что в ходе сражения британцы использовали специальное радиооборудование для маневрирования и стрельбы. Подозрение подтвердилось перехватом кодированных радиограмм от командующего британской военно–морской эскадрой адмирала Каннингхема. Суперма- рина немедленно добилась выделения значительных средств на завершения работ по РЛС Gufo, которая находилась в стадии экспериментальной разработки в Ливорно.

Весьма важный вклад в разработку РЛС был сделан в 1924 году американскими физиками Грегори Брейтом и Мерле Туве. Они зондировали радиоимпульсами атмосферу для определения высоты слоя ионизированного газа, который окружает Землю. Измеряя время задержки отраженного от газового слоя импульса и его возвращения к Земле, они обнаружили, что ионизированный газовый слой находится на высоте примерно 110 километров. С другой стороны, вспоминая теорию «полой Земли» (о которой пойдет речь дальше), этот опыт можно было бы расценить как экспериментальное подтверждение идей Бендера.

В Соединенных Штатах исследования по РЛС велись в Управлении Signal Corps Министерства обороны и в исследовательской лаборатории ВМС, работавших независимо. В 1936 году исследовательская лаборатория ВМС разработала опытный образец РЛС, которая работала на частоте 200 МГц. Первая серия этих систем под торговой маркой СХАМ в 1941 году была установлена на кораблях основных соединений ВМС. В 1939–1941 годах Signal Corps разработало РЛС большой дальности под обозначением SCR- 270. Одна из таких систем принимала участие в отражении атаки японцев на Перл—Харбор утром 7 декабря 1941 года. Однако, хотя оператор РЛС и получил ответные сигналы от приближающихся самолетов, никто не привел корабли, стоявшие в порту, в боевую готовность.

В СССР работы по практическому радиобнаружению самолетов начались осенью 1933 года, в Ленинграде, в Центральной радиолаборатории (ЦРЛ). Толчком к этому послужило мнение руководства РККА о том, что существующие звукоулавливатели и теплоулавливатели не обладали необходимой дальностью обнаружения высоколетящих и скоростных воздушных целей. В сентябре 1934 года Управление противовоздушной обороны РККА обратилось к известному ученому, академику Иоффе с предложением развернуть в ЛФТИ исследования по радиообнаружению самолетов. В 1935 году начатые в ЦРЛ исследования были продолжены в Горьком, в Центральной Военно–индустриальной радиолаборатории (ЦВИРЛ), где уже в 1936 году была создана экспериментальная установка «Енот», обнаруживавшая самолеты на дальности до 11 километров. Работы в области радиообнаружения самолетов шли также в Ленинградском электрофизическом институте (ЛЭФИ). Осенью 1935 года ЛЭФИ был объединен с Радиоэкспериментальным институтом (РЭИ) и преобразован в Научно–исследовательский институт № 9 (НИИ-9) Народного комиссариата тяжелой промышленности, что означало усиление внимания советского правительства к исследованиям в области радиолокации.

Череда исследований быстро привела к практическому воплощению: в 1936 году по заказу Главного артиллерийского управления (ГАУ) РККА в НИИ-9 был создан зенитный радиоискатель «Буря» с дальностью обнаружения самолетов до 11 километров, а в конце 1938 года появились радиоискатели Б-2 и Б-3 с дальностью обнаружения самолетов до 20 километров. Следующий экспериментальный радиоискатель «Мимас» обнаруживал бомбардировщик СБ на дальности до 30–35 километров с точностью определения угловых координат до 0,6° и надежностью обнаружения цели до 100%, а к 1940 году специалистами Украинского физико–технического института (УФТИ) была создана РЛС «Зенит», послужившая прототипом для созданной уже в годы войны РЛС «Рубин».

Интенсивные исследования завершились тем, что в сентябре 1939 года приказом Народного комиссара обороны была принята на вооружение войск ПВО система «Ревень» (разработанная на базе аппаратуры «Рапид» ЛЭФИ, испытанной еще в 1934 г.) под названием РУС-1 (радиоулавливатель самолетов). В комплект системы входили: передающая и две приемные станции, смонтированные на автомашинах. Располагались автомашины на местности так, что передающая находилась в центре линии между приемными станциями на расстоянии 30–40 километров от каждой приемной станции (на одной прямой).

Передающая станция создавала в стороны приемных направленное излучение в виде завесы («забора»), при пересечении которой самолеты обнаруживались приемными станциями по биениям прямого и отраженного сигналов, регистрировавшихся на бумажной ленте записывающего прибора — ондулятора. Таким образом, система предназначалась исключительно для охраны границы и фиксировала факт пролета самолетом контролируемой зоны.

До начала Великой Отечественной войны радиозавод выпустил 45 комплектов системы РУС-1, которые в период войны работали в системе ПВО Дальнего Востока и в Закавказье. Дальнейшее производство систем было прекращено, так как на вооружение постов ВНОС (Воздушного наблюдения, оповещения и связи) начали поступать радиолокационные станции дальнего обнаружения РУС-2, обладавшие более высокими тактико–техническими данными и возможностями.

В том же, 1939 году Научно–испытательный институт связи и особой техники (НИИСТ) РККА провел полигонные испытания РЛС «Редут» (совместная разработка с ЛФТИ), подтвердившие возможность обнаружения воздушных целей, летящих на высоте 7,5 километров на дальности до 100 километров. В состав каждой станции входили: передатчик мощностью 50 кВт, с длиной волны 4 метра, смонтированный внутри фургона, вращающегося на шасси автомашины; приемная аппаратура в таком же вращающемся фургоне на автомашине с отметчиком и светящейся разверткой на экране ЭЛТ, рассчитанной на дальность обнаружения до 100 километров; две антенны типа «волновой канал», жестко укрепленные на каждом фургоне с синхронным вращением. В антенне имелось пять директоров, один активный вибратор и один рефлектор; агрегат питания мощностью 30–40 кВт. смонтированный на автомашине ГАЗ-ЗА (третья автомашина станции). Станция использовалась в войне 1939–1940 ю- дов с Финляндией и получила высокую оценку.

Приказом Наркома обороны от 26 июля 1940 года станция «Редут» была принята на вооружение войск ПВО под названием РУС-2.

Постановление Комитета обороны при СНК СССР от 27 декабря 1939 года обязало НИИ радиопромышленности изготовить до 1 января 1941 года опытную партию (10 комплектов) РЛС РУС-2. НИИ это задание выполнил в марте–июне 1941 года и по ходу работ устранил выявленные в станциях производственные дефекты, создав условия для серийного выпуска станций на ближайший период.

В развитии отечественной радиолокационной техники РЛС РУС-2, по сравнению с системой РУС-1, была значительным шагом вперед, так как позволяла не только обнаруживать самолеты противника на больших расстояниях и практически на всех высотах, но и непрерывно определять их дальность, азимут и скорость полета. Кроме того, при круговом синхронном вращении обеих антенн станция РУС-2 обнаруживала как одиночные самолеты, так и группы, находившиеся в воздухе на разных азимутах и дальностях, в пределах своей зоны действия, и следила с перерывами по времени (один оборот антенны) за их перемещениями. Таким образом, с помощью станции РУС-2 командование ПВО могло наблюдать за динамикой воздушной обстановки в зоне радиусом до 100 км, определять силы воздушного противника и даже его намерения, подсчитывая, куда и сколько в данное время направляется самолетов.

Получая данные о воздушной обстановке от нескольких станций РУС-2, находящихся в оперативно–тактическом взаимодействии, и нанося их донесения на карту–планшет, командование ПВО района (зоны) имело возможность непрерывно и достоверно следить за действиями воздушного противника и наиболее целесообразно планировать и использовать свои средства и силы в борьбе с врагом.

В первых числах июля 1941 года двухантенный вариант РЛС РУС-2 был дислоцирован в район Лужской губы неподалеку от деревни Логи. Она придавалась оперативной группе Краснознаменного Балтийского флота, со штабом которой связь осуществлялась по телефонной линии. Затем станцию перебазировали в деревню Большие Ижоры. Станция эффективно осуществляла своевременную передачу информации о приближении самолетов противника в ПВО КБФ, прикрывавшую Кронштадт.

Практически немедленно после проведения испытаний началось совершенствование РЛС РУС-2, приведшее к созданию одноантенной РЛС «Пегматит». Станция представляла собой коренную переделку радиоаппаратуры «Редут» с использованием одноантенной схемы.

Ввиду явных преимуществ РЛС «Пегматит», Управление связи Красной армии решило не начинать серийное производство двухантенных РЛС РУС-2 и ограничиться направлением в войска ВНОС только опытной партии этих станций.

При разработке РЛС «Пегматит» в НИИ радиопромышленности были проведены важные исследования, касавшиеся замены сложного лампового модулятора на тиратронный модулятор, упрощения конструкций блоков, индикатора и размещения антенного устройства на деревянной мачте- треноге, изготовлявшейся на месте (позднее в комплект станции вошла разборная металлическая мачта из труб), и т. д. В создании этой станции активно участвовали инженеры НИИИС КА, разработавшие для нее аргонный разрядник.

В мае 1941 года институт сдал Управлению связи первые две станции «Пегматит», которые успешно прошли полигонные испытания и подтвердили полное соответствие их тактико–технических характеристик характеристикам станции «Редут» (РУС-2), о чем было доложено Народному комиссару обороны.

Начавшаяся война и эвакуация НИИ не позволили закончить изготовление опытной партии РЛС «Пегматит» в сроки, установленные дополнительным соглашением к договору 1940 года. Эта партия была выпущена уже на востоке в первом квартале 1942 года, а вслед за ней институт изготовил и сдал заказчику крупную партию станций.

В начале 1942 года станция «Пегматит» была принята на вооружение войск ПВО, ВВС и ВМФ под названием РУС-2с.

Одноантенные РЛС опытной партии были установлены в Московской зоне ПВО и вскоре получили самую высокую оценку войск и командования ПВО за хорошие тактические характеристики, простоту обслуживания и эксплуатационную надежность.

Что касается самолетных РЛС, то начавшаяся война доказала насущную необходимость скорейшего вооружения истребителей ПВО радиолокаторами. Несмотря на тяжелейшие условия, вызванные эвакуацией заводов и исследовательских центров, в июле 1942 года разработанная для установки на истребителях–перехватчиках станция «Гнейс-2» успешно прошла государственные испытания, которые показали вполне удовлетворительные результаты: дальность обнаружения самолета–бомбардировщика на дальности до 3,5 километра; точность наведения по угловым координатам ±5°.

Первое боевое применение 15 самолетов Пе-2 и Пе-3, оснащенных РЛС, прошли в конце 1942 года под Москвой, затем небольшая группа была направлена под Сталинград для перехвата немецких самолетов, снабжавших окруженную армию Паулюса.

В феврале — мае 1943 года РЛС «Гнейс-2» проходила боевые испытания под Ленинградом. После анализа итогов испытаний постановлением Государственного Комитета обороны от 16 июня 1943 года самолетная РЛС «Гнейс-2» была принята на вооружение. А летом 1943 года была создана первая авиационная дивизия ночных перехватчиков, после войны получившая наименование «Бреславльская».

Из вышеприведенных фактов видно, что русская радиолокация развивалась вовсе не на американских образцах, как иногда можно слышать. Подобная ошибочная точка зрения сложилась вследствие широких поставок в годы войны американской и британской радиотехники в СССР.

В Великобритании исследования в области коротких волн первоначально велись исключительно в научных це- лях, например для определения высоты некоторых слоев ионосферы, обнаруженных в 1926 году британским физиком Апплетоном. Однако перед началом войны понимание тиго, что Великобритания особенно уязвима для воздушных налетов, привело к интенсивному стимулированию работ в области радиолокации.

Первые результаты этих работ были получены, когда физику Роберту Уотсон—Ватту — потомку известного ученого Джеймса Ватта, удалось визуализировать радиосигналы при помощи катодно–лучевой трубки Брауна и определить электрооптическим способом время распространения излучения. А в 1935 году Уотсон—Ватт создал первое оборудование для обнаружения присутствия самолетов.

Радиолокационная станция состоит из передатчика, приемника, антенны и экрана или электронно–лучевой трубки. Передатчик излучает импульс электромагнитной энергии посредством узконаправленной антенны, ориентированной в определенном направлении. Если импульс встречает цель типа летящего самолета или корабля, то он отражается обратно к приемнику. Время, прошедшее между излучением импульса и приемом ответного сигнала измеряется специальным устройством, входящим в состав РЛС и, исходя из скорости распространения электромагнитных волн 300 ООО км/сек, легко вычислить расстояние до цели. Оператор, таким образом, может видеть на экране электроннолучевой трубки курс и расстояние до цели.

В 1939 году немецкие разведслужбы сообщили своему Верховному командованию об антенне высотой около 100 метров, протянувшейся вдоль побережья Англии, от Саутгемптона до Ньюкасла. Первоначально немцы не смогли понять реального предназначения этой антенны, посколькунемецкая агентура в Англии сообщала о радиопередающих станциях, работающих на длинах волн от 1,5 до 2 метров. В действительности, использование излучения на этих длинах волн было простым прикрытием для работы на длине волны 40 метров, которая использовалась британцами в их новейшей электронной системе дальнего обнаружения Chain Home (цепочка РЛС наведения).

2 августа 1939 года один из последних немецких дирижаблей «Граф Цеппелин» взлетел с аэродрома в северной Германии и направился к побережью Англии с задачей: перехват и запись излучения этих странных антенн с целью анализа их характеристик. Подобная информация помогла бы выяснить, имеют ли британцы РЛС, совершеннее тех, которые разрабатываются в Германии.

На дирижабле было установлено несколько чрезвычайно чувствительных приемников и других специальных электронных радиоизмерительных приборов. На борту находились несколько специалистов в области радиотехники, а также начальник Signal Corps люфтваффе — генерал Вольфганг Мартини.

Дирижабль курсировал вдоль антенн, а специалисты различными способами пробовали настроиться на британские частоты, но никаких подозрительных сигналов не обнаружили. Причина неудачи этого полета точно неизвестна до сих пор. Возможно, что британцы, будучи предупрежденными о неминуемом полете, обнаружили дирижабль с помощью РЛС задолго до его подлета к побережью и немедленно выключили все РЛС. Не исключено, что приемники на борту дирижабля просто не покрывали частотную полосу британцев, особенно коротковолновые диапазоны и, следовательно, не могли обнаружить это излучение. Однако существует подозрение, что приемник на борту дирижабля отказал сразу же после взлета, и оператор побоялся сообщить об этом своему командованию.

Какова бы ни была причина, но факт остается фактом: после полета немцы стали недооценивать опасность, и маршал Геринг был убежден, что им не стоит слишком сильно волноваться относительно британской цепи РЛС, а потому не следует тратить деньги и время на разработку новейшего радиолокационного оборудования. Геринг самоуверенно полагал, что война закончится победой Третьего рейха очень быстро благодаря исключительной мощи люфтваффе.

Поэтому многие из специалистов и инженеров по электронике были переведены из исследовательских лабораторий по РЛС в другие сектора, в то время как в Британии не менее 3000 высококвалифицированных специалистов были заняты исследованиями всех аспектов работы РЛС, а выделенные средства были значительно выше тех, которые выделял Третий рейх.

Однако с началом легендарной «Битвы за Британию» невидимая электронная стена, воздвигнутая вдоль побережья всей Англии, начала сильно раздражать Геринга. Очевидно, что именно она облегчала Королевским ВВС задачу отражения немецких налетов, поэтому буквально через пару дней после начала налетов на Британию Геринг приказал атаковать и уничтожить сеть британских РЛС. Частота, на которой работала Chain Ноше, к тому времени была точно определена, и, прослушивая радиопередачи противника, немцы поняли, что истребители Королевских ВВС наводились операторами наземных центров управления с использованием новейшей системы обнаружения, глазами которой были эти странные антенны, протянувшиеся вдоль всего южного побережья Британии.

Первый налет был совершен на пять береговых РЛС. Немецкие истребители–бомбардировщики, каждый из которых нес по две больших полутонных, совершили молниеносную атаку на антенны. Несмотря на то, что фактически всего только одна антенна пострадала, все пять станций мгновенно замолчали.

Однако через три часа после налета британские РЛС снова заработали. На самом деле это была уловка, придуманная британцами, чтобы заставить немцев думать, что Chain Ноше была не сильно повреждена; они установили несколько обычных передатчиков для создания впечатления, что поврежденное оборудование по–прежнему работает. На самом деле новое оборудование было не способно принимать ответные сигналы, поскольку это были только передатчики и поэтому они не могли видеть никаких целей. Немцы тем не менее подумали, что англичане быстро устранили повреждения и пришли к выводу, что бесполезно наносить удары по антеннам, поскольку их можно вывести из строя не более чем на пару часов. Так, британская тактика принесла успех, поскольку люфтваффе, находясь под иллюзией неуязвимости Chain Ноше, с этого момента стали воздерживаться от налетов на нее в течение всей «Битвы за Британию».

В начале 1930 года доктор Рудольф Кунхольд, руководитель Управления исследований германских ВМС, занимался разработками аппарата, способного обнаруживать под водой цели методом отражения от них звуковых волн. В процессе исследований Кунхольд понял, что аналогичные результаты можно достичь в воздухе при помощи радиоволн. Он провел в этой новой области серию экспериментов и применил в своем приборе новейшую электронную лампу производства голландской компании Philips, способную генерировать мощность 70 Вт на частоте 600 МГц. Кунхольд закончил постройку своей РЛС в 1934 году в научно- исследовательских лабораториях германских ВМС в Пелзерхакене. РЛС Кунхольда на официальной презентации командованию Кригсмарине имела большой успех, поскольку кроме способности обнаруживать корабль на дальности 11 километров, РЛС также обнаружила и небольшой самолет, который случайно появился в том же месте.

Первую наземную экспериментальную станцию радио- обнаружения «Дармштадт» немцы создали в 1936 году. Однако реальный толчок развитию немецкой радиолокации дала начавшаяся война.

С началом Второй мировой войны в ПВО Германии на вооружении находились в небольшом количестве (12 штук) РЛС типа «Фрейя» (FuMG-80, принятое в Германии обозначение радиоаппаратуры, от Funkgeraet — радиостанция). Но их роль была невелика, в первую очередь из–за проблем, далеких от науки и технологии: РЛС из–за своей малочисленности не вписывались сложившуюся структуру ПВО, основанную на системе прожекторов, звукоулавливателей и зенитной артиллерии. Вообще, роль РЛС в современной войне руководством люфтваффе (которому подчинялась система ПВО) недооценивалась: новая техника просто вызывала недоверие. Отдельные полеты бомбардировщиков Великобритании над территорией рейха в 1941 году носили эпизодический характер и не рассматривались как угрожающие для населения и промышленности.

Начавшиеся регулярные бомбардировки Германии англичанами, а с 1942 года и американцами заставили командование люфтваффе изменить взгляды на организацию ПВО и развернуть с 1942 года широкую сеть радиолокационных постов на территории Германии и оккупированных стран с целью эффективного раннего оповещения сил истребительной авиации ПВО.

У Германии с 1942 года выход был один: оборудовать радиолокационными постами всю береговую черту от Франции до Норвегии, протяженностью более 2000 километров. За два года немцы эту задачу почти решили. Была разработана и принята на вооружение целая серия как новых, так и модернизированных РЛС. К 1944 году на линии Атлантического вала был создан радиолокационный пояс из нескольких сотен станций, которые образовали почти сплошное радиолокационное поле с возможностью обнаружения английских и американских бомбардировщиков, летящих через Северное море к городам Германии.

Глубина разведки радиолокационного поля немецких РЛС раннего оповещения достигала 200–250 километров, а в конце 1944 года — до 350 километров. Однако чтобы достичь таких характеристик по дальности обнаружения, немецкой радиотехнической промышленности пришлось изрядно потрудиться. Прорыв был достигнут благодаря огромным усилиям, которые с 1941 года приложили начальник управления связи люфтваффе генерал Вольфганг Мартини и командующий ночной истребительной авиацией полковник Йозеф Камхубер, чтобы дать решающий импульс в решении проблемы создания РЛС.

В конце 1941 года генерал Мартини организовал конференцию, на которую были приглашены ученые от промышленности и военные из исследовательских организаций и испытательных центров. Целью конференции являлось: обеспечить тесные контакты между специалистами из заказывающих организаций и конструкторскими силами крупнейших радиотехнических фирм в деле срочного освоения радарных технологий и создания новых станций.

Военные разработали технические задания на новые станции, но медлительность промышленности, вынужденной в условиях военного времени заниматься новейшими разработками, вызывала раздражение у руководства люфтваффе. Помимо естественных проблем технического характера, положение усугублялось тем, тотальная мобилизация на фронт в связи с начавшейся в 1941 году восточной кампанией обескровила научный и инженерный потенциал в самой Германии. Германская наука и промышленность стали жертвами близорукой концепции Геббельса, утверждавшего, что «любой дворник, работающий метлой, сегодня приносит большую пользу для рейха, чем ученый, всю жизнь изучавший одну микробу…»

По итогам конференции для исправления ситуации была принята резолюция по программе возвращения ученых и специалистов с фронта в науку и промышленность — Ru Funk Aktion. Кроме того, была поставлена задача по реальному объединению ученых и военных, по безвозмездной передаче технологий и обсуждению научных идей в среде специалистов разных организаций и фирм.

В 1942 году немецкие истребители стали оснащаться радарами FuG 202 «Лихтенштейн» с эффективной дальностью обнаружения до 4 километров, а к концу 1942 года на вооружении появилась улучшенная модель «Лихтенштейна» FuG 212 с дальностью обнаружения до 6 километров, что весьма существенно повысило эффективность действий ночных истребителей люфтваффе. Только использование в налетах многих сотен бомбардировщиков и мощного истребительного сопровождения на фоне прогрессирующего ослабления средств германских ПВО (вынужденных перебрасывать зенитные орудия и истребители ПВО на фронт) позволило англо–американской авиации осуществлять результативные налеты на объекты в Германии.

По заказу командования службы связи люфтваффе фирма «Телефункен» (совместное предприятие Siemens и AEG) приступила к созданию мощной стационарной РЛС. Выбор фирмы не был случаен: в 1930–е годы именно фирма «Телефункен»обладала самыми передовыми технологиями в вопросах создания антенных решеток с электронным управлением луча диаграммы направленности в метровом диапазоне волн. В Европе было построено значительное количество станций радиовещательного типа с заданной направленностью излучения (остронаправленные антенны), поскольку направленная передача позволяла увеличить дальность действия в нужном направлении. В Англии антенны подобного типа создавались под названием «антенны Маркони», а во Франции — «антенны Ширекса». В СССР строили радиовещательные станции с аналогичными антеннами под названием «Телефункен».

Антенны радиовещательных станций имели конструкцию в виде излучающих диполей (вибраторов), подвешенных рядами на стальных тросах между ферменными вышками высотой до 90–100 метров. Вышеперечисленные антенны имели различные схемы запитки и разное расположение излучающих элементов решетки, но наиболее рациональной схемой признавалась антенна «Телефункена».

В тактико–технические характеристики новой РЛС ПВО немецкие военные заложили дальность обнаружения 300— 350 километров: совершенно небывалые цифры для практической радиолокации, появившейся как направление за 7 лет до этого.

Новейшая, не имевшая аналогов в мире РЛС получила название «Мамонт» (Mammut). Прозванная позднее американцами «Афишная тумба», а англичанами — «Кладовка», РЛС начала осуществлять слежение за взлетающими над Англией американскими и английскими бомбардировщиками уже осенью 1942 года. РЛС имела в соответствии с принятой в Германии системой обозначение FuMO-51 и FuMO-52 (от Funkmessortung — радиоопределитель местоположения) для ВВС и ВМС. В люфтваффе ее часто называли «Кесарь» (Caesar), а в ВМС — «Густав» (Gustav). Между собой станции отличались размерами антенного полотна и конструкцией стоек. Наиболее революционным в конструкции «Маммут» являлось применение полностью электронного управления положением диаграммы направленности в пространстве.

Применение электронного управления было продиктовано гигантскими размерами антенны: антенна РЛС FuMO-52 имела габариты 30 х 18 метров, что делало в принципе невозможным реализацию вращающейся конструкции. Поэтому вращение заменили управлением фазой несущих колебаний от передатчика, что позволяло изменять направление приема и передачи узкого луча диаграммы направленности. В качестве управляющих элементов фазы (фазовращателей) в антенной системе (решетке) использовали специально рассчитанные отрезки коаксиальных кабелей, подключая их или выключая с помощью специальных реле.

Поскольку цифровой вычислительной техники тогда не существовало, в управлении антенных решеток первоначально использовались электромеханические программаторы, работающие по жесткому алгоритму, а в дальнейшем — электронные программаторы на электронно–вакуумных лампах. В плоскости по углу места диаграмма направленности перемещалась электронным способом на углы 5–15°, чего вполне хватало для станции раннего обнаружения с дальностью в 300–350 километров. В азимутальной плоскости узкий луч в 3,5° осуществлял обзор в пределах 100–110 километров.

Для 1941 года такие значения были просто фантастикой!

Первоначально «Телефункен» выпускал одноапертурные станции с направленным излучением только в одну сторону (север, северо–запад), однако вскоре появились модели с двухсторонней апертурой, способные контролировать воздушное пространство в двух направлениях — в сторону Великобритании и в сторону Бельгии и Германии.

В период с 1942 по 1945 год «Телефункен» в кооперации с другими фирмами построил 20 радиолокационных станций FuMO-51 и FuMO-52, большинство из которых размещалось по линии береговой черты Атлантического вала и контролировали не только пространство Северного моря и Па–де–Кале, но и южную и центральную часть Британии.

Только спустя 50 лет после Второй мировой войны американцы негласно в специальной литературе были вынуждены признать, что немецкие РЛС «Вассерман» и «Мам- мут» были выдающимися РЛС своего времени, а «Маммут» вообще являлась ПЕРВОЙ в мире РЛС с электронным управлением диаграммой направленности — схемой, более известной ныне как РЛС с фазированной антенной решеткой (ФАР).

Поэтому неудивительно, что за немецкими специалистами в области радиолокации гонялись наперегонки британская и советская разведки.

   5 ноября 1942 года, Подмосковье, пять километров

Фрайтаг кивал, выслушивая перевод вопросов Остроумова, и тут же начал отвечать:

   — Станцию устанавливали по личному приказу фюрера. Предыстория такова: вначале менее мощная станция была установлена на острове Рюген для выполнения задания командования Кригсмарине.

   — Что это было за задание? — быстро задал вопрос Терентьев.

   — Мы должны были при помощи излучений станции получить снимок расположения кораблей британского военно- морского флота на базе Скапа—Флоу. Поскольку установка на Рюгене не дала каких–либо удовлетворительных результатов, фюрер приказал срочно поставить еще более мощную станцию самой последней разработки для работы в паре со станцией Рюгена. Специалисты Кригсмарине рассчитали точку: она оказалась в лесах западной Вайсрутении. Там в рекордные сроки и возник тот самый секретный объект, на котором я трудился последние несколько месяцев.

Остроумов переглянулся со своим коллегой, известным инженером–радиотехником Борисовым.

   — Но это невозможно! — воскликнул Борисов. — Где Рюген и где Скапа—Флоу?! Какая бы ни была мощность вашей установки, кривизну земной поверхности никто еще не отменил! Смотрите!

Борисов тут же начал набрасывать схему и выполнять расчеты, но иронически улыбнувшийся Фрайтаг жестом остановил его.

   — Речь идет об отраженных лучах, — пояснил он. — Излучение идет под определенным углом к горизонту, отраженный луч падает на интересующий объект, затем тем же путем принимается.

   — Извините, но излучение данного диапазона не может отражаться слоями атмосферы, — возразил Борисов.

   — Оно должно было отразиться тем, что находится за атмосферой: плотным слоем многокилометрового монолита, — терпеливо объяснил Фрайтаг.

Борисов недоуменно переглянулся с Остроумовым.

   — Вы имеете в виду Луну? — удивленно спросил Остроумов.

   — Я имею в виду внешнюю сферу Земли, — последовал еще более странный ответ.

Терентьев заметил замешательство отечественных ученых и раздраженно хлопнул ладонью по столу.

   — Гражданин Фрайтаг! Давайте не будем говорить загадками. Если наши ученые что–то не поняли, вы должны четко и по возможности кратко объяснить, что вы имеете в виду.

   — Я понял, — кивнул Фрайтаг. — Тут все дело в теории «полой земли».

Матвеев запнулся и переспросил.

   — Да, да, — подтвердил Фрайтаг. — Полая земля, пустая внутри как гнилой орех.

   — При чем тут орех? — поморщился Терентьев. — Излагайте теорию, чтобы наши ученые поняли, о чем идет речь. Если я не пойму, то наши ученые мне потом растолкуют. Если же и у них это не получится, то я вам, гражданин Фрайтаг, очень не завидую. Излагайте!

И Фрайтаг начал излагать.

Справка: теория «полой Земли»

Теория «полой Земли» возникла в США в начале XIX века. 15 апреля 1818 года отставной капитан пехоты Клайв Саймонс разослал всем членам Конгресса Соединенных Штатов, ректорам университетов и ряду крупных ученых послание следующего содержания: «Сан—Луи, Миссури, Северная Америка, 10 апреля; Всему миру. Я заявляю, что Земля полая и населена внутри. Она содержит много твердых сфер, концентрических, лежащих одна в другой, и открыта у полюса от 12 до 16 градусов. Я обязуюсь доказать реальность выдвигаемой мною мысли и готов исследовать внутренность Земли, если мир согласится помочь мне в этом предприятии».

Свою теорию отставной капитан строил не под влиянием старой контузии, а основывал на следующем наблюдении: наш мир — действительно полый по своей сути. В нашем мире полыми являются кости, стебли растений, волосы и множество других предметов. Полые вещи в полом мире — это же так логично!

По убеждению Саймонса, Земля состояла из пяти вложенных одна в другую сфер, имеющих в районе полюсов широкие отверстия, так что сферы обитаемы и снаружи и изнутри, и обитатели земных сфер могут перемещаться по обеим сторонам каждой из сфер, уподобляясь ползающему по фарфоровой чашке муравью. Построенная Саймонсом модель «земного шара Саймонса» вроде бы до сих пор хранится в Академии естественных наук в Филадельфии.

В 1869 году американский алхимик Сайрус Тид работал в своей лаборатории и размышлял над Книгами Исайи. В процессе работы, — то ли под влиянием религиозных текстов, то ли паров таинственных алхимических составов, — на Сайруса снизошло озарение: ему открылось, что все мы действительно живем на Земле, но — внутри ее!

Под впечатлением снизошедшего озарения Тид, по американским обычаям, немедленно основал новую религию, которую проповедовал в издаваемой им газете «Огненный меч». К 1894 году религия уже именовалась «корейшизм» и насчитывала более четырех тысяч активных последователей. В 1903 году Тид умер. Он уверял, что его тело не подвергнется разложению. Однако последователи Тида в итоге предпочли довериться не клятвам наставника, а своему обонянию и похоронили тело спустя два дня.

Когда чудовищная мясорубка Первой мировой войны подходила к концу, изнывавший от безделья во французском плену немецкий летчик Бендер наткнулся на старые экземпляры газеты «Огненный меч», неведомым путем попавшие в лагерную библиотеку. Проникшийся идеями Тида, Бендер после освобождения вернулся в Германию и основал движение «Учение о полом мире». Концепцию Тида он расширил представлениями другого американца, Маршалла Гарднера, издавшего в 1923 году труд, в котором доказывал, что Солнце находится не снаружи Земли, а внутри ее и прижимает обитателей Земли к внутренней вогнутой поверхности давлением солнечных лучей. Таким образом, Земля действительно является сферой того же размера, что и по воззрениям классической науки, но с единственной разницей: весь видимый мир находится не СНАРУЖИ, а ВНУТРИ Земли. Живые существа обитают на поверхности света под слоем воздуха толщиной 60 километров, постепенно ближе к центру переходящим в абсолютный вакуум. Живые существа и предметы придавлены к внутренней поверхности сферы давлением лучей Солнца, находящегося в геометрическом центре сферы вместе с двумя другими телами: Луной и «призрачным миром». «Призрачный мир» представляет собой шар синего газа, в котором сверкают искорки разрядов, кажущимися нам звездами. Именно тень от шара, проходящего перед Солнцем, вызывает ночь. Тень, отбрасываемая шаром на Луну, вызывает лунное затмение. В бесконечную Вселенную мы верим лишь потому, что все лучи видимой части спектра искривляются и лишь инфракрасные лучи распространяются действительно прямолинейно.

При всей абсурдности теория Бендера имела подтверждение в лице знаменитого опыта Майкельсона—Морли: достаточно предположить, что Земля неподвижна и теория Эйнштейна уже не нужна!

Сейчас такой подход кажется странным, но в те времена он был вполне естественным. Вот что писали по поводу теории Бендера Повель и Бержье в знаменитой книге «Утро магов»: «Наука с конца XIX века стала на путь, не укладывающийся в понятия здравого смысла. Для примитивных, несчастных и мистических умов всякая странность становилась допустимой, предпочтительно — странность понятная и утешительная, как полая Земля. Гитлер и его “товарищи”, — люди, поднявшиеся из низов, и противники чистого разума должны были считать, что идеи Бендера более приемлемы, чем теории Эйнштейна, открывающие бесконечно сложный мир, к которому гораздо труднее приспособиться. Бендеровский мир на первый взгляд так же безумен, как и эйнштейновский, но для того чтобы в него проникнуть, достаточно безумия первой степени. Объяснение Вселенной Бендером на основании безумных посылок развивалось разумным образом. Сумасшедший терял все, кроме рассудка. “Учение о полом мире”, согласно которому люди — единственные разумные существа во Вселенной, давало человеку, уменьшая эту Вселенную до размеров Земли, ощущение того, что он прикрыт, защищен, как зародыш во чреве матери. Оно удовлетворяло несчастные души с уязвленной гордостью и полные злобы на внешний мир. Кроме того, это была единственная германская теория, которую можно было противопоставить еврею Эйнштейну».

Большую роль в готовности к восприятию теории Бендера сыграли традиционные мифы о подземных мирах и их обитателях.

Мифический царь шумерского города Урука, по преданию правивший в конце XXVII — начале XXVI века до Р. Х., спускается под землю, чтобы узнать у давно умершего предка Утнапиштима секрет бессмертия. В древнегреческом мифе об Орфее и Эвридике сын фракийского речного бога Эагра и музы Каллиопы, великий певец и музыкант Орфей отправляется за своей возлюбленной в подземное царство мертвых, находящееся под властью бога Аида, чтобы вернуть свою возлюбленную Эвридику. Легенды о гномах, троллях и прочих подземных жителях наполняют фольклор всех европейских народов и имеют свои аналоги во всем мире.

И дело не только в пережитках язычества. Первые христиане скрывались от преследований в катакомбах, что подтверждают их исследования. Особенно интересны катакомбы первых христиан св. Павла и св. Агаты на Мальте. В обычае ранних мальтийских христиан было укладывать в катакомбах тела умерших, где те пребывали до полного разложения: после этого прах и кости хоронились в поле. Там же обитали отшельники. Таким образом, катакомбы рассматривались не только как место первоначального упокоения или молитвы, но как особый мир, где можно общаться с Богом и душами умерших.

Неудивительно, что веру в науку и разум, характерную для интеллектуалов XIX века и сильно пошатнувшуюся с падением прежнего мира в ходе чудовищной мясорубки Первой мировой войны, легко сменила вера в «новые науки» и сверхъестественное.

Со сторонниками Бендера яростно боролись сторонники доктрины «вечного льда» бывшего инженера и предпринимателя Гербигера. В основе теория напоминает торию о происхождении Вселенной из Большого взрыва. Гербигер четко сообщает, как произошел Большой взрыв: в огромное тело, в миллионы раз больше нашего Солнца, с высокой температурой врезалась гигантская планета, представлявшая собой скопление космического льда. Подобно упавшей в промерзшую землю капле расплавленной стали, вначале столкновение не проявило эффекта. Масса льда глубоко ушла в сверхсолнце. И в течение сотни тысяч лет не происходило ничего. Но потом давление водяных паров достигло критической величины и произошел огромный взрыв.

На этой идее Гербигер провозглашал, что в основе всего лежит борьба льда и пламени. Из этой борьбы он логически подходил к вышедшему из льда «нордическому человеку». А самое главное: он яростно противостоял современной «иудео–либеральной» науке. В листовках движения Гербиге- ра «Ведь» писалось: «Наши северные предки обрели силу в снегу и во льдах, вот почему вера в мировой лед — естественное наследство нордического человека. Австриец Гитлер выгнал еврейских политиков; другой австриец, Гербигер, выгонит еврейских ученых. Своей собственной жизнью фюрер показал, что дилетант выше профессионала. Потребовался другой дилетант, чтобы дать нам полное представление о Вселенной».

Гитлер с большим уважением относился к Гербигеру. Но среди руководителей рейха, СС, высших офицеров армии и флота было немало тех, кто верил в теорию «полой Земли». Когда–нибудь две теории неизбежно должны были столкнуться.

В апреле 1942 года на острове Рюген, находящемся недалеко от Балтийского побережья Германии, в обстановке секретности, на строго охраняемой территории выросли радарные антенны экспедиции, состоявшей из лучших специалистов по радиолокации. Руководил экспедицией специалист по инфракрасным излучениям доктор Гейнц Фишер. Вместо того чтобы обнаруживать и давать целеуказание авиации ПВО, наводить бомбардировщики люфтваффе на стратегические объекты Англии, вместо этого сверхсовременные уникальные немецкие радары круглосуточно зондировали небо. Для чего?

Дело в том, что в соответствии с теорией Бендера и основанных на этой теории расчетах специалистов Кригсма- рине экспедиция по личному заданию Гитлера пыталась получить отраженными лучами изображения кораблей британского флота, стоящего на якорной стоянке главной британской военно–морской базы Скапа—Флоу.

Видимо, база-500 была построена для того, чтобы уловить отраженные сигналы, излучаемые радарами на острове Рюген. Позднее, уже после войны, доктор Фишер весьма сдержанно прокомментировал этот эксперимент: «Нацисты заставляли меня делать работу сумасшедшего, что весьма мешало моим исследованиям». Эксперимент завершился провалом, радарные установки демонтировали и вывезли для использования в системах ПВО. Зато он принес несомненную пользу человечеству: ведь несколько месяцев крупнейшие специалисты Германии не работали на войну. Доктор Фишер после войны уехал в Германию и принял участие в создании водородной бомбы. Именно руководимая им лаборатория исследовательского центра армии США в Дейтоне, штат Огайо, в 1957 году получила температуру в миллион градусов, необходимую для начала реакции термоядерного синтеза. Сколько этот человек и ему подобные могли бы наработать на нацистский рейх, если бы не тратили время на безумные эксперименты?

Раздраженный провалом, Гитлер приказал бросить Бендера в концлагерь как лжеученого и афериста. Геринг попытался вступиться за боевого летчика, ветерана Первой мировой войны, но безуспешно: Бендер так и умер в концлагере.

Однако было бы опрометчиво полагать, что одержал победу Разум: одержала победу теория Гербигера. Именно она после провала Бендера стала в Германии единственно правильной.