Глава 14
От первого лица: Генрих Герлиак, 2 ноября 1942 года,
22 часа, Вайсрутения, минский аэродром
Бах полагал, что я отправлюсь организовывать прочесывание лесных массивов в поисках пропавшего самолета. Я не стал его разубеждать и сказал, что еду на аэродром решать вопрос с самолетами для организации поисков с воздуха. Однако истинной причиной было другое.
Я подумал, что причины загадочного исчезновения самолета надо искать еще на земле. Укрепил меня в этом убеждении и тот факт, который мне удалось выяснить: оказывается, в тот день первым на аэродром выехал Райхель, поскольку он должен был захватить летчика из гостиницы. И он его действительно захватил, что подтвердил стоявший на часах у входа в гостиницу солдат, которого мне довольно быстро удалось разыскать после сеанса в кинотеатре. Штадле приехал на аэродром, когда летчик и Райхель уже сидели в самолете, готовом к вылету.
На аэродроме я выяснил, кто нес караульную службу в тот день, собрал их в предоставленном в мое распоряжение кабинете коменданта аэродрома и устроил допрос. Я быстро нашел парня, несшего службу на контрольном пункте именно в то время, когда через него проезжала машина Райхеля.
— Послушайте, ефрейтор… э-э… Кунце, — сказал я, заглядывая в записи. — Я тут сверился с журналом дежурства и выяснил, что одновременно с гауптштурмфюрером Райхелем на территорию аэродрома въехали обер–фельдфебель Шульце и унтерштурмфюрер Бергер. Они что, ехали в одной машине?
— Нет, штандартенфюрер, — ответил Кунце. — В одной машине с гауптштурмфюрером Райхелем ехал унтерштурмфюрер Бергер. А обер–фельдфебель Шульце приехал на мотоцикле.
— А почему я не вижу в списке пилота обер–лейтенанта Баума?
— Видимо, он не приезжал, — ответил Кунце. — Во всяком случае, когда я стоял на посту и проверял документы въезжающих и выезжающих, заносил их в журнал дежурства, обер–лейтенант Баум не проезжал. Тем более я знаю его в лицо.
— А унтерштурмфюрер Бергер… вы проверяли его документы? — спросил я.
— Разумеется, штандартенфюрер! — горячо воскликнул Кунце. — Он был из СД, а есть приказ: людей из СД пропускать на территорию аэродрома без специальных пропусков.
— Понятно… а вы не помните, где именно служит Бергер: в СД Минска или в штабе полицайфюрера?
— Нет, штандартенфюрер. Откуда же я могу это знать? — удивился Кунце.
Я позвонил в кадровый отдел СД Минска, в штаб начальника СД и полиции Вайсрутении и в строевой отдел штаба полицайфюрера «Руссланд—Митте». Нигде офицер СД унтерштурмфюрер Бергер не числился и в указанный срок в командировку не прибывал, поскольку в комендатуре вышеуказанный унтерштурмфюрер не отмечался.
Я отпустил личный состав караула. Итак, откуда взялся офицер СД Бергер и куда делся пилот Баум? Появление одного и исчезновение другого было связано с Райхе- лем. Такой факт насторожил бы любого следователя. А для меня, знающего об истинном лице Райхеля, исчезновение самолета перестало быть загадкой.
Очевидно, что Райхель снабдил обладающего пилотажными навыками человека из группы Коровина, возможно, профессионального летчика из окруженцев, фальшивыми документами на имя офицера СД унтерштурмфюрера Бергера. Он забрал обер–лейтенанта Баума из гостиницы, по дороге убил его и спрятал труп в руинах. Затем взял своего переодетого офицером СД пилота и уехал с ним на аэродром.
Самолет был в готовности, лист полетного задания и разрешение на вылет подписаны. Медосмотр «Бергер», ра–зумеется, не проходил, но при таких полетах им обычно пренебрегали. Штадле не знал Баума в лицо, поэтому ничего не заподозрил.
Когда Штадле с профессором отправился обратно, такой вариант явно был предусмотрен Райхелем, потому он был так спокоен. Пилот взял инициативу на себя: сидящего рядом Штадле он вырубил, отключил радиосвязь с аэродромом и приземлился в оговоренном с партизанами месте: «шторху» для посадки достаточно полянки метров шестьдесят длиной, так что проблем с выбором места не было.
Райхель не знал, кто из двоих людей, одетых в полевую форму СС, действительно профессор Фрайтаг, и он организовал похищение обоих. Представляю его разочарование, когда вместо профессора он вытащил из танка перепуганного юнца! Но его напарник, похоже, успешно справился со своей задачей.
Что делать? С полной заправки «шторх» мог улететь не далее 300 километров от базы — не далее 30 километров на восток от Минска. При этом Фрайтага следует как можно быстрее отправить в Москву. Витебский коридор практически закрыт усилиями 201–й полицейской дивизии. Остается только самолет. Я взял карту, прикинул расстояния. И вдруг сразу понял, куда Коровин примет самолет из Москвы для отправки профессора Фрайтага. Коровин как–то бросил раздраженно Федорцову, что если что–то случится с взлетной полосой у озера Круглое, то останется только Князь–озеро, которое значительно дальше от оперативного района. Князь- озеро! Именно туда без проблем долетит «шторх». И именно там без проблем сядет самолет из Москвы.
Так что мы можем сделать в такой ситуации?
Поднять авиацию и найти все пригодные для посадки транспортника полосы. А транспортник не «шторх», ему еще взлетать надо. Для транспортника типа ПС-84, на котором отправили детей из пионерлагеря «Круглое» в Москву, полоса среди высоких деревьев длиной не менее 1300 метров. Такие полосы найти с воздуха легко. А дальше их можно привести в негодность бомбежкой или же блокировать с земли.
Я решительно поднялся и вышел из кабинета. Надо ехать к Баху и немедленно приступать к делу, тогда есть серьезный шанс вырвать профессора Фрайтага из лап большевиков, спасти его для рейха и германской науки!
На выходе я столкнулся со Штраухом.
— Хайль Гитлер! — приветствовал меня Штраух. — Что это вы делаете так поздно на аэродроме?
— Собирался лететь к себе, но начальство вытащило меня чуть ли не из самолета, — немедленно соврал я. — А вас что сюда занесло?
— Да есть одно дело, и я думаю, что вы могли бы мне помочь, — сообщил Штраух.
— Всегда готов вам помочь в вашей нелегкой работе, — улыбнулся я.
— Тут в руинах рабочие случайно обнаружили тело пилота, некоего обер–лейтенанта Баума. Вы знали его?
— Штраух, в моей бригаде есть собственная летная служба, — напомнил я. — Разумеется, не знал. А в чем, собственно, дело?
— Дело в том, что, по показаниям свидетелей, последним Баума видел офицер штаба генерала фон дем Баха гауптштурмфюрер Райхель, — сообщил Штраух, пристально глядя мне в глаза. — Более того, он даже вез его на своей машине на аэродром. Однако на аэродром он въехал без Баума. Поэтому мне хотелось бы поговорить с Райхелем. Где он сейчас?
— К сожалению, Райхель сегодня днем погиб в засаде лесных бандитов, — со скорбным вздохом сообщил я.
— Послушайте, Герлиак, — с едва заметным раздражени ем произнес Штраух. — Согласно полетного листа, самолет, на котором улетел Райхель, должен был пилотировать Баум. Вам это не кажется странным?
— Мне это кажется весьма странным, Штраух, — ответил я. — Баум не мог одновременно валяться в виде трупа в развалинах и пилотировать самолет с Райхелем.
— Вот именно, Герлиак, вот именно! — оживился Штраух. — Кто же в таком случае пилотировал самолет?
— По–моему, вам этот вопрос следует адресовать чинам Люфтваффе, отвечающим за работу аэродрома, — ответил я. — Извините, Штраух, но меня действительно ждет обергруппенфюрер фон дем Бах. Хайль Гитлер!
Штрауху ничего не оставалось, как посторониться. Я уселся в машину и приказал шоферу:
— В штаб полицайфюрера «Руссланд—Митте». Быстро!
Я изложил Баху все, что удалось мне узнать, а также содержание беседы со Штраухом.
— Чертовщина какая–то! — воскликнул Бах. — Уму непостижимо! А вы что думаете, Герлиак?
— Что думаю я, обергруппенфюрер, не так уж и важно, — ответил я. — А вот ход мыслей Штрауха мне очень не нравится.
— При чем тут ход его мыслей? — уставился на меня Бах.
— При том, обергруппенфюрер, что Штраух подозревает Райхеля в том, что он — русский шпион, — твердо заявил я.
Бах схватился за голову и буквально упал в кресло. Потерев виски ладонями, он поднял голову и спросил:
— Вы полагаете, что это серьезно?
— Я полагаю, что если Штраух начнет раскручивать эту версию, то сумеет подкрепить ее фактами, — с уверенностью в голосе ответил я. — И тогда нам придется нелегко. Вы помните, как Райхель появился в вашем аппарате?
— Он прибыл из Берлина, — ответил Бах и тут же спохватился. — Да… поезд, на котором он ехал, был пущен под откос партизанами. Райхель долго скрывался у надежного человека, пока не смог связаться с нами. Он здорово пострадал в катастрофе, мать родная не узнала бы!
Бах замолчал.
— Я полагаю, обергруппенфюрер, что Штраух даст свое объяснение этому факту, — высказал я мнение. — И боюсь, что нам будет трудно опровергнуть…
— Вы тоже считаете, что Райхель был русским шпионам? — резко перебил Бах.
— Я не считаю, а анализирую факты, — возразил я. — Райхеля я практически не знал, пока он не заявился на базу.
— Ладно! Предположим, что Райхель — русский шпион. Где он сейчас?
— Воспользовался нападением на колонну и скрылся. Он подсунул Штадле своего пилота, и сейчас одна надежда: что Штадле сумел противостоять внезапному захвату и обломки самолета лежат где–нибудь в лесу.
— А если не сумел, то самолет с профессором уже стоит возле партизанских землянок, — невесело продолжил мою мысль Бах.
Он вскочил и заходил по кабинету.
— Немыслимо, просто немыслимо! — повторял он. — Русский агент в моем штабе! И это в тот момент, когда рейхсфюрер назначил меня уполномоченным по борьбе с партизанами!
Я понял, что именно волнует Баха, и у меня отлегло от сердца.
— Вы уже занялись этим делом, набрали материал… У вас уже есть конкретные предложения?
— Да, обергруппенфюрер! — решительно заявил я. — Нам следует искать самолет. И чем скорее мы его найдем, тем больше вероятность, что мы сумеем сильно уменьшить масштабы бедствия… Если не в реальности, то хотя бы в глазах рейхсфюрера.
3 ноября 1942 года, Вайсрутения,
пять километров севернее Князь–озера, час ночи
— Что? Что случилось? — вздрогнул Коровин, сжимая твердую рубчатую рукоятку ТТ. Ощущение, что кто–то вошел в неглубокую землянку, мгновенно вырвало его из трясины сна.
— Это я, Федорцов, — последовал ответ. Вспыхнул огонек, неровное пламя коптилки осветило землянку, и Коровин увидел сидящего за колченогим столом Федорцова.
— Москва дала ответ, — сообщил Федорцов. — В ночь с третьего на четвертое будет самолет. Приказано отправить немца, документацию. И нам с тобой приказано лететь.
— Это зачем? — нахмурился Коровин.
— Москва разъяснений не дает, — невесело усмехнулся Федорцов. — Приказано сдать командование заместителю и лететь. Да, еще Сибирцева и Волкова приказано захватить.
— Будем надеяться, что для награждения вызывают, — проворчал Коровин и тут же спросил: — Слушай, у тебя самогонка есть?
— Найдем, — коротко отозвался Федорцов. — А зачем?
— Не спится мне, — вздохнул Коровин. — Немца правильного взяли, наконец удача! Отпраздновать надо! Жаль, Сибирцев не скоро до нас доберется. Зови Волкова!
— Да он спит, наверное, — возразил Федорцов.
— А ты разбуди, он в самолете выспится, — ответил Коровин. — Отпраздновать надо завершение операции, ради которой нас сюда прислали. Буди Волкова! Ведь не каждый день командир выпить предлагает.
— А я думал, ты не пьешь, — признался Федорцов.
— А я и не пью, — ответил Коровин. — Но иногда приходится… Знаешь, как Петр Первый говорил? Пьем не пьянства ради, а дабы не утратить навыка. Давай, выполняй!
Когда на поляне возле Князь–озера приземлился «шторх», Коровин испытал такое волнение, которое не испытывал никогда в жизни: сердце бешено заколотилось и казалось, что оно либо выскочит из груди, либо взорвется.
«Шторх» замер после пробежки, дверца со стороны пилота открылась, и оттуда выпрыгнул Волков, одетый в немецкий летный комбинезон.
— А я не верил, — признался Коровин, крепко обнимая его. — Не операция, а чистая авантюра.
— Сибирцева благодарите, — отозвался Волков. — Он все организовал. Я страху натерпелся на аэродроме, думал, что разоблачат. Только когда в воздух поднялись, успокоился немного.
— Привез профессора?
— Вон, сзади сидит. Весь полет тихо как мышь… — пояснил Волков. — А офицера я вырубил, чтобы он не догадался, что мы не в Минск летим.
Волков открыл дверцу, и тело Штадле мешком вывалилось на землю. Правая сторона его лица и мундир на плече были покрыты запекшейся кровью.
— Не дышит, — с досадой заметил Коровин, щупая пульс. — Перестарался ты, Волков!
— Да как же так! — растерялся Волков. — Я же его аккуратно… Черт! Это он головой об дверь приложился неудачно. Как же это я?
Коровин вытащил документы из кармана офицера, просмотрел.
— Вот так дела! Да это же подполковник Штадле, правая рука генерала фон дем Баха! — с досадой воскликнул Коровин. — Ценный был источник! Жаль, что ты его не довез. Ладно, профессор хоть живой?
— Да вон он, сзади сидит! Вылезай, профессор!
Коровин подошел к самолету и обратился по–немецки к испуганному Фрайтагу.
— Выходите, профессор! Вы взяты в плен разведывательной группой НКВД СССР. Я командир разведгруппы майор госбезопасности Коровин. Мое звание соответствует званию армейского полковника. Хоть вы и одеты в форму унтер–офицера СС, но мы знаем, что вы гражданское лицо и поэтому вам не грозит лагерь военнопленных. Хочу предупредить: от вашего благоразумия и готовности сотрудничать зависит ваша судьба. Вы интересуете нас как технический специалист. Вам нечего бояться. Выходите!
Фрайтаг неловко вылез из самолета, прижимая к груди кожаный чемоданчик.
— Господин полковник, в этом чемодане мои рабочие записи, смысл моей жизни, — сбивчиво заговорил он. — Прошу вас обращаться с ним очень бережно.
— Обещаю, что этот чемодан вы получите в целости и сохранности, когда прилетите в Москву, — заверил Коровин. — Федорцов, печать!
Чемодан тут же был опечатан сургучной печатью и передан Федорцову.
— Волков! — обратился Коровин к пилоту. — Идите обедайте и проследите, чтобы немца накормили. Федорцов, позови Таню, она немецкий хорошо знает, пусть с немцем поработает: если ему чего надо, так пусть скажет. Ну и вообще… а то, не ровен час, от страха помрет профессор. А этого мне очень не хотелось бы!
Через полчаса Федорцов появился с бутылкой самогона, двумя банками консервов, караваем хлеба под мышкой и заспанным Волковым.
— Ты, дорогой наш летчик, не обижайся, что я приказал тебя среди ночи поднять, — обратился Коровин к Волкову, разливая самогон по кружкам. — Не знаю, будет ли у нас еще возможность это дело отметить. Хочу вот что сказать… То, ради чего мы сюда пришли, то задание командования, ради которого мы таскались по лесам Белоруссии, убивали врагов и теряли товарищей, — сегодня мы его выполнили! Разумеется, задание окончательно будет выполнено, когда самолет с немцем приземлится на подмосковном аэродроме. Но для нас оно уже закончилось, теперь от нас ничего не зависит. Наверное, очень странно, что итог всех наших усилий — это насмерть перепуганный немец с кожаным чемоданчиком. Но такова наша работа. Товарищи! Выпьем за успешное завершение нашего задания! Мы его выполнили, мы сделали это!
От первого лица: Генрих Герлиак, 4 ноября 1942 года,
14 часов, Вайсрутения, Князь–озеро
Бах повел себя очень странно и категорически отверг мое предложение о привлечении люфтваффе к поиску посадочной полосы в районе Князь–озера.
— Герлиак, я не считаю целесообразным привлечение авиации, — категорически заявил он мне. — Как сформулировать им задачу? Бомбить все, что напоминает взлетную полосу? Вздор! Обходитесь своими силами, и чем меньше людей будут знать о том, чем вы занимаетесь, тем лучше. Ищите «шторх» со Штадле и Фрайтагом. Вот ваша задача, и больше ничем не занимайтесь.
Утром мы вышли в район Князь–озера и спустя два часа оказались на вырубке, которую партизаны использовали в качестве взлетно–посадочной полосы. Почти сразу обнаружили укрытый в кустах «шторх». Я осмотрел кабину и обнаружил следы крови на правой двери.
— Ищите свежую могилу! — приказал я. Через час Рудаков доложил, что в густом ельнике неподалеку обнаружено тело Штадле. Я связался по рации со штабом Баха и доложил о находке. Ответ не заставил себя долго ждать: Бах требовал подтвердить гибель самолета с пассажирами. Я снова вызвал Рудакова.
— Мне нужны два тела. Одно в форме офицера люфтваффе, второе в форме унтер–офицера СС. На базе, в комнате, которую занимал профессор, осталось много его личных вещей: отберите предметы, которые могут поместиться в карманы.
— С формой люфтваффе будут проблемы, — озабоченно сообщил Рудаков.
— Выполняйте приказ, штурмбаннфюрер, — сухо ответил я.
Форма нашлась у начальника летной службы бригады, а найти пару мертвых тел в лесах Вайсрутении не представляло проблемы.
— Самолет разбился, и трое находившихся на борту погибли, — разъяснил я ситуацию Рудакову. — Штадле должны опознать, остальных двоих — нет.
— Я понял, штандартенфюрер, — кивнул Рудаков.
Через полчаса на берегу озера прогремел взрыв. В воронке горели обломки «шторха» вместе с двумя трупами, метрах в десяти от воронки лежало тело Штадле.
— Ваш приказ выполнен, штандартенфюрер! — доложил Рудаков.
— Хорошо. Отправьте сообщение в штаб Баха: гибель самолета с пассажирами подтверждаю, тела будут доставлены в Минск.
В Минске нас встретил Штраух, которого Бах попросил заняться расследованием гибели Штадле и профессора Фрайтага.
— Тело Штадле практически не пострадало, — констатировал Штраух. — Остальные два трупа сильно обгорели, но по личным предметам, обнаруженным на одном из трупов, можно уверенно утверждать, что это профессор Фрайтаг. Но вот труп летчика… Никаких личных вещей! Откуда он взялся?
— Я полагаю, Штраух, что партизанам удалось ликвидировать пилота Баума и подсунуть вместо него своего летчика, — высказал предположение я. — С учетом того беспорядка, который царит на аэродроме, сей печальный факт лично у меня не вызывает удивления. Вспомните самолет, на котором летел бедняга Вахман: его заминировали средь бела дня! Поэтому лично я не удивляюсь тому, что партизаны чувствовали себя на минском аэродроме как дома.
— Увы, мне нелегко привлечь к ответственности офицеров люфтваффе, — печально отозвался Штраух.
— Я понимаю, — посочувствовал я. — В любом случае можете рассчитывать на мою поддержку.
— Вы и так уже сделали все, что могли, Герлиак, — заметил Штраух.
Он был прав, хотя и не знал, в чем именно.
Мой доклад Баху был короток. Баху явно понравилась мои расторопность и понимание ситуации.
— Мы выполнили свой долг с честью, — заключил Бах. — Гибель профессора является следствием того безобразного состояния дел с безопасностью, которое сложилось на минском аэродроме по вине люфтваффе. Я уже отправил рапорт рейхсфюреру. В любом случае, Герлиак, нам не в чем себя упрекнуть. А вот бедняге Гейбелю не позавидуешь!
— А что случилось со штандартенфюрером Гейбелем? — осведомился я.
— Так вы не в курсе? — удивился Бах. — Тот самый спец- груз, который вы отправили по железной дороге с базы… Его потеряли в Варшаве.
— Как?! — изумился я. — Как можно потерять несколько железнодорожных вагонов в глубоком тылу?
— Вот как раз сейчас начальник СД и полиции Варшавского дистрикта ищет ответ на этот вопрос, — ответил Бах. — Если он не найдет вагоны, то должен хотя бы найти убедительное объяснение, куда они могли деться. А это будет нелегко!
Да уж! Железнодорожные вагоны в Варшаве — это не «шторх» в лесах Вайсрутении!
* * *
Я прилетел на базу поздно ночью и сразу отправился в комнату Марты. Она спала. Я сел рядом с постелью и долго смотрел на ее прекрасное лицо: лицо молодой женщины, спящей спокойным сном. Спи, милая! Ничто не омрачит твой покой и покой нашего будущего ребенка — я сделаю для этого все!
Не откладывая в долгий ящик, я определил, что надо сделать в первую очередь: избавиться от Клембовского и Земелина. Уж слишком много они знали такого, что вызвало бы вопросы у Штрауха, а затем и у суда СС. Хватит им торчать на территории базы, где их видит так много народу. С глаз долой!
Я разбудил Лангена и приказал немедленно привести ко мне Клембовского и Земелина. Ланген спросонья долго таращился на меня, потом начал что–то объяснять. Я весь находился в своих мыслях, и потому до меня не сразу дошел смысл бессвязной речи Лангена: Клембовский исчез!
— Вы еще не проснулись, Ланген? — холодно осведомился я.
— Я проснулся, штандартенфюрер, — возразил Ланген.
— В таком случае вы сошли с ума, — заключил я. — Как человек может исчезнуть с секретного объекта, охраняемого не хуже, чем ставка фюрера?! Что за бред?!
— Это не бред, штандартенфюрер, — виновато ответил Ланген. — Это факт.
— Выкладывайте быстрее все, что знаете, пока я вас не пристрелил! — раздраженно посоветовал я.
Клембовского никто не видел уже вторые сутки. Первым забил тревогу Рудаков, когда Клембовский не только не явился на утреннее построение, но и не появился в штабе. Рудаков организовал прочесывание территории базы, но никаких следов Клембовского не обнаружил.
— У нас есть собаки! — с досадой воскликнул я. — Они, между прочим, способны идти по следу. Кому–нибудь это пришло в голову?!
Оказалось, что пришло. Разумеется, Рудакову. Собаке дали понюхать старую нижнюю рубаху Клембовского, и она взяла след. След, видимо, действительно был свежий: собака уверенно вывела к железнодорожному пакгаузу и там остановилась.
— Вчера или позавчера прибывал локомотив? — нетерпеливо перебил я Лангена.
— Да, вчера утром локомотив пригнал цистерну с дизтопливом и забрал порожнюю.
— Так, я начинаю понимать! — прервал я Лангена. — Я иду в комнату Клембовского, а вы приведите туда начальника караула по сектору В. Разумеется, того, который нес службу вчера.
Я осмотрел комнату Клембовского, но не нашел ничего интересного. Было бы странно, если бы он оставил мне прощальное письмо, но все–таки я надеялся, что найду что–нибудь. В принципе я нашел то, чего не должно было быть в комнате: зеленая сумка от армейского противогаза русского образца Коробка фильтра лежала в ней, а сам противогаз отсутствовал. Я вертел в руках сумку, когда в комнату ввалился Ланген и втолкнул туда смертельно перепуганного шарфюрера
— Хайль Гитлер! Шарфюрер Глобке по вашему приказанию прибыл, штандартенфюрер!
— Глобке, вы вчера возглавляли караул в секторе В? — спросил я.
— Да, штандартенфюрер!
— Что вы делали, когда прибыл локомотив с цистерной дизтоплива?
— Как положено… — растерянно ответил Глобке. — Уведомил дежурного, получил приказ на ввоз цистерны с дизтопливом и вывоз порожней цистерны. Номера цистерн, время вывоза — все записано…
— Вы осмотрели цистерну? — перебил его я.
— Да, штандартенфюрер! Вдруг она заминирована? Лично проверил, как предписано.
— А порожнюю? Порожнюю вы осмотрели?
— Но… такого приказа не было, — нерешительно ответил Глобке.
— То есть на ней мог кто–нибудь выехать за пределы базы?
— Нет, я видел, что никого не было. Там не больно то спрячешься, просто цистерна на платформе, человека сразу увидишь. И люк цистерны был закрыт.
— А внутри?
Глобке замялся.
— Штандартенфюрер! Порожняя цистерна заполнена остатками и парами дизтоплива, человек там сразу задохнется, — напомнил Ланген.
Я показал противогазную сумку.
— Он одел противогазную маску и конец трубки высунул наружу, под приоткрытый люк. Вот так!
Что теперь делать? Цистерна уже в Белостоке, но Клембовский наверняка сошел по дороге. Хорошо, господин Клембовский! Вы оказали мне большую услугу с сейфом, потому живите… пока. Уверен, что мы еще с вами встретимся! Не знаю почему, но жизнь все время сталкивает нас: видимо, мы из всех возможных дорог всегда выбираем одну и ту же.
Теперь надлежало заняться Земелиным. Уж этот, надеюсь, не сбежал!
— Глобке, свободны! Утром все, что мне рассказали, изложите в виде рапорта.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул Глобке и спешно убрался с моих глаз.
— Ланген! А где Земелин? — обратился я к адъютанту.
— Ждет у дежурного.
— Разбудите Рудакова и скажите, что на рассвете отправляем Земелина к партизанам. Пусть срочно подготовит для него одежду и документы. Земелина ко мне на инструктаж. Но не сейчас: сначала сварите мне кофе. Уснуть все равно не удастся, а дел много.
4 ноября 1942 года, около 6 часов утра, Москва,
Центральный аэродром на Ходынском поле
Мелкий снежок мело по взлетной полосе и свивало в маленькие смерчики возле двух легковых автомобилей, стоявших посреди бетонного поля. Коровин, Федорцов, Волков и Фрайтаг вышли из самолета. Из ближайшей машины вышел человек в форме капитана госбезопасности.
— Кто майор госбезопасности Коровин? — отрывисто спросил он.
— Я, — ответил Коровин.
— Капитан госбезопасности Шевцов, — представился офицер. — Мне поручено забрать немца.
— Вот он, — указал Коровин на Фрайтага.
— Идемте со мной, — обратился Шевцов к немцу. Тот с недоумением взглянул на Коровина.
— Вы поедете с этим офицером, — объяснил ему по- немецки Коровин. — Садитесь в машину.
Глядя в спину немецкому профессору, Коровин вспомнил Петерсона—Герлиака и довольно улыбнулся. «А ведь наш поединок выиграл все–таки я, господин полковник! А вы проиграли. Привет фюреру, герр Герлиак!»
Немец просеменил следом за Шевцовым, прижимая к груди свой драгоценный чемоданчик. Машина уехала, и тогда из второго автомобиля вышел еще один офицер.
— Старший майор госбезопасности Цветков, — представился он. — Товарищи офицеры, прошу вас сдать личное оружие. Надеюсь, вы отнесетесь к этому с пониманием.
Коровин, Федорцов и Волков беспрекословно отдали свои пистолеты.
— Отлично! Садитесь в машину, — предложил Цветков. — Надеюсь, вы разместитесь на заднем сиденье. Извините за неудобство.
Автомобиль быстро промчался по Ленинградскому шоссе, улице Горького и свернул к площади Революции. С правой стороны промелькнули стены и башни Кремля, серая громада гостиницы Москва. Машина выехала на площадь Дзержинского, где на высоком постаменте стыл в холодном ноябрьском воздухе бронзовый основательЧК.
Машина остановилась возле одного из подъездов. Цветков провел своих пассажиров внутрь здания и развел по кабинетам.
— Сейчас с вами побеседуют, и вы отправитесь на отдых, — ободряюще улыбнулся он Коровину, открывая дверь кабинета. Коровин вошел и огляделся. Обычный кабинет: книжный шкаф, массивный сейф, письменный стол с зеленым сукном, потертый кожаный диван и несколько стульев. Коровин сел на диван и хотел закурить, но не успел: дверь открылась, и в кабинет вошел сержант госбезопасности в сопровождении двух бойцов с винтовками.
— Гражданин Коровин? — сухо осведомился сержант. Получив утвердительный ответ, он равнодушно сообщил:
— Вы арестованы. Сдайте оружие, документы, награды и ремень.
— Оружие уже забрали, сержант, — ответил Коровин, аккуратно выкладывая все остальное на стол. Сержант обыскал его и, убедившись, что ничего недозволенного не осталось, приказал:
— Следуйте за мной! И без глупостей: оружие применяем без предупреждения.
Коровин заложил руки за спину и направился следом за сержантом. Он уже проходил через это и без всякого удивления подумал: «Снова то же самое. Почему? Стоило ли выживать в немецком тылу, чтобы снова оказаться в подвале внутренней тюрьмы на Лубянке?»
В глубине души он был к этому готов: он догадывался, что смерть Цанавы ему не простят. Коровин вспомнил следователя Херувимова. Впрочем, того уже нет, но можно не сомневаться, что Следственная часть не испытывает недостатка в херувимовых.
И Коровин вдруг остро пожалел, что тогда возле озера Круглое его не накрыло минами вместе с Цанавой.
