30
Проследив, как Фройнштаг нервно промаршировала к себе, Скорцени вошел в комнату, взял девицу за волосы — они были шелковисто-жесткими и источали фиалочный аромат луговых цветов — и, запрокинув голову, всмотрелся в лицо.
Римский нос, припухлые хубы, родинка на левой щеке…
Нет, он не припоминает ее. Среди девиц, с которыми развлекались его «коршуны», такой красотки не было. Убедив себя в этом, Скорцени вздохнул с нескрываемым облегчением: не хотелось быть одним из них.
— Не волнуйтесь, я прибыла только сегодня, — тонко уловила его тревоги девушка. — Ни с кем из ваших парней не спала.
— Хотелось бы верить. Имя?
— Называйте меня Катариной, — предложила она совершенно спокойно. То, что Скорцени продолжал удерживать ее за волосы, казалось, не доставляет ей никаких неудобств.
— Хорошо, будем звать Катариной. Знаешь, кто я?
— Биографиями партнеров интересуюсь лишь тогда, когда это нужно шефу.
— То есть Кардьяни?
— Ему.
— Нашла шефа, — брезгливо поморщился Скорцени. — Давно работаешь на него?
— Уже три года. Представьте, специализируюсь в основном по биографиям.
— Талант собеседника? Умение расположить? Божий дар. Такие агенты в цене.
— Но сейчас не тот случай. Или я не права?
— Так ты все же из разведки? — не удержался Скорцени от вопроса, который не должен был задавать ни при каких обстоятельствах. — Или всего лишь на побегушках у мафии?
— Нет, с мафией меня ничто не связывает. С мафией нет. С разведкой — это ближе к истине. В том смысле, что иногда оказываю мелкие услуги. Только и всего.
— Какой именно?
— Итальянской и абверу.
— Даже абверу?
— В это трудно верить. Понимаю.
«Следовательно, она знает, кто я такой. Или догадывается. Иначе не была бы столь откровенной».
— Можете не опасаться меня, — заверила Катарина, убийственно точно расшифровав его предположения. — Я откровенна далеко не со всеми.
— Это умиляет меня.
— Вы устали, синьор. Самое время отдохнуть. Душ я уже приняла.
Скорцени отпустил ее волосы и поцеловал в шею. К сожалению, ему тоже необходимо было спускаться в оборудованную в полуподвальном помещении душевую. А значит, терять время.
— Вы ведь не настаиваете, чтобы мы спускались туда вместе? — Катарина спросила об этом голосом ребёнка, привыкшего отлынивать от любой работы.
— Душ — это слишком интимно. Понимаю, что этот предрассудок нашего поколения вашему поколению совершенно не знаком.
Из вежливости Катарина едва заметно ухмыльнулась: шутка ровесника.
Уже стоя под тугими струями воды, Скорцени вдруг услышал резкий, чуть-чуть насмешливый голос Фройнштаг:
— Вы здесь, штурмбаннфюрер?!
«Господи, — вздрогнул Отто, — хорошо, что у меня хватило ума не тащить сюда Катарину».
— По-моему, да.
«Может, и Фройнштаг напомнить о предрассудке нашего поколения? А что, однажды это уже сработало».
