Когда Жиленков наконец завершил свою речь, Власов счел совещание скомканным и часть участников его отпустил, а начштаба Трухина, а также Мальцева, Малышкина и Меандрова, пригласил в отведенный ему кабинет. Однако по дороге туда Власова догнал генерал Шаповалов. Своему по-крестьянски грубоватому, кирпичного цвета лицу он пытался придать вид истинного благородства, вот только получалось это у пролетарского генерала крайне плохо.

— Еще раз, теперь уже лично, хочу поблагодарить за назначение меня на пост командира дивизии, господин командующий армией.

— Ну, за это вы должны благодарить офицеров немецкой разведки, да еще генерала Кёстринга, на которого они нажали, — вполголоса произнес Власов, увлекая комдива к ближайшему окну-бойнице. — Как видите, и теперь, в нелегкие для себя дни, в абвере все еще не забывают об одном из своих перспективных агентов.

— Значит, ветер все еще веет оттуда? — ничуть не смутился Шаповалов.

— Оттуда, генерал-майор, оттуда.

— И давно вас уведомили о моем сотрудничестве с немецкой разведкой?

— Понимаю: все же лучше командовать дивизией РОА, — не стал отвечать на этот, явно излишний, вопрос Власов, — чем какой-нибудь заранее обреченной разведгруппой где-нибудь в районе Тулы.

— Если понадобится, я согласен идти во главе группы, хотя и считаю, что…

— Только избавьте меня от своих философствований, генерал, — отмахнулся Власов. — Всё, вы свободны.

Второе, секретное, совещание командарм начал уже без Шаповалова, с участием лишь Мальцева, Трухина и Меандрова, а также присоединившегося к ним в последние минуты генерала Малышкина, который возглавлял контрразведку и службу безопасности РОА.

— Здесь, в узком кругу высшего командного состава РОА, могу сказать, что война, которая завершается сейчас в Западной Европе, это уже, по существу, не наша война, — начал свое выступление Власов, скрестив руки на груди и прохаживаясь взад-вперед за спинкой кресла, вдоль стены, украшенной портретами фюрера и императора Фридриха I.

— Вы правы, — поддержал командарма начальник штаба РОА, — война уже, собственно, не наша.

— Конечно, она истощает людские и технические ресурсы Красной Армии, облегчая нам, в какой-то степени, основную задачу. И уже хотя бы поэтому мы будем принимать участие в заключительных боях и битвах ее. Однако истинная цель наша заключается в том, чтобы сохранить боеспособные силы РОА, вобрать в ее ряды как можно больше бывших военнопленных, белогвардейцев и остарбайтеров. Пользуясь тем, что основные силы красных будут отвлечены боями в Западной Европе, мы уже сейчас должны разворачивать партизанско-повстанческую борьбу в глубинных районах России.

— Причем делать это следует как можно скорее и интенсивнее, — на сей раз воспользовался его паузой уже генерал Малышкин.

— С этой целью в ближайшее время будет создана специальная разведшкола РОА, с тем чтобы мы могли готовить свои кадры вне сети немецких разведывательно-диверсионных школ. Кроме того, я намерен обратиться к командованию вермахта с просьбой передать в наше ведение несколько сотен опытных диверсантов из числа русских, причем желательно из тех, которые уже имеют опыт работы в тылу красных. С такой же просьбой мы обратимся и к белоказачьему генералу-атаману Краснову. Всеми полномочиями по развертыванию этой борьбы временно наделяется полковник, уже представленный к чину генерал-майора, Михаил Меандров. Ему также поручено разработать план начального этапа самостоятельной борьбы РОА.

Власов остановился и вопросительно взглянул на Меандрова.

— Я готов, господин генерал-полковник. Чувствую, что разведывательно-диверсионное направление — это как раз моя стихия.

Власов слегка поморщился. Он не любил, когда вспоминали о его чине, полученном из рук Гитлера. И только осознание того, что права на чин, полученный из рук Сталина, он уже тоже давно лишен, удерживало командарма от каких-либо замечаний по этому поводу.

— Предполагаю, — поднялся Меандров, — что надо провести высадку нескольких авиадесантов в глубоких тылах советской территории, где мало войск, нет милиции, почти не действуют НКВД и СМЕРШ, а значит, у десантников будет время освоиться, частично легализоваться, создать партизанские базы и обрасти надежными людьми из местных жителей. Сделать это следует зимой, чтобы к весне следующего года, когда Красная Армия основательно втянется в боевые действия на территории Венгрии, Австрии и собственно Германии, мы уже имели несколько надежных повстанческих очагов.

— Стратегически все это верно, — одобрил Власов. — Начинать следует зимой, чтобы затем, в течение всего теплого времени года, вести полномасштабные партизанские действия.

— Основные усилия свои на этом этапе, — уже воодушевленнее продолжил Меандров, — предлагаю направить на север страны, — подошел он к предусмотрительно вывешенной на стене карте Советского Союза. — Первый десант следует выбросить в район Северной Двины, которая должна стать центром Северной повстанческой зоны и командование которой я готов взять на себя. Затем, с помощью созданного здесь секретного полевого аэродрома, или же с помощью субмарин, следует забросить большой десант в район устья реки Оби, где будет создана Восточная зона, командование которой можно поручить опытному диверсанту полковнику Киселеву.

— Я знаю этого офицера, — ответил Трухин на молчаливый вопрос Власова. — За плечами у него три рейда в тыл красных. Сильный и хладнокровный человек.

— Какой должна быть общая численность этих двух десантов? — спросил Власов.

— Точнее будет сказать, численность двух отрядов, которые придется создавать путем нескольких десантирований. Уже сейчас в моих списках есть сто пятьдесят офицеров и сто солдат.

— Офицеров больше, чем солдат? — удивленно развел руками Малышкин. — Опять создаем офицерские «батальоны смерти»?

— Таковой должна быть общая тенденция, — объяснил свою позицию Меандров. — Десантированных офицеров должно быть значительно больше, чем рядовых. И в районе Северной Двины, особенно в ее среднем течении, и в районе Оби расположено множество лагерей с советскими заключенными, а также лагерей немецких военнопленных. Немало там и расконвоированных зэков, которые находятся на вольных поселениях и которые тоже ненавидят советскую власть. Так что солдат у нас будет хватать. Острейшая нехватка будет ощущаться в хорошо подготовленных, надежных офицерских кадрах. Поэтому со временем каждый из оказавшихся там офицеров станет командиром отдельного отряда и комендантом большого повстанческого района.

— Кстати, по такому же принципу действует теперь и заграничное командование Украинской Повстанческой Армии, разворачивая борьбу на украинских территориях, — заметил Власов. — Мы не будем касаться сейчас различия в программах и целях наших армий, но объективно воины УПА являются нашими союзниками. По крайней мере временными. Так что желательно, чтобы в составе наших групп было какое-то число украинцев, для работы с теми украинцами.

— Как и какое-то число немецких офицеров, — добавил Трухин, — поскольку наши отряды будут пополняться военнопленными. Было бы неплохо, если бы это были офицеры из «русских немцев». Следовало бы связаться с обер-диверсантом рейха Отто Скорцени. Лучшие диверсионные кадры сейчас находятся под его командованием, как, впрочем, и знаменитые разведывательно-диверсионные «Фридентальские курсы».

— Это верный ход, — согласился командарм. — При первой же возможности постараюсь обсудить этот план со Скорцени.

— Кстати, хочу заметить, — вернул себе Меандров право на завершение доклада, — что я написал специальный «Устав военно-политической борьбы с советской властью». В случае утверждения его штабом РОА он может стать программным документом нашей дальнейшей борьбы за свободную Россию, а также лечь в основу «Устава» той, новой, Русской Освободительной Армии, которая будет зарождаться уже на территории России. К слову, возможно, ту, повстанческую нашу, армию следовало бы назвать Русской Народной Армией.

— А что, есть необходимость отказываться от названия «Русская Освободительная»? — поползли вверх брови командарма РОА.

— Наименование «Русская Народная» было бы понятнее советскому человеку, привыкшему к тому, что все, что именуется «народным», — свято. Да и коммунистическая пропаганда не смогла бы играть на связях этой армии с немцами, с Гитлером.

— Кстати, такое название уже было у 1-й русской бригады вермахта, которой еще в августе 1942 года командовал полковник Владимир Боярский, — напомнил Малышкин, однако непонятно было, поддерживает ли он идею переименования Освободительной армии, или же таким образом пытается избежать его. — Немцы называли ее «Осиндорфской русской бригадой», одним из основателей ее стал генерал Жиленков. Но бригада отказалась воевать и против регулярных советских частей, и против красных партизан, за что и Жиленкова и Боярского приговорили к смертной казни. И если бы не заступничество полковника Генштаба барона фон Ренне, их еще тогда расстреляли бы.

— Мы внимательно ознакомимся с вашим проектом Устава, господин Меандров, — сделал ударение Власов на слове «проектом», давая понять, что любой законченный документ в РОА должен исходить только от ее командующего. — И над названием новой, повстанческой армии тоже основательно подумаем. Хотя для начала нужно решить: стоит ли нам предавать забвению заслуги нашей, Русской Освободительной Армии? — не скрывал Власов, что самолюбие его слегка задето. — Тем более — в угоду советской пропаганде.

— Думаю также, что в обеих повстанческих зонах нам следует создать кратковременные офицерские и унтер-офицерские курсы, — не стал вступать с ним в полемику Меандров, — которые бы не только готовили новые кадры, но и проводили военно-идеологическую переподготовку бывших советских командиров.

— Следовательно, в обе зоны нам нужно будет десантировать группы инструкторов, — произнес генерал Малышкин, — укомплектованные преподавателями нашей офицерской и разведывательной школ.

— И вновь-таки усилив их воспитанниками «Фридентальских курсов».

— Нужно будет внимательно посмотреть курсантов Фриденталя, — задумчиво отозвался Власов. — Да подобрать хотя бы парочку настоящих сорвиголов, вроде того, помните, который прошел тылами и красных, и немцев, от Маньчжурии до Берлина?

— Если вы имеете в виду того белоказачьего офицера, которого послал атаман Семенов, — молвил Малышкин, — то речь идет о белогвардейском ротмистре князе Курбатове.

— Припоминаю, припоминаю, — зашелся морщинами высокий лоб командарма. — О нем, как об образце истинно русского казачьего офицера, говорил как-то Петр Краснов. Удивительная, утверждают, личность. Правда, теперь он уже вроде бы в чине полковника.

— Как об удивительной личности о нем и следует говорить. Кстати, после прибытия в Берлин князя Курбатова приняли Кейтель, адмирал Канарис, Кальтенбруннер и, как утверждают, даже Гиммлер. Несмотря на свой богатый опыт, Курбатов все же прошел курс обучения в замке Фриденталь, где его готовили уже как резидента разведки и будущего руководителя повстанческого движения.

— Если удастся привлечь этого человека к нашей борьбе, — заинтригованно сказал начальник штаба РОА, — то это можно будет считать большим успехом. Такой офицер, наверное, способен дать фору самому Скорцени.