3
Станкостроительный завод «Красный пролетарий», бывшее предприятие братьев Бромлей, помимо основной работы с началом войны стал выпускать артиллерийские боеприпасы. Когда-то широкие светлые окна теперь были замазаны черной краской, оклеены бумажными полосами. На крыше стояли зенитные пулеметы. Не раз взрывная волна выбивала стекла, рабочие с бранью гасили свет и продолжали работать в темноте, если это позволяло. Работали в основном женщины, дети, старики, инвалиды. Они осваивали новую в ту пору штуку – поток. Правда, изделия еще не подавались прямо к станку, они лежали в проплывающей мимо люльке, болванку надо было выносить на руках, закреплять, обрабатывать и относить обратно в люльку. Никто не подсчитывал, сколько штук за смену перетаскивали мальчишка или женщина. Но если бы подсчитать, то получилось бы несколько тонн. К концу работы поток выматывал последние силы, смертельная усталость валила с ног.
Когда Павел пришел на завод, рабочие бились над реактивным снарядом, обозначенном номером «14-130». Фронтовики за оглушающий громовой бас прозвали его «Андрюшей». Родной, но более грозный брат «Катюши» представлял собой яйцевидный снаряд с трубой-движителем и стабилизатором. Глубокая высадка из десятимиллиметрового листа как раз и не получалась. Деталь выходила из-под пресса гофрированной и шла в брак. Кузнецы никак не могли придать металлу гладкую форму. А без нее не выходило снаряда. Ведь именно к этому «яйцу» приваривалась труба, начинялась твердым топливом – все вместе составляло того самого «Андрюшу», который приводил немцев в трепет.
Получив разрешение директора на посещение цехов, чтобы самому решить, где можно делать опытный трал, Павел с разочарованием отметил – строить негде. Всюду шла горячка, всюду бились над своими проблемами, и не оставалось никаких резервов ни во времени, ни в материалах, ни в станках, ни в рабочих, наконец. Митингом, как получилось во время финской войны, тут никого не проймешь – рабочие и так выкладывались без остатка. Искать место на других заводах тоже бессмысленно – там было не легче. Да и снова придется обращаться к высокому начальству, чего делать никак не хотелось. Здесь хоть директор отнесся по-человечески, уважал генерала Воробьева, готов был помочь, но не знал, каким образом. Директор как думал? Пусть свежий глаз найдет лазейку, чтобы вклиниться в потоки цехов, не нарушая основного ритма и не срывая плана. «Свежий глаз» такой лазейки не обнаружил и не нашел человека, как когда-то Семена Семеновича Евтеева, благодаря которому был сделан первый трал. Конечно, надо начинать с кузнечного цеха, но как раз там-то и лихорадило больше всего из-за снаряда «14-130».
Павел вернулся в кузнечный цех, остановился перед прессом. Около него толпились рабочие, цеховое начальство. Высадка из листа выходила с перекосом. Ясно, что такой снаряд уводило бы от цели на много километров. Обросший пегой щетиной начальник цеха по фамилии Александров сильно нервничал, курил одну самокрутку за другой.
– Не получается яйца, будь оно проклято! – сказал он, отходя.
Давным-давно, когда Павел проходил студенческую практику на Коломенском паровозостроительном заводе, зачем-то понадобилось делать подобную форму и, помнится, он нашел остроумный выход: прессовать две половинки, а потом их сваривать. Может, и тут предложить этот метод? Павел спросил:
– У вас сварщики есть?
– Они в других цехах. Нам не нужны.
– Просите себе.
Александров недоуменно поглядел на военного, который неизвестно по какому праву толкается не там, где ремонтировали боевую технику, а именно в кузнечном цеху. Павел опередил его вопрос:
– Прессуйте половину яйца, другую приваривайте.
Тусклые глаза начальника оживились. Почему-то шепотом он проговорил:
– А ведь надо попробовать.
Через минуту Александров, как бы отрезвев, спросил:
– А, собственно, кто вы такой?
– Инженер-майор Клевцов. Мне противоминный трал у вас надо делать, да не знаю, с какого конца подцепиться.
– Чертежи есть?
– Будут.
– Приходите ко мне часиков в одиннадцать, вместе подумаем.
– В одиннадцать утра?
– Вечера. Мы, считайте, здесь днюем и ночуем. Живем на казарменном положении.
От первого трала, погибшего в болоте на Карельском перешейке, новый отличался многими качествами. Во-первых, Павел максимально облегчил его, отказавшись от сплошного дискового катка. Вместо него он применил раздельные секции перед каждой гусеницей. Во-вторых, увеличил маневренность тральщика за счет полууправляемых тяг. В конечном счете трал приобрел большую проходимость, мог крепиться не только к тридцатьчетверке, но и к более легкому Т-60.
Когда в одиннадцать ночи он пришел со своими чертежами к начальнику кузнечного цеха, там были главный инженер завода и один из сотрудников конструкторского бюро. В кабинетике плавал дым, в пепельницах – консервных банках – громоздились окурки. По тому, как все были возбуждены, Павел понял: обсуждали они технологию обработки листа для «Андрюши», намечали, как организовать цех и обучить людей ремеслу сварочных работ. Все трое с интересом посмотрели на него. Александров на правах уже знакомого человека проговорил не то с одобрением, не то с осуждением:
– Ну и задали вы задачку, военный инженер…
– К несчастью, лучших вариантов не найти, – ответил Павел.
– В том-то и загвоздка. Прессовать половинки яйца мы научимся быстро, а вот со сварщиками выйдет задержка – дело это мужское, а у нас, сами видите, девчонки да женщины.
– Есть и ребята.
Александров, переглянувшись с товарищами, поскреб ногтем по щербатому столу:
– Ребята пусть работают по своей специальности. Переучивать нет смысла. Не сегодня-завтра их призовут в армию…
– Мне говорил о вас Петр Федорович, – упомянув директора, произнес главный инженер. – Покажите ваши чертежи.
Павел раскатал листы синьки. Знающим людям не надо много объяснять. Хватило одного взгляда, чтобы понять общий замысел и назначение узлов. Но помимо инженерной мысли в этом трале угадывалась и просто человеческая, выстраданная и холодом и голодом, обрушившимися на весь народ, мысль – наконец-то начнем наступать, и танкам надо торить дорогу на запад, в Германию, в логово.
Главному инженеру было за шестьдесят. Работать он начал еще у Бромлеев, и представлял собой типичного русского интеллигента. Он и внешне походил на Чехова – с бородкой клинышком, пенсне, галстуком с булавкой, в старомодной тройке. Мимо его боков не прошел ни один «уклон». Сажали его много раз, обвинили по «делу Промпартии», в троцкизме и бухаринщине, вредительстве и шпионаже, попустительстве и соучастии, но отпускали за отсутствием улик, изумляясь необыкновенной крепости духа в тщедушном теле старика. Немалую роль, видимо, играло и единодушное заступничество рабочих за человека, который немало сделал и в восстановлении завода после Гражданской войны, и в период реконструкции, и предвоенном обновлении станочного парка. Главный инженер быстро решил, на каких участках можно изготовлять детали трала. Пододвигая чертежи к себе, он сказал:
– Если вы будете работать с нами, сделаем быстро. Те же двутавровые балки, которые мы используем для направляющих «катюш», пойдут на тяги, из десятимиллиметрового листа отпрессуем диски…
В конторку вошла женщина в замызганной телогрейке и грубым простуженным голосом объявила с порога:
– Кончился алмаз, придется останавливать станки.
Новость озадачила всех. Павел видел эту женщину за шлифовальным станком. На таких станках выполнялась ответственная операция по отделке снарядов – шлифовка центрирующих утолщений. Во всей технологической цепочке, в которой участвовали сотни людей, не было более жестких допусков, чем здесь. Однако к таким станкам все время не хватало корундовых кругов. Сносившиеся круги выравнивали с помощью алмазных карандашей – пустотелых стержней, залитых медью с алмазной крошкой. И вот в цехе не оказалось ни крупинки алмаза. Под угрозу попал не только часовой, но и суточный график – железное расписание военного времени.
После затянувшейся паузы главный инженер произнес:
– Со штамповкой яйца и тралом ясно. Завтра с утра начнем… – затем повернулся к женщине, раскрыл крышку карманных часов. – А алмазы через час будут.
Утром Павел увидел работающие шлифовальные станки. Женщина объяснила: инженер сходил на квартиру, принес кольцо с бриллиантом – свадебный подарок жене, чудом уцелевший от многих облав и обысков, и приказал инструментальщику использовать его для правки корундовых кругов. Через некоторое время откуда-то самолетом привезли алмазные карандаши.