Дома в почтовом ящике Павел обнаружил треугольник, посланный на его имя. Недоумевая, он развернул тетрадную страничку и сразу догадался, что писал мастер ленинградского завода «Дормашина» Семен Семенович Евтеев, тот самый, кто делал первый трал в сороковом году.

«Основные цеха нашего предприятия эвакуировали в Рыбинск, – сообщал старик. – После того как мы соорудили ваш заказ, я с ребятами успел сделать заготовки еще для двух ваших изделий. Посчитал, когда-нибудь они понадобятся. Не зная, где вы и что с вами, решил вместе с остальным оборудованием погрузить их тоже. Так что, если они нужны, приезжайте за ними».

Павел пошел к Ростовскому. Георгий Иосифович, разглаживая листок ладонью, проговорил:

– Наши высокодержавные чины никак не могли понять и не хотели давать дорогу тралу, а вот простой человек понял. Забирайте эти тралы. В бою тоже пригодятся.

Завод разместился на территории лесобиржи, а рабочие жили в бараках или по квартирам. Павел узнал, что Евтеев приболел. Дали адрес. Вышел он на старый барак. Такие печальные жилища строили для заключенных, теперь разделили фанерными перегородками, а вход в каждую каморку стыдливо прикрыли ситцевой занавеской. Посередине прохода стояла «буржуйка» с протянутыми через все помещение трубами. Освещали пространство керосиновые лампы, подвешенные к потолку. Возле печки женщины с детьми перебирали крохотную, с ноготь, картошку. Павел спросил, где найти Евтеева. Одна из женщин поинтересовалась:

– А вы кто ему будете?

– Товарищ по прежней работе.

– Нам показалось, сын… Только убили у него сыночка, в прошлом месяце похоронка пришла. И Семенычу плохо, какой уж день не встает, – женщина ополоснула руки в ведре, вытерла их о фартук, тяжело поднялась на опухших ногах. Останавливаясь время от времени и отдыхая, она доковыляла до крайней каморки у обросшего льдом окна, отдернула занавеску:

– Семеныч, живой?

– Чего надо? – раздался слабый голос.

– Гость к тебе…

Покрытый седой щетиной, исхудавший до костей Евтеев лежал на деревянном топчане, укрытый лоскутным одеялом. Он не узнал Павла.

– Это я, Клевцов. Помните, в финскую у вас трал делал? Вы еще писали мне…

– А-а, – наконец признал Семен Семенович, протягивая желтую иссохшую руку. – Ждал я тебя. Думал уж, помру не попрощавшись.

– Что с вами? Был врач?

– Врач не поможет. Разваливаюсь. Чую, кровь стынет.

– Я вас подниму! Еще поживем! – Павел схватил со стола кружку, бросился к печке, на которой, как он заметил, грелся чайник.

Евтеев, кряхтя, выбрался из-под одеяла. Лежал он, оказывается, в пальто и валенках.

– Первым делом надо поесть, – Павел развязал тесемки вещмешка, вскрыл банку частика, нарезал хлеба, опустил в кипяток большой кусок рафинада.

Семен Семенович сначала взял кружку, потом поклевал немного хлеба, стыдливо признался:

– Я ведь и в Гражданскую голодал, и в тридцать третьем, но так, чтобы три дня не есть, такого не было.

– Так ешьте!

– Нельзя много. Скрутит.

– Неужели к вам с завода не ходят?

Старик отвел глаза:

– Почему не ходят? Ходят… Да больно смотреть: как на гвоздях сидят.

– И никто за вами не ухаживает?

– Егоровна, что привела тебя, присматривает… Ты вот что… Отдай ей сахар. Знаешь, сколько у нее ребятишек? Пятеро!

– Сколько же ей лет?!

– Да чуток больше тридцати.

– Я думал, все семьдесят.

– Голод – не брат…

– Так как же вы тралы уберегли?

– Ну, не бросать же, коль столько трудов положили.

– Директор тот же?

– Тот на повышение пошел. Сейчас директорша. Бой-баба!

Павел заночевал у Евтеева, расположившись на полу. Хоть и дуло понизу, и жестко было, но спас полушубок. Утром Семен Семенович ожил. Однако ноги не несли. Старик взял у ребят санки и попросил отвезти его на завод:

– Хоть стыдно на пацанах ездить, но у станка я, ей-богу, оклемаюсь.

Директорша оказалась и впрямь женщиной суровой. Увидев Евтеева, она напустилась на старика:

– Куда ж карточки дел, черт облезлый?!

– Куда, куда… – набычился Семен Семенович. – У Егоровны от голодухи ноги пухнут, да мальцы.

Женщина хлопнула руками по ляжкам, возмущенно взглянула на Павла, как бы призывая в свидетели:

– Что с ним делать прикажете?! Сам вот-вот валенки отбросит, а туда же, в благодетели…

– Ты меня перед человеком не позорь! – прикрикнул старик, по-петушиному выставив заросший подбородок.

Было видно, что и Евтеев, и она вышли из старых пролетарских семей, может быть, вместе справляли маевки, громили старый мир, и было нечто трогательное в их грубоватой перебранке, за которой чувствовались и забота, и тревога, и товарищеская любовь друг к другу. Остывая, женщина позвала их в кабинет. Семен Семенович подтолкнул Павла вперед:

– А ведь нашелся хозяин тралов! Собственной персоной Павел Михайлович Клевцов.

– Платформу найдем, отправим. Пусть воюют, – сказала директорша.

С тем и расстались. Павел погрузил тралы, доставил их на полигон в Нахабино и, как оказалось, вовремя. Когда Ростовский сказал о них генералу Воробьеву, ставшему начальником инженерных войск Красной армии, тот распорядился немедленно отправить их вместе с конструктором на юг, где шли тяжелые бои.