Глава 23
Ave atque vaee

Тесса дрожала, вокруг нее во тьме бурлила холодная вода. Ей казалось, что она лежит на дне Вселенной, где река забвения делит мир пополам… а может, в глубоком ручье после падения из кареты Темной сестры, а все остальное ей просто приснилось – Кадер-Идрис, Мортмейн, армия механических монстров и объятия Уилла…

Душу девушки острым копьем пронзило чувство вины. По жилам мучительной агонией, разбиваясь на тысячу ручейков, побежал огонь. Она стала задыхаться, но вдруг ощутила прохладу на устах, рот наполнился горечью. Давясь, она проглотила ее и…

Огонь отступил. Тесса открыла глаза. Все вокруг нее кружилось, а когда наконец кружение прекратилось, она увидела бледные руки, отнявшие от ее губ какую-то склянку.

– Тесса, – произнес знакомый голос, – это позволит тебе какое-то время находиться в сознании, не позволяй тьме поглотить тебя.

Девушка застыла, не осмеливаясь поднять глаза.

– Джем? – прошептала она и услышала, как кто-то поставил на ночной столик склянку.

– Да… взгляни на меня, Тесса.

Она набралась смелости сделать это… и чуть не закричала.

Перед ней стоял Джем. И вместе с тем – не Джем.

На нем была мантия Безмолвного брата. Капюшон он откинул назад, и Тесса увидела изменения на его лице. На высоких скулах выделялись две руны, напоминавшие длинные порезы; они отличались от меток Сумеречных охотников. В чистом серебре шевелюры теперь проглядывали темно-каштановые пряди – волосы, по-видимому, стали возвращать свой естественный цвет. Ресницы потемнели и выглядели на бледном лице тонкими шелковыми нитями.

– Это невозможно! – прошептала Тесса. – Как ты здесь оказался?

– Меня вызвали из Безмолвного города по решению Совета.

Голос Джема тоже изменился. В нем появились прохладные нотки, которых раньше не было.

– Мне дали понять, что этого добивалась Шарлотта. В моем распоряжении час, не больше.

– Час… – эхом отозвалась потрясенная Тесса.

Как ужасно она, должно быть, выглядит в мятой ночной рубашке, со спутавшимися волосами и сухими, растрескавшимися губами. Девушка привычным жестом потянулась к Механическому ангелу, всегда приносившему ей утешение, но его на шее не было.

– Джем, я думала, ты умер.

– Прости, у меня не было возможности тебе сообщить, – ответил он, и отчужденность в его голосе почувствовалась явственнее.

– Я думала ты умер, – повторила Тесса. – И теперь не могу поверить, что все это происходит наяву. Я постоянно видела тебя во сне – ты уходил от меня по длинному коридору, я тебя звала, но ты то ли не мог, то ли не хотел откликаться. Может, это тоже сон?

– Нет, это явь.

Джем сцепил бледные руки, и Тесса вспомнила, как он делал ей предложение – она сидела на кровати, недоверчиво подняв глаза, и Джем стоял в такой же позе, как сейчас.

– Взгляни, – сказал он и показал ладони. На них были большие черные руны.

Тесса не слишком хорошо разбиралась в метках, но инстинктивно почувствовала, что эти, на ладонях Джема, радикально отличаются от тех, которыми пользуются Сумеречные охотники. За ними таилось могущество.

– Когда-то ты говорил, что не можешь стать Безмолвным братом, – прошептала она.

Он отвернулся. В его движениях была непривычная плавность, одновременно и восхищавшая и бросавшая в дрожь. Неужели ему так невыносимо смотреть на нее?

– Я говорил то, во что верил сам, – ответил он, глядя в окно. В профиль было заметно, что лицо Джема утратило болезненную худобу, скулы уже не так выступали, как раньше. – И это было правдой, – продолжил он. – Серебро в моей крови не позволяло нанести на кожу руны Братства. Раньше любая попытка вывести серебро из организма приводила меня на край гибели. Когда оно закончилось, мне показалось, что тело стало разрушаться изнутри. И тогда я подумал, что терять мне больше нечего. – Джем говорил взволнованно, голос его потеплел. – И тогда я попросил Шарлотту позвать Безмолвных братьев, чтобы в самый последний момент, когда из моего тела будет уходить жизнь, они нанесли свои метки. Я понимал, что после этого, скорее всего, умру в страшных мучениях, но это был мой единственный шанс.

– Ты говорил, что не хочешь становиться Безмолвным братом, не хочешь жить вечно…

Джем подошел к туалетному столику и взял с него какой-то поблескивающий металлический предмет, в котором Тесса, к своему изумлению, узнала Механического ангела.

– Он больше не тикает, – сказал Джем, и девушка не смогла ничего понять по его голосу, который вновь стал ровным и холодным.

– Теперь это просто кулон. Превратившись в ангела, я освободила Итуриэля из механической темницы. Он больше в ней не живет. А я осталась без защиты…

Джем зажал кулон в кулак, крылья врезались ему в ладонь.

– Знаешь, когда мне передали просьбу Шарлотты явиться сюда, я не хотел идти.

– Ты не хотел меня видеть?

– Нет, я просто не хотел, чтобы ты смотрела на меня таким взглядом, как сейчас.

– Джем…

Тесса снова ощутила во рту горький привкус снадобья, которым он ее напоил. Вихрем закружились воспоминания – мрачное подземелье Мортмейна, сожженная деревня, объятия Уилла. Уилл. Но ведь она думала, что Джем мертв.

– Джем… – повторила она. – Когда я увидела тебя там, под горой Кадер-Идрис, то подумала, что сплю, что все это неправда. Я думала, ты умер. Это был самый тяжелый момент в моей жизни. Поверь, душа моя ликует от восторга, ведь я даже не надеялась встретить тебя вновь…

Он разжал кулак, и Тесса увидела, что в том месте, где были начертаны руны Братства, остались кровавые порезы от крыльев.

– Теперь я не человек. И между нами не может быть ничего общего.

– Для меня ты всегда будешь человеком, – прошептала Тесса, – но теперь я не узнаю в тебе моего Джема.

Безмолвный брат закрыл глаза. Тесса привыкла видеть под ними черные круги, но их больше не было.

– У меня не оставалось выбора. Тебя похитили, Уилл был готов погибнуть ради меня. Я не боялся умереть, но я боялся бросить вас. Умирая, я чувствовал себя дезертиром. Поэтому я должен был пройти через это и жить дальше. – В его голосе прозвучало волнение. – Помнишь, я играл тебе? Я видел, как ты слушаешь, и понял, что мне предстоит потерять. А теперь ты смотришь на меня как на чужого, будто никогда не любила.

Тесса соскользнула с кровати и встала. Это было ошибкой. Перед глазами поплыли круги, колени подогнулись. Она попыталась схватиться за спинку кровати, но вместо этого оказалась в объятиях Джема. Хотя… нет, это нельзя было назвать объятиями – он просто подхватил ее, чтобы она не упала. Жженым сахаром, как раньше, от него не пахло – скорее бумагой или камнем. И он был холодным… ни капли тепла. Но его сердце билось. Она слышала глухие удары, видела, как на шее пульсирует жилка, и долго всматривалась в лицо, пытаясь запомнить мельчайшие черточки – пушистые ресницы, изгиб губ, даже эти шрамы на скулах.

– Тесса! – Из его груди вырвался стон.

Щеки Джема… брата Захарии окрасились легким румянцем, похожим на присыпанную снегом кровь.

– Тесса… – Он опустил голову ей на плечо, и девушка почувствовала, что он дрожит. На короткое мгновение ей показалось, что перед ней прежний Джем. Ведь поверить во что-то можно, только прикоснувшись. Джем, которого она считала умершим, был рядом, дышал. Он был… живой.

– Ты чувствуешь то же, что и я, – тихо произнесла она. – Но ты выглядишь иначе. И ты не такой, как раньше.

Зачем она это сказала?. Джем отстранился, и это далось ему нелегко. Нежно взяв Тессу за плечи, он усадил ее на кровать. Затем отступил на шаг назад.

– Да, не такой, – вполголоса сказал он, – я изменился, причем необратимо.

– Но таким, как они, ты еще не стал… Ты можешь говорить вслух… Ты…

Джем тихо вздохнул.

– Это довольно длительный процесс. Да, я еще не до конца превратился в Безмолвного брата, но ждать осталось недолго.

– Значит, серебро этому никак не воспрепятствовало?

– Не совсем. Мне было больно, настолько больно, что я чуть не умер. Они сделали все, что смогли. Но ты права, мне никогда до конца не стать таким, как они. – Джем опустил глаза. – У меня никогда не будет такой же силы, как у других Безмолвных братьев, потому что некоторые руны меня просто убьют.

– Значит, они просто ждут, когда из твоего тела окончательно выйдет серебро!

– Полностью оно никогда не выйдет. С тех пор как они нанесли мне первые руны, – он показал на скулы, – состояние моего организма остается неизменным. Чтобы овладеть зрением Безмолвных братьев, их способностью к телепатии, мне понадобится намного больше времени, чем обычно. – Голос его звучал мягко, почти так же, как раньше, щеки порозовели еще больше. – Я пробуду у них долго, может, даже останусь навсегда. И что со мной будет дальше – неизвестно. Я вверил себя им, и теперь моя судьба в их руках.

– Если бы они отдали тебя нам…

– Тогда бы я опять превратился в умирающего наркомана. Я сделал свой выбор, Тесса, в противном случае меня ждала бы смерть, и ты это знаешь. Я не хочу с тобой расставаться. Даже понимая, что вступление в Братство сохранит мне жизнь, я противился этому изо всех сил, считая подобный шаг тюремным приговором. Безмолвные братья не могут жениться, не могут иметь парабатаев. Им позволено жить только в Безмолвном городе, они никогда не смеются, не занимаются музыкой.

– Ох, Джем… но и покойникам музыка ни к чему. То есть… Прости… Если это единственный способ продлить тебе жизнь, то я рада за тебя, хотя мое сердце обливается кровью.

– Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы понимать, насколько велики твои страдания.

– А я слишком хорошо знаю тебя, чтобы понимать, что тебя гнетет чувство вины. Но почему? Ты же не сделал ничего плохого.

Джем опустил голову и закрыл глаза:

– Вот поэтому я и не хотел приходить.

– Но ведь я не сержусь.

– Я и не думал, что ты будешь сердиться! – взорвался Джем, и Тессе показалось, что лед, сковавший его, окончательно растаял. – Мы были помолвлены. Я сделал тебе предложение, тем самым пообещав любить тебя всегда и всегда заботиться о тебе. Отступать я не собирался. Но если бы я не стал Безмолвным братом, я бы просто умер, превратился бы в прах. Мне хотелось жениться и прожить рядом с тобой годы… долгие годы, но это было невозможно, я умирал слишком быстро. Я бы отказался от всего на свете, лишь бы повести тебя под венец и прожить с тобой один-единственный день. Но этот день так и не наступил, и ты… ты стала для меня напоминанием о том, что я потерял. Напоминанием о моей несостоявшейся жизни.

– Отказаться от всего ради одного дня… Но я того не стою…

Сердце упорно напоминало ей об объятиях Уилла, о страстных поцелуях под горой Кадер-Идрис. Она недостойна признаний Джема.

– Джем, я должна тебе кое-что рассказать.

Он посмотрел на нее. Девушка увидела в его серебристых глазах черные прожилки, которые не замечала раньше.

– Это касается Уилла… Уилла и меня.

– Я знаю, – кивнул Джем. – Он тебя любит. Перед его отъездом мы об этом говорили.

Слова, произнесенные неестественно спокойным голосом, потрясли Тессу до глубины души.

– Я не знала, что вы это обсуждали, Уилл ничего не говорил.

– Но и ты ничего не сказала мне о его чувствах, хотя знала о них. У каждого из нас есть свои тайны, которыми не стоит делиться, чтобы не причинить боль тем, кого мы любим.

Что это? Предупреждение? Или ей только показалось?

– Я больше не хочу, чтобы у меня от тебя были секреты, – решительно сказала она. – Я, как и Уилл, думала, что ты умер, и в Кадер-Идрисе…

– Ты любила меня? – перебил ее Джем.

Вопрос показался странным, но в нем не было ни враждебности, ни скрытого подтекста. Он спокойно ждал, что ответит Тесса.

Тесса посмотрела на него и вспомнила Булей. Большинство людей счастливы, если в своей жизни встретят одну большую любовь. На вашу же долю выпало сразу две. А потом подумала, что исповедь лучше отложить до следующего раза.

– Да, любила и продолжаю любить до сих пор. Но Уилла я тоже люблю. Соглашаясь выйти за тебя замуж, я еще не знала этого. Но от того, что я люблю его, мои чувства к тебе отнюдь не становятся слабее. Я говорю как сумасшедшая… Меня никому не понять…

– Я тебя понимаю, – ответил Джем. – И не говори мне больше ничего об Уилле. Вы изначально не могли сделать ничего такого, что заставило бы меня кого-то из вас разлюбить. Уилл – это я, это моя собственная душа, и если вы будете вместе, поскольку я быть с тобой не могу, для меня это будет высшая честь. Когда я уйду, ты должна будешь помочь Уиллу. Для него… это будет очень трудно.

Тесса взглянула на Джема. Кровь от его лица отхлынула, но он был собран и спокоен. Он сказал так, чтобы она поняла: не говори мне больше ничего. Я не желаю знать.

И он прав: некоторыми тайнами нужно делиться, но другими – нет, лучше нести тяжкий груз в одиночку. Именно поэтому Тесса не сказала Уиллу, что любит его, ведь поделать с этой любовью ни он, ни она ничего не могли.

– Я не знаю, как буду без тебя, – сказала она.

– Я и сам себя об этом спрашиваю. Я не хочу с тобой расставаться. И не могу. Но если я останусь, то умру.

– Тебе нельзя оставаться, Джем. Пообещай, что уйдешь. Будь Безмолвным братом и живи. Чтобы ты ушел, я бы даже сказала, что ненавижу тебя, но ты все равно мне не поверишь. Я хочу, чтобы ты жил. Даже если мы с тобой больше никогда не увидимся.

– Мы будем видеться, – спокойно сказал он и поднял голову. – Шанс, конечно, небольшой, но…

– Что «но»?

Он мгновение поколебался, будто не мог решиться произнести какие-то слова.

– Нет, ничего. Ерунда.

– Джем.

– Мы будем видеться, но не часто. Я только-только встал на этот путь, а Братство подчиняется многим законам. Мне придется постепенно рвать узы с прошлой жизнью. Я не знаю, какие способности приобрету и что при этом потеряю. И не могу сказать, насколько изменюсь. Боюсь, что у меня не только скрипки не останется, но даже моего «я». Одно я знаю точно: твоим Джемом я уже точно не буду.

Тесса покачала головой.

– Но ведь Безмолвные братья… общаются с Сумеречными охотниками… разве ты не можешь…

– Но не в самом начале пути. Впрочем, потом тоже редко. Вы видите нас, когда кто-то болеет или умирает, когда рождается ребенок или во время ритуала нанесения первых меток либо руны парабатаи… но мы не приходим в дома нефилимов без приглашения.

– Для Шарлотты ты всегда будешь желанным гостем.

– Сегодня она вызвала меня сюда, но часто ей это делать не удастся, Тесса. Чтобы позвать Безмолвного брата, у нефилима должна быть причина.

– Но я ведь не Сумеречный охотник, – возразила девушка. – Во всяком случае, только наполовину.

Повисла долгая пауза. Тишину нарушил Джем.

– Помнишь, мы стояли на мосту Блэкфрайерз? – тихо спросил он, и Тессе показалось, что глаза его стали, как в ту ночь, – такие же глубокие и сияющие.

– Конечно помню.

– Тогда я впервые понял, что люблю тебя, – сказал он. – Обещаю тебе, Тесса, что каждый год в один и тот же день мы с тобой будем встречаться на этом мосту. Я буду приходить из Безмолвного города, и мы снова будем вместе, пусть даже на один-единственный час. Но ты не должна никому ничего говорить.

– По часу каждый год… – прошептала Тесса, – немного. – Она протяжно вздохнула, затем попыталась улыбнуться: – Но ты будешь жить, Джем, и важнее этого нет ничего на свете. Я не буду ходить на твою могилу.

– Да, и так будет продолжаться долго-долго.

– Но в таком случае это настоящее чудо! – воскликнула Тесса. – Чудеса не подвергают сомнению, а если они не во всем соответствуют нашим представлениям… это все равно чудеса. – Она коснулась нефритового кулона: – Мне вернуть его тебе?

– Нет, – ответил Джем, – теперь я уже ни на ком не женюсь, а забирать свадебный подарок матери с собой в Безмолвный город у меня нет желания. – Джем нежно провел по ее щеке. – Живя во тьме, я хочу думать, что этот кулон пребывает с тобой, со светом.

Он встал и направился к двери. Тесса смотрела ему вслед, и каждый удар ее сердца отбивал слова, вымолвить которые она была не в состоянии: прощай… прощай… прощай.

У двери Джем задержался и сказал:

– До встречи на мосту Блэкфрайерз, Тесса.

И он ушел.

Закрыв глаза, Уилл слушал звуки Института, пробуждающегося к жизни ранним утром. Софи накрывала на стол, Шарлотта с Сирилом помогали Генри поудобнее устроиться в кресле, братья Лайтвуды сонно пререкались о чем-то в коридоре.

А Тесса в своей комнате говорила с Джемом.

О приезде парабатая – бывшего парабатая – Уилл знал: во дворе стоял крытый экипаж Безмолвных братьев, он видел его из окна тренировочного зала. Шарлотта выполнила его просьбу, но теперь сама мысль о том, что сейчас происходит наверху, была ему невыносима. Вот почему он пришел сюда. Тренировки всегда помогали ему, когда разум пребывал в смятении. С самого восхода солнца он метал ножи в мишень, и рубашка его была мокрой от пота.

Бац. Бац. Бац. Нож вонзался в самый центр. Когда Уиллу было двенадцать, метнуть вот так, в «яблочко», казалось ему несбыточной мечтой. Тогда ему здорово помог Джем, показав, как надо держать нож, как прицеливаться и как делать бросок. В сознании Уилла зал для тренировок теснее всего был связан с Джемом, если не считать комнаты парабатая, в которой теперь не осталось ни одной его личной вещи. Она превратилась в еще одно пустующее помещение, ждущее нового постояльца. Даже Чёрч и тот больше не входил туда, хотя раньше любил поспать на кровати Джема.

Уилл сел на скамью у стены. В зале было холодно, огонь в камине едва тлел. Перед его мысленным взором предстали двое мальчишек. Шевелюра одного из них была иссиня-черной, другого – серебристо-белой, напоминающей снег. Он, Уилл, учил Джема играть в экарте, предварительно стащив из гостиной колоду карт. В какой-то момент он начал проигрывать, чего никак не ожидал, и в расстроенных чувствах бросил карты в огонь.

– Ну уж так ты точно никогда не выиграешь, – расхохотался Джем.

– Иногда единственный путь к победе в том и заключается, чтобы сжечь все дотла, – ответил он ему тогда.

Уилл встал, подошел к мишени и выдернул из нее нож. Сжечь все дотла. Все тело болело. Несмотря на иратце, на коже по-прежнему оставались зеленоватые синяки и шрамы, полученные в Кадер-Идрисе. Шрамы теперь останутся навсегда. Они с Джемом сражались бок о бок… Жаль, что он не оценил это по достоинству, ведь это было в последний, в самый последний раз.

В дверном проеме появилась тень. Уилл поднял глаза… и чуть не выронил нож:

– Джем? Это ты, Джеймс?..

– А кто же еще?

Безмолвный брат вошел в комнату. Капюшон был откинут, и он встретился взглядом с Уиллом. Раньше Уилл всегда чувствовал приближение Джема, и тот факт, что Джем появился внезапно, отчетливо говорил о переменах, которые за эти дни произошли с его парабатаем.

«Он тебе больше не парабатай», – прошептал в глубине души тихий голос.

Джем бесшумно затворил дверь. Уилл не сдвинулся с места, ноги отказывались слушаться. Там, в Кадер-Идрисе, он испытал настоящий шок: его побратим был жив, но он был безвозвратно потерян для него.

– Но ведь ты приехал, чтобы повидаться с Тессой…

Джем окинул его долгим, спокойным взглядом. Глаза его теперь были не серебристые, а серо-черные, как аспидный сланец в прожилках обсидиана.

– Неужели ты думал, что я не воспользуюсь шансом поговорить с тобой?

– Не знаю. После битвы ты ушел, даже не попрощавшись…

Джем направился к окну, и Уилл напрягся. В движениях побратима теперь было что-то новое, странное и чужое, не имеющее ничего общего с грациозностью Сумеречных охотников.

Джем остановился.

– Как я мог с тобой попрощаться? – спросил он.

– Как все Сумеречные охотники. Ave atque vale. Здравствуй, брат, и навсегда прощай.

– Но ведь это слова посмертного прощания. Если я не ошибаюсь, их произнес Катулл над могилой брата. Multaspergentes et multaper aequora vectus advenio has miseras, f rater, ad inferias…

Эти строчки были хорошо известны Уиллу. Брат, через много племен, через много морей переехав, прибыл я скорбный свершить поминовенья обряд… Вот на могилу дары… их ты прими… и навек, брат мой, привет и прости!

– Ты знаешь стихотворения на латыни? – Он изумленно взглянул на Джема. – По-моему, ты всегда запоминал музыку, но не слова. Ладно, не бери в голову, это, по-видимому, на тебя повлияли ритуалы Братства. – Он подошел к Джему. – Твоя скрипка в музыкальной комнате. Не хочешь забрать ее с собой? Ведь она всегда была так дорога тебе.

– В Безмолвный город мы можем взять только тело и разум, – ответил Джем. – Скрипка пусть достанется какому-нибудь Сумеречному охотнику, которому в будущем, возможно, захочется поиграть на ней.

– Значит, не мне.

– Я был бы рад, если бы ты о ней позаботился, но тебе я оставил кое-что другое. В твоей комнате лежит шкатулка для серебра. Я подумал, ты захочешь, чтобы она была у тебя.

– Страшный подарок… Он всегда будет напоминать мне о серебре, которое отняло тебя у меня, которое заставило тебя страдать, которое я для тебя искал, но так и не нашел в последние дни.

– Нет, Уилл, – возразил Джем. – В ней не всегда хранилось серебро. Когда-то эта шкатулка принадлежала моей матери. На ней изображена богиня Гуанинь. Говорят, после смерти она замешкалась у врат рая и в этот момент услышала стоны боли, доносившиеся из мира людей. Бросить их – это было выше ее сил. Оставшись на земле, богиня стала помогать тем смертным, которые сами помочь себе не могли. Это божество – утешение всем, у кого болит душа.

– Шкатулочка меня не утешит.

– Перемены не всегда означают потери.

Уилл взъерошил влажные волосы.

– Ну да, – горько произнес он. – Может быть, в другой жизни, когда мы переплывем мрачную реку, на новом витке пресловутого колеса, я вновь обрету своего друга, своего парабатая. Но теперь, когда ты нужен мне больше, чем когда-либо, я тебя потерял.

Беззвучной тенью Джем пересек комнату и встал у камина. В слабых отблесках огня Уилл увидел, что он лучится светом, которого раньше не было. От Джема и прежде исходило сияние – сияние всепоглощающей доброты, – но это скорее напоминало мерцание далекой звезды.

– Я не нужен тебе, – спокойно произнес Джем.

Уилл опустил голову:

– Джем… С тех пор как ты появился в Институте, ты всегда был зеркалом моей души. В тебе я неизменно видел отражение того хорошего, что было во мне. Лишь в твоих глазах я находил прощение и милость. Когда ты уйдешь, обо мне никто не станет так заботиться!

Джем стоял неподвижно, как статуя. Наконец он заговорил, и заговорил горячо, холодная отстраненность Безмолвного брата исчезла.

– Верь в себя, Уилл. Ты и сам можешь быть зеркалом для себя.

– А если у меня не получится? – прошептал Уилл. – Без тебя я даже не знал, что такое настоящий Сумеречный охотник. И если сражался, то всегда рядом с тобой.

Джем подошел к нему, взял за подбородок и посмотрел в глаза. Прикосновение его было ледяным. Уилл закусил губу. Джем, именно Джем, а не брат Захария, прикасался к нему в последний раз… В голове острой бритвой мелькнуло воспоминание, как Джем в трудные минуты похлопывал его по плечу.

– Выслушай меня, Уилл. Я ухожу, но не умираю. И не оставлю тебя окончательно. В боях я буду драться рядом с тобой, я стану силой, помогающей сжимать меч в руке, твердой землей под ногами, светом, ведущим тебя вперед. Нас связывают узы, которые не разрушить никаким меткам. Клятва, которую мы дали, когда стали парабатаями, ничего не изменила, она лишь облекла в слова то, что существовало и без нее.

– А как же ты? Скажи мне, что я могу сделать? Ты же мой парабатай, и я не хочу, чтобы ты ушел во мрак Безмолвного города.

– У меня нет выбора, Уилл. А тебя я хочу попросить лишь об одном – живи счастливо. Пусть у тебя будет семья, я хочу, чтобы ты состарился рядом с теми, кто тебя любит. И если ты хочешь жениться на Тессе, то воспоминания обо мне не должны быть помехой.

– Вполне возможно, что она не захочет пойти за меня, – опустил голову Уилл.

На лице Джема отразилась тень улыбки.

– Думаю, ты уладишь это.

Уилл в ответ тоже улыбнулся. Воспоминания… Перед глазами пронеслись счастливые мгновения их жизни. Вот они с Джемом тренируются в зале, вот носятся по лондонским крышам с клинками серафимов в руках, вот забрасывают Джессамину снежками, укрывшись за стеной снежной крепости во дворе, вот спят на ковре у камина…

«Ave atque vale, – подумал Уилл. – Здравствуй и прощай. Но можно и по-другому: славься и здравствуй». Раньше он не понимал, что скрывается за этими словами. Каждая встреча подразумевает расставание, и так будет всегда, до конца жизни. Но и расставание обещает радость новой встречи. И эту радость он не забудет никогда.

– Мы говорили о том, как сказать слова прощания, – прочитав его мысли, произнес Джем. – Расставаясь с Давидом, Ионафан сказал: «Иди с миром; а в чем клялись мы оба… говоря: „Господь да будет между мною и между тобою. то да будет навеки». Они больше так и не увиделись, но всегда помнили друг о друге. У нас с тобой так же. Став братом Захарией, я больше не смогу смотреть на мир глазами прежнего Джема, но где-то глубоко внутри я останусь Джемом, которого ты когда-то знал, и буду смотреть на тебя глазами моей души.

– Wo men shi sheng si ji jiao, – почти прошептал Уилл. – Иди с миром, Джеймс Карстейрз.

Они еще долго смотрели друг на друга, затем брат Захария накинул капюшон, повернулся и направился к двери.

Уилл закрыл глаза. Он не мог видеть, как уходит Джем, и не хотел даже думать о том, как сложится его жизнь Сумеречного охотника без побратима. А когда дверь за Джемом закрылась, в том месте, где была Руна парабатая, он ощутил резкую боль, но сказал себе, что это всего лишь шальной уголек, который обжег его, выскочив из камина.

Он сел на пол и уткнул лицо в ладони. Во дворе заржали кони, раздался грохот отъезжающего экипажа. Ворота закрылись. Мы – лишь пыль и тени.

– Уилл?

Юноша поднял голову. Шарлотта… Она вошла, улыбнулась своей доброй улыбкой, и на Уилла вновь нахлынули воспоминания. Сегодня в нашем Институте пополнение… Джеймс Карстейрз…

– Уилл, а ты оказался прав.

Юноша посмотрел на нее, сцепив между коленей руки:

– Насчет чего?

– Насчет Джема и Тессы, – ответила она. – Их помолвка расторгнута. Тесса пришла в себя и тут же спросила о тебе.

Тесса сидела, откинувшись на подушки, и смотрела на нефритовый кулон в своей руке. Софи заботливо приводила ее в порядок. Перед этим девушки обнялись, и Тессе даже пришлось попросить Софи прекратить наконец плакать.

Ей казалось, что отныне в ней живут две души. Одна из них радовалась, что Джем жив, что он сможет любоваться восходом солнца, что серебро не выжжет из него последние силы. Но другая…

– Тесс? – послышался от двери негромкий голос.

Девушка подняла глаза. Уилл. Ей вспомнился мальчишка, вбежавший в Темный дом и вырвавший ее из лап ужаса стихами Теннисона, болтовней о ежах в небе и лихих парнях, которые всегда приходят на помощь и никогда не ошибаются. Тогда он показался ей симпатичным, но теперь она воспринимала его совершенно иначе. Это был Уилл, тот самый Уилл, сердце которого было так легко разбить. Уилл, отдавший ей всего себя без остатка.

– Тесс, – вновь произнес он, вошел и прикрыл за собой дверь. – Я… Шарлотта сказала, что ты хочешь со мной поговорить…

– Уилл, – сказала она и замолчала.

Она знала, что выглядит не самым лучшим образом. Елаза ее покраснели от слез, щеки были бледными, но это не имело никакого значения, потому что перед ней стоял Уилл. Она протянула руки, и он, подбежав, тут же сжал их.

– Как ты себя чувствуешь, Тесс? – спросил он, заглядывая ей в глаза. – Я должен поговорить с тобой, но не хочу взваливать на твои плечи тяжкий груз, пока ты окончательно не поправишься.

– Со мной все в порядке, – произнесла она, пожимая его руки в ответ. – После встречи с Джемом мне стало легче. А тебе? Тебе разговор с ним принес облегчение?

Он отвел глаза:

– Да… и нет.

– Понимаю, он облегчил твой разум, но не сердце…

– Да, так и есть. Ты хорошо меня изучила, Тесс. – Уилл горько улыбнулся и продолжил: – Джем жив, и я безмерно рад этому. Но он избрал для себя путь одиночества. Безмолвные братья в одиночку обедают, в одиночку просыпаются и в одиночку ложатся спать. Будь моя воля, я бы уберег его от этого.

– Ты и так уберегал его от всего, – спокойно произнесла Тесса. – Точно так же, как он тебя. Близкие всегда стараются уберечь друг друга. Но в конце концов каждый должен сделать свой выбор.

– Ты хочешь сказать, чтобы я не горевал?

– Нет, я не это имела в виду. Мы оба будем горевать. Но ты не должен себя ни в чем винить, ведь ответственность за все, что произошло, лежит не на тебе.

– Может быть, – сказал он, взглянув на их сплетенные руки, – но я в ответе за многое.

У Тессы перехватило дыхание. В голосе Уилла слышалась непривычная резкость.

Девушка моргнула и высвободила руки. Все, что произошло в Кадер-Идрисе, на мгновение показалось ей сном, оторванным от реальной жизни. Неужели это было на самом деле?

– Тесса? – нерешительно позвал Уилл.

Она вздохнула и подняла глаза:

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь… Ты думаешь о том, что произошло между нами в горах, когда мы оба считали, что Джем мертв и что нас наутро ждет смерть. Твоя честность, твое благородство, Уилл, должны подсказать тебе, как поступить. Ты… должен сделать мне предложение.

Уилл тихо засмеялся:

– Вот уж не ожидал, что ты будешь говорить с такой прямотой. Узнаю мою Тессу.

– Да, Уилл, я действительно твоя Тесса, – ответила она, – но мне не хочется, чтобы ты сейчас клялся в вечной любви…

Юноша осторожно присел на краешек кровати. На нем была свободная рубашка с закатанными по локоть рукавами и открытым воротом. Тесса увидела шрамы на его теле и… боль, зарождающуюся в его глазах.

– Ты сожалеешь о том, что между нами произошло? – спросил он.

– Разве можно сожалеть о том, что было прекрасно, пусть даже и неразумно? – ответила Тесса, и боль в его глазах сменилась смущением.

– Тесс, если ты боишься, что меня тяготит…

– Нет, просто я чувствую, что твое сердце сейчас раздирают самые противоречивые чувства: отчаяние, скорбь, облегчение, смущение, счастье… Не хочу, чтобы ты говорил о серьезном, когда тебя переполняют эмоции. И, пожалуйста, не говори мне, что я не права. Я все это вижу, Уилл, да и сама испытываю то же самое. Сейчас мы не в том состоянии, чтобы принимать важные решения.

Он на мгновение замер, а потом прикоснулся к Руне парабатая на груди:

– Иногда я боюсь, что ты, Тесса, слишком мудра.

– Как и ты.

– Тесс, я хочу остаться и уйду только в том случае, если ты меня об этом попросишь.

Взгляд девушки упал на тумбочку, где лежала стопка книг, которые она читала до нападения на Институт автоматов Мортмейна, ей казалось, что это было тысячу лет назад.

– Если не возражаешь, можешь мне почитать.

Уилл поднял глаза и улыбнулся. Улыбка его была робкой, но настоящей.

– Не возражаю, – сказал он, – совсем наоборот.

Четверть часа спустя Шарлотта слегка приоткрыла дверь комнаты Тессы и заглянула внутрь. Она волновалась и ничего не могла с собой поделать – там, в тренировочном зале, Уилл выглядел таким отчаявшимся, что на нее нахлынули старые страхи: она всегда боялась, что вместе с Джемом уйдет и все хорошее, что было в Уилле. А Тесса… Тесса была такой слабой и хрупкой…

Комнату заполнял тихий голос Уилла. Каштановые волосы Тессы рассыпались по подушке, она лежала на боку и нежно смотрела на юношу, склонившегося над книгой. Та же нежность чувствовалась и в интонациях Уилла, и эта нежность была столь глубокой, что Шарлотта, отступив, бесшумно притворила дверь.

Она шла по коридору, и вслед ей неслось:

«…Я не могу следить за папой – надеюсь, что это не слишком смело сказано, – как бы мне этого ни хотелось. Но все-таки хочу верить, что если они замышляют обмануть папу или предать его, то чистая дочерняя любовь и правда восторжествуют».