Часть четвертая
Смерть зимой
Глава одиннадцатая
Деревни больше не было. Дома превратились в дымящиеся кучи головешек и пепла, трупы четырех зарубленных собак лежали посреди грязной улицы, с запахом дыма смешивалась вонь поджаренного мяса. В пруду плавало тело женщины, голое и вздутое. На ее плечах сидели вороны и рвали мертвую плоть. На постирочном камне у воды чернела засохшая кровь. Огромный вяз, возвышавшийся над деревней, с одной стороны был обожжен огнем, который поглотил крышу церкви. Дерево выглядело так, будто в него ударила молния: одна половина зеленая, а другая черная, сухая, расщепленная. Остатки церкви все еще горели, и вокруг не было ни одного живого, кто мог бы сказать нам, как называется это место. Десятки черных столбов дыма вокруг говорили нам о том, что не только эта деревня превратилась в руины.
Всю дорогу мы ехали на восток по следам Хестена. В какой-то момент следы повернули на юг и соединились с другими, более многочисленными. Эти следы оставил отряд в сотни лошадей, а может, и в тысячи, и столбы дыма в небе указывали на то, что датчане продвигаются на юг к долине Темеза и к богатому трофеями Уэссексу, расположенному чуть дальше.
– В церкви тоже трупы, – сказал Осферт. Его голос звучал спокойно, но я чувствовал, что он разгневан. – Много трупов, – добавил он. – Наверное, они загнали их туда, заперли двери и подожгли церковь.
– Так же, как поджигают дома, – сказал я, вспоминая, как горел в ночи дом Рагнара Старшего и как страшно кричали люди, запертые внутри.
– Там есть и дети, – уже более эмоционально сказал Осферт. – Их тела съежились до младенческих!
– Их души с Господом, – попыталась утешить его Этельфлед.
– Хватит жалости, – решительно произнес Осферт, глядя в небо, серое от туч и дыма.
Стипа тоже посмотрел в небо.
– Они движутся на юг, – сказал он.
Он помнил о приказе вернуться в Уэссекс и очень переживал из-за того, что я задерживаю его в Мерсии, когда датские орды угрожают его родной земле.
– А может, в Лунден? – предположила Этельфлед. – Может, на юг до Темеза, а потом вниз по реке до Лундена?
Она думала о том же, о чем и я. Я же думал об обвалившихся стенах, о Йорике, который внимательно изучил оборону города. Альфред понимал важность Лундена и поэтому попросил меня захватить его, но понимают ли это датчане? Тот, кто владеет Лунденом, контролирует Темез, а Темез ведет в глубь Мерсии и Уэссекса. Лунден является центром активной торговли, в него сходится множество дорог, и тот, кто владеет Лунденом, тот держит в руках ключ от южной Британии.
Я посмотрел на юг, где в небо поднимались клубы черного дыма. Там прошла датская армия, возможно, только вчера, но единственная ли это армия датчан? А вдруг еще одна уже осаждает Лунден? Или уже захватила город? Меня так и подмывало сорваться с места и поскакать прямиков в Лунден, дабы убедиться в надежности его обороны, но для этого пришлось бы отказаться от преследования армии датчан, чей путь обозначался пожарами.
Этельфлед наблюдала за мной и ждала ответа, но я ничего не сказал. Мы вшестером находились в центре сожженной деревни и сидели в седлах, в то время как мои люди поили своих лошадей в пруду, где плавал раздувшийся труп. Этельфлед, Стипа, Финан, Мереваль и Осферт смотрели на меня, а я пытался мысленно поставить себя на место командующего датчанами. Кнута? Сигурда? Йорика? Мы даже не знали, кто ведет их.
– Мы последуем за этими датчанами, – наконец решил я и кивнул в сторону юга.
– Я должен присоединиться к своему лорду, – жалобным тоном произнес Мереваль.
Этельфлед улыбнулась.
– Давай, я расскажу тебе, что будет делать мой муж, – предложила она, скривившись при слове «муж», словно от него воняло как от сгоревшей церкви. – Он будет держать все свои силы в Глевесестере, – сказала она, – как он сделал в прошлый раз, когда к нам вторглись датчане. – По лицу Мереваля она поняла, что в нем кипит внутренняя борьба. Он был порядочным человеком и, как все порядочные люди, стремился выполнять свой долг, который обязывал его быть рядом с лордом. И в то же время он понимал, что Этельфлед права. – Мой муж, – добавила она, на этот раз без пренебрежения, – разрешил мне отдавать приказы любому из его сторонников, если я встречусь с таковым. Поэтому сейчас я приказываю тебе оставаться со мной.
Мереваль знал, что она лжет. Мгновение он пристально смотрел на нее, затем кивнул.
– Слушаюсь, госпожа.
– Что делать с погибшими? – спросил Осферт, глядя на церковь.
Этельфлед наклонилась и легонько дотронулась до руки своего единокровного брата.
– Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, – сказала она.
Осферт понимал, что у нас нет времени, чтобы похоронить мертвых по христианскому обряду, что их придется оставить как есть, но это ни в коей мере не умаляло бушевавший в нем гнев. Он спрыгнул с седла, подошел к церкви, где языки пламени все еще лизали балки, и вытащил из руин две обгоревшие палки, одну футов в пять длиной, другую покороче. Затем он принялся рыться в развалинах домов, пока не нашел кусок кожи, возможно, ремня. Связав этим куском кожи палки, он сделал крест.
– С твоего разрешения, лорд, – обратился он ко мне, – я хочу иметь собственный штандарт.
– У сына короля должно быть знамя, – сказал я.
Он ударил основанием креста о землю, и вверх поднялось облако пепла, а поперечина наклонилась в одну сторону. Все это выглядело бы забавно, если бы не вызывало столько горечи.
– Вот мой штандарт, – сказал он и, подозвав своего слугу, глухонемого Уита, приказал ему нести крест.
Мы поехали дальше по следам через сгоревшие деревни, мимо некогда богатых особняков, сейчас превратившихся в груду почерневших деревяшек, через поля, где жалобно мычали коровы, потому что их никто не доил. Если датчане не забрали коров, значит, они уже награбили огромное стадо, слишком большое, чтобы им можно было управлять в походе. Они наверняка ведут с собой женщин и детей, чтобы потом продать их на рынке рабов. Так что все эти живые трофеи сильно тормозят их. Вместо быстрой, опасной, мобильной армии диких захватчиков они наверняка превратились в растянувшийся на несколько миль караван, отягощенный пленными, повозками, стадами и отарами. Они не отказывают себе в удовольствии время от времени совершать набеги, выделяя для этого небольшие партии, но каждый раз эти отряды пригоняют новые трофеи, которые еще больше замедляют продвижение основных сил датчан.
Они переправились через Темез. Мы узнали об этом на следующий день, когда добрались до Кракгелада, где я когда-то убил Эльдхельма, человека Этельреда. Сейчас этот городок уже превратился в бург с крепкими каменными стенами, а не с земляным валом и палисадом. Фортификационные работы были проведены благодаря усилиям Этельфлед, она приказала строить стены не только потому, что этот маленький городок контролировал место переправы через Темез, но и потому, что здесь она однажды стала свидетельницей чуда, когда, как она твердо верила, ее коснулась рука одного мертвого святого. Так что к настоящему моменту Кракгелад превратился в мощную крепость с глубоким рвом и надежными стенами, и ни у кого не вызвал удивления тот факт, что датчане прошли мимо гарнизона и устремились прямиком к дамбе, которая вела через болота на северном берегу Темеза к римскому мосту, отремонтированному примерно тогда же, когда стали возводить каменные стены города. Мы тоже прошли по дамбе, остановились на северном берегу Темеза и наблюдали за тем, как над Уэссексом поднимаются дымы пожарищ. Итак, королевство Эдуарда подверглось разграблению.
Может, Этельфлед и превратила Кракгелад в крепость, но над городом, над его южными воротами, все еще развевалось знамя ее мужа, а не ее собственный флаг с гусем и крестом.
Из ворот вышло человек десять. Они поспешили к нам, и среди них я узнал одного, священника, отца Кинхельма. Именно от него мы и узнали важную новость. Этельволд, сказал он, с датчанами.
– Он подъехал к воротам, лорд, и потребовал капитуляции.
– Ты узнал его?
– Я никогда раньше его не видел, но он назвался. Я полагаю, он сказал правду. Он пришел с саксами.
– Не с датчанами?
Отец Кинхельм покачал головой.
– Датчане остались вдали. Мы видели их, но все те, кто подошел к воротам, были саксами. Их было много, они кричали, чтобы мы сдались. Я насчитал двести двадцать.
– И одна женщина, – добавил кто-то.
Я проигнорировал это замечание.
– Сколько было датчан? – спросил я у отца Кинхельма.
Он пожал плечами.
– Сотни, лорд, они заполонили все поле.
– На знамени Этельволда изображен олень с крестами вместо рогов, – сказал я. – Другие знамена были?
– Одно с черным крестом, лорд, и еще с кабаном.
– С кабаном? – уточнил я.
– С раненым кабаном, лорд.
Значит, Беортсиг примкнул к своим хозяевам, и это означает, что армия, грабящая Уэссекс, частично состоит из саксов.
– Какой ответ ты дал Этельволду? – спросил я.
– Что мы служим лорду Этельреду, лорд.
– У тебя есть вести от лорда Этельреда?
– Нет, лорд.
– У тебя хватит продуктов?
– На целую зиму, лорд. Урожай был хорошим, хвала Господу.
– Какие у тебя силы?
– Фирд, лорд, и двадцать два воина.
– Сколько человек в фирде?
– Четыреста двадцать, лорд.
– Держи их здесь, – сказал я, – потому что датчане скорее всего вернутся.
Когда Альфред лежал на своем смертном одре, я сказал ему, что скандинавы не научились сражаться с нами, а мы научились их громить, и это было правдой. Они не предприняли попытки захватить Кракгелад, лишь потребовали, и то без особой настойчивости, чтобы город сдался. Если тысячи датчан не смогли захватить один маленький бург, пусть и хорошо укрепленный, значит, у них нет шансов одолеть гарнизон более крупного бурга, а если они не смогут захватить крупные крепости и разбить силы Эдуарда, размещенные внутри, значит, рано или поздно им придется отступать.
– Какие датские знамена ты видел? – спросил я у отца Кинхельма.
– Никаких, лорд.
– Какое знамя у Йорика? – обратился я ко всем, кто был поблизости.
– Лев и крест, – ответил Осферт.
– Там был лев? – спросил я. Я хотел знать, примкнули ли восточные англичане Йорика к датчанам, однако у отца Кинхельма не было ответа.
На следующее утро снова пошел дождь, Темез, протекавший мимо стен, покрылся рябью от часто падающих капель. Из-за низких туч трудно было разглядеть дымные столбы, но у меня сложилось впечатление, что пожары недалеко к югу от реки. Этельфлед заехала в конвент Святой Вербург и помолилась, Осферт нашел в городе плотника, который гвоздями надежно закрепил палки на его кресте, а я вызвал двоих из отряда Мереваля и двоих – Стипы. Мерсийцев я отправил в Глевесестер с сообщением для Этельреда. Я знал, что, если это сообщение поступит от меня, он полностью проигнорирует его, поэтому я велел своим гонцам сказать, что это требование короля Эдуарда, чтобы тот привел свои войска, причем все, в Кракгелад. Великая армия, пояснил я, переправилась через Темез возле бурга и почти наверняка будет отступать тем же путем. Конечно, датчане могут выбрать и другой брод или мост, но у людей есть привычка пользоваться известными им дорогами и маршрутами. Если Мерсия соберет свою армию на северном берегу Темеза, а Эдуард приведет с юга западных саксов, мы сможем взять датчан в клещи. Люди Стипы понесли такое же сообщение Эдуарду, только на этот раз сообщение было от меня и содержало настойчивое предположение, что, когда датчане начнут отступать, ему следует собрать свою армию и преследовать их, но не атаковать до тех пор, пока они не переправятся через Темез.
Было позднее утро, когда я отдал приказ седлать лошадей и быть готовыми тронуться в путь, хотя я и не сказал, куда именно. Когда мы уже собрались выступать, прибыли два гонца от епископа Эркенвальда из Лундена.
Эркенвальд никогда мне не нравился, а Этельфлед ненавидела его после того, как он, не сводя с нее взгляда, прочитал проповедь об адюльтере, однако епископ знал свое дело. Он разослал гонцов из Лундена по всем римским дорогам с приказом искать мерсийские или западносакские силы.
– Он сказал, что нужно внимательно приглядывать за тобой, лорд, – заявил один из гонцов.
Он был из гарнизона Веостана и сообщил нам, что датчане уже у стен Лундена, но численность их невелика.
– Если мы пригрозим им, они отступят.
– Чьи это люди?
– Короля Йорика, лорд, и еще кучка под знаменем Сигурда.
Значит, Йорик примкнул к датчанам, а не к христианам. В сообщении Эркенвальда говорилось еще и о том, что датчане собрались у Йофервика и оттуда на кораблях отправились в Восточную Англию, и пока я бездельничал в Сестере, эта огромная армия, подкрепленная воинами Йорика, переправилась через Уз и стала продвигаться в глубь суши, сея вокруг себя смерть и пожарища.
– Что люди Йорика делают у Лундена? – спросил я.
– Наблюдают, лорд. Их слишком мало, чтобы идти в наступление.
– Но достаточно, чтобы не выпускать гарнизон за пределы стен, – заметил я. – Так что хочет епископ Эркенвальд?
– Он надеется, что ты придешь в Лунден, лорд.
– Передай ему, чтобы прислал мне половину людей Веостана, – сказал я.
Просьба епископа Эркенвальда – я подозревал, что это был приказ, просто гонцы смягчили формулировку до предложения, – показалась мне маловразумительной. Да, верно, Лунден нуждается в обороне, но армия, которая угрожает городу, находится здесь, к югу от Темеза, и если мы поспешим туда, мы можем попасть в ловушку. Задача вражеских сил, стоящих у Лундена, вероятно, состоит в том, чтобы держать в городе его большой гарнизон, чтобы помешать ему вырваться оттуда и встретиться лицом к лицу с главными силами. Я ожидал, что датчане будут грабить и сжигать, но со временем им придется либо осадить какой-нибудь бург, либо на открытой местности вступить в бой с армией западных саксов, и поэтому для нас было важно понять, где они и каковы их намерения, кроме стояния под Лунденом. Нельзя разгромить датчан, не сражаясь с ними. Бурги, конечно, могут предотвратить полное поражение, но победа приходит только в открытом бою, и я подумывал о том, чтобы спровоцировать датчан на сражение, когда они будут вновь, правда, в обратном направлении переправляться через Темез. Одно я знал наверняка: нам придется выбирать поле битвы, и Кракгелад с рекой, дамбой и мостом отлично подходит для этого, так же хорошо, как мост в Фернхамме, где я разгромил армию Харальда Рыжеволосого, предварительно заманив его в ловушку. Тогда через реку переправилась всего половина его войска.
Я дал гонцам Эркенвальда свежих лошадей и отправил их обратно, в Лунден, хотя у меня не было особой надежды на то, что епископ пришлет подкрепление, если не получит прямой приказ от Эдуарда. После этого я повел наши силы через реку. Мереваль остался в Кракгеладе. Я велел Этельфлед остаться с ним, но она проигнорировала мой приказ и поехала со мной.
– Война, – пробурчал я, – не женское дело.
– А что тогда женское, лорд Утред? – с насмешкой осведомилась она. – Ой, прошу вас, расскажите!
Я выискивал западню, спрятанную в вопросе. А западня явно была, хотя я ее и не видел.
– Женское дело, – строго ответил я, – заниматься домом.
– Убирать? Подметать? Ткать? Готовить?
– Руководить слугами, да.
– И растить детей?
– И это тоже, – согласился я.
– Другими словами, – саркастически проговорила она, – женщина должна делать все то, что не может мужчина. В настоящий момент мужчины, кажется, не могут сражаться, вот и я буду этим заниматься. – Она торжествующе улыбнулась, а потом расхохоталась, увидев мрачное выражение на моем лице.
Если честно, я был рад ее обществу. И дело было не только в том, что я любил ее, просто ее присутствие всегда вдохновляло мужчин. Мерсийцы обожали ее. Ее мать была мерсийкой, и она воспринимала Мерсию как свою родину, хотя и принадлежала к западным саксам. Она славилась великодушием, и в Мерсии практически не было конвентов, которые не зависели бы от доходов, поступавших от обширных поместий Этельфлед. Она унаследовала эти земли, а средства от них направляла на помощь вдовам и сиротам.
Переправившись через Темез, мы оказались в Уэссексе. Та же широкая полоса следов указывала, куда именно на юг двинулась великая армия. Первая же деревня на нашем пути была сожжена, и зола уже успела посереть под ночным дождем. Я выслал Финана и пятьдесят человек вперед на разведку и предупредил их, что дымные столбы – гораздо ближе, чем я ожидал.
– А чего ты ожидал? – спросила Этельфлед.
– Что датчане пойдут прямиком на Уинтансестер, – ответил я.
– И нападут на него?
– Или нападут, – сказал я, – или примутся грабить и разорять окрестности города, чтобы выманить Эдуарда на битву.
– Если Эдуард там, – неуверенно произнесла она.
Но вместо нападения на Уинтансестер датчане просто рыскали по землям к югу от Темеза. Это были богатые земли с процветающими фермами и благополучными деревнями, хотя сейчас большая часть богатств уже была переправлена или перенесена в бурги.
– Им придется осадить какой-нибудь бург или уйти, – сказал я, – но у них никогда не хватало терпения для осады.
– Тогда зачем было приходить?
Я пожал плечами.
– Может, Этельволд думал, что жители поддержат его? Может, они надеются, что Эдуард выставит против них армию и они разгромят ее?
– А он выставит?
– Нет, потому что у него пока не хватает сил, – ответил я, искренне желая, чтобы это было правдой. – В настоящий момент, – продолжал я, – датчан задерживают пленные и повозки с награбленным, и они наверняка отошлют часть трофеев в Восточную Англию.
Именно так и поступил Хестен во время своего великого грабежа Мерсии. Его армия продвигалась быстро, но ему приходилось то и дело выделять отряды для сопровождения в Бемфлеот людей, захваченных в рабство, и мулов, нагруженных трофеями. Если мои предположения верны, датчане будут периодически посылать своих людей по той же дороге, что они пришли, но в обратную сторону. Именно поэтому я и ехал на юг, выискивая датские отряды, которые сопровождают награбленное в Восточную Англию.
– Для них было бы разумнее отправлять их другой дорогой, – заметила Этельфлед.
– Для этого нужно хорошо знать страну. Гораздо проще ехать домой по своим же следам.
Нам не понадобилось далеко отъезжать от моста, потому что датчане оказались на удивление близко, прямо у нас под носом. Через час Финан вернулся с новостью о том, что большие отряды датчан рассредоточились по окрестностям. К югу местность поднималась, дымы от пожарищ застилали почти всю линию горизонта, пленных же, скот и трофеи собирали в низине.
– Впереди у дороги есть деревня, – продолжал Финан, – вернее, была, и они собирают трофеи именно там. Их там не больше трехсот.
Меня беспокоил тот факт, что датчане не выставили охрану у моста в Кракгеладе, но объяснить это я мог только тем, что они не опасаются никакого нападения из Мерсии. Я выслал разведчиков на восток и на запад по берегу реки, но они не нашли никаких доказательств присутствия датчан. Создавалось впечатление, что враг сосредоточен только на сборе трофеев и не боится атаки с противоположного берега Темеза. Это было либо беспечностью, либо хорошо продуманной западней.
Наша численность составляла почти шесть сотен человек. Если это западня, тогда нас не так-то просто будет убить. И я решил расставить собственную ловушку. Я уже почти уверился в том, что датчане, понадеявшись на свое численное преимущество, стали беспечны. Мы же находились у них в тылу и имели все пути для отступления, так что возможность была самой подходящей.
– Среди тех деревьев можно спрятаться? – спросил я у Финана, указывая на довольно густой лес на юге.
– Там можно спрятать и тысячу человек, – ответил он.
– Мы будем ждать там, – сказал я. – Ты поведешь всех наших людей, – добавил я, имея в виду тех, кто присягнул мне, – и атакуешь ублюдков. А потом заманишь их к остальным.
Западня была простой, настолько простой, что я сомневался, что она сработает, но сейчас шла война, недоступная пониманию. Во-первых, она запоздала с началом на три года, и сейчас, после попытки выманить меня в Сестер, датчане, кажется, совсем позабыли о моем существовании.
– У них слишком много вождей, – заметила Этельфлед, когда мы с ней шагом ехали по римской дороге, начинавшейся от моста, – и они все мужчины, поэтому ни один не уступит. Они ссорятся между собой.
– Будем надеяться, что ссориться они не перестанут, – сказал я.
Оказавшись в лесу, мы рассредоточились. Люди Этельфлед расположились справа, и я отправил Осферта для ее охраны. Люди Стипы разместились слева, а я – в центре. Я спешился, бросил повод Осви и вместе с Финаном отправился на южную окраину леса. Наше появление обеспокоило голубей, которые устроили страшный гвалт, но датчане не обратили на него внимания. Они были в двух-трех сотнях шагов от нас, рядом со смешанным гуртом овец и коз. За ними я разглядел строения, целые, не сгоревшие, и между ними толпу людей.
– Пленные, – сказал Финан, – женщины и дети.
Там тоже были датчане, на их присутствие указывал огромный табун оседланных лошадей в загоне. Подсчитать лошадей не удалось, но их там было не меньше сотни. Еще я заметил датчан за жилым домом, в полях, где, как я предположил, они собирали домашний скот.
– Я бы предложил устроить налет на жилой дом, – сказал я, – убить как можно больше, привести пленных и их лошадей.
– Давно мы их не били, аж руки чешутся, – кровожадно произнес Финан.
– Заманивай их на нас, – продолжал я, – и мы расправимся с этими сучьими детьми. – Финан собрался уйти, но я, продолжая смотреть на юг, остановил его, положив руку на его прикрытое кольчужным рукавом предплечье. – Это не ловушка, а?
Финан тоже посмотрел на юг.
– Они дошли сюда без единой битвы, – сказал он, – и думают, что никто не осмелится противостоять им.
На мгновение меня охватило отчаяние. Если бы у меня в Кракгеладе была мерсийская армия, если бы Эдуард с юга привел армию Уэссекса, мы могли бы разгромить эту беспечную армию. Но я знал, что мы – единственная боевая сила саксов в непосредственной близости от датчан.
– Я хочу держать их здесь, – сказал я.
– Держать здесь? – не понял меня Финан.
– У моста, чтобы король Эдуард мог привести своих людей и разгромить датчан.
У нас было достаточно людей, чтобы удерживать мост в том случае, если датчане атакуют. Мы даже могли захлопнуть свою ловушку без помощи мерсийцев Этельфлед. Это было то самое поле битвы, которое я искал.
– Ситрик!
Выбор этого места для разгрома датчан был настолько очевидным и заманчивым и сулил нам столько преимуществ, что не хотел ждать, когда Эдуард убедится в моей правоте.
– Сожалею, что тебе придется пропустить битву, – сказал я Ситрику, – но дело срочное.
Ситрику и еще троим предстояло ехать сначала на запад, потом на юг, то есть вслед за моими первыми гонцами, и сообщить королю, где находятся датчане и каким образом их можно разгромить.
– Передай ему, что враг только и ждет, когда его прикончат. Передай ему, что это может стать его первой великой победой, передай, что поэты будут веками воспевать его, а потом скажи ему, чтобы поторопился!
Я дождался, когда Ситрик уедет, и снова перевел взгляд на противника.
– Приведи как можно больше лошадей, – велел я Финану.
Финан повел моих людей на юг, стараясь держаться ближе к лесу, который рос к востоку от дороги, а я собрал всех оставшихся всадников и сказал им, что они должны не только убивать врага, но и ранить его. Раненые тормозят армию. Если у Сигурда, Кнута или Йорика будет много раненых, их войска не смогут передвигаться быстро и потерпят поражение. А я именно этого и хотел – замедлить их армию, заманить ее в ловушку, удерживать ее до тех пор, пока не подойдут силы Уэссекса, чтобы окончательно разделаться с противником.
Я наблюдал, как птицы вспархивают с деревьев там, где проходил отряд Финана. Датчане этого не замечали или просто не обращали внимания. Рядом со мной стояла Этельфлед. Я вдруг ощутил радостное возбуждение. Датчане в ловушке. Они об этом еще не знают, но они обречены. Епископ Эркенвальд был прав в своей проповеди, война, конечно, ужасная вещь, но она также может доставлять радость, и нет большей радости, чем вынуждать врага делать то, что тебе нужно. Сейчас наш враг там, где мне нужно, и там, где ему придет конец.
Я громко расхохотался, и Этельфлед с любопытством посмотрела на меня.
– Что смешного? – спросила она, но я не ответил, потому что в этот момент люди Финана вышли из укрытия.
Они налетели с востока, да так стремительно, что датчан ошеломило их внезапное появление. Из-под копыт летели комья земли, солнце отражалось в клинках. Я увидел, как датчане побежали к дому, но люди Финана настигали их и сбивали с ног. Сверкали мечи, кровь лилась рекой, люди падали, метались в панике, а Финан настойчиво продвигался к загону с лошадьми датчан.
Протрубил рог. Датчане побежали к жилому дому и стали спешно разбирать щиты, однако Финан не обращал на них внимания. Вход в загон перегораживал переносной плетень, и Сердик быстро наклонился и повалил его на землю. Датские лошади устремились к проему и поскакали за моими людьми. С юга к датчанам уже спешила подмога, вызванная рогом, Финан же вел обезумевший табун к лесу, к нам. Путь, по которому он прошел, был выложен телами, я насчитал двадцать три. Некоторые из этих людей были ранены, они корчились на земле и истекали кровью. Испуганные овцы разбежались во все стороны. Тут снова протрубил рог, его тревожный звук разорвал воздух. Датчане уже пришли в себя и строились в боевой порядок, но они пока еще не заметили нас за деревьями. Они видели, что табун из лошадей уводят на север, и, вероятно, решили, что на них напали люди из гарнизона Кракгелада и что лошадей переправят через Темез под защиту каменных стен крепости. Так что небольшая горстка бросилась в погоню. Однако к этому моменту Финан уже успел скрыться в лесу. Я обнажил «Вздох змея», и мой жеребец запрядал ушами, услышав шорох клинка по ножнам. Он дрожал от возбуждения, бил тяжелым копытом. Его звали Брога, и он слышал, как лошади ломятся через подлесок. Он заржал, и я отпустил повод, позволяя ему пройти вперед.
– Убивать и ранить! – закричал я. – Убивать и ранить!
Брога, а его имя означало «ужас», рванул с места в карьер. У края леса появились всадники с обнаженными мечами, и мы с победным кличем атаковали датчан. Все звуки заглушил топот копыт.
Большая часть датчан повернула обратно. Самые разумные продолжали отбиваться, зная, что выжить они смогут только в том случае, если прорвутся через наши ряды и зайдут нам в тыл. Со щитом, закинутым на спину, и с поднятым «Вздохом змея» я устремился к человеку на лошади серой масти и увидел, что он готов пронзить меня мечом, однако один из людей Этельфлед лишил его этой возможности. Меч выпал из его руки. Я проскакал мимо него и обрушил «Вздох змея» на плечи пешего датчанина. Он пошатнулся, а я понесся дальше и полоснул еще одного бегущего датчанина по голове. Его длинные волосы моментально окрасились кровью.
Безлошадные датчане у жилого дома уже выстроили стену из щитов. Сорок или пятьдесят человек ожидали нашего приближения, прикрываясь круглыми щитами. Заманив датчан на нас, Финан повернул обратно и повел своих людей к ферме, безжалостно рубя врагов по пути. И вот сейчас он оказался в тылу у тех, кто стоял в стене из щитов. Он издал свой ирландский боевой клич – эти слова ничего не означали для нас, но от них все равно кровь стыла в жилах, – и датчане, увидев всадников впереди и позади, разбежались в стороны и тем самым разрушили стену из щитов. Пленные, главным образом женщины и дети, жались к надворным постройкам, и я крикнул им, чтобы шли на север к реке.
– Вперед, быстрее!
На пути у Броги возникли двое датчан, один попытался рубануть жеребца по морде, но тот был хорошо натренирован, встал на дыбы и забил копытами, однако датчанин увернулся. Обхватив Брогу за шею, я дождался, когда он опустится на все четыре ноги, и, обрушив меч на голову другого датчанина, рассек ему шлем вместе с черепом. Услышав крик, я повернулся и увидел, что Брога уже успел укусить в лицо первого датчанина. Я пришпорил своего коня. Собаки лаяли, дети вопили, а «Вздох змея» насыщался кровью. Из дома, шатаясь, выбежала обнаженная женщина с распущенными волосами и окровавленным лицом.
– Туда! – крикнул я ей, указывая клинком на север.
– Мои дети!
– Ищи их! Быстрее!
Вслед за ней из дома выбежал датчанин с мечом в руке, в ужасе огляделся по сторонам и бросился обратно, но Райпер мгновенно подскочил к нему, схватил за длинные волосы и вытащил на двор. Два копья пронзили ему брюхо, затем по нему копытами прошелся крупный жеребец. Он корчился и стонал, но мы не стали его добивать.
– Осви! – крикнул я своему слуге. – Труби в рог!
С юга подходили все новые и новые датчане, их было много, и для нас настала пора уходить. Мы нанесли большой урон противнику, но не могли противостоять орде, значительно превосходящей нас по численности. Для меня было важно, чтобы датчане остались здесь, отрезанные рекой, чтобы Эдуард успел привести армию Уэссекса и, как скот, погнать их на мои мечи. Осви продолжал настойчиво трубить в рог.
– Назад! – кричал я. – Все назад!
Мы отходили довольно медленно. В своей дикой атаке мы убили и ранили как минимум сотню человек, и трупы черными точками испещряли поля. Раненые лежали в канавах или под изгородями, и мы не трогали их.
Стипа довольно ухмылялся. Он представлял собой устрашающее зрелище: огромные зубы, длиннющая борода, красный от крови меч.
– Твои люди в арьергарде, – сказал я ему, и он кивнул.
Я оглядел Этельфлед и убедился, что она цела и невредима.
– Позаботься о беженцах, – попросил я ее.
Освобожденных из плена предстояло вернуть домой. Я увидел ту самую обнаженную женщину – она вела за руки двух маленьких детишек.
Я выстроил своих людей у края леса, на том месте, откуда началась наша атака. Мы ждали, на этот раз прикрывшись щитами и обнажив мечи. Мы предполагали, что датчане атакуют нас, но они были полностью дезорганизованы и понесли большие потери, поэтому не хотели рисковать, пока не подойдет подкрепление.
Увидев, что беженцы в безопасности ушли на север, я приказал своим людям следовать за ними.
Мы потеряли пятерых: двух мерсийцев и трех западных саксов. Финан взял в плен двоих, и я отправил их вперед вместе с беженцами. Пока люди и лошади переправлялись на тот берег, я вместе со Стипой охранял подступы к мосту, а потом мы забаррикадировали северный конец, соорудив преграду из бревен. Тем самым мы приглашали датчан ступить на мост и быть убитыми между римскими парапетами. Однако никто не отозвался на это приглашение. Собравшись в огромном количестве на южном берегу, они наблюдали, как мы работаем, но мстить нам не спешили. Я оставил Стипу и его людей для охраны моста, уверенный, что пока великан там, ни один датчанин не перейдет мост.
А после этого я принялся допрашивать пленных.
Пленных датчан охраняли шестеро мерсийцев Этельфлед, защищая их от разъяренной толпы, что собралась перед конвентом Святой Вербург. Когда я подъехал, толпа замолчала, возможно, напуганная грозным видом Броги, чья морда все еще была измазана кровью. Я спешился и бросил повод Осви. Я так и не убрал в ножны «Вздох змея», его клинок был красным от крови.
Рядом с конвентом находилась таверна, на вывеске которой был нарисован гусь. Я велел привести пленных на двор таверны. Их звали Лейф и Хакон, оба были молоды, напуганы и старались не показывать свой страх. Ворота, ведшие со двора, закрыли и заперли. Пленные стояли в центре двора, окруженные шестью нашими. Лейф, которому на вид было не больше шестнадцати, не мог отвести взгляд от окровавленного клинка «Вздоха змея».
– У вас есть выбор, – заявил я этой парочке. – Либо вы ответите на мои вопросы и умрете с мечом в руке, либо, если вы проявите упрямство, я сорву с вас одежду и брошу на растерзание людям за забором. Первое: кто ваш лорд?
– Я служу ярлу Кнуту, – ответил Лейф.
– А я – королю Йорику, – сказал Хакон таким тихим голосом, что я едва расслышал его.
Крепкий, длиннолицый юнец, он был одет в старую кольчугу с продранными на локтях рукавами. Кольчуга была ему велика, и я решил, что она отцовская. Еще у него на шее висел крест, в то время как у Лейфа – молот.
– Кто командует вашей армией? – спросил я у них.
Оба заколебались.
– Король Йорик? – предположил Хакон неуверенным голосом.
– Ярл Сигурд и ярл Кнут, – ответил Лейф, но тоже неуверенно.
И это многое объясняет, подумал я.
– Не Этельволд? – спросил я.
– И он тоже, лорд, – сказал Лейф. Его трясло.
– А Беортсиг с армией?
– Да, лорд, но он служит ярлу Сигурду.
– А ярл Хестен служит ярлу Кнуту?
– Служит, лорд, – ответил Хакон.
Этельфлед права, сказал я себе. Слишком много командиров и ни одного главнокомандующего. Йорик слаб, но его одолевает гордыня, и он не захочет подчиняться Сигурду или Кнуту, а эти двое, вероятно, презирают Йорика, однако вынуждены обращаться с ним как с королем, если хотят пользоваться его войсками.
– И насколько велика армия? – спросил я.
Ни один из них не знал. Лейф предполагал, что десять тысяч, и это было нелепостью, а Хакон просто сообщил, как их уверяли, будто это самая большая армия, когда-либо атаковавшая саксов.
– И куда она движется? – спросил я.
И они опять не знали. Им было сказано, что Этельволд станет королем Уэссекса, а Беортсиг – Мерсии, и что эти два монарха наградят их землей. Когда же я спросил, идут ли они на Уинтансестер, у обоих на лицах появилось непонимающее выражение, и я догадался, что они никогда не слышали этого названия.
Я позволил Финану убить Лейфа. Тот умер отважно и быстро, с мечом в руке, а вот Хакон принялся умолять, чтобы к нему перед смертью привели священника.
– Ты датчанин, – сказал я ему.
– И христианин, лорд.
– Что, в Восточной Англии никто не молится Одину?
– Есть такие, лорд, но их мало.
Это вселяло тревогу. Я знал: некоторые датчане переходили в христианство, потому что так было удобно. Хестен настоял, чтобы его жена и дочери прошли обряд крещения, однако он сделал это только потому, что так мог выторговать у Альфреда более выгодные условия. Хотя, если Оффа солгал не во всем, жена Хестена стала истинно верующей.
Сейчас, когда я стою перед лицом смерти, когда преклонный возраст затмевает красоты мира, я оглядываюсь по сторонам и вижу только христиан. Возможно, на дальнем севере, где лед летом сковывает землю, и остались те, кто приносит жертвы Тору, Одину и Фрее, но в Британии я таких не знаю. Мы скользим во мрак, к хаосу Рагнарёка, когда моря запылают огнем, земля расколется, а боги умрут.
Хакона не волновало, будет ли он держать в руке меч, для него главным было произнести свои молитвы, и когда он договорил их до конца, мы снесли ему голову с плеч.
Я отправил новых гонцов к Эдуарду, на этот раз я послал Финана, так как знал, что король обязательно выслушает ирландца. Вместе с ним я послал еще семь человек. Им предстояло ехать на запад, переправиться через Темез, а затем скакать во весь опор к Уинтансестеру или туда, где находится король. Они везли с собой письмо, которое я написал собственноручно. Люди всегда удивлялись, когда обнаруживали, что я умею читать и писать – этому меня научил Беокка, когда я был ребенком, и с тех пор я не утратил навыков. Альфред, естественно, требовал, чтобы его лорды научились читать, главным образом для того, чтобы он мог посылать нам свои наставительные письма, но после его смерти мало кто утруждал себя этим учением. В письме я написал, что датчане страдают от излишнего количества вождей, что они слишком надолго застряли к югу от Темеза, что я осложнил им жизнь, забрав у них лошадей и оставив со множеством раненых. Иди в сторону Кракгелада, призывал я короля. Собирай всех воинов, настаивал я, созывай фирд и выступай на датчан с юга, а я выступлю в качестве наковальни, чтобы ты мог разгромить армию противника и превратить ее в пищу для ворон. Если датчане двинутся дальше, писал я, я последую за ними по северному берегу Темеза и блокирую им пути к отступлению, но вряд ли они уйдут далеко. «Мы их держим в кулаке, лорд король, и теперь тебе нужно сжать этот кулак».
А после этого я приготовился ждать. Датчане никуда не двигались. Мы видели черные столбы дыма вдали на юге, и это говорило нам о том, что их набегам подверглись новые территории Уэссекса, однако главные их силы оставались к югу от Кракгеладского моста, который мы превратили в крепость. Теперь никто не мог пройти по мосту без нашего разрешения. Я ежедневно брал пятьдесят-шестьдесят человек, и мы патрулировали небольшой участок на южном берегу, чтобы убедиться, что датчане сидят на месте, и я ежедневно возвращался в Кракгелад, недоумевая, почему датчане так облегчают нам жизнь. По ночам мы видели отблески их бивачных костров, а днем – дым от пожарищ. За четыре дня не менялось ничего, кроме погоды. Дождь то лил, то прекращался, ветер поднимал рябь на реке. Однажды утром первые осенние туманы накрыли крепостные валы, а когда дымка растаяла, датчане оказались на месте.
– Почему они никуда не движутся? – спросила у меня Этельфлед.
– Потому что не могут договориться куда.
– А если бы их вел ты, – спросила она, – куда бы ты двинулся?
– На Уинтансестер, – ответил я.
– И осадил бы его?
– Захватил бы, – сказал я.
В этом и состояла их проблема. Они знали, что люди будут гибнуть во рве вокруг бурга и на высоких стенах, однако не это являлось поводом для того, чтобы не предпринимать попытку. Бурги Альфреда превратились для противника в загадку, которую они не могли решить, и мне тоже пришлось бы искать решение, если бы предстояло вновь брать Беббанбург, крепость, более неприступную, чем любой другой бург.
– Я бы пошел на Уинтансестер, – сказал я ей, – и я бы бросал людей на стены, пока крепость не пала бы, а потом посадил бы Этельволда на трон и потребовал, чтобы за мной пошли западные саксы, и мы бы двинулись на Лунден.
Однако датчане ничего не делали. Они ссорились. Потом мы узнали, что Йорик хотел, чтобы армия пошла на Лунден, а Этельволд считал, что нужно атаковать Уинтансестер; что Кнут и Сигурд ратовали за то, чтобы опять переправиться через Темез и захватить Глевесестер. Получалось, что Йорик мечтал включить Лунден в границы своего королевства, Этельволд – вернуть данное ему по рождению право, а Кнут и Сигурд – просто расширить подконтрольные им территории на юг до Темеза. Из-за их споров армия прозябала в бездействии, а я представлял, как посланцы Эдуарда скачут от города к городу, созывают воинов и собирают армию саксов, которая навсегда разгромит датчан и изгонит их из Британии.
А потом вернулся Финан вместе с другими гонцами, которых я отправлял в Уинтансестер. Они переправились через Темез западнее, обошли датчан и подъехали к Кракгеладу на взмыленных, покрытых пылью лошадях. Они привезли письмо от короля. Его написал один из дьяков, но Эдуард подписал его и скрепил своей печатью. Король приветствовал меня во имя христианского бога, бурно благодарил за мои послания и приказывал мне немедленно оставить Кракгелад и все вверенные мне силы вести в Лунден. Я читал и не верил своим глазам.
– Ты сказал королю, что мы заманили датчан в ловушку? – спросил я у Финана.
Тот кивнул.
– Сказал, лорд, но он хочет видеть нас в Лундене.
– Он понимает, какая перед ним открывается возможность?
– Он собирается в Лунден, лорд, и хочет, чтобы мы присоединились к нему там, – ровным голосом ответил Финан.
– Зачем? – Это был тот самый вопрос, на который никто не мог дать ответ.
Я не мог заниматься благотворительностью. Да, у меня были люди, но для этого их было мало. Я нуждался в подкреплении из двух или трех тысяч воинов, которое подошло бы с юга, но теперь мне рассчитывать на это не стоило. Эдуард, кажется, вел свою армию в Лунден, двигался по пути, очищенном от любой угрозы со стороны датчан. Я выругался и тут же напомнил себе, что поклялся подчиняться королю Эдуарду, и сейчас мой сюзерен дал мне приказ.
Так что мы открыли ловушку, оставили датчан в живых и выдвинулись к Лундену.
Король Эдуард уже был в Лундене, а по улицам толпами ходили воины. Каждый двор использовался в качестве конюшни, лошадей загнали даже в старый римский амфитеатр.
Эдуард разместился в старом мерсийском королевском дворце. Хотя Лунден располагался на территории Мерсии, он находился под управлением западных саксов с тех пор, как я захватил его для Альфреда. Я нашел Эдуарда в большом римском зале с колоннами, куполом, треснутой штукатуркой и разбитыми плитками на полу. Заседал совет, и по обе стороны от короля сидели архиепископ Плегмунд и епископ Эркенвальд, а напротив них полукругом, на лавках и стульях, восседали церковники и с десяток олдерменов. В дальнем конце зала стояло знамя Уэссекса. Шла оживленная дискуссия, но голоса мгновенно стихли, едва мои каблуки застучали по полу. Когда-то пол украшала мозаика, но со временем камень раскрошился, и от затейливого рисунка остались одни воспоминания.
– Лорд Утред, – тепло приветствовал меня Эдуард, хотя в его голосе я услышал нервозность.
Я преклонил перед ним колено.
– Лорд король.
– Добро пожаловать к нам, – сказал он.
Я не чистил свою кольчугу, между кольцами запеклась кровь, и люди заметили это. Олдермен Этельхельм приказал принести стул и поставить его рядом с ним, а потом пригласил меня сесть.
– Сколько человек ты нам привел, лорд Утред? – спросил Эдуард.
– Со мной Стипа, – ответил я, – и если считать его людей, то у нас пятьсот шестьдесят три человека. – Я потерял несколько человек в стычках при Кракгеладе, и еще несколько отстали по пути в Лунден из-за захромавших лошадей.
– И что получается в общем? – обратился Эдуард к священнику, сидевшему за столиком возле одной из стен.
– Три тысячи четыреста двадцать три человека, лорд король.
Было очевидно, что он имеет в виду профессиональных воинов, а не фирд. Армия получалась внушительной.
– А у противника? – спросил Эдуард.
– От четырех до пяти тысяч человек, лорд, насколько мы можем судить.
Этот высокопарный диалог был явно предназначен для моих ушей. Архиепископ Плегмунд, с искривленной физиономией, как будто он наелся яблок-кислиц, внимательно наблюдал за мной.
– Вот видишь, лорд Утред, – повернулся ко мне Эдуард, – у нас не хватает людей, чтобы противостоять врагу на берегах Темеза.
– К нам присоединились бы люди из Мерсии, лорд король, – сказал я. – Глевесестер не так уж далеко.
– Сигизмунд выступил из Ирландии, – принял эстафету архиепископ Плегмунд, – и занял Сестер. Лорд Этельред вынужден приглядывать за ним.
– Из Глевесестера? – уточнил я.
– Оттуда, откуда считает нужным, – напряженно ответил Плегмунд.
– Сигизмунд, – сказал я, – северянин, которого местные дикари прогнали из Ирландии, и едва ли он представляет серьезную угрозу для Мерсии. – Я никогда раньше не слышал о Сигизмунде и не понимал, с какой стати он решил оккупировать Сестер, однако мое объяснение выглядело вполне вероятным.
– Он привел с собой корабельные команды язычников, – сказал Плегмунд. – Их толпы!
– Нам до него нет дела, – вмешался Эдуард. Ему не понравилась резкость, с которой были высказаны последние замечания. – Наше дело – одержать победу над моим кузеном Этельволдом. Вот сейчас, – он внимательно посмотрел на меня, – ты согласишься с тем, что наши бурги хорошо укреплены?
– Надеюсь на это, лорд.
– Мы твердо верим, – продолжал Эдуард, – что бурги покажут врагу всю тщетность его усилий, и он вскоре уйдет прочь.
– А мы вступим с ним в сражение, когда он будет отступать, – сказал Плегмунд.
– Тогда почему бы не сразиться с ним к югу от Кракгелада? – спросил я.
– Потому что люди Сента не смогли бы подойти туда вовремя, – ответил Плегмунд, явно раздраженный моими вопросами, – а олдермен Сигельф пообещал нам семь сотен воинов. Когда они присоединятся к нам, – добавил архиепископ, – мы будем готовы противостоять врагу.
Эдуард выжидающе смотрел на меня: ему очень хотелось, чтобы я все это одобрил. Однако я промолчал.
– Разве это не разумно, – наконец заговорил он, – дождаться, когда у нас будут силы Сента? С ними наша армия станет по-настоящему грозной.
– У меня есть предложение, лорд король, – с почтением произнес я.
– Мы всегда рады выслушать твои предложения, лорд Утред, – сказал Эдуард.
– Я думаю, что вместо хлеба и вина церковь должна подавать эль и перезревший сыр, – сказал я, – еще я предлагаю читать проповеди в начале службы, а не в конце, еще мне кажется, что священникам следовало бы раздеваться во время церемонии, и…
– Молчать! – заорал Плегмунд.
– Если твои священники могут вести твои войны, лорд король, – продолжал я, – почему бы воину не командовать церковью?
Раздались нервные смешки, однако совет продолжил свою работу. Вскоре мне стало совершенно ясно: у нас та же проблема с вождем, что и у датчан. У христиан есть поговорка про слепца, ведущего слепца, так вот сейчас эти самые слепцы противостояли слепцам. Альфред главенствовал бы на этом совете, Эдуард же разрывался между своими советниками, а люди вроде Этельхельма проявляли величайшую осторожность. Они предпочитали ждать, когда к нам подойдут войска Сигельфа Сентского.
– А почему люди из Сента еще не подошли? – спросил я.
Сент располагался недалеко от Лундена, и за то время, что я со своими людьми пересекал чуть ли не половину саксонской Британии, войско Сента могло уже дважды пройти туда и обратно.
– Они будут здесь, – ответил Эдуард. – Олдермен Сигельф дал мне слово.
– Но что он тянет? – не отступал я.
– Враг выдвинулся в Восточную Англию на кораблях, – снизошел до ответа архиепископ Плегмунд, – и мы опасаемся, что он может на тех же кораблях спуститься до побережья Сента. Олдермен Сигельф решил выждать, пока не убедится, что угроза миновала.
– А кто командует нашей армией? – спросил я, и этот вопрос всех озадачил.
Наступило гробовое молчание, архиепископ Плегмунд сердито нахмурился.
– Наш лорд король, естественно, – сказал он.
А кто командует королем, спросил я себя, но вслух свой вопрос не задал.
В тот вечер Эдуард послал за мной. Стемнело, когда я пришел к нему. Он отпустил слуг, и мы остались вдвоем.
– Архиепископ ничем не руководит, – с упреком произнес он, помня мой последний вопрос, заданный на совете, – но я считаю его рекомендации очень полезными.
– Чтобы ничего не делать, лорд король?
– Чтобы собрать все силы, прежде чем мы вступим в битву. И совет с ним согласен.
Мы находились в просторной верхней спальне. Между двумя напольными канделябрами стояла огромная кровать. Эдуард подошел к широкому окну, выходившему на старый город, к тому самому окну, возле которого так часто стояли мы с Этельфлед. Я же повернул голову к другому окну, западному, выходившему на новый город. На его гранях играли отблески огня в камине, а за ним царили мрак, чернота.
– Близнецы в безопасности? – спросил Эдуард.
– Они в Сирренсестере, лорд король, – ответил я, – так что да, они в безопасности.
Близнецы, Этельстан и Эдгит, вместе с моей дочерью и младшим сыном были в надежных руках в Сирренсестере, в таком же надежно укрепленном бурге, как Кракгелад. Как я и ожидал, Фагранфорда сгорела, но мои люди тоже были в безопасности под прикрытием стен Сирренсестера.
– А мальчик в добром здравии? – обеспокоенно спросил Эдуард.
– Этельстан крепкий малыш, – ответил я.
– Жаль, что я не могу взглянуть на него.
– За ними присматривают отец Катберт и его жена, – сказал я.
– Катберт женился? – удивился Эдуард.
– На очень красивой девушке.
– Бедняжка, – усмехнулся Эдуард, – он же заездит ее до смерти. – Он улыбнулся и сразу помрачнел, не увидев ответной улыбки на моем лице. – Моя сестра здесь?
– Да, лорд король.
– Ей следовало бы быть с детьми, – строго произнес он.
– Сам ей и скажи об этом, лорд король, – пробурчал я. – Она привела к тебе почти сто пятьдесят мерсийских воинов, – заметил я. – А вот почему Этельред никого не прислал?
– Он опасается ирландских скандинавов, – ответил Эдуард. Я скептически хмыкнул, и он пожал плечами. – Почему Этельволд не пошел в глубь Уэссекса? – спросил он у меня.
– Потому что у них нет лидера, – ответил я, – и потому что никто не встал под его знамена. – Мой ответ явно озадачил Эдуарда. – Думаю, их план был добраться до Уэссекса, провозгласить Этельволда королем и дождаться, когда к ним присоединятся местные силы, но никто так и не присоединился.
– И что они будут делать дальше?
– Если не смогут взять какой-нибудь бург, – сказал я, – они вернутся туда, откуда пришли.
Эдуард снова повернулся к окну, за которым в темноте мелькали летучие мыши, то и дело пересекая полосу света, лившегося из комнаты.
– Их слишком много, лорд Утред, – сказал он, имея в виду датчан, – слишком много. Мы должны быть полностью уверены, прежде чем идти в наступление.
– Если ты, лорд король, будешь ждать от войны какой-то определенности, – сказал я, – ты умрешь от этого ожидания.
– Мой отец советовал мне держаться за Лунден, – сказал Эдуард. – Он говорил мне, что мы не должны никому отдавать город.
– И позволить Этельволду завладеть всеми остальными землями? – мрачно осведомился я.
– Он умрет, но мы нуждаемся в людях олдермена Сигельфа.
– Он ведет семь сотен?
– Так он обещал, – ответил Эдуард. – И тогда у нас будет более четырех тысяч. – Это число успокаивало его. – А еще, – продолжал он, – у нас теперь есть твои люди и мерсийцы. Мы станем достаточно сильными.
– И кто нами командует? – спросил я.
Этот вопрос удивил Эдуарда.
– Я, конечно.
– А не архиепископ Плегмунд?
Эдуард напрягся.
– У меня есть советники, лорд Утред, – сказал он, – и только глупый король откажется слушать их советы.
– Глупый король тот, – возразил я, – кто не знает, кому можно доверять. А архиепископ посоветовал тебе не доверять мне. Он думает, будто я симпатизирую датчанам.
Эдуард поколебался и кивнул.
– Да, его это очень тревожит.
– Однако же, лорд король, я единственный из твоих людей, кто убивает этих ублюдков. Странное поведение для человека, которому нельзя доверять, не так ли?
Эдуард лишь пристально посмотрел на меня и вдруг отпрянул, когда мимо его лица пролетел крупный мотылек. Где-то вдали раздавалось пение. Слуга снял мантию с плеч Эдуарда, затем снял с его шеи золотую цепь. За открытой дверью, в соседней комнате, погруженной в полумрак, я разглядел девушку. Не жену Эдуарда.
– Спасибо, что пришел, – сказал король, заканчивая аудиенцию.
Я поклонился ему и удалился.
На следующий день прибыл Сигельф.
Назад: Глава десятая
Дальше: Глава двенадцатая
