Генерал Уингроув смотрел на ряды сидящих, но не видел лиц. Его взгляд был устремлен за пределы здания конгресса Соединенных Штатов; не задерживаясь в благоухающем июньском дне, он проницал другой день, еще не наступивший. День, когда армия займет предначертанное ей место, обретя власть и почет.

Уингроув набрал полные легкие воздуха и произнес речь, короче которой, возможно, еще не звучало в этих священных стенах:

— Генеральный штаб обращается к конгрессу с просьбой упразднить устаревшее подразделение Вооруженных сил США, известное как Военно–морской флот.

Престарелый сенатор от штата Джорджия проверил свой слуховой аппарат, а кресла журналистов в один миг опустели – только слышался дробный топот, затихающий в направлении переговорной. По громадному залу пробежал взволнованный шепот. Одна за другой головы поворачивались к сектору представителей флота, где шеренги одетых в голубое возбужденно шевелились и гудели, словно потревоженные в улье пчелы. Группка мужчин, окружавших дородного человека в мундире, обильно расшитом золотым позументом, расступилась, и адмирал Фицджеймс медленно поднялся на ноги.

Его пронизывающий взгляд запросто повергал в трепет всякую мелкую сошку, но генерал Уингроув был этому военачальнику не по зубам. Адмирал с отвращением мотнул головой, всем своим видом выражая оскорбленное достоинство. Он повернулся к аудитории; на лбу пульсировала жилка.

— Позиция генерала для меня непостижима, равно как и причины такого безосновательного выпада в сторону ВМФ. Наш флот всегда служил и будет служить самым первым рубежом обороны Америки. Я прошу вас, джентльмены, оставить без внимания прозвучавшую сейчас просьбу, так же как вы пренебрегли бы высказываниями любого человека, который… э–э-э… слегка помутился рассудком. Я настоятельно рекомендую отправить генерала на обследование в соответствующую клинику, а также проверить психическое здоровье всех лиц, причастных к его нелепому демаршу!

Генерал ответил со спокойной улыбкой:

— Я понимаю, адмирал, что вы несколько раздосадованы, и на самом деле не виню вас за это. Однако давайте не будем сводить вопрос общенациональной важности к мелким личным дрязгам. Обращаясь к конгрессу с просьбой об упразднении ВМФ, армия опирается на реальные свидетельства – свидетельства, которые будут предъявлены завтра утром.

Повернувшись спиной к разъяренному адмиралу, генерал Уингроув широким жестом обвел собравшихся государственных мужей:

— Приберегите свое решение до указанного времени, джентльмены, не судите поспешно, пока воочию не убедитесь в силе довода, на котором основана наша просьба. Это конец эпохи. Утром Военно–морской флот присоединится к прочим вымершим видам: птице додо и бронтозаврам.

Кровяное давление у адмирала скакнуло до новых, рекордных высот, и глухой стук упавшего тела был единственным звуком, нарушившим гробовую тишину в гигантском зале.

Первые лучи утреннего солнца согревали белый мрамор мемориала Джефферсона и бликовали на касках солдат и крышах автомобилей, продвигавшихся вперед медленным тугим потоком. Сюда съехался весь конгресс; сирены полицейских мотоциклов расчищали дорогу перед депутатскими машинами. Со всех сторон, едва не бросаясь под колеса, наседала толпа государственных служащих и простых жителей столицы. Тут же напирали фургоны радио и телевидения; микрофоны и камеры были приведены в полную боевую готовность.

Все предвещало великий день. Вдоль берега, повторяя его изгибы, аккуратными рядами выстроились всевозможные машины цвета хаки. Легкие армейские джипы и вездеходы на полугусеничном ходу тесно соседствовали с тяжелыми бронетранспортерами и шестиколесными грузовиками, хотя и те и другие выглядели букашками на фоне грозных танков М-60. Посреди этой техники, неподалеку от зрителей, воздвигли трибуну.

Ровно в десять утра генерал Уингроув поднялся на нее и уставился на собравшихся; под его хмурым взором толпа постепенно угомонилась, и воцарилась напряженная тишина. Говорил он недолго и в основном повторял на разные лады, что судят не по словам, а по делам. Полководец указал на первый в шеренге грузовик – тягач весом две с половиной тонны, в кузове которого, напряженно выпрямив спины, застыли пехотинцы в полной боевой экипировке.

По сигналу водитель вдавил педаль газа в пол, приводя мотор в чувство; заскрежетала трансмиссия, и машина покатила вперед, к кромке воды. Толпа дружно ахнула, когда передние колеса тягача со скрипом перевалили через мраморный парапет, – а затем грузовик круто устремился вниз, в мутные воды реки Потомак.

Колеса коснулись воды, и поверхность как будто просела под автомобилем, приняв в то же время странный стеклянистый вид. Грузовик взревел, увеличивая обороты, и двинулся вперед по реке, а вода проседала под ним, как под намасленной иголкой. В двухстах ярдах от берега машина остановилась; солдаты, подгоняемые сержантом, высыпали наружу, выстроились в линию и дружно, четко салютовали, исполнив прием «на караул».

Генерал козырнул в ответ и дал знак остальным машинам. Те двинулись вперед, сложно маневрируя: представлению явно предшествовали многочасовые репетиции на каком-нибудь укромном озере. Танки натужно грохотали по воде, а легковые машины сновали между ними туда–сюда, выписывая замысловатые узоры. Грузовики пятились и разворачивались на месте, точно балерины в пачках.

Зрители словно язык проглотили; выпучив глаза, они все смотрели и смотрели на невероятный парад, а генерал Уингроув снова заговорил:

— Перед вами типичный пример армейской изобретательности, последняя разработка наших военных лабораторий. Боевые единицы удерживаются на воде путем увеличения ее поверхностного натяжения в непосредственной близости от себя. Их вес равномерно распределяется по поверхности, что и вызывает небольшие вмятины, которые вы видите вокруг них. Это необыкновенное достижение стало возможным благодаря использованию дорнификатора – замечательного изобретения, названного по имени нашего блестящего ученого, полковника Роберта А. Дорна, начальника экспериментальной лаборатории в Брук–Пойнте. Именно там один гражданский служащий открыл эффект Дорна – под неусыпным руководством полковника, разумеется. При помощи этого изобретения армия отныне будет править на море так же, как и на суше. Колонны танков и армейских грузовиков дотянутся до любой точки мира. Вода – наша магистраль, наша стоянка, взлетно–посадочная полоса для наших самолетов. И конечно же, наше поле боя.

Механики сталкивали в воду истребитель «Шутинг стар». Едва они отбежали, как из сопла вырвалось пламя, раздался знакомый гул: истребитель, набирая скорость, промчался по реке и взмыл в воздух.

— Конечно же, внедрение такого простого и дешевого способа пересечения океанов будет означать конец нелепого пережитка средневековья – Военно–морского флота. Исчезнет надобность в авианосцах и линкорах стоимостью миллиарды долларов, в сухих доках и прочем громоздком хламе, что удерживает на плаву эти утюги. Вернем налогоплательщику его потом и кровью заработанный доллар!

Представители флота заскрежетали зубами, услышав, что авианосцы и линкоры называют утюгами, а прочие составляющие Военно–морских сил, видимо, проходят под уничижительным обозначением «громоздкий хлам». Еще пуще скривились они при упоминании кармана налогоплательщика. Однако, со свинцом на сердце, эти джентльмены сознавали, что весь их праведный гнев и презрение не принесут пользы. То был день армии в полном смысле этого слова, и рок, нависший над флотом, казался неотвратимым.

Армия весьма тщательно спланировала то, что получило название «Операция „Пробоина“». Генерал еще не закончил свою речь, а жернова общественного мнения уже закрутились на полной скорости. От одного побережья до другого американцы поглощали утренние новости вместе с завтраком.

— Агнес, ты слышала, что по радио сказали? Военные подарят кругосветное путешествие на бомбардировщике «Бэ–тридцать шесть» победителю в конкурсе лимериков. Всего только надо дописать последнюю строчку и отправить один экземпляр в Пентагон, а другой – в штаб флота…

Почтовая служба Военно–морских сил получила строгий приказ сжигать все присылаемые лимерики, однако кто-то из новобранцев, видимо, счел все происходящее хорошей шуткой. Капитан Буллман нашел один такой лимерик в столовой:

Ты везде, наша армия, лучше:

В небесах, и в морях, и на суше,

Так с какой стати флот

Твои деньги гребет…

К этому водоплавающий стихоплет приписал:

Но матрос ни шиша не получит?

Ежедневно газеты наводнялись фотографиями могучих бомбардировщиков B-36, совершающих посадку на озере Эри, или ухмыляющихся солдат, десантирующихся близ Кони–Айленда на воду в рамках учений. У каждого на поясе жужжала черная коробочка; они вышагивали по глади успокоившейся к этому времени Атлантики, точно библейские пророки.

По радио и телевидению передавали тысячи информационных сообщений, неиссякаемым потоком изливавшихся из Пентагона. Вашингтон захлестнула волна открыток, писем, телеграмм и посылок. Тогда как военно–морское министерство получало только примирительные послания и бесчисленные картонные модельки линкоров.

Народ говорил, а его избранники внимательно слушали. В этом году предстояли выборы. Казалось, никто не сомневается в том, каким будет окончательное решение, особенно если на повестке дня стоит сокращение бюджетных расходов.

Конгрессу понадобилось всего два месяца, чтобы определиться со своим коллективным мнением. Народ единодушно поддерживал армию. Оригинальность идеи будоражила общественное воображение.

Палата представителей уже подготовилась к итоговому голосованию. Если поправку примут, она будет передана на ратификацию в законодательные собрания штатов, а там уж точно не пойдут против решения конгресса. Военно–морские силы проиграли свой последний решительный бой. Результат голосования был понятен и так: очень скоро водоплавающий флот станет достоянием древней истории.

Тем не менее адмиралы отчего-то вовсе не выглядели убитыми горем.

Военно–морское ведомство попросило разрешения обратиться к конгрессу. Конгресс снисходительно разрешил: ведь даже приговоренному к смерти позволено сказать последнее слово. Выступить поручили адмиралу Фицджеймсу, уже оправившемуся от удара.

— Уважаемые члены конгресса Соединенных Штатов, у нас на флоте есть давняя боевая традиция. Мы говорим: «К черту торпеды!» – и полным ходом плывем прямо под огонь противника, если это необходимо. Нам воткнули нож в спину – такому коварному нападению мы подверглись впервые со времен Пёрл–Харбора! Этим грязным приемом армия лишила себя всякого права на честный поединок. И по этой причине мы наносим ответный беспощадный удар! – Утомленный своими наступательными метафорами, адмирал промокнул лоб. – Наши лаборатории денно и нощно трудились над совершенствованием устройства, которое, как мы надеялись, нас никогда не вынудят применить. Теперь оно готово к использованию; последние испытания успешно завершились несколько дней назад. Значение этого устройства не следует недооценивать. Мы настолько уверены в его необходимости, что требуем упразднения армии! – Он махнул рукой в сторону окна и рявкнул одно–единственное слово: – Смотрите!

Все посмотрели. На мгновение зажмурились и снова посмотрели в окно. Терли глаза и таращились опять.

По Конститьюшн–авеню, прямо по разделительной полосе, величественно плыл линкор «Миссури».

Голос адмирала торжествующе гремел, раскатываясь по залу ревом победного рога.

— Разжижитель первой модели, как видите, временно уменьшает энергию связывания, которая удерживает вместе молекулы. Твердые тела превращаются в жидкость, и корабль, оснащенный таким устройством, может плыть по всему миру – как по воде, так и по суше. Голосуйте, джентльмены; мир ждет вашего решения.