Пес и его мальчик
Перевод Геннадия Корчагина
— Мальчик, ко мне! – позвал пес.
Шумно дыша, мальчик подбежал, чтобы его погладили по голове.
— Хороший мальчик, – сказал пес. – Ты очень хороший мальчик.
Конечно, это был не совсем обычный мальчик, тут надо сразу внести полную ясность. С другой стороны, не был обычным и пес. Вот планета, та осталась прежней. То есть не совсем – никогда еще за все миллиарды лет своего существования она не была так дивно хороша. По ночам ярче светили звезды сквозь чистейшую атмосферу и, как встарь, был постоянно обращен к Земле покрытый шрамами лик старушки Луны.
Хотя сейчас стояла не ночь, а раннее утро – ясное, сухое и студеное, какое бывает только на высоком мексиканском плато, и только осенью, и только в ту счастливую эпоху, когда воздух так разительно не похож на прежний. Вроде он и горло дерет, но одновременно и лечит.
Над ручьем, что пересекал сад, поднимался легкий туман, размывал контуры цветов и глушил их яркие краски, – ни дать ни взять на них накинули тончайшую шелковую вуаль. В вышине хлопали крыльями две вороны, солнце играло на смоляных перьях, а далекую заснеженную вершину вулкана Попокатепетль оно заливало розоватым светом.
Жить в таком месте и в такое время – сплошное удовольствие. Пес и его мальчик наслаждались жизнью на всю катушку.
Пусть и незамысловатой была их игра, можно даже сказать примитивной, но оба ее обожали. Сегодня она требовала резвости – из дому друзья вышли спозаранку, по холодку. Мальчик сразу кинулся в декоративный сад и давай скакать через клумбы и куртины; то на ветке повиснет, то махнет с нее на узорчатую скамейку. Даже преодолел, вовсю дрожа и стуча зубами, мелкий пруд с перепуганным карпом.
Ну а пес широко зевнул, почесал ребра задней лапой с толстенными когтями и только после этого пустился по следу, с громким сопением и фырканьем ловя запах. Поймал – и инстинктивно рванул вперед с заливистым лаем гончей, и от этих грозных звуков панически забились в лесу сердца оленей. А мальчику хоть бы что, он рассмеялся и припустил быстрей.
Ох и веселой же была та охота! И непростой – мальчик ведь с каждым разом набирался опыта, он накопил десятки способов прятаться и путать след. А псу только того и надо – чем больше сюрпризов, тем интереснее ловить.
Однако не родилась еще на свет дичь, способная уйти от такого охотника. В должное время пес очутился у комля могучего дуба и огласил парк торжествующим лаем. Зашуршала листва, мальчик свесился с ветки и в следующий миг очутился на земле.
Не говоря ни слова, лишь шумно дыша, воротились они в дом, где уже поджидал завтрак. Пес прижал к земле громадной лапой кус холодной оленины и с наслаждением вонзил в него могучие зубы. Мальчик восхищался таким отменным аппетитом приятеля, сам же довольствовался фруктами и ломтиком сыра; мясо он ел нечасто.
Пока они завтракали, взошло солнце, рассеялся туман, – наступил новый чудесный день.
— А ну-ка, мальчик, – попросил пес, – поди сюда, спину почеши, между лопатками, ты знаешь, куда мне не дотянуться. Да–да, здесь, молодец… А–аххх…
— Ой, что это? – насторожился мальчик. – Надо же, блоха! Ты с противоблошиным мылом-то мылся хоть? С тем, что ветеринар прописал?
— Не знаю… Может, и мылся, не помню. Оно ж такое противное! Запах – просто кошмар. Ты-то не чуешь, а для собаки это сущая пытка.
— Ветеринар рассердится, как прознает.
— Меня это не беспокоит. – Пес зевнул, показав клыки длиной с руку мальчика.
Такого побеспокоишь – сам будешь не рад!
— Вот что, Бродяга, я сейчас уеду. – Пес редко звал мальчика по имени – только когда хотел дать распоряжение или высказать нечто не слишком приятное. – Главным в доме остается Сиссерекс, и ты должен его слушаться. Понятно?
— Да, Хозяин, – насупился мальчик.
Конечно, имя у пса было Хозяин. Так теперь звали каждого пса.
— И не смей дуться, тебе совершенно не идет. В прошлый раз, когда меня дома не было, тут, помнится, случилась небольшая неприятность с люстрой. Сиссерекс, надеюсь, высказал тебе все, что он об этом думает?
— Да буду я его слушаться, Хозяин. – Мальчик уже повеселел, он не умел грустить и хмуриться подолгу. – Но как же здорово она грохнулась, ой–ой–ой! Трах–бах–тарарах!
Оба долго смеялись над этим, каждый по–своему: мальчик хохотал, пес радостно выл. Неуклюже подняв лапищу, Хозяин погладил любимца по голове. Ну не мог он сердиться на Бродягу, даже когда тот, чересчур расшалившись, учинял погром в усадьбе.
— А ты надолго? – спросил мальчик, выковыривая ногтем яблочную кожицу из зубов.
— Да на денек – если повезет, обернусь к ужину. У Хозяина Куэрнаваки есть сука в течке, черно–белая, очень красивая, я ее видел. И вот теперь он меня пригласил.
— Зачем? – У мальчика от удивления брови полезли на лоб.
— Лучше бы тебе никогда об этом не узнать, – ответил пес, поддавшись вдруг какому-то сильному чувству; даже губы оттопырились в пугающей гримасе.
Мальчик озадаченно смотрел, как пес встряхивается всем телом и облизывает толстым черным языком губы, заставляя их расслабиться, обмякнуть.
— Мы ведь с тобой уже давно вместе, – решил сменить тему пес.
— Угу, много лет. Я не считал.
— А до скольки ты умеешь считать?
— До ста! И это без пальцев на руках и ногах.
— Ах ты, умница. Ну-ка, быстренько прикинь, сколько будет десять, десять, десять и пять.
— Э, погоди, мне время нужно. – Мальчик уставился на пальцы, тут же спохватился и спрятал руки за спиной, а затем оба рассмеялись. – Могу и не глядя. Это будет… Десять и десять… Это будет тридцать пять!
— И ты абсолютно прав! Молодец, за такой ответ получай конфету. Даже две возьми.
Мальчик цапнул угощение с блюда, без разрешения он никогда не брал лакомства. Оттопырились щеки, задвигалась челюсть – жуя, он жмурился от удовольствия.
— Да, тридцать пять лет. И славных лет. Ты лучший мальчик из всех, кого я знаю. Лучший из всех, кто у меня был.
— А у тебя были другие мальчики?
— Ну, возможно, – смутился пес – и давай выкусывать на бедре воображаемую блоху. – Сейчас уже трудно вспомнить. – Проникая сквозь мех, его голос звучал невнятно. – Ты ведь знаешь, у собак век куда длиннее, чем у мальчиков. Но сейчас мы об этом говорить не станем. Позови-ка Сиссерекса, передай, что у меня для него есть распоряжения.
Мальчик выскочил из комнаты, а пес доел последние крошки мяса и задумался о насущных делах. Эти завроиды такие тупицы, не разложишь все по полочкам, обязательно в твое отсутствие напортачат.
Приковылял, метя толстым хвостом по полу, Сиссерекс. Он был очень смышленым для завроида, за что и получил должность управляющего, но умный завроид – это на самом деле не бог весть что.
— Я уезжаю, но рассчитываю вернуться к ужину.
— Как ссскажешшшь, хозззяин.
Выслушивая инструкции, Сиссерекс кивал, при этом длинная челюсть всякий раз отпадала и подскакивала, желтые частые зубы обнажались на всю длину, тонкие восьмипалые руки нервно сплетались и расплетались, мигательные перепонки тоже ходили ходуном, – он боялся упустить хоть слово.
— Ты все запомнил?
— Безззусссловно, госссподин.
— Смотри у меня! А то вцеплюсь в чешуйчатую задницу и буду держать, пока пощады не запросишь.
— Это лишшшнее, хозззяин, я всссе сссделаю как надо.
— Вот то-то! Ступай, вели шоферу подавать машину. Мне пора.
Проводы были пышными – стараниями прислуги со всего имения, ну и, конечно же, мальчика. Они дружно выкатили из гаража массивный автомобиль любимого господина, вооружились тряпками и принялись надраивать и без того сияющее золото с блистающим хрусталем. Перед машиной чинно расхаживал шофер: на лапах толстые краги, выпуклые глазищи в очках–консервах кажутся еще больше, чем есть. Вокруг сновали перепачканные маслом зеленокожие механики, пинками проверяли давление в баллонах и натяжение гусениц. От Куаутлы до Куэрнаваки дорога не ремонтировалась на всем протяжении; местами ее размыли дожди, местами отвоевали джунгли. Но такая большая и мощная машина, конечно же, всюду пройдет легко.
Вот из кухни появились двое поваров, катя тяжело нагруженный столик: свежезапеченного дикого кабанчика поместят в специальный отсек, не голодать же пассажиру в пути. В другом отсеке, снабженном диспенсером, будет охлаждаться бутылка шампанского – Хозяину достаточно нажать лапой на рычаг, чтобы получить миску любимого напитка.
Вскоре все необходимое было сделано, челяди оставалось только ждать отправления. Завроиды это делали чисто по–ящеричьи, замерев с безучастным видом, а вот мальчик места себе не находил: то ногами затопает, то на голову встанет, то присядет, то снова подскочит.
Ну наконец-то вышел из дому Хозяин! Под дружное шипение чешуйчатых, под радостный вопль мальчика – ибо владелец имения поистине выглядел шикарно. Куаферы хорошенько поработали над его шерстью, изрядно добавив ей глянца и пышности. На шее блистал алмазами парадный ошейник с большущим – что твое куриное яйцо – рубином спереди. Распахнулась дверца машины, пес взобрался по трапу и сделал два круга по салону, прежде чем свернуться колечком на мягкой шелковой обивке. Дверь затворилась, включился мощный, но бесшумный атомный двигатель, и машина укатила, провожаемая воплями, шипением и новыми воплями, и скрылась за поворотом.
Ох и долгий же выдался день! А уж до чего скучный! В отсутствие пса мальчику совершенно нечем было заняться, а если он и находил себе развлечение, то это обычно кончалось плохо. Вот и сейчас пришлось удирать от поваров – в кухне он пытался сорвать банан с подвешенной к потолку грозди и нечаянно пнул котел, в котором готовился обед для слуг.
— Всссе расссплессскал! Ссскверный мальчишшшка!
— И правильно сделал, невозможно же есть такую гадость! – выкрикнул он в ответ, с легкостью уворачиваясь от могучих, но неуклюжих оплеух.
В кухне ему не рады – а где рады? Уборщики сердито шипят – не по нраву им, видите ли, что мальчик оставляет следы на свежевымытом полу и набивает рот листьями растущего в горшках сахарного тростника. Снаружи, в саду, недоброжелателей меньше, но зато и развлечений кот наплакал. Под конец он забрался на крышу, на самую верхотуру, куда пес ему лазать строго–настрого запрещал, и оттуда обозрел долину с фермами и деревеньками завроидов, с сухой пустыней вдали и горами еще дальше, и с небом, и со всем остальным.
Ни шатко ни валко день все же прошел, солнце перевалило зенит и сползло к горизонту. А когда оно уже пронизало красноватыми лучами вечерние дымы деревенских очагов, в конце долины появилось пыльное облако. Заверещав от восторга, мальчик припустил к парадному подъезду.
Должно быть, машина не раз побывала под дождем и хорошенько помесила грязь: хрусталь и золото были заляпаны сплошь. Шофер, открытый всем стихиям на своем высоком сиденье, тоже получил щедрую долю слякоти и пыли; он был страшно рад заглушить двигатель и поднять до отказа рычаг ручника. Опустился трап, мальчик бросился встречать пса. А тот был мрачнее тучи.
— Сиссерекс, – прорычал Хозяин, сходя, – ванну мне сейчас же, и погорячей. День был ужасно долог, я измотан и грязен, и вообще я не в духе. И сними ошейник, он, проклятущий, всю дорогу меня душил…
— Давай я сниму, – подскочил мальчик, но пес без единого слова отвернулся и потрусил в дом.
Мальчик недоумевающее посмотрел вслед, он никогда не видел Хозяина в таком дрянном настроении. И тут из машины донеслось хныканье.
Трап был уже убран. Подойдя, Бродяга ухватился за подножку, подтянулся на руках, осторожно заглянул в салон.
И увидел мальчика в углу. Совсем малыш – съежился в комочек и рыдает так горько, будто у него разрывается сердце.
— Это еще что за новости?! Ты кто такой? И что тут делаешь?
Вот уж сюрприз так сюрприз. Бродяга редко встречал других мальчиков, только когда их привозили в усадьбу Хозяева–визитеры, но поговорить с себе подобными толком не удавалось, и общение чаще всего заканчивалось потасовкой из-за какого-нибудь пустяка. А тут совсем кроха, меньше он и не видел никогда. Такой не то что драться не будет, но и просто задираться не посмеет.
— А ну, вставай, – велел Бродяга. – И выходи, да поживее.
Малыш неохотно, медленно встал, вытирая кулачком глаза, а в другой руке крепко держа куклу. Вышел под солнце – и заморгал; на щеках блестели слезы.
— Слышь, у тебя имя-то есть? Меня Бродягой кличут, и я здесь – мальчик.
— А меня… Пятнышком назвали… из-за этого вот. – Малыш показал черную родинку на щеке.
— Да ты, Пятнышко, совсем еще мелочь пузатая. Годков-то сколько тебе?
— Не знаю… Мне никто не говорил.
— Эге, ты у нас не только недомерок, но и недоумок. А мне… тридцать пять. Это десять, десять, десять и пять.
— Десять – это сколько? – живо заинтересовался Пятнышко; мигом забылись печали и высохли слезы.
— Две руки, вот, гляди. А одна рука – это будет пять. Неужели не знал?
— Нет… но теперь знаю, и это здорово. Еще я знаю один и два.
— Да, брат, многому же тебе предстоит научиться. Есть хочешь?
— Да…
— Тогда пошли. Это мой дом, я могу брать еду, когда захочу.
Пятнышко успел сильно проголодаться, он ел жадно, но одной рукой, потому что в другой по–прежнему держал куклу, ни на секунду не расставался с ней. Задумчиво посмотрев на игрушку, Бродяга сказал:
— У меня тоже есть кукла. Где-то валяется…
— Это моя! – вскинулся Пятнышко, боязливо прижимая имущество к груди.
— Да не нужна мне эта рухлядь, успокойся. Где твой Хозяин?
Малыш плаксиво оттопырил нижнюю губу, затравленно огляделся и сообщил:
— Нету…
Вот тогда-то и возникло у Бродяги предчувствие беды – в первый раз тревога легонько кольнула сердце.
— Ладно, ты того, не задерживайся у нас. Здесь я – мальчик.
— А мне тут и не нравится, – шмыгнул носом собеседник.
— Вот и хорошо.
Бродяга дал ему кулаком по уху, чтобы получше дошло. Пятнышко, как будто только того и ждал, зашелся ревом.
— Ссступай к госссподину! – проковылял в комнату взволнованный слуга. – Хозззяин зззовет, сссрочно!
Сссердится!
Обрадованный мальчик помчался во всю прыть, плюхнулся на ковер возле Хозяина, который жадно поглощал сырой мясной фарш из большой миски.
— А где второй? – спросил пес.
— На кухне, ест и хнычет. Такой плакса! Зачем ты его привез?
— Вопросы задает Хозяин, а не мальчик, – прорычал пес, изображая гнев.
Мальчик сразу разгадал притворство, но от этого тревога только переросла в страх. Пес заглянул ему в лицо и тотчас же повернулся к серебряной миске, круговым движением языка слизнул мясные крошки.
— Ты когда-нибудь думал о собаках, о мальчиках, о завроидах? – спросил он.
— Может, и думал, не помню.
— Позволь-ка я тебе расскажу о нас, а ты посидишь и послушаешь, как никогда до сих пор не слушал. Этот мир – твой…
— Знаю, знаю! Он и твой, и…
— Цыц! Слушай и мотай на ус, а говорить будешь, когда я разрешу. Так вот, этот мир – твой. Я про Землю, про всю планету. Мой народ прилетел сюда издалека, из межзвездного пространства, – так гласят хроники. И случилось это – опять же, если верить хроникам, – очень и очень давно. Мы звались небесными гончими…
— Красиво.
— Что тут красивого-то? Слушай и не перебивай. Своей родиной мы правили сначала как звери, потом – как разумные звери. Сперва полагались на силу челюстей, а потом на силу мозгов. Мы ведь очень умные, куда умнее этих зеленых неповоротливых завроидов. Но без них обойтись было никак нельзя. Без их рук. Лапа хороша в некоторых делах, но с рукой она нипочем не сравнится. Рука может абсолютно все. И нам удалось вывести разумную породу ящеров, из них получились превосходные слуги. Только тогда мы стали настоящими небесными гончими и подчинили родной мир, а потом и другие миры, своей воле. Править нам нравилось, а еще мы любили сражаться, и ваша планета дала нам вдосталь того и другого. Вот теперь можешь задавать вопросы.
Мальчик уселся на ковре, его глаза возбужденно блестели.
— Вопросы? Нет у меня вопросов. Еще что-нибудь расскажи, пожалуйста!
— Разве ты не возненавидел меня? Ведь я сейчас признался, что мы отняли у тебя мир!
Мальчик рассмеялся – как будто прозвенел серебряный колокольчик.
— Да ты шутишь! Никуда мой мир не делся, вот он, кругом.
— Но раньше он принадлежал тебе, твоему народу. Вы сражались за свою родину и погибали, а теперь она целиком наша.
— Но ведь хуже она не стала? Значит, все в порядке.
— Похоже, ты и в самом деле не понимаешь. – Глаза пса были полны сочувствия и нежности, а еще великой печали. – Но когда-нибудь непременно поймешь. Мы не желали такого итога – хроники гласят, что многие из нас предлагали прекратить смертоубийства и возвратиться домой. Но остановиться было уже невозможно. Ибо мы понимали: рано или поздно вы полетите следом за нами, чтобы отомстить, и тогда уже сила будет на вашей стороне. Обуреваемые скорбью, мы довели войну до победного конца и сделали этот мир таким, каким ты его видишь.
— Вы убивали мальчиков? – Только теперь Бродяга начал кое-что понимать.
— И мальчиков, и других. Мы… убивали всех. – Пес говорил, будто оправдываясь, и даже не замечал, что на загривке вздыбилась шерсть. – Поверь, не только жестокость двигала нами, но еще и чувство справедливости. У нас было право так поступать! Ведь вы, люди, собственноручно губили свою планету. Душили ее, разрушали, отравляли, насиловали. Я не поверил нашим хроникам – но я просмотрел ваши фильмы. Не погибни твой народ в сражениях с нами, он бы неизбежно уничтожил себя сам. Зато те, кому посчастливилось уцелеть, теперь наслаждаются жизнью.
— Вы истребили мой народ… – пришло вдруг к мальчику, опоздав на много лет, роковое знание.
— Да, что было, то было. И ты, как и остальные, будешь нас ненавидеть за это. Они тебе все расскажут, и…
— Что еще за остальные? – Мальчик похолодел с головы до ног.
Пес отвернулся, чтобы не смотреть ему в глаза, но затем решительно повернулся обратно, горделиво выпрямил спину и поднял голову.
— Твои соплеменники. Мы расстаемся, ты покидаешь мой дом…
— Нет!
— Да. Это дело решенное, я не в силах ничего изменить. Конечно, мне не хочется, чтобы ты уезжал…
— Тогда я останусь?
— Нет. Ты уедешь, решение принято. О нем узнал Хозяин Куэрнаваки, мой старый друг, и пригласил меня для серьезного разговора. Ведь ему хорошо ведомо, как крепко могут сдружиться пес и его мальчик. Я привез замену тебе…
— Того нытика, что на кухне? Да я его прикончу сейчас же! Пинками выгоню!
— Пожалуйста, прекрати. Сядь на место, а я объясню, почему ты должен уйти, а он должен остаться. Помяни мое слово: тебя ждет много нового и интересного, и вскоре ты забудешь своего пса. Даже порадуешься тому, что расстался с ним. Подивишься, как это тебе удалось вытерпеть столько лет в его доме…
— Никогда!
Пес тяжело вздохнул.
— К сожалению, так и будет, уж поверь. Тебе в конце концов позволяется вырасти и познать то, о чем ты до сих пор даже не подозревал.
— Что значит вырасти?
— Скоро сам поймешь и это, и многое другое, а сейчас объяснять бесполезно. Говорят, ты из хорошей породы, у тебя здоровые гены. Говорят, старые самцы перемерли, нужно завозить новых. Когда-нибудь, надеюсь, ты сочтешь это большой честью. Тебе предстоит обладать женщинами, и производить на свет потомство, и вместе с другими самцами замышлять бегство с острова, отвоевание родного мира и истребление всех собак…
— Вот ты говоришь, а я не понимаю ничего, и мне страшно!
— Хороший мальчик, очень хороший мальчик. – Пес неловко погладил его по голове. – Лучший из всех, кого я знаю. Но ты вырастешь и откроешь для себя истину: как ни велика бывает любовь между псом и его мальчиком, есть на свете нечто еще более великое. А теперь, пока еще светло, пойдем погуляем, ты будешь палку бросать, а я за ней бегать. В самый последний раз…
