Глава 14
В гостях у Юры

Брат с сестрой сели в машину и Юра сказал, чтобы Аня была теперь поосторожней со своими фокусами, на что девушка резонно ответила, что никаких фокусов, собственно, она в машине и не показывала, а то что Юра излишне нервно воспринял ее слова – так это – его проблемы, в конце концов она не видела никакой опасности, следовательно аварии и не должно было быть.

– Это для меня еще не факт, – проворчал брат, – хорошо сидеть в машине в качестве пассажира и разглагольствоваться на тему, возможна ли в данный момент авария или не возможна, а выруливать в возникшей дорожной ситуации именно водителю приходится. Если уж ты такая всемогущая, то могла бы успокоить мою нервную систему, которую сама же и разболтала, а не объявлять, после того, как все случилось, что, оказывается, никакой опасности не было.

– Ну прости, – улыбнулась девушка, я еще не освоилась со своим новым статусом и наделала массу глупостей. Я сейчас вообще жалею, что все тебе рассказала, ты как-то все излишне близко к сердцу принял. С другой стороны и не рассказать тебе о случившемся я не могла, как-то никакой правдоподобной версии о своем трехдневном отсутствии я не сумела тогда выдумать, наверное просто плохо умею врать. Но и согласиться с твоим обвинением, что я будто бы три дня тусовалась в компании наркоманов, тоже не могла. Вот и получилось, что я, сама того не желая, во все тебя посвятила… по крайней мере, во многое.

На какое-то время воцарилось молчание, Юра внимательно вел свою шестерку в потоке машин и о чем-то напряженно думал, затем как-то неуверенно сказал:

– Слушай, а вот те картинки, которые ты мне якобы внушила… этой самой преисподней, ты говорила, что там как бы была. Но как такое возможно? С другой стороны, и выдумать такое… не говоря уже о том, чтобы передать в чужое сознание… у меня это в голове не укладывается! Ты там действительно была?

– Ты же сам недавно говорил, что я это тебе под гипнозом внушила, и никакого рая, ада и загробной жизни не существует.

– Конечно, тяжело так сразу менять свое мировоззрение, – признался Юра, – я и не сказал, что полностью его поменял даже после того, что ты мне наговорила и показала. К тому же не исключен факт суггестии. Тем не менее, мне страшно все интересно, пусть даже и присутствует доля скепсиса, но пойми сама, невозможно так сразу взять и изменить свои взгляды на мир. Считай, что я просто хочу услышать твою версию. Одно могу сказать, я теперь сам не знаю, во что верить. Первый раз мой заскорузлый материализм поколебался, когда я увидел все документы, фотографии и фильмы, которые не демонстрируют широкой публике. Теперь он, мой материализм поколеблен еще сильнее. И все же расскажи, ты ведь и без того посвятила меня в какие-то свои тайны, в которые вначале не хотела посвящать. Я думаю, сказала А – скажи и Б, все равно уже ничего не изменишь.

– Не изменишь, говоришь, – блеснула глазами Аня, – а как насчет того, что я в принципе могу стереть твою память? Не собираюсь, а могу чисто теоретически, как ты выражаешься? Ладно, шучу…

(Аня чувствовала, что ее снова заносит, однако подобные, не очень добрые колкости вырывались помимо ее воли, очевидно сказывались накопленные безответные детские обиды на брата, и девушка подсознательно всегда хотела поквитаться с ним).

– Ну и шутки у вас, боцман, – в ответ неуклюже пошутил Юра, правда ощущалось, что на мгновение он снова напрягся, и Аня поняла, и этого в брате раньше она никогда не замечала, что тот ее на полном серьезе боится.

«Ну вот, – подумала девушка, – ты этого хотела? Довела человека до ручки, куда ж это годится, чтобы он боялся родную сестру, нет, все, надо прекращать даже подобные шутливые угрозы. А шутливые ли? А ведь на мгновение я серьезно подумывала стереть ему ту часть памяти, которая связана со всеми моими метафизическими экспериментами. Но раз уж я это не сделала, то почему бы действительно не рассказать ему о моем путешествии по шеолам, ничего это уже принципиально не добавит, не убавит, а он, похоже, уже частично созрел, чтобы в корне изменить свои взгляды на мир и посмертное существование. Что ж в этом плохого, если человек откажется от своего дурацкого материализма? Хотя его уже и нельзя назвать заскорузлым атеистом, он, как-никак, аномальными зонами занимается, а это уже шаг к метафизике, к религии! Впрочем, а меня-то можно назвать религиозной? В том понимании, которое большинство людей в это слово вкладывают? Очевидно, нет, какая я правоверная православная и вообще христианка, если с домовыми и прочими духами дружу? Да любой батюшка, исповедайся я ему и расскажи о мистической стороне моей жизни, скажет, что все это нечисть и тут же меня в сатанистки запишет, а то и анафеме предаст. Наверное в моем случае невозможно быть материалисткой, но гораздо труднее быть убежденной христианкой, не имея возможности видеть воочию живой мир, как я это вижу.

– Ладно, расскажу, – вздохнула Аня, – наверное ты прав, сказала А – так надо и Б говорить. Если тебе пока трудно принять это, как реальные события, то прими, как сказочку.

И Аня рассказала Юре все с того момента, как она разрушила психогенератор и ночью пешком отправилась в Москву, сразу перейдя к истории с Перуновым цветом и коварной ящерицей. Как она была жестоко обманута и как разделилась пополам, где ее внешняя часть вместе с плотным телом продолжала жить в обычном мире, став заурядной девочкой безо всяких паранормальных способностей, а другая, знающая часть отправилась в путешествие по инфернальным шеолам изнанки, встретившись с симпатичной саламандрой Огневицей. Разумеется, свою историю она рассказывала в сильном сокращении, ведь многое в увиденном невозможно было передать словами, тем не менее, рассказ ее нельзя было назвать голословным, поскольку Юра уже имел возможность тот мрачный и величественный мир ее глазами. Рассказ затянулся, машина уже давно подъехала к Юриному дому, тем не менее брат боялся прервать рассказ сестры, очевидно в доме были жена с ребенком, а Анин рассказ был явно не для посторонних ушей. Наконец, кое-как свернув свое повествование, поскольку в подробностях можно было рассказывать до вечера, Аня закончила тем, как очутилась на лавочке, жутко перепугав незнакомую пожилую женщину.

– Ну, вот и все, – закончила девушка, судя по всему я увидела лишь незначительную часть того путешествия, которое проделала моя знающая половинка, прежде чем оба мои я воссоединились. Надеюсь, когда-нибудь увижу и продолжение, ну а как все это выглядело воочию, ты уже видел моими глазами. Можешь думать на этот счет чего хочешь, но ты сам попросил, а я рассказала.

Снова последовало продолжительное молчание, затем Юра развел руками:

– Уж и не знаю, что думать, мой здравый рассудок пока не способен принять твой рассказ за чистую монету. С другой стороны, не представляю, как такое можно выдумать, одно ясно, с тобой произошло нечто неординарное. Другое дело – трактовка. Слушай, а попробуй книгу об этом написать! Это же будет вторая Божественная комедия! Хотя, конечно, кто ее в нашей стране издаст, а то бы такая крутая фантастика получилась. Впрочем, можно подумать, как это за границей издать под вымышленным именем, так некоторые писатели делают, главное связи за границей и в дипломатическом корпусе иметь. Правда тогда вопрос с гонораром сильно усложняется.

– По-моему, – усмехнулась Аня, – ты уже делишь шкуру неубитого медведя. Да я и не писала никогда раньше, боюсь, не получится.

– Да, что там, не получится, – хмыкнул Юра, – ты вон как все здорово устно изложила, а начнешь свой рассказ записывать – появятся всякие подробности, которые ты упустила в устном рассказе. К тому же ты сама предположила, что будет и продолжение, возможно в дальнейшем у тебя материала не на повесть, а на целый роман наберется. А что касается неопытности, то всякие там стилистические погрешности можно у хорошего корректора выправить, думаю, найти такого не представит сложности.

– Ой, не знаю, не знаю, – заскромничала Аня, – я пока над этим не думала, не до того было, надо будет подумать. Слушай, долго мы еще в машине сидеть будем? Я сто лет Татьяну твою и зайца не видела, они ведь дома, как я понимаю?

– Дома, если не гуляют, – посмотрел Юра на часы, – нет, уже дома должны быть, у Михрютки в это время кормление. Надеюсь, излишне напоминать, что Татьяне ничего рассказывать нельзя?

– Мог бы и не напоминать, а она в курсе, что я куда-то на 3 дня пропадала?

– В курсе, к сожалению, – вздохнул брат, – но что-нибудь соврем. Правда надо что-нибудь поприличнее, разумеется версия о наркоманской тусовке или внеземной любви с последующим отбытием по месту жительства возлюбленного, не годится, мы же должны сохранить лицо нашей семьи. Ну а твоя версия правды – сама понимаешь! Поездка к родственникам в другой город тоже опасно, со временем может выяснить, что поездки не было… даже и не знаю, что придумать….

– А версия, что я со своими бывшими одноклассниками в поход с палатками ходила – не годится?

– Вообще-то ничего, но мало правдоподобно, ноябрь, как никак, ты ж не фанат этого дела. Мы никогда не обсуждали раньше, что ты в походы ходишь, а уж тем более – в минусовую температуру.

– Хорошо, – сказала Аня, – тогда мы были на теплой зимней даче, где-нибудь, допустим в Радонеже или в Абрамцеве, я эту линию лучше знаю, но не с бандой наркоманов, а со школьными подружками. Можно даже, если ты так за мой моральный облик печешься, сказать, что это был исключительно девичник, без парней.

– Вот это, пожалуй, теплее, – согласился Юра, единственное, может показаться странным, что ты через девять дней после смерти мамы веселиться отправилась, Татьяну это может покорежить. Впрочем, ничего более достойного я придумать не могу. В конце концов можно сказать, что твои бывшие одноклассницы хотели тебя отвлечь от твоего несчастья и специально для этого пригласили. А что! вполне правдоподобно, достойно и узнать обратное Татьяна не сможет, она никого из твоих бывши школьных подруг не знает.

– А как же я, всегда такая послушная сестра, тебя не предупредила?

– Ну, возможно не успела, случайно подруг встретила, и тебя, тепленькую, на дачу забрали, а там телефона нет. Ты ведь могла из дома звонить мне на работу, а у меня занято было…или я где-то в отлучке по институту бегал, я ж не обязан сиднем в своем отделе сидеть! Мы ведь не для мамы версию сочиняем, думаю Татьяне все эти подробности и нестыковки по барабану, ей сейчас о Михрютке забот достаточно.

– Да, кстати, – сообразила Аня, – а разве вчера она не спрашивала по поводу моего исчезновения, когда ты домой от меня вернулся, если, конечно, – усмехнулась она, – ты дома ночевал.

– Вообще-то я обычно дома ночую, – несколько раздраженно ответил Юра, – а что касается моей связи на стороне, то это не значит, что я семью разрушать собираюсь. Если уж ты в моих мозгах копалась, то могла бы это выудить. Чтоб ты знала, у папы с мамой тоже не все идеально было, и он тоже на сторону загуливал. А насчет твоего исчезновения после нашего с тобой разговора, я ей ничего не объяснял, я вообще не говорил, что к тебе поехал. Я как раз и собирался все сегодня рассказать, после того, как мы оптимальную версию выработаем.

Брат с сестрой вышли из машины и поднялись на третий этаж добротного «Сталинского» дома на Ленинском проспекте, в котором Юра поселился три года назад после женитьбы. Аня не сомневалась, что и в неестественно быстром решении жилищной проблемы, Юре помогла известная организация. Квартира, в которой проживал старший Ромашов, хоть и была 2х комнатной, однако полезные площади составляли не менее 50 метров – весьма прилично по тем временам, и отличалась высокими потолками с лепниной, просторным холлом-коридором и хорошей звукоизоляцией. В общем, как говаривал Юра, конечно, не Рио де Жанейро, но жить можно. Тем более, не совсем понятно, на какие деньги Юра натащил туда кучу современной Финской мебели из Березки, а также немыслимой для тех времен аудио и видеоаппаратуры, включая его последнее приобретение и предмет всеобщей зависти – совершенную диковинку для тех времен – громоздкий видеомагнитофон Сони, что и для ассортимента Березки была неслыханная редкость. Правда, весь этот электронный эксклюзив середины 70х (включая и японский цветной телевизор упомянутой выше фирмы) Юра приобрел сравнительно недавно, уже когда заболела мама, поэтому Аня так и не успела насладиться в гостях у брата ни одним детищем экзотической по тем временам Голливудской продукции.

– Похоже, Михрютка спит, – сказал Юра, снимая плащ и прислушиваясь, – тишина.

Как бы подтверждая его слова, дверь в большую комнату отворилась, и в проеме появилось заспанное щурящееся личико Татьяны, Юриной супруги, и, кстати, о чем мы вскользь упоминали, родной дочери полковника КГБ. Этот факт легко объяснял и Юрину карьеру, и быстрое получение квартиры в престижном районе, и наличие всего этого мебельного и электронного изобилия, поскольку, к чести Юры будет сказано, что переезжая со старой квартиры, где оставались Аня с мамой, он не устроил дележку и вывез только личные вещи. Внешность Юриной жены также отчасти объясняло тайные походы Аниного брата налево. Увы, она отнюдь не блистала красотой, а наличие маленького ребенка и вовсе ее обабило: рыхлая фигура, тусклые, какие-то слипшиеся, бесцветные волосы, малоинтересное, хоть и довольно добродушное деревенское личико. Причина Юриного выбора была шита белыми нитками, и каких-то пылких чувств к супруге он никогда не испытывал, однако ставка на Таниного отца оправдалась сполна. Геннадий Викторович (отец Тани) весьма благоволил к зятю и приложил руку к удачному Юриному распределению, и нетрудно было догадаться, что внештатным сотрудником КГБ брат был пристроен не без участия своего всесильного тестя. Собственно, больше ничего о характере их взаимоотношений Аня не знала и самого сурового чекиста видела пару раз на свадьбе Юры и похоронах мамы. Так же она мало знала о взаимоотношениях брата с супругой, он об этом не распространялся, и вообще не любил, когда интересовались его личной жизнью. Ну, а в те немногие эпизоды, когда Аня была у Юры в гостях, отношения между молодыми супругами выглядели несколько натянутыми, хоть Юра и разыгрывал всячески естественность и сердечность. Очевидно, жена подозревала о его похождениях, но, зная брата, Аня была уверена, что тот никогда не расколется и будет отпираться до последнего: скорее всего не столько из боязни скандалов и даже потери супруги, сколько из страха впасть в немилость Геннадия Викторовича, каковая грозила ему серьезными жизненными и карьерными осложнениями. Правда после рождения Мишеньки, в отношениях супругов что-то потеплело, однако же, как это выяснилось вчера при известных обстоятельствах, другая женщина, куда более яркая и привлекательная, чем безликая Танюша, продолжала занимать в сердце Юры весьма значительное место. Впрочем Аня успела заметить и тот факт, что до жгучей блондинки Светы, было немало и других сердечных объектов, а посему речь наверняка шла об очередном увлечении, не являющемся угрозой для крепкой советской семьи, дополнительно сцементированной суровым чекистом Геннадием Викторовичем. Юрину жену Аня знала не очень хорошо, и не потому, что сама не хотела с ней подружиться, а потому что Таня относилась к ней с некоторой натянутостью, возможно связанной со слишком явным Аниным внешним превосходством, а так же, возможно, скрытой ревностью, поскольку чувствовала, что Юра относится лучше и сердечнее к сестре, чем к супруге. Тем не менее, вся эта гамма противоречий вряд ли бросилась бы в глаза постороннему наблюдателю, поскольку и Юра и достойная дочь отца-чекиста были по природе неплохими конспираторами и тщательно стремились создать видимость приличия и семейного благополучия.

– Привет, – прошептала Таня, приложив палец к губам, – Мишутка только что заснул, тише, – затем взгляд ее переместился на Аню, – у тебя все в порядке? Слава Богу, я говорила Юре, что с тобой все в порядке, а он психовал. Пошли на кухню, я вас накормлю, голодные небось.

Аня с Юрой разделись, стараясь поменьше шуршать верхней одеждой, поскольку Татьяна все время делала страшные глаза и прикладывала палец к губам, и прошли на кухню, после чего, закрыв дверь, перешли на нормальную речь.

– Все, как я и предполагал, – сказал Юра, усаживаясь за стол, и пока Татьяна ставила на стол тарелки и разливала борщ, изложил последнюю версию о неожиданной поездке Ани в Радонеж с подружками из школы, – но вообще-то, – закончил он свой рассказ с наигранным гневом, будь тебе лет на 5–6 поменьше, я бы тебя на правах старшего брата, ремнем выпорол. Ну, не дозвонилась сразу, у меня и вправду на работе телефон вечно занят, но в течении трех дней могла бы найти возможность позвонить! Я понимаю, что на даче ни у кого телефона нет, это все же не правительственный поселок, но неужели нигде в округе телефона-автомата не было?

– Я искала, – виноватым голосом включилась в спектакль Аня, но там единственный автомат рядом с магазином оказался, и тот сломан.

– Ну ладно, закрыли тему, – торжественно объявил Юра, я понимаю, ты уже совершеннолетняя и вправе уезжать, куда вздумается, однако близкие люди должны быть в курсе где ты и что с тобой.

Аня слушала брата и думала, что они могли бы и вовсе не разыгрывать спектакль, поскольку, как она почувствовала, Тане не было особого дела до того, куда пропадала Аня на эти три дня, ну, разве что на уровне чисто женского любопытства. Если бы за этим скрывалась какая-нибудь интрижка с мужчиной, это бы вызвало куда больший эмоциональный отклик с ее стороны, однако так же как Юра с выражением врал о вымышленном Анином пикнике, так же и Таня добросовестно изображала тревогу и заботу, присоединившись к общему мнению, что да, наверное Анечке и правда надо было на несколько дней уехать с подружками за город, чтобы переключиться и развеяться после смерти Нинель Васильевны. Далее последовал рассказ о том, что сегодня съел Мишутка, и как засыпал, а так же были высказаны подозрения, что в Мишуткином диатезе, похоже, виновато яблочное пюре, и что его необходимо теперь значительно уменьшить или даже полностью исключить из рациона, а жаль, ведь в яблоках много железа и витаминов. В общем обед прошел за вполне стандартной беседой супругов, в жизни которых не так давно появился первый ребенок, и Аня, в силу своей полной некомпетентности в данном вопросе, в основном молчала, обходясь стандартными междометиями, выражающими искреннюю заинтересованность. При этом она всячески мысленно себя упрекала за свою черствость и бездушие, поскольку ей, честно говоря, было совершенно не интересно, сколько Мишутка съел манной каши, как он перемазался, как покакал и что щечки его покраснели сегодня гораздо ярче, чем обычно. Подумав о диатезе ребенка, Аня неожиданно поняла на уровне абсолютной уверенности, что дело не в яблочном пюре, а в шоколадной конфетке, о чем она машинально сообщила. За столом на секунду воцарилось молчание, затем Юра сказал:

– Мы ему шоколадных конфет не даем, педиатр не разрешил, – затем посмотрел на Таню.

– Да нет, с едва заметной заминкой в голосе сказала Таня, – мы ему не даем…

– И все же это шоколад, – для чего-то начала отстаивать свою позицию Аня, – я ясно вижу.

– Что, ясно видишь? – удивленно глянула на нее Татьяна.

– Все-таки давала, – неожиданно перевел стрелки Юра с сестры на супругу, – ведь было же один раз, зачем снова на грабли наступать?!

– Я совсем небольшой кусочек, он так хныкал, так ручки тянул, я думала, может на этот раз ничего не будет… уже ведь два месяца прошло, – стала оправдываться Татьяна.

– А каким образом он шоколадную конфету увидел, мы же договорились от него конфеты прятать. – негодовал брат.

– Да я как-то случайно… забылась и конфетку при нем съела…

Юра начал отчитывать жену за слабохарактерность и нездоровую страсть к шоколадным конфетам, Аня же вновь мысленно себя упрекала за то, что влезла не в свое дело и стала причиной конфликта, однако Юрин праведный гнев длился недолго, Татьяна убедила его, что с прошлого раза была не уверена, что диатез возник от шоколада и, наверное, подсознательно хотела проверить, так ли это, но теперь она в этом твердо убедилась и больше никогда не будет Мишеньку провоцировать. Затем разговор переместился на зимние сапожки, из которых ребенок вырос, и надо уже завтра доставать новые, и об Анином неуместном прозрении истинной природы диатеза как-то незаметно забыли.

Так за разговором прошел обед, и Юра сообщил, что хочет пристроить Аню в свое КБ до следующего поступления в институт на должность лаборантки, поскольку с другими местами вышел прокол, и что ему надо ввести ее в курс дела и показать кое-какие инструкции. В общем надо поговорить тет-а-тет, и чтобы она не обижалась, что без нее, ей все равно эти разговоры будут совершенно не интересны. На это Таня ответила, что и не собиралась навязывать им свою компанию, что Мишутка ночью спал плохо, и пока он спит сейчас, она тоже подремлет рядом. После этого Юра с Аней отправились в одну комнату, а Таня – в другую, к Мишутке.

– Слушай, ты думай, что говоришь, – сказал Юра, убедившись, что Татьяна закрыла за собой дверь, после чего последовал ее примеру, – откуда ты могла знать про шоколад? Я-то сразу врубился, что ты опять свое ясновидение включила, а Татьяне-то знать об этом совершенно ни к чему. Хорошо, я так разговор повел, что она быстро переключилась и забыла, что о шоколаде, по идее, ты знать ничего не могла.

– Да это как-то само вырвалось, – начала смущенно оправдываться Аня, – да и мне показалось, что лучше вам сказать об истинной природе диатеза: я совершенно ясно увидела, как она ему конфету дала, и что потом в его организме происходило, и как выброс на щечки пошел. Мне казалось это таким естественным, и странно, что другие этого не видят. Да, собственно, почему ты так хочешь ее от этой информации уберечь? Все равно рано или поздно что-то до нее дойдет, я же не говорю, что ей абсолютно все знать надо, пусть знает, что я, допустим, диагностировать умею, она уже сейчас что-то заподозрить могла.

– Не думаю, сказал Юра. – это вполне могло быть обычным совпадением, к тому же, уверен, ей будет очень неприятно, если она узнает, что ты не только внешними данными ее значительно превосходишь, но и умственными, она часто подчеркивает, что внешне ты, возможно, и симпатичнее, но головка у тебя слабенькая. Она, мол, и школу с золотой медалью закончила, и институт с красным дипломом, а ты, мол, и в школе тяп-ляп училась, а теперь и в институт поступить не можешь. К тому же и идей диалектического материализма она не шибко последовательно придерживается. Не то, что однозначно в Бога и чудеса верит, однако всякие гадалки и бабки-целительницы ее очень интересуют, она все рассказывает, как ее подруга своему ребенку пупочную грыжу заговором у одной бабки вылечила, и хочет Мишутку к ней по поводу диатеза везти. Так что даже если в глубине души она и будет тебе завидовать, то все равно, твой феномен ее заинтересует, и еще, не дай Бог, начнет тебя пытать, чтобы ты посмотрела на ментале все ли я время на работе провожу. А ты еще возьмешь. И взболтнешь, как только что, ведь никто же за язык не тянул! А я, между прочим, намерен семью сохранить и следую народной мудрости, что хороший левак укрепляет брак.

– Ладно, – вздохнула Аня, – наверное, ты прав. Просто меня всю жизнь твои игры в секретность раздражали, а теперь и я с тобой вместе буду этакой ходячей государственной тайной.

– А что в этом плохого? – широко улыбнулся брат, – по-моему, простота хуже воровства, а когда человек в тебе тайну чувствует, он тебя и уважает и побаивается, и, следовательно, ты всегда имеешь над ним преимущество. Однако, мы все не о том, приступим к тому разделу, ради которого я тебя сюда позвал. Я между прочим, ради тебя серьезное административное нарушение сделал, принес с собой видео и фото материалы, которые нельзя домой забирать. И из-за этого могу неприятности поиметь. Давай, садись поудобней к столу, сначала я тебе кое-какие фотки покажу.