Глава 12
Брат и сестра

После стандартного Аниного «алло» в трубке на какое-то время воцарилось молчание, затем раздался тревожный голос брата:

– Аня?

– Я, кому ж тут еще быть?

Далее последовал несколько неожиданный вопрос:

– Ты здорова? С тобой все в порядке? – затем тревожные нотки перешли в гневный выкрик, – Где ты была?!

– Как где? – крайне удивилась девушка; вроде она не в три-четыре часа ночи вернулась, что ж она в девятнадцать лет прогуляться не имеет права, тем более никогда раньше брат не проявлял подобной строгости, да и вообще мало интересовался, как сестра проводит свободное время. Правда Аня никогда ранее и не давала повода к сакраментальной фразе «где ты была?!» более подходящей ревнивому супругу (какового у Ани не было), либо матери (каковой с недавнего времени не стало). – После доктора я решила прогуляться на свежем воздухе и несколько часов гуляла в ботаническом саду. Я что уже и прогуляться не имею права?! Сейчас только шесть часов, я, в конце концов, взрослый человек! И потом, зачем ты в доме рылся? Я вроде бы ничего от тебя не прячу.

– Ты что дурака валяешь?! Я рылся потому что искал хоть какую-то записку! – голос брата клокотал гневом, – какое «прогуляться»! Признавайся, мужика завела и у него ночевала?! По крайней мере всем твоим знакомым и подругам, каких я знаю, я обзвонил.

– С каким мужиком? Что значит, ночевала?! Ты что, с ума сошел, только что стемнело, шесть вечера всего, почему ты на меня кричишь?

Аня все-таки решила ничего не говорить Юре о своих фантастических приключениях и размышляла о том, как с ним теперь себя вести, после того как в ее жизни появилась тайна, однако была совершенно не готова к такому повороту событий и непонятному поведению брата.

– Шесть вечера, говоришь? Правильно. А число какое знаешь? Тебя три дня дома не было?!!

– Что?!! – тут Аня просто захлебнулась от неожиданности, она ожидала всего, чего угодно, но только не этого. А впрочем…

«Значит, – лихорадочно думала девушка, – я действительно исчезала и выпадала не только из пространства, но и времени… на целых три дня… на розыгрыш не похоже, да это и не в его духе, он вообще в последнее время слишком важным и серьезным стал. Так что же ему сказать? Ума не приложу. Сказать, что у какой-нибудь подруги была? Но он тогда будет допрашивать эту подругу, он и так всех обзвонил. Что я у какого-то неведомого мужика была? Нет, немыслимо ему такое сказать, тем более он хорошо знает, что я к мужскому полу равнодушна… впрочем, как и к женскому… кем он меня тогда считать будет!

Поскольку Аня надолго замолчала, не зная, что ответить, в трубке раздался уже более спокойный голос брата:

– Послушай, либо ты меня разыгрываешь… но я что-то не припомню от тебя таких дурацких розыгрышей… либо с тобой что-то не то. Но это уже не телефонный разговор, никуда не уходи, я сейчас приеду. – и не дожидаясь Аниного ответа, Юра повесил трубку.

– Вот так история, – думала Аня, в растерянности держа в руке телефонную трубку, из которой исходили короткие гудки, – что ж ему теперь сказать? если он на машине приедет, то ему до моего дома где-то полчаса добираться, и за это время надо что-то придумать. Однозначно правду говорить нельзя, поскольку моя правда относится к области таких вещей, о которых никому хнать не положено, разве что на этого человека провидение покажет, есть такой человек. А если моя неведомая миссия еще предстоит, то тем более не известно, какие последствия могут произойти, если кто-то об этом узнает. Произнесенное слово может изменить рисунок будущего. Но тогда, что же ему сказать? а может сказать, что Лев Матвеевич меня загипнотизировал, и после этого я не помнила, что со мной дальше происходило? Доля правды в этом есть. Но тогда неизвестно, что он сделает со Львом Матвеевичем! Он скорее всего подумает, что тот меня загипнотизировал, затем в сомнамбулическом состоянии отвез к себе домой… или еще куда-нибудь… и воспользовался моей беспомощностью. Нет, такой вариант вовсе отпадает, тем более. Он наверняка ему звонил и все по поводу меня выяснял. А если он подумает, что я после гипноза в лунатическом состоянии где-то бродила и ничего не помню, он так же начнет разборки со Львом Матвеевичем, что тот меня какому-то незаконному воздействию подверг. Нет, доктора надо с самого начала огородить от подозрений, скажу, что никакого гипноза вообще не было и после визита я прекрасно себя чувствовала. А если он уже звонил Льву Матвеевичу, и тот сказал, что гипноз все-таки был? Нет, так не годится, все-таки придется какую-то полуправду сказать. Конечно рассказывать о моем путешествии по изнанке нельзя, он точно меня в шизы запишет, и опять же обвинит в этом психоаналитика, что это результат воздействия. Остается только признаться, что я после сеанса вспомнила, что со мной после встречи с Варфушей произошло (про самого Варфушу, собственно, говорить не обязательно), и что ко мне частично вернулись мои паранормальнные возможности, на что Юра и рассчитывал. И потом я куда-то исчезала… куда? Непонятно. Я ведь и сама не знаю, куда мое тело исчезало, и само по себе возвращение паранормальных способностей не означает, что человек может на три дня из пространства и времени выпасть. Может, сказать, что я какой-нибудь парапсихологический эксперимент затеяла, чтобы убедиться в возвращении своего дара? Правда совершенно не ясно, что за эксперимент, что-то я не слышала, чтобы кто-то из парапсихологов, даже Вольф Месинг, запросто с пространством и временем обращались. Разве что какие-нибудь великие йоги? Но я об этом толком и сама ничего не знаю. Ладно, скорее всего на этом акцент делать надо. Хотя он, конечно, не поверит, но объяснение какое-то надо давать тому, что произошло! Сказать, будто что-нибудь этакое, парапсихологическое хотела сотворить, и сама не помню, что произошло? Что ж, это более на правду похоже, надо только придумать, что же я такого парапсихологического затеять решила?

Пока Аня размышляла таким образом, в прихожей раздался звонок. Так и не придумав какого-то складного объяснения произошедшего, Аня пошла открывать дверь. Буквально ворвавшись в прихожую, Юра начал с того, что принялся пристально рассматривать Аню, особенно ее лицо, очевидно рассчитывая увидеть следы насилия или порока, и только после этого, ничего подозрительного в сестре не углядев, буркнул что-то вроде: «Ну, слава Богу», и прошел в комнату.

– Анюта, – сказал он, явно сдерживая эмоции, – давай успокоимся, и ты мне все по порядку расскажешь, где ты была все эти три дня. Только не прикидывайся дурочкой, что не заметила, как три дня пролетело! В конце концов, я не твой муж или любовник, и постараюсь все понять. Признайся все-таки, где ты была, какая бы правда ни была горькая, ты как-никак, совершеннолетняя, вправе поступать по своему усмотрению, я как-нибудь это схаваю. Хотя, как твой, по сути дела, опекун, я должен следить за твоим поведением, да и перед Виктором неудобно. Кроме того, сама понимаешь, я работаю в такой организации, где аморальное поведение ближайших родственников может сказаться на моей карьере. Впрочем, все это лучше не афишировать и от Виктора скрыть, слава Богу, в в милицию о твоем исчезновении я пока не заявлял, провел самостоятельные безрезультатные поиски, и ни одна из твоих близких и дальних подруг о тебе ничего не знала. Естественно, терзал я и Льва Матвеевича, после визита к которому ты исчезла, но он клялся и божился, что ты в совершенно нормальном состоянии от него ушла что-то около двенадцати или часа. Я ему почему-то верю, как-то с ним плохо вяжется фигура похитителя, насильника и совратителя неопытных девушек. К тому же он вряд ли бы что-то такое затеял, даже если бы был скрытым маньяком. В случае чего подозрения падут именно на него. Кстати, врать о том, что ты уезжала к тете Гале в Ростов или к дяде Саше в Калинин – тоже не надо – я им уже звонил. Поскольку тебя не похищали, и ты не пролежала без сознания три дня в каком-то пригородном лесу, попав в руки маньяка (это бы, думаю, сказалось на твоем внешнем облике), остается только одно: ты познакомилась с каким-нибудь парнем, и вы весело провели время у него на хате или на даче. А может, ты с компанией сомнительной познакомилась? И в какой-нибудь малине обкурилась какой-то дрянью, или даже обкололась? А потом боялась в таком виде мне на глаза попадаться? Но как ты могла?! Над матерью еще могила не остыла! Да к тому же ты всегда сторонилась подобных знакомств и развлечений, и мужики тебя не интересовали, при всей твоей внешности, меня это даже тревожило порой. Впрочем, – сам усомнился в своей гипотезе Юра, – по твоему виду не заметно, что ты на кайфе три дня торчала, наверное, все же, любовь с первого взгляда? Ну, чего молчишь?

– Юра, – как можно спокойнее сказала Аня, хотя внутри нее все клокотало от возмущения: как родной брат, который хорошо ее знает, мог такое о ней подумать! Пока он излагал свои теории, Аня судорожно пыталась придумать, что бы такое соврать более-менее правдоподобное, однако ни одной стройной версии придумать не смогла. Но соглашаться с тем, что она три дня ночевала Бог знает, где, и Бог знает с кем, она не могла. Конечно, согласись она с этой версией, разразился бы грандиозный скандал, Юра, на правах брата, считал себя вправе оберегать ее моральный облик, однако в этом случае отпала бы метафизическая версия, о которой Ане так же не хотелось сообщать. Но признаться брату (пусть даже соврав) в таком чудовищном моральном падении (в ее представлении) было так же выше ее сил. – Понимаешь, – продолжила она после натянутой паузы, решив отдаться на волю импровизации – авось куда-нибудь да вырулит, – я действительно до твоего звонка понятия не имела, что прошло три дня, однако и сказать, что я просто гуляла и ничего не произошло, тоже не могу.

– Еще бы ты сказала, что ничего не произошло! – возмутился брат, – так что, пожалуйста, излагай все, как было! А что ты до моего звонка не знала, что на дворе 18 ноября, а не 15 – не поверю, ты бы еще, как Пастернак, спросила: «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?». Но в данном случае художественные обороты не пройдут, лучше горькая правда, чем сладкая ложь!

– Знаешь, Юрик, – начала терять терпение Аня, – кончай свою патетику, я уже от тебя и так достаточно выслушала. Прекрасно, что ты знаком с творчеством Бориса Леонидовича, только сомневаюсь, чтобы ты, кроме этих строк, еще что-то знал. Я понимаю, что проще всего предположить то, что ты изложил, но я не собираюсь признавать того, чего не было. Ты как всегда меня не дослушал. Со мной произошло действительно нечто неординарное, даже необъяснимое, даже не знаю с какого бока к этому подойти.

– Только вот насчет летающих тарелок – не надо, – съязвил Юра, – или, что зеленые человечки тебя в соседнюю галактику на экскурсию возили…

– Юр, – ты меня зачем ко Льву Матвеевичу водил? – пропустила Аня мимо ушей сарказм брата.

– Как зачем, чтобы с твоей амнезией разобраться, память вернуть.

– А еще зачем?

– Зачем, зачем… ах, ну, да, была такая шальная мыслишка, что вдруг, вместе с твоей памятью, вернутся твои сверхнормальные способности… но я не вижу связи…

– Ну, так вот все это вернулось. – медленно, по словам произнесла Аня, – вернее, не все, а какая-то часть, я еще до конца не выяснила. («Эх, зря ты, Анюта, – мелькнуло в ее голове, – а впрочем, почему «Зря», – возмутилась ее другая, амбициозная половинка, – все равно рано или поздно пришлось бы об этом рассказывать, шила в мешке не утаишь»). По крайней мере, что касается памяти, то я вспомнила все те проблемы, которые меня мучали, в том числе и лабораторию по изучению парапсихологических феноменов и психогенератор…

– Подожди, подожди, какой психогенератор? – неожиданно встрепенулся Юра, – впрочем, об этом потом расскажешь. Все это, конечно, замечательно, и мы позже к этому вопросу вернемся, но какое это имеет отношение к твоему трехдневному отсутствию?

– Я не знаю конкретно, что произошло… «Будь осторожна, рассказывай в общих чертах, не касайся частностей», – прозвучал в Анином сознании чей-то строгий голос», – в общем, после Льва Матвеевича…

– Он, кстати, ничего такого тебе не внушал? Не гипнотизировал?

– Немного гипнотизировал, но ничего не внушал, он сказал, что со мной очень трудно работать и не знал, с какого конца подступиться… да ты сам у него спроси. Короче, от него я вышла в совершенно нормальном состоянии, ну и решила по ботаническому саду пройтись, я давно там не была, а диспансер как раз рядом и погода замечательная.

– Чего там замечательного, – проворчал Юра, – холодина! Замечательная – в бархатный сезон на Гаваях…

– А я считаю, что замечательная, – не согласилась девушка, -

И одиночество не в тягость… – неожиданно вырвались из ее уст стихотворные строки, которых она прежде вроде бы не слышала.

Нечто подобное произошло с ней после девяти дней со дня смерти мамы, на проспекте Мира, но тогда стихи кто-то произносил в ее сознании, сейчас же строки вырвались вслух… -

Прядет невидимые нити…, – закончила Аня, сама удивляясь тому, что только что продекламировала.

– Ты мне Тютчева не цитируй, сейчас не место и не время, – возмутился брат.

– Это не Тютчев, – поправила его Аня.

– Ну, Фет, Баратынский, или кто там еще…

– Это, похоже, я придумала, – призналась Аня, – сама не знаю, как это произошло. Просто мне стало обидно, что ты так про красивый ноябрьский день высказался…

– Ладно, ты мне зубы не заговаривай, дальше рассказывай и желательно без художественных отступлений. Что-то я не припомню, что бы ты раньше стихи писала.

– Я тоже не припомню, – продолжила Аня, но, возможно, это связано с возвращением памяти и всего остального. Ладно, если без художественных отступлений, то гуляла я, гуляла, потом присела на скамеечку и неожиданно куда-то провалилась и у меня начались видения… а может, сны, но такие яркие, словно со мной все в действительности происходило и я в какой-то иной мир попала… но описать тебе его я не смогу, там все иначе, чем на земле… – («осторожно, – прозвучал в сознании тот же предостерегающий голос, – ни слова об изнанке!»). – В общем, – быстро свернула рассказ Аня, хотя инфернальные шеолы стояли перед ее глазами, как живые, – я словно бы очень долго спала… или грезила, а когда очнулась, то выяснилось, что я вспомнила все, что со мной было в детстве, до того момента, как я в психушке оказалась. А так же выяснилось, что у меня какие-то новые способности открылись, я словно бы видеть и слышать начала то, чего раньше не видела и не слышала.

– Ну и что, – недоверчиво посмотрел на нее брат, – ты хочешь сказать, что три дня на скамейке проспала? Да ни в жисть не поверю.

– Я тоже не знала, что три дня прошло…

– Стоп, – снова прервал ее брат, – это уже тогда не отключка, а летаргический сон. Но если даже допустить невозможное, что ты в какой-то трехдневный летаргический сон впала – допустим, так патологически отреагировала на гипноз Матвеича, – и даже времени не заметила, то, во-первых, в том прикиде, в котором ты была, ты бы насмерть за три дня замерзла. Эти три ночи температура опускалась до -5, -7, в лучшем случае обморозилась бы. Но если даже допустить невероятное, что ты в какое-то анабиотическое состояние впала – типа, как лягушка, которую можно в кусок льда вморозить, а потом оттаять, и она оживает и никаких обморожений, – то и в этом случае возникает ряд дополнительных вопросов. Не поверю. Что человек в таком достаточно оживленном месте, как ботанический сад, мог три дня на лавочке проспать, и его никто бы не заметил. Тем более, сегодня понедельник, а ты, выходит, там спала в выходные дни, когда в ботанический сад немало народу ходит. И если даже никто из гуляющих на это внимание не обратил – хоть это и маловероятно – то все равно, там и персонал, и милиция так или иначе перед закрытием территорию проверяют, и тебя бы в любом случае обнаружили и потревожили. Если же разбудить тебя было невозможно, то они бы тебя в больницу отвезли, а я больницы обзванивал. Тем не менее, ты жива, невредима, и в больнице, как я понимаю, не лежала. Так что нестыковочка выходит, лучше правду скажи. Ну, если не любовь с первого взгляда и не компания нариков, то, может, ты Матвеича выгораживаешь? Может он тебя загипнотизировал и ты ушла от него в сомнамбулическом состоянии и ходила – где – сама не помнишь – типа зомби. Я слышал о подобных случаях, люди в таком состоянии не только бродят Бог знает сколько без памяти, но и в другой город уезжают. Как-то все, что ты рассказываешь, малоубедительно.

– Ничего он меня не зомбировал, – возмутилась Аня, – как раз, возможно, благодаря ему ко мне память и все остальное вернулось. Ты же именно для этого меня к нему устроил, а теперь подозреваешь Бог знает, в чем! А насчет того, что не могла 3 дня на лавочке просидеть, тем более, незамеченной, так я, похоже, и не сидела!

– Что ты мне мозги компостируешь! Сама же сказала, что отключилась, а потом включилась и не заметила, что 3 дня прошло. Значит ходила? Так это и есть – зомби.

– И не ходила, меня, похоже, не было…

– Не понял! Ты думай, что говоришь! – Юра смотрел на Аню с явной тревогой, и она поняла, что у того возникли серьезные опасения насчет ее рассудка, тем более, прецедент в ее жизни уже был, но как объясниться по-другому она не знала.

– Дело в том, что я этого сама не видела, но одна бабуля… – и Аня подробно рассказала брату о реакции пожилой женщины, случайной свидетельнице, и ее комментариях… – и потом, я не сразу полностью вернулась. Например, некоторые ощущения у меня включились гораздо позже того момента, когда я на лавочке очнулась, и, кроме того, кошелек исчез, и только когда я домой вернулась, снова материализовался там же куда я его еще дома положила – и пожалуйста не убеждай меня, что я его случайно не обнаружила. Так что, хоть я этого сама и не видела – мое сознание как бы не в теле находилось – но, получается, тело мое в нашем пространстве з дня отсутствовало. Правда, пока ты не позвонил, я считала, что только 3 часа, не более.

– Ну, и где же оно было?

– Не знаю, может в другом измерении, может в другом времени… – «ну все, – подумала Аня, – теперь он точно меня в психушку отправит, а на Льва Матвеевича в суд подаст, наверняка он считает его во всем виноватым…»

Но, как ни странно, к ее последним словам Юра отнесся гораздо серьезнее, чем ко всему остальному ее рассказу. До этого момента в лице его, помимо гнева, угадывались два выражения: вначале было видно, что он не верит ни одному ее слову, затем он, похоже, усомнился в Анином рассудке, а тут вдруг его лицо отразило смешанное чувство удивления и неподдельного интереса.

– Если бы я тебя не знал, как облупленную… («слишком ты самонадеян, братец, – подумала Аня, – я до недавнего времени сама себя не знала»), – я бы, разумеется, как здравомыслящий человек, не поверил ни одному твоему слову. Но не так давно я по одной чрезвычайно закрытой тематике в своей фирме столкнулся с одной научной проблемой, которая заставляет относиться к твоим словам несколько по-другому. Речь идет об одном явлении природы. Думаю, если бы ты врала, то выбрала более правдоподобную версию, поскольку ни один здравомыслящий человек не поверит в то, что ты мне поведала. Как ты знаешь, я отношусь к категории здравомыслящих, но проблема, к которой недавно подключили наш отдел, позволяет относиться к твоим словам несколько по-иному. ту сама не представляешь, насколько все серьезно, если эту проблему удастся разрешить, это будет самый величайший переворот в науке со дня существования человечества. И я нисколько не преувеличиваю. Неожиданно я понял, что все, что ты мне только что наговорила – полный бред с точки зрения здравого смысла – можно рассматривать в ключе этой проблемы. Хоть это и совершенно секретно, я тебя в эту проблему посвящу, поскольку только что у меня возникли некоторые соображения. Ты сказала, что была в ином пространстве и времени? Я в это не верю, но есть и другое объяснение. Если все так, как я предполагаю, то это просто чудо какое-то и удивительное совпадение, что все случилось именно с тобой и именно в то время, когда нас подключили к данной проблеме. Но я владею некоторой статистикой и допускаю, что такое вполне может быть. И все-таки, как ни хочется верить в удивительное стечение обстоятельств, меня гложут сомнения… вот, если бы ты могла предъявить доказательства! Признайся, ты все-таки меня разыгрываешь, поскольку для нормального вранья твоя история совершенно не катит. Если человек хочет, чтобы ему поверили, он наплетет что-нибудь более правдоподобное.

– Я говорю абсолютную правду, – Сказала Аня не совсем уверенно, поскольку то что она рассказала Юре, была лишь малая часть правды, к тому же она никак не ожидала, что Юра хоть на йоту ей поверит. Просто она не хотела врать слишком откровенно, она почему-то почувствовала, что врать так, как дети врут родителям она больше не может. – Просто я не могу говорить всего, поверь, это очень важно, ты, вон, тоже все время темнишь, ссылаясь на государственную тайну. Считай, что я тоже подключена к государственной тайне. Просто это несколько другое государство.

– Что значит, другое государство, – вскинулся Юра, – тебя что, завербовали?!

– Успокойся. – рассмеялась Аня, – это совсем не то, что ты подумал, эта категория… как бы сказать… метафизическая, что ли, да и вообще, почему ты считаешь, что у тебя могут быть тайны, а у меня – нет? что же касается доказательств… ну, не знаю, что я могу предъявить, разве что ту бабулю, в качестве свидетеля, так во-первых, где я ее найду, а во-вторых, ты скажешь, что мы сговорились. Тебе легче считать, что твоя сестра записалась в шлюхи или в наркоманки.

– Ты, блин, не передергивай, – не очень уверенно начал оправдываться Юра, – я не так категорично выражался, я говорил о любви с первого взгляда и о том, что ты могла случайно попасть в нехорошую компанию. В конце концов изредка случается так, что у самой что ни наесть тихони крыша едет и она пускается во все тяжкие, а ты, к тому же и собой хороша, мужики от тебя тащатся. Так что такой версии я тоже отмести не мог. Правда, положа руку на сердце, такой поступок был бы для тебя несколько неорганичным. Многие дурнушки и тихони в тайне мечтают о всяких сердечных безумствах, бегстве с любимым, но мешает робость, внешность и отсутствие предложений. Ты же, напротив, красива и на поступок способна, просто тебя подобные приключения никогда ранее не интересовали, что по-моему странно. Впрочем, в человеке, даже в родной сестре, всегда можно ошибаться… тем более, в не совсем родной…

– Как это, «не совсем родной»?! Ты что имеешь в виду?

– Видишь ли, – замялся Юра, – мы не хотели тебе говорить… но, наверное, после смерти мамы это не имеет уже значения, да и взрослая ты уже… Дело в том, что мы с тобой только по папе родные. Папа же был старше мамы на 18 лет и ранее был женат. Так вот, родная моя мама умерла, и я с отцом остался, а он вскоре уже на твоей маме женился. Но это ничего не значит, твоя мама ко мне относилась как к родному, так что я вскоре и забыл, что она моя мачеха.

– Конечно, – кивнула Аня, – она всегда с тобой носилась гораздо больше, чем со мной, тебя никогда не ругала, а мне доставалось.

– Это потому, – сказал Юра, – чтобы я не думал, что она мне не родная, и в этом смысле, похоже, палку перегибала. Я-то знаю, что в действительности она тебя больше любила, просто скрывала это, да и чтобы папе ее не в чем было упрекнуть. Впрочем, все это – лирика и уже не имеет никакого значения, если хочешь – потом об этом поговорим, а сейчас вернемся к нашим баранам.

– Ну, конечно, – проворчала Аня расстроенно, – узнаю папину манеру, это он наверняка был инициатором, чтобы меня в полном неведении держать! Старый НКВДшник, он всегда на пустом месте тайны мадридского двора выдумывал, и ты – весь в него, тоже все время какие-то государственные секреты сочиняешь. Боюсь, что в ближайшее время еще что-нибудь всплывет, я ведь, толком, и не знаю, чем папа занимался… Господи, прости, что я о покойном так нехорошо говорю, чего это на меня нашло!

– Я-то, как раз, тайны не сочиняю, а раскрываю… за давностью лет, – не согласился с сестрой Юра, – разве не я рассказал тебе о твоей детской парапсихологической эпопее? Да и сейчас правду тебе раскрыть хочется, чтобы между нами полная ясность была. Надеюсь то, что я тебе сказал, не скажется на наших отношениях?

– Разумеется, нет, – успокоила его Аня, – просто обидно, что я обо всем последняя узнаю.

– И все же, – сказал Юра, – я настоятельно прошу вернуться к прерванной теме, а вопрос о наших с тобой родственных узах как-нибудь на потом оставим. Итак, если все, что ты мне рассказала, правда, то мне тебя сам Бог послал, хоть ни в какого Бога я не верю. Все дело в том, что твой случай имеет прямое отношение к проблеме, о которой я тебе говорил, а поскольку она составляет предмет государственной тайны, то чтобы продолжить наш разговор, я бы хотел хоть каких-то доказательств, пусть даже косвенных.

– Опять двадцать пять, – стала терять терпение Аня, – я же тебе говорила, что единственный свидетель убежал в неизвестном направлении.

– Да, кстати, – спохватился Юра, – ты что-то такое говорила, что у тебя кошелек исчез. А как ты домой добиралась, на автобусе? Но там, по-моему, ни один прямой до твоего дома не идет.

– Да, нет, я на метро…

– А как тебя пропустили, пятак в кармане завалялся? – Юра явно пытался подловить ее на неправде и это Ане изрядно надоело, – никакого пятака не было – сказала она с вызовом, – просто я показала дежурной бумажку и внушила, что это проездной билет. Наверное, это нехорошо, но мне ничего другого не оставалось. Я же тебе говорила, что какие-то прежние способности ко мне после этой истории вернулись.

– Ого, как Вольф Месинг, – присвистнул Юра, – не врешь?

– Слушай, мне уже надоело твое «не врешь, не врешь?», – от раздражения Аню несло, – а хочешь, я твои мысли прочитаю?

– Их, наверное, не сложно сейчас угадать, – усмехнулся Юра, – наверняка любой человек думает о том, о чем разговаривает с собеседником.

– А вот и нет, у тебя несколько планов задействовано, сейчас ты думаешь о каких-то пространственных переходах, о каких-то червячных норах – не знаю, что это такое – и это каким-то образом связано с Бермудским треугольником, морем Дьявола и участком Малакского пролива между полуостровом Малакка и Суматрой… а так же Антарктидой. А еще глубже – с ехидством добавила Аня, – о какой-то Светочке с бюстом пятый номер и льняной косой до попы… и что твоя жена не очень поверила, что ты на прошлой неделе задержался до полуночи именно на работе, в связи с экспериментом. Кстати, ты об этой Светочке ничего не рассказывал.

Очевидно то, что выпалила Аня с абсолютной уверенностью и ехидством, произвело на брата весьма сильное впечатление.

– Слушай, как ты могла… – пробормотал он в явном смущении, – я ведь и правда ничего никому не говорил… только, прошу, Татьяне ни слова!

– Нет, теперь я тебя буду шантажировать, – с ехидством хихикнула Аня, – вот будешь мне еще всякие гадости говорить…

– Перестань, – похоже Юра воспринял ее слова всерьез, – ты ведь никогда маме и отцу не стучала, это со мной бывало… каюсь, мерзким был ребенком…

– Успокойся, – усмехнулась девушка, – не собираюсь в твои семейные дела лезть. А Татьяна – сама дура, что за тебя замуж вышла, не могла она не чувствовать, что ты ее никогда не любил.

– Ну и лады, – оценивающе бросил на нее взгляд Юра, – не пытайся казаться хуже, чем ты есть. А ведь все в десятку! Откуда ты могла знать об аномальных зонах– помимо Бермуд, конечно – и что я и вправду только что об этом думал, в связи с твоим исчезновением.

И червячные норы – все точно! Я бы еще больше удивился, если бы ты в детстве подобных трюков не проделывала. Значит, все вернулось? Здорова? Никак не думал, что у Матвеича на этот счет что-то получится… надеялся, конечно, но не особенно. Кстати, – брат снова глянул на нее с подозрением, – а почему ты заранее не знала по поводу твоего трехдневного отсутствия? Я все время об этом думал.

– Я не читаю мысли постоянно, – пожала плечами Аня, – для этого мне надо в особое состояние войти, как бы внутри себя что-то сдвинуть. Вообще-то, читать чужие мысли неэтично, я бы и сейчас не читала, но разозлилась на тебя, к тому же ты сам жаждал доказательств, вот я их и продемонстрировала, правда это лишь косвенно что-то доказывает, только как сопутствующее явление.

– Это уже не мало, – быстро пошел на попятную Юра, – а что еще можешь?

– Я толком не знаю, – вздохнула Аня, – пока что я только выяснила, что летать не могу, хотя мне казалось, что раньше летала.

– А как ты узнала, что мысли можешь читать, ты же говорила, что ни с кем не общалась?

– Вот особист! – усмехнулась Аня, – все на слове подловить пытаешься. Я с птицами общалась мысленно, с синицами… они мне раньше более симпатичными казались.

– С птицами? Ну ты загнула! Птицы же не мыслят, тут даже доказательств никаких не требуется, элементарный здравый смысл.

– Конечно, они не так, как люди думают, не словами и не абстракциями. Чтобы их мысли-чувства читать, надо на более глубокий уровень уходить, чем при чтении человеческих. Они мыслят образами, предельно конкретными. Иногда, правда, несколько запутанно, но понять можно. Кстати, они довольно неплохо меня понимали, я только не успела выяснить, мысли обычного человека, не телепата, они могут читать или нет. По– моему только самого общего характера, например, собирается человек напасть, или нет.

– Что ж они, – усмехнулся Юра, – если такие умные, что даже мысли читать могут, живут так хреново. Почему свою цивилизацию не создали?

– Я не знаю, – пожала плечами Аня, – я слишком мало с ними общалась, мне даже кажется, что я не столько с их разумом беседовала, сколько с душой, а разум у них действительно замутнен и не способен мыслить по человечески. Другое дело – душа, но она как бы отчасти отгорожена от материального мира.

– Какая-то слишком запутанная теория, – сказал Юра, – мыслит именно мозг, разум, а не какая-то мифическая душа, которую никто никогда не видел и никакими приборами не фиксировал. Ладно, считай как хочешь, если тебе так проще объяснять паранормальные явления, но я придерживаюсь строго научных взглядов.

– Тогда почему же ты в паранормальные явления веришь?

– Не только верю, но и имею некоторое отношение к их изучению, разумеется к тем, которые строго научно зафиксированы и кое-какие из них имеют научные объяснения.

– Это какие же?

– Тут тема отдельного разговора, думаю, ты пока к этому не готова, у тебя всегда лучше гуманитарные науки шли. Мне, кстати, интересно, что тебе синицы рассказать успели?

– Они в основном о еде говорили и друг с другом ссорились. Но вообще довольно здраво рассуждали, все хотели понять, откуда люди еду в таком количестве берут, и совершенно не могли понять, что мы ее сами производим, а когда я по глупости упомянула о мясокомбинатах и птицефабриках, они испугались и улетели.

– Да, забавно, – усмехнулся Юра, – считай, как хочешь, но я думаю, если, конечно, ты меня не обманываешь, что это глюки. Может, сама ты это и не осознаешь, но возможно это связано с тем, что ты входила в измененное состояние сознания. А там что угодно можно увидеть.

– А то, что я твои мысли прочитала – это тоже глюки? Ты, кстати, сейчас думаешь о каком-то Шушморе… и я вижу какую-то чудную полусферу из камня… и вокруг деревья.

– Да ты что? – поразился Юра, – слушай, прекрати, я тебе обо всем этом и о проблеме в целом чуть позже расскажу, только прошу по человечески, как сестру… как гражданина, наконец, – не надо меня больше просвечивать, что можно, я тебе и так расскажу. А впрочем, тебя не проконтролируешь… сам виноват, что тебя в это дело втравил. Но ты ведь никому не расскажешь?

– Обещай! Впрочем, мне в любом случае придется тебе довериться и полагаться лишь на твою совесть. И все же мне жутко интересно, какие у тебя еще паранормальные способности открылись?

– Ну, хотя бы вот эта…

Аня вышла в прихожую и достала из кармана куртки ключи, с упомянутым ранее брелоком, имеющим компас. Через пару минут усилий (это заняло заметно меньше времени, чем в первый раз) стрелка начала вертеться волчком, а еще через пять минут (Аня чувствовала себя в ударе) поехала по столу и связка ключей с брелоком, и доехав до края, упала на пол.

– Потрясающе! – сказал Юра, тем не менее осмотрев Анины руки, рукава и заглянув под стол, как видно в поисках магнита, – телекинез в чистом виде, как у Нинель Кулагиной. Я, кстати, впервые его воочию вижу, хоть видел немало закрытых фильмов на эту тему. Эту твою способность мы отдельно обсудим. А еще что можешь?

– Не знаю, – несколько раздраженно передернула плечами Аня, – я же тебе говорила, что толком не успела проверить. Ну, по-моему, могу в уме всякие математические операции проделывать.

Юра тут же извлек с полки засаленный справочник Брадиса с таблицами логарифмов и устроил Ане активную проверку.

– Как Сергей Семенович, – подумала Аня, – похоже, Юрина фирма занимается тем же, чем занималась и лаборатория Коновалова, и Юра решил меня туда пристроить. Опять на те же грабли наступим? А, собственно, почему бы и нет? По крайней мере тогда, в детстве, я сделала одно полезное дело, уничтожила психогенератор. Может на Юриной фирме нечто подобное создают, и это не мешает проконтролировать.

Назвав правильно все логарифмы, которые наугад вытягивал Юра из Брадиса, Аня попросила брата закончить свои проверки, поскольку это ее весьма утомило.

– Да ты, – сказал Юра, – просто человек-калькулятор, как Юрий Горный, вполне можешь с ЭВМ соревноваться. Я, конечно, предполагал, но чтобы так… а сквозь стенку пройти сможешь? Ты ведь в детстве могла…

– А вот это давай на потом оставим, – сказала Аня, – я устала, и не думаю, что получится. Летать, по крайней мере, не получилось, но, может, со временем и это вернется, я почему-то уверена, что летала. Хоть сам факт не помню.

– Как скажешь, – нехотя согласился Юра, – пока и этого достаточно. Да, чуть было не забыл, ты говорила, у тебя кошелек исчез, а потом вернулся. Покажи его, пожалуйста. Ты, кстати, его не рассматривала?

– А чего рассматривать, кошелек, как кошелек. Кстати, я даже не посмотрела, на месте ли деньги. Вдруг, кошелек вернули, а деньги – нет.

Аня пошла в прихожую, достала кошелек из куртки и принесла его брату.

– Все на месте, вот, 13 рублей. 74 копейки, сказала она, рассматривая содержимое.

– Дай сюда, – Юра взял кошелек-портмоне (тоже его подарок), достал деньги и зачем-то начал их рассматривать. – Нет, вроде все так, – сказал он через некоторое время, – хотя…

Тут он полез в карман пиджака и вытащил уже из своего пиджака новенький червонец.

– Ничего себе. – сказал он с непонятным возбуждением, – как же это я сразу не заметил!

– А чего особенного, – недоуменно посмотрела на него Аня, – червонец как червонец.

– Эх ты, экстрасенс, мысли читаешь, а очевидных вещей не видишь! Посмотри, где здесь Ленин и здесь… а буквы! Это же – зеркальное отражение! Слава Богу, что ты с этим червонцем в магазин не пошла! Впрочем, такую купюру мог сделать только сумасшедший фальшивомонетчик. Кстати, треха не лучше.

Брат смотрел на девушку с явным торжеством.

– Вот это настоящее доказательство того, что с тобой произошло! Эффект Мебиуса! Значит, ты и вправду пропадала!

– Но почему это произошло? – недоумевала Аня.

– А вот насчет этого – торжественно произнес Юра, – есть теория, к которой мы имеем некоторое отношение. Но об этом я хотел бы поговорить с тобой отдельно, скажем, завтра, и лучше, если ты ко мне приедешь, я должен тебе некоторые материалы показать, ввести в курс дела. Ты думаешь, ты одна на земле так таинственно исчезала? Как бы ни так! Но я хочу об этом завтра поговорить, чтобы не быть голословным, только учти, обо всем, что ты увидишь и услышишь, никто не должен знать.

– Опять государственная тайна? – усмехнулась Аня, – так если ваше КБ, или, как его там… изучает паранормальные явления, почему же народу мозги пудрят, что ничего этого не существует? Ты же сам говорил, что все это объясняется с научной точки зрения!

– Во-первых, далеко не все, – вздохнул Юра, – да и то, что объясняется, тоже не на сто процентов убедительно. А во-вторых, не нужно пока народу об этом знать, подобная информация отвлекает людей от их прямых обязанностей и может привести к политической нестабильности, и так уже то тут, то там возникают слухи про всякие там летающие тарелочки. А ведь ни Маркс, ни Ленин ничего о них не упоминали. Так ведь в темную голову может забраться вредная мысль, что и Иисус Христос существовал, он ведь тоже чудеса демонстрировал, и вообще в Бога уверует. А зачем нужен Бог строителя коммунизма? Впрочем, извини, что я начал нести всякую банальщину, как на партсобрании, ты же знаешь, что в действительности я на нашу власть и ее идеологические методы весьма скептически смотрю, но в данном случае я с генеральной линией согласен. Пусть этой проблемой занимаются профессионалы, поскольку обыватель склонен из мухи слона делать. Тем более, если наука не имеет достаточно убедительных объяснений для данных феноменов, нельзя эту информацию выносить в массы. Поэтому, когда всякие ненужные слухи возникают, известные и уважаемые ученые и журналисты дают квалифицированные опровержения.

– Однако, – сказала Аня, – вам никогда не удастся отбить у простого населения интерес и тягу к неведомому, и никакие твои КГБи-сты этот интерес задушить не смогут.

– А что это ты о КГБ заговорила, – встрепенулся Юра, – никакие они не мои…

– Брось, Юрик, – усмехнулась Аня, – уж я-то знаю, что ты гораздо больше на организацию работаешь, чем на науку… кстати, Сергей Семенович, который руководил той самой лабораторией, где я в детстве очутилась, тоже был майором по совместительству.

– Ты что это в моих мыслях прочитала? – поник Юра, – а ты понимаешь, – в глазах его сверкнул нехороший огонь, – что за такое чтение мыслей…

– Ну, договаривай, договаривай, – … можно в лагеря угодить?

– Зачем, в лагеря, подобный контингент, представляющий определенную опасность для государства, держат в специализированных психлечебницах.

– Ну, давай, давай, – разозлилась Аня, и совершенно неожиданно почувствовала в себе желание и, главное, – принципиальную возможность таким образом влезть в мозги брату, чтобы тот тут же превратился бы в ее послушную игрушку, выполняющую любые приказания. – Отчего бы тебе не сообщить на сестру куда следует? Это, как я поняла, входит в твои непосредственные обязанности, – закончила девушка, слегка надавливая ментально на сознание Юры, правда тут же, хоть и не без сожаления, отпустила энергоинформационный зажим, устыдившись того, что делает.

Юра на какое-то время замолчал и застыл, как вкопанный, вытаращив на Аню глаза:

– Ты что делала? – Наконец спросил он сдавленным голосом, когда способность говорить вновь к нему вернулась.

– Ничего, – уже остыла Аня, – это самопроизвольно вышло, ненавижу, когда мне угрожают от имени государства, тем более, если это мой родной брат.

– Анютка, – заговорил Юра испуганно, неужели ты думала, что я тебя способен куда-то там запрятать?! Да я сам скорее сяду, это я так, для профилактики. Да таким людям, как ты, цены нет, кто ж такое дитя индиго в спецпсихушку отправит! Да ты – национальное достояние!

– Не собираюсь быть ничьим достоянием, я сама по себе. А то, что я симпатий к твоей организации не питаю – так есть за что, – (она почему-то вспомнила разговор отца и Сергея Семеновича тогда, 11 лет назад). – Это же надо, здоровых, нормальных людей в психушку сажать! И это еще самое невинное, что они творят!

– Кто-то же должен грязную работу выполнять, – поник Юра, – государственную безопасность невозможно одними только законными методами поддерживать. Между прочим, отец наш тоже до войны в органах служил.

– Я знаю, – пожала Аня плечами, – я что из-за этого факта должна госбезопасность возлюбить? Отец уволился оттуда, как только получил такую возможность и впоследствии, насколько я знаю, всегда ненавидел эту организацию и старался никогда не вспоминать об этом периоде своей жизни. Впрочем, – остыла она, – у тебя своя голова на плечах, я, наверное, не вправе тебя осуждать, ты хоть и приспособленец и карьерист, но, думаю, не подлец, думаю сам разберешься в конце концов, только бы не поздно было. Оттуда ведь просто так не уходят. Одно утешает, ты, как я поняла, пока внештатный сотрудник, стажер… только как тебя угораздило?

– Как, как, – пробормотал Юра, – не знаю, как с тобой на эту тему говорить, так получилось. Одно могу сказать, что благодаря организации, я на эту, чрезвычайно интересную и, можно сказать, фантастическую тему и вышел. И не надо из меня какое-то чудовище КГБшное делать, я все же ученый, а тематика, которой наша фирма занимается, столь специфична, что без органов не обойтись. И нечего чистоплюйничать, во всех странах так. Между прочим, то, что к нашей фирме КГБ подключено, обеспечивает совершенно исключительное финансирование, обеспечение площадями, приборами и вообще, чтобы ты знала, мы не хуже ЦУПа оснащены. Но за все нужно платить, если бы я вовремя не подсуетился, то сидел бы в каком-нибудь замшелом КБ и клепал полукустарную радиотехнику, которая, по сравнению с американской и японской – каменный век. Ну и не будем ханжами, зарплата тоже имеет значение, у нас совсем иная тарифная сетка. Между прочем, – посмотрел он на Аню с усмешкой, ты ведь тоже от моей помощи не отказываешься, а будь я рядовым МНСом, то, при наличие жены и маленького Мишутки, вряд ли мог бы тебе материально помогать. Да и вообще, что я перед тобой оправдываюсь… приспособленец… карьерист… как раз те, кто не способен ни на что, начинают гневно осуждать тех, кто умеет заработать, устроиться, карьеру сделать и получить от жизни больше, чем средний обыватель, который всю жизнь на окладе 150 рублей сидит и оправдывает тот факт, что он элементарный неудачник и бездарь тем, что он, видите ли, не карьерист и не выслуживается. Все эти разговоры, дорогая, о принципах – элементарное оправдание собственной никчемности и безынициативности. Между прочим, мною не только карьеризм и алчность движет, но и искренний научный интерес к необычной проблеме, а к ней меня бы не допустили, если бы я внештатным сотрудником не завербовался.

– И правда, – мысленно устыдилась Аня, – что это я из себя его воплощенную совесть изображаю? Сама ведь ничего в свои девятнадцать лет не добилась, а сейчас вообще на шее брата сижу. И нечего себя оправдывать, что за умирающей мамой ухаживала, раньше-то кто мешал в институт поступить или нормальную работу найти? А то милостиво позволяю брату себя содержать, да еще обвиняю его во всех смертных грехах, свинья неблагодарная. А то, что он любовницу завел, так не мое собачье дело, пусть Татьяна сама с ним разбирается. У него-то, как раз, все как у всех, это я неполноценная, да еще в мозги ему полезла. Он меня просил?

– Извини, Юра, – сказала она вслух, – сама не знаю, что на меня нашло. Меньше всего хотела тебе дурацкие нотации читать и к совести взывать. Ты, наверное, прав насчет чистоплюйства, легче всего сидеть на шее брата, имеющего, между прочим, свою семью, и ему еще упреки рассыпать, что не тем способом деньги зарабатывает. И прости, что я к тебе в мозги залезла, у меня этот дар неожиданно пробудился, и я еще не научилась это как следует контролировать. Наверное, то, что я разозлилась, меня и спровоцировало. С другой стороны, ты ведь сам попросил, чтобы я как-то доказала, что ничего не выдумываю. В общем, обещаю так больше не делать и завтра же займусь поисками работы до поступления в институт на следующий год.

– Ладно, проехали, – устало махнул рукой брат, – всяко бывает, не знаю, как бы я себя повел, если бы вдруг понял, что могу мысли читать. Я тоже виноват, начал всякие дурацкие намеки делать по поводу КГБшных методов, а ведь знал же, что ты к этой организации негативно относишься. Почему, кстати? Там тоже есть честные и порядочные люди, просто в некоторых отделах работа грязная, но, между прочим, далеко не во всех. Я, например, – если уж ты это из моей головы выудила – отношусь к отделу, который обеспечивает охрану и секретность передовых научных разработок, и там вполне нормальные люди служат. Да, и насчет работы не переживай, куда ты сама, без протекции устроиться сможешь? Я тебе как раз собираюсь предложить очень интересную и хорошо оплачиваемую работу, но, чтобы не быть голословным, всю конкретику хочу на завтра перенести, нужно на работе кое что уточнить и, потом, показать тебе некоторые кино и фото документы. А это только у меня можно сделать.

– Ты меня в качестве экстрасенса пригласить собираешься?

– Ну, если прямо говорить, то да…

– Мозги, что ли, шпионам и диверсантам просвечивать?

– Если ты мне их уже просветила, – криво усмехнулся Юра, – то должна знать, что нет. Наверняка кто-то в нашем ведомстве и заинтересовался бы заполучить тебя в этом качестве, да я не позволю, не хочу, чтобы ты в эту грязь влезала. Нет, проблема чисто научная и ко всему прочему абсолютно паранормальная, как раз в твоем духе.

– Если это что-то вроде лаборатории по изучению парапсихологических проблем, куда меня в 8 лет завербовали, то как бы не получилось то, что там получилось. Я об этом как раз несколько часов назад вспоминала.

– А что там у тебя получилось? Я-то совсем не в курсе и родители не говорили.

– А родители и не знали, я сделала так, чтобы об этом вообще все забыли, кто к этой истории отношение имел. Я тогда психогенератор разрушила.

– Что, что, – оживился Юра, – какой психогенератор?

– А такой. Меня, думаешь, зачем в ту лабораторию пригласила? Чтобы я сквозь стенки проходила и предметы мысленно передвигала? Это был лишь повод, главное, что они от меня добивались, чтобы я психогенератор запустила, он без сильного оператора не выдавал устойчивых результатов. А что у тебя глазки заблестели? В вашем КБ, или как его там, тоже психогенератор испытывают?

– Кстати, – осторожно спросил Юра, – что ты имеешь в виду под психогенератором?

– Аппарат Ильина, прибор, способный усилить мысленный посыл оператора таким образом, чтобы живое существо (в нашем случае это были крысы и мартышки, но конечным адресатом должен был быть человек) не только воспринимало ментальную команду оператора, усиленную аппаратом, но и беспрекословно ее выполняло. Кроме того этот аппарат записывал мыслеграмму оператора на специальное параболическое зеркало, и поле этого уже мог работать без оператора. До меня ничего путного с этим аппаратом не получалось, а в моем присутствии он заработал. В общем я его сожгла.

– Очень просто, ночью забралась в лабораторию и расплавила.

– Как это, расплавила? Он что, пластмассовый был?

– Да нет, самый, что ни наесть, железный.

– Ты хочешь сказать, что восьмилетняя девочка могла прямо в лаборатории металлический прибор расплавить? У тебя что, автоген был? Да и автогеном его можно только повредить, но не расплавить! Я примерно знаю, каких размеров был этот аппарат, и потом, кто тебя в лабораторию во внерабочее время пустил? Уж я в курсе, как такие объекты охраняются. И, главное, зачем?

– Было трудно, но мы постарались, – усмехнулась Аня, – охране можно внушить, чтобы она тебя не видела, а через закрытые двери вполне можно просочиться, ты же знаешь историю в школе. Ну а расплавить даже такой громоздкий аппарат можно с помощью специального огненного шара типа шаровой молнии. Мне его специально для этого дела передали.

– Кто передал? Как вообще можно передать шаровую молнию?!

– А вот этого я не скажу, все равно не поверишь. Не беспокойся, это было не ЦРУ. И вообще не человек и не организация. Да и шаровая молния тут не причем, я это для сравнения сказала.

– Но кто это был и что это было?

– Я сказала, что это моя тайна, как и у тебя куча всяких тайн имеется.

– Ладно, – медленно проговорил Юра, меня только удивляет, почему тебя после этого… ну, так скажем, ответственные сотрудники не разыскивали? Я знаю, что дела подобного масштаба так просто не оставляют. И вообще, кто тебя надоумил такой уникальный прибор уничтожить? Это же был колоссальный прорыв в науке!

– Никто не разыскивал, потому что я смогла внушить всем, кто со мной дело имел, чтобы они обо мне забыли, а прибор и всю документацию я уничтожила. В общем тот же источник, который передал мне огненный шар, сообщил, для каких целей этот прибор спецорганы собирались применять. Ильин об этом не думал, он просто был одержим идеей, а вот КГБисты все хорошо продумали, и собирались его использовать для превращения людей в послушных зомби. Впрочем его много, для чего можно было использовать, область обработки мозгов безгранична.

– Как ты по-взрослому говорить стала, – сказал Юра, помолчав некоторое время, а я все тебя глупой девчонкой считал. Но извини, не могу поверить, что восьмилетний ребенок способен был такую диверсионную акцию провернуть, причем, подчистив все концы. Это прям что-то из области агента 007 с бантиками. Но по собственной инициативе, не могла же ты все это осуществить, будь ты хоть трижды экстрасенс! Может все же расколешься? Хоть ты и сказала, что это не ЦРУ, но как-то плохо верится. Может, какая другая разведка?

– У тебя прям шпиономания, – рассмеялась Аня, – впрочем, это, наверное, у всех начинающих КГБистов. Нет, дорогой, я агент совсем иных сил, а каких – не скажу. Кстати, та не ответил насчет подобных разработок на вашей фирме.

– Можешь не беспокоиться, – криво усмехнулся Юра, – в нашем отделе, по крайней мере, этим не занимаются. Слышал, что что-то такое толи разрабатывают, толи испытывают по линии нашего ведомства, но нас, рядовых сотрудников, в детали не посвящают, мы вообще почти не в курсе, что твориться в других отделах. Это как в масонских ложах, законспирировано все так, что не знаешь, чем ближайший сосед занимается. Разумеется, есть особо ответственные товарищи, которые обо всем знают, но они все наверху и нашему брату до них, как до звезд. Можешь проверить, – вдруг испугался Юра, поймав на себе пристальный взгляд сестры, – я не обманываю, я – действительно не знаю.

– Не собираюсь я ничего проверять! – вздохнула Аня, – думаешь, очень приятно в чужих мозгах копаться? Там столько всего! Век бы об этом не знать.

– И у меня тоже? – совсем поник старший Ромашов.

– А у тебя – в особенности, – отрезала Аня, – ладно, не хочу об этом, пусть этим всякие психоаналитики, вроде Льва Матвеевича занимаются. Кстати, как с ним дальше быть, ты же, я знаю, ему за весь курс оплатил.

– А, – махнул Юра, – по-моему его услуги больше не нужны, он же и рад будет, ему же работы меньше, тем более ему нельзя говорить, что с тобой в действительности произошло. Скажем, что ты выздоровела и память к тебе вернулась, а большего ему знать и не надо. Кстати, он к нам в отдел, как консультант, иногда захаживает, так что можешь с ним столкнуться. Ради Бога, не впадай с ним в откровенности, он не шибко благонадежен.

– В каком смысле?

– Да, хотя бы, в том самом… в смысле 5 пункта… еще намылится в Израиль…

– А, – несколько разочаровано протянула Аня, – в вашей же организации евреев не любят.

– Не то что бы, не любят… не надежные они люди и хитрые.

– А ты не хитрый?

– Я, по крайней мере, сматываться из страны не собираюсь!

– Где уж тут смотаться, при такой должности, – усмехнулась Аня, – когда вокруг сплошные грифы «секретность», разве что переведешься в отдел, где в КГБ внешними связями занимаются!

– Не собираюсь я переводиться, – почему-то в очередной раз смутился Юра, – меня больше научные вопросы интересуют, чем шпионские… ну, разве, что спецзадание получу, у них там отказаться сложно. Но это вряд ли, для этого специальная подготовка нужна, а я по другой части инструктаж проходил.

– Ну, да, по стукаческой! – хихикнула Аня.

– Да, прекрати ты, – не очень убедительно обиделся Юра, – я науку курирую, я, между прочим, и сам ученый, а не офицер, я гражданский ВУЗ заканчивал. Ладно, так мы этот разговор никогда не закончим, уже поздно, я домой поеду, а завтра тебе в первой половине дня позвоню, определимся, что дальше делать будем. Я, честно, говоря, еще не решил, с чего начать. Может, кстати, какую-то свою теорию придумаешь по вопросу того, что с тобой случилось. Интересно, как это с существующими теориями совпадет. Ладно, пока.

Юра спешно собрался и ушел, Аня же осталась одна, со всем, что обрушилось на нее в этот день, перевернувший всю ее прежнюю жизнь. Теперь к тому же выяснилось, что не только с душой, но и с ее телом произошло что-то загадочное, и она, оказывается, на целых три дня выпала из этого мира. Где же она была? С душой-то – все ясно, все это она хорошо видела и помнила, а вот где пребывало тело? Никаких самостоятельных версий у нее не возникло, а при попытке считать информацию непосредственно с информационного поля, сдвинув точку сборки, она почувствовала, что эта область опять надежно заблокирована, как при контакте с человекообразным муравьем. Вот только кем? Ответа на этот вопрос ей также не удалось получить. Ее же ментальное усилие было прервано тем, что вначале в ее сознании возник образ пламени, а затем она почувствовала, из кухни потянуло дымом, и когда она туда выскочила, то выяснилось, что обои над обеденным столом основательно тлеют и дымят каким-то неестественно пахнущим дымом, словно горело что-то другое. Причем загореться в этом месте обоям было решительно не отчего. К счастью пламя сразу же погасло, после того, как Аня плеснула на него водой.

– Что же это было, проводка загорелась? – думала Аня, бегая по квартире и открывая окна в разных комнатах. Да, нет, проводка, вроде, в другом месте проходит. Похоже, полтергейст в мою квартиру пожаловал! Этого только не хватало, но ведь раньше ничего подобного не было! Так что дело, видно, не в плохой квартире, а во мне, ведь загорелось именно в тот момент, когда я информацию попыталась считать, и почему-то об огне подумала. Так что ж, теперь об огне и думать нельзя?! Может посмотреть, кто это тут шалит, полтергейст же это шумный дух, и у этого явления всегда есть конкретный виновник… если, конечно, это не проявление спонтанного пирокинеза.

Аня снова осторожно сдвинула точку сборки и сконцентрировала внимание в месте обгорелого мокрого пятна на обоях. По стене тут же пошли зыбкие волны, затем образовалось пространственное окно, и в этом окне Аня увидела ярко-алую фигурку саламандры Огневицы, словно бы вылепленную из язычка пламени. Несмотря на то, что как такового лица у существа не было, Ане показалось, что оно ехидно ухмыляется.

– Ты что это вытворяешь, – в сердцах крикнула Аня, – сначала бросила меня на полпути, а теперь в квартире безобразничаешь! А если бы настоящий пожар случился?!

– В ответ саламандра только пыхнула гулким треском лесного костра, затем, несмотря на то, что конкретных слов не прозвучало, Ане почувствовала, что саламандра крайне обиделась, словно бы полыхнув соответствующей эмоциональной волной, а затем исчезла в пространственном окне, откуда она появилась. В первый момент Ане захотелось проследить, куда та подевалась, но ощутив, что ее просто затягивает вслед за саламандрой, она поняла, что если сдвинет точку сборки чуть дальше, то ее затянет в это окно окончательно, возможно даже вместе с физическим телом. Тогда она остановила себя усилием воли и захлопнула пространственное окно.

– Нетушки, – сказала себе Аня, – хватит с меня на сегодня приключений, надо отдохнуть, а то впечатление, что я в земной трехмерности, словно зыбкий одуванчик. Только подует ветер иных измерений и я куда-нибудь провалюсь. Надо немного загрубиться. И все же, занятная история с саламандрой произошла, выходит, я ее сама того не желая, вызвала, и она мне тут же пирокинез устроила. Почему же она обиделась и исчезла? Похоже, я ее как-то не так встретила, возможно она этим пламенем на обоях меня поприветствовала, как это у них принято, возможно даже это радость встречи означало, а я ее обругала, и вообще совсем не обрадовалась ее появлению, вот она и оскорбилась. А ведь мы с ней так сдружились на изнанке! Как-то нехорошо получилось.

Однако Аня, несмотря на тяжелый осадок, не сделала попытки разыскать Огневицу в ином измерении, чтобы повиниться перед ней, она чувствовала, что на сегодня наступил явный перебор с паранормальностями и дальнейшие эксперименты могут привести к каким-то спонтанным, неуправляемым процессам, либо к психическому срыву.

– Все же, – думала Аня, – надо этот потусторонний мир постепенно раскрывать, мое сознание и тело еще не привыкли к новым возможностям. Она начала убирать со стола посуду и взгляд ее упал на кошелек, который Юра оставил на столе и в котором оказались странные, как бы вывернутые наизнанку купюры. Аня стала внимательно изучать кошелек, но тот вроде бы никак не изменился, кошелек, как кошелек, а впрочем, кто его знает, она его никогда прежде особенно не рассматривала. Достала червонец и сравнила с другими деньгами, которые оставались в доме. Действительно все знаки на червонце из кошелька были словно бы изображены наоборот, словно в зеркальном отражении (как в дневниках Леонардо да Винчи). У нее возникла мысль, что по идее и с ней должно произойти нечто подобное. Аня долго рассматривала себя в зеркало, но не нашла никаких перемен. Потом ей пришло в голову, что, может, ее внутренние органы поменялись местами, но и с этим оказалось все нормально. По крайней мере сердце билось слева, а поменялись ли местами печень с селезенкой, она не имела возможности проверить, но если не изменило положение сердце, то по идее и другие органы должны были остаться на своих местах. Аня успокоилась, похоже, с ней самой все в порядке, и одежда, которую она так же внимательно изучила, не претерпела зеркальных перемен. Почему же трансформировались деньги? Этой загадке она не смогла найти рационального объяснения, возможно это как-то было связано с тем, что кошелек, по неведомой причине, застрял в ином измерении гораздо дольше, чем все остальное.

Разговор с братом занял около трех часов, и хоть спать было еще рано, девушка почувствовала, что очень устала от всех впечатлений сегодняшнего дня, который, как выяснилось, вместил в себя гораздо больше, чем стандартные 24 часа. Глаза ее стали слипаться и Аня почувствовала, что у нее нет сил даже постелить постель, она просто повалилась на не разложенный диван и тут же уснула.

Во сне ее всю ночь преследовали странные фантасмагорические образы, очевидно навеянные дневными впечатлениями. Образы в основном не поддавались каким-то словесным описаниям, это была скорее сумма плохо объяснимых ощущений, так что поутру она ничего не могла вспомнить, только то, что ее всю ночь преследовали какие-то вздутия на поверхности земли или какой-то иной планеты: то среди леса, то на равнине, то в океане, где среда (а может и самоё пространство) то выгибалось, то прогибалось, то закручивалось спиралью, то словно бы выворачивалось на изнанку. Иногда объемные картины расплющивались и превращались в двумерную плоскость, а затем и вовсе в некую зловещую черту, в которой, – Аня это твердо знала – каким-то образом вытянут целый одномерный и чрезвычайно страдающий мир таких же одномерных существ-линий. Впрочем утром эти образы она никак не могла вспомнить, но хорошо запомнила еще один образ, увиденный перед самым пробуждением. Перед ней явился тот самый персонифицированный муравьиный эгрегор, составленный из миллиона муравьев, и Аня уже во сне вступила с ним в продолжительный диалог. О чем был этот диалог, она так и не могла вспомнить, но зато хорошо запомнила, что к концу разговора этот гигантский муравей как-то незаметно изменил цвет с черного на карминово-красный. И тут Аня обратила внимание, что состоит это комбинированное существо уже не из муравьев, а маленьких человеческих фигурок. На этом месте девушка проснулась и, возможно поэтому она хорошо запомнила только этот сон.