Глава 20
Юлали Мерсье
— Ммм… Монтойя, там навеки запретная зона! — сиплю я с утра, снова ощутив теперь уже не только наглые пальцы, но и язык на моих ягодицах.
Мой муж и не подумал внять предупреждению и только углубился в своих изысканиях. От контакта не привыкшей к подобному вниманию интимной плоти с его горячим, ласкающим языком мое тело содрогнулось, моментально сбрасывая остатки сна. Черт, не знала даже, что это может быть настолько приятно! Но это ничего не значит! Моя задница не будет игровой площадкой для некоторых нахальных, самодовольных… и-и-и ох, каких, творящих черт-те что своим языком…
Я разлепила глаза и, обернувшись через плечо, посмотрела на своего мужа, который, вместо того чтобы остановиться, просунул руку между моих ног и стал толкаться внутрь двумя пальцами, лаская большим мой клитор, при этом не сводя с меня горящего жадного взгляда своих золотистых глаз. Его язык и губы продолжали творить непотребство с… хм-м, альтернативным входом, и с моих губ почему-то вместо возмущения слетел только долгий протяжный стон, и я уткнулась лицом обратно в подушку. Не успев толком проснуться, я с ходу погрузилась в сводящие с ума ощущения, и в низу живота стремительно стала скручиваться такая уже хорошо знакомая сладкая боль. Северин ускорил свои движения, и я уже подавалась сама навстречу его пальцам и рту, желая как можно скорее достигнуть ослепительного взрыва, вслед за которым придет чувство потрясающего парения в невесомости.
Мой оргазм стал прорываться наружу, заставляя внутренние мышцы сжиматься вокруг руки Северина, и в этот момент я ощутила проникающий в меня сзади дерзкий палец, и последовавшая за этим вспышка боли и дикого наслаждения тут же затрясла меня в таком разрушительном освобождении, что я заорала во все горло.
Меня еще потряхивало, а Монтойя уже поднялся поцелуями по моему позвоночнику и лег рядом со мной, прижавшись пульсирующим членом между моих ягодиц.
— Ты там такая узкая, горячая, — хрипло прошептал он, облизывая метку и заставляя меня снова загореться, даже не успев хоть немного остыть.
— Забудь об этом, — выстонала я. — Этого не будет, и не мечтай.
Нахальный кобель только хмыкнул в мой затылок, надавив на мой живот ладонью, проскальзывая в еще подрагивающее от только что пережитого наслаждения лоно.
— Это значит, что никого там до меня не было? — Он медленно отступил и резко толкнулся обратно, вырывая у меня низкий стон.
— Это значит, что там никого и не будет. Никогда!!
— М-м-м, ты же понимаешь, что это вызов, дикая моя?
— Прекрасно понимаю. Но все останется как есть.
Господи, ну двигайся ты уже быстрее, хватит из меня душу вынимать!
— Это мы еще посмотрим…
Звук моего будильника застал нас тесно переплетенными, потными и исступленно двигающимися.
Северин пытался прорваться со мной в душ, но я решительно выставила его, потому как планировала попасть на работу, и желательно вовремя. А его присутствие так близко сводило вероятность этого к нулю. Но если быть честной, я больше нуждалась в уединении в привычном пространстве. Потому что второе пробуждение подряд в обществе Монтойи было неким перегрузом для моей психики. Причем больше всего смущало не большое количество секса и потрясающие ощущения от него, а именно то, насколько комфортно я себя чувствовала, засыпая и просыпаясь, плотно обернутая его телом. Истерические крики моей разумной половины, что он агрессор и захватывает все больше моего внутреннего и внешнего пространства, раздавались все реже и невнятней. О волчице вообще говорить не приходилось. Все это время она пребывала почти в нирване.
— Могу я хоть сегодня отвезти тебя на работу? — спросил Северин за завтраком.
— Думаю, да. Тем более если там опять будут крутиться эти репортеры, то пусть они лучше набросятся на тебя, чем на меня. Тебе это как-то привычней.
— А что ты станешь делать, когда я уеду? — Монтойя спросил и тут же нахмурился, будто ему неприятна сама мысль о том, чтобы оставить меня одну.
— Справлюсь как-нибудь. Тем более я интересна им, только пока ты рядом, а когда ты уедешь, они решат, что все закончилось, ты двинулся дальше, и отстанут от меня.
— Этого не будет, — раздраженно сказал Северин.
— Чего?
— Всего того, что ты сказала. Даже когда я уеду, я не собираюсь, как ты выразилась, «двигаться дальше» и не намерен объявлять о том, что все закончилось. Я буду приезжать к тебе так часто, как смогу, и не буду скрывать наших отношений. У тебя есть возражения? — В его голосе явно прозвучал вызов.
Но я была сейчас слишком расслаблена и не собиралась принимать его, вступая в очередные препирательства.
— У нас отношения. Сейчас, — ответила я. — Я не строю планов на будущее, потому как никто из нас не может его предвидеть.
Я пошла к входной двери и услышала, как Северин пробурчал что-то о том, что он и сам прекрасно справится с построением планов на наше совместное будущее.
Выйдя на крыльцо первой, я сладко потянулась, подставляя лицо утреннему солнцу, и вдруг увидела у себя под ногами конверт. Похоже, он торчал в двери и упал, когда я ее открыла. Подняв, я сразу ощутила от него металлический запах крови. Не человеческой. Похоже, свиной. Осторожно вскрыв его, я вытащила плотный лист обычной используемой в офисах бумаги, на котором большими размазанными буквами было написано: «Остановись, или сдохнешь!»
Весьма романтичное послание с утра пораньше. Услышав шаги Северина, я быстро сунула письмо обратно в конверт и открыла сумку, чтобы спрятать его. Неважно, от кого это письмо, от его чокнутой поклонницы или от тех, кто писал мне на почту, говорить ему я ничего не собираюсь, потому что тогда окажусь под чертовым колпаком.
— Я бы предпочел нанять тебе телохранителя, чтобы быть уверенным в твоей безопасности, но понимаю, что ты не согласишься.
Ага, если я расскажу ему о письмах, меня уже и спрашивать никто не будет.
— Телохранителя или хранителя твоих интересов? — рассеянно спросила я, размышляя о находке.
Монтойя кривовато улыбнулся и заметил конверт.
— Почта с утра пораньше?
— Просто какая-то реклама, которую вечно подкидывают под дверь, — пожала я плечами.
— В твоем-то райончике? — усмехнулся он. — Кстати, а ведь и правда, не задумывалась о переезде?
— Меня все устраивает. К тому же я вряд ли могу себе это позволить. Жить в съемном жилье я больше не хочу, а другой дом я не потяну.
Все-таки как бы я ни отрицала свою животную половину, но потребность иметь некий маленький кусочек территории, принадлежащей мне во всех отношениях, была неотъемлемой частью меня. Это как остров безопасности в чуждом мире, где существуют только твои законы. С момента появления Северина мой безопасный остров оказался слегка перенаселенным, хотя, как ни странно, раздражало меня это намного меньше, чем я могла от себя ожидать.
Монтойя скосил на меня глаза.
— Зато я потяну, — осторожно произнес он.
— Искренне рада за тебя. Мы можем ехать?
Монтойя глубоко вздохнул и вдруг нахмурился.
— Просто я пытаюсь сказать, что мог бы купить дом в этом городе, раз ты так к нему привязана, и мы могли бы жить там, когда я буду приезжать к тебе.
— Ага, миленький такой особнячок с белым заборчиком в хорошем райончике? А что потом? Нарожаем кучу детей и купим собаку, я научусь готовить, ковыряться в клумбах и щебетать тупую чушь, хлопоча у плиты?
Северин напрягся, но потом, видимо, решил не развивать тему.
— Зачем тебе собака, если у тебя есть такой роскошный кобель, как я? — улыбнувшись, спросил он. — Я многофункциональней любой обычной собаки. И не сую нос тебе между ног. — Я вопросительно подняла бровь. — Я имел в виду прилюдно.
— И на том спасибо.
Самоирония в исполнении Альфы — это вещь весьма неожиданная и, я бы сказала, небывалая. Я не смогла сдержать ответной улыбки.
— Откуда этот запах? Похоже на кровь! — насторожился Северин, потянув воздух.
Слабый запах крови от конверта все еще витал в воздухе.
— Очнись! Ты же сам сказал, что у меня тот еще райончик Чему ты удивляешься?
Северин еще раз принюхался и, бросив на меня внимательный взгляд, все же пошел к Ти-Рексу.
На подъезде к парковке института я застонала, увидев очередную толпу. Судя по контингенту, теперь здесь собрались не только репортеры, но и поклонницы Монтойи.
— Боже, ну за что мне это? — возмутилась я. — Вот откуда ты взялся на мою голову!
— Я предназначен тебе судьбой! Не парься, это временное явление, — попытался успокоить меня Северин.
— Вот уж искренне надеюсь на это! Это твоя жизнь, не моя, черт возьми! — Я выбралась из машины и тут же услышала визг чокнутых девиц.
— Это теперь наша жизнь, — буркнул мой муж, обнимая меня за плечи и решительно направляясь ко входу через толпу.
Мы тут же оказались в каком-то водовороте, где все что-то вопили.
— Я люблю тебя, Рин!.. Сдохни, тварь!.. Трахни меня, Север!.. Провались в ад, сука!.. Я хочу родить от тебя ребенка!.. Прокомментируйте ваши отношения, господин Монтойя!.. Хочу тебя больше жизни, Северин!.. Нам ждать объявления о свадьбе?.. Нет! Нет! Брось ее! Возьми меня!
Боже, моя голова чуть не взорвалась, пока Северин тащил меня к дверям, бесцеремонно отталкивая направленные нам в лица микрофоны и камеры. Он что-то говорил мне, демонстративно игнорируя само присутствие всей этой толпы, но я разобрать в этом гвалте ничего не могла. При взгляде на его лицо создавалось впечатление, что он не замечает творящийся вокруг бедлам, будто мы вообще одни и он просто провожает меня до крыльца.
Стоило только нам войти внутрь, я облегченно вздохнула, словно опять могла дышать.
— Это черт знает что такое! — раздался голос Бруно Лионели. — Юлали, это же просто немыслимо! Здравствуйте, господин Монтойя!
— День добрый, господин…? — отозвался Северин, беспечно улыбаясь.
— Это Бруно Лионели, директор, — подсказала я.
— Точно, — кивнул мой муж невозмутимо. — Добрый день, господин Лионели.
— Не вижу абсолютно ничего доброго в нем! Юлали, в другое время и при других обстоятельствах я бы только приветствовал внимание прессы и общественности к нашему институту. Но, я думаю, вы прекрасно понимаете, что этот ажиотаж совсем не того рода, что может пойти нам на пользу!
Я сжала зубы, чувствуя себя школьницей, которую отчитывают за проделку, которой она не совершала.
Мимо нас проходили студенты, мои коллеги и малознакомые люди. Большинству из них хватало чувства такта и воспитания делать вид, что тут ничего не происходит, или как будто не замечать нас, но были и те, кто просто останавливался, подглядывая и подслушивая без всякого стеснения. А у некоторых я уже заметила телефоны в руках. Неужели теперь это и есть моя жизнь?
— Вся эта суета и столпотворение, — гневно продолжил Бруно, — мешает нормальной работе ваших коллег и вызывает у них законное раздражение. Ко мне уже обратились профессор Мариза Ланно и Сандра Клейтон с требованием прекратить это безобразие!
Я едва открыла рот, чтобы возразить, но тут почувствовала, как Северин вплотную прижался к моей спине, одновременно нависая, давая опору и словно окружая меня ореолом своей силы и уверенности в столь непривычной для меня ситуации.
— А может, они просто тупо завидуют? — раздался его самоуверенный голос, словно тот Северин Монтойя, к которому я уже вроде начала привыкать, в мгновение ока обратился опять в заносчивого Мистера Суперстар, кому никто не ровня. — Небось, если бы вся эта толпа на улице была тут по их душу, они бы кипятком ссались от удовольствия, а не жаловались!
Северин старался звучать намеренно грубо, и Бруно в первый момент замер с открытым ртом и на глазах начал покрываться пятнами от злости.
— Это полнейшая чушь! И происходящее снаружи совершенно неприемлемо! — зашипел он. — Или вы немедленно что-то с этим делаете, Юлали, или руководству института придется настаивать на том, чтобы вы покинули наш коллектив. Что, конечно, будет весьма прискорбно.
— Только посмей, мелкий засранец! — зарычал Северин, и я двинула локтем ему в живот, чего он практически не заметил. — Только тронь ее, и я тебя придушу!
Бруно отскочил подальше и практически завизжал:
— Я здесь человек подневольный, господин Монтойя! От меня мало что зависит! И я буду действовать в интересах всего института. Так что имейте в виду!
И он ретировался так быстро, как только могли нести его короткие ноги. Гнев и паника нарастали во мне, наваливаясь, как чертов асфальтовый каток, грозясь полностью раздавить за секунды. Я люблю свою работу! Я ЛЮБЛЮ свою работу очень сильно, потому что она и есть моя жизнь! Я не могу потерять ее и остаться без всего, к чему шла столько лет! Развернувшись, я прожгла Северина яростным взглядом.
— Это все из-за тебя! — «прокричала» я свистящим шепотом, ощущая, что уровень паники растет с огромной скоростью и я готова уже взорваться. — Ты появляешься и разрушаешь на хрен все, что есть в моей жизни! Мои отношения, мое спокойствие, мою работу! Да какого черта! Хочу, чтобы ты исчез! Нет, я хочу, чтобы ты вообще никогда не появлялся!
— Тш-ш-ш! Тихо, Юлали! — Северин обхватил меня руками. — Я ведь тебе говорил, что нам нужно что-то сказать этим журналистам, и они быстро успокоятся! Им просто нужно бросить кость, и они отстанут, я знаю.
— А твои девки истеричные тоже отстанут? Что ты должен для этого сделать? Трахнуть каждую или прилюдно горло мне перерезать, чтобы доставить им удовольствие? — Я, вне себя от злости, пыталась вывернуться из его рук, чувствуя, что просто задыхаюсь и от его хватки, и от бешенства.
— А ну успокойся! — рявкнул Северин, привлекая внимание всех вокруг.
Хотя на нас и так все пялились, а кто-то даже фотографировал, не скрываясь.
— Юлали, вот уж так вышло, что я теперь есть в твоей жизни и никуда и не подумаю уходить! — Вот сейчас на меня смотрел, наверное, настоящий Монтойя. Жесткий, властный, не желающий терпеть никаких возражений. — Я обещаю, что все наладится, но ты позволишь мне действовать от нашего общего имени так, как я считаю нужным, потому что я лучше знаю, как поступить в этой ситуации.
Он не спрашивал — ставил перед фактом. Еще не давил, но явственно обозначал, что может. Все во мне взбунтовалось, не желая подчиняться, и даже моя волчица оскалилась на его волка, не собираясь перед ним прогибаться. Но именно в этот момент моя разумная часть впервые встала на сторону Монтойи. Ведь он варился в творящемся снаружи дерьме уже столько лет и на самом деле лучше знал, как с этим справиться. Моя логика вступила в яростную борьбу с гневом и упрямством так же, как наши с Северином глаза боролись за первенство под взглядами сторонних наблюдателей, и близко не понимавших, что происходит на самом деле. А расставить приоритеты и освежить границы можно и позже. Компромисс ради сохранения всего того, что мне дорого, собственно, и является основой выживания. Человеческая половина это отчетливо понимала и принимала, а животная согласилась смириться. Пока.
Я усилием воли успокоила дыхание, отпуская гнев, и медленно кивнула, позволяя напряжению и панике отступить.
— Хорошо.
Монтойя тоже заметно расслабился.
— От меня что-то нужно? — стараясь звучать безразлично, спросила я.
— Да, нужно. Я хочу, чтобы все, что сейчас творится или может случиться в ближайшие день-два, никак не повлияло на то соглашение, которого мы достигли относительно наших отношений.
— Ты не можешь от меня требовать подобного.
— Я не требую. Я прошу. Просто хочу, чтобы тот бардак снаружи не влиял на то, что между нами происходит, когда мы наедине.
— То есть я правильно понимаю — моя жизнь и карьера могут катиться к черту, а тебя волнует, будем ли мы трахаться по-прежнему?
— Да что за на хрен, Юлали! Ну при чем тут секс?! Я говорю о том, что я не хочу, вернувшись сегодня вечером, узнать, что двери твоего дома снова закрыты перед моим носом! — Северин говорил свистящим шепотом, свирепо сверкая глазами, в которых я увидела отблески собственной паники, тщательно скрываемой за самоуверенностью и агрессией.
И я «сдулась». Спорить сейчас на глазах у чужих людей было глупо, неосмотрительно и бессмысленно.
— Как будто мои хлипкие двери и в самом деле станут для тебя преградой, — буркнула я, уступая.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Между нами все по-прежнему?
Злость, накрывшая меня совсем недавно, отхлынула, оставляя только привкус горечи во рту, и я кивнула. Никогда я не была быстро отходчивой, но вот гляньте-ка, похоже, на Монтойю злиться долго не получается.
— Я пойду работать. А ты иди и разгони эту шушеру на хрен отсюда.
— Будет сделано, моя сладкая, — улыбнулся Северин и, легко поцеловав меня, отправился вальяжной походочкой высшего хищника на улицу.
Я была выбита из колеи таким началом рабочего дня и, придя в лабораторию, первым делом сделала себе кофе. Усевшись в офисное кресло с кружкой, сбросила туфли, водрузила ноги на стол под шокированными взглядами моих помощниц и уставилась в потолок, вспоминая вчерашний разговор с Эрнестом.
После того как Северина вызвал Камиль, я обошла гостиную в его доме на колесах, обнаружив перед телевизором целую гору фильмов на дисках. Когда я мельком просмотрела их, у меня глаза почти полезли на лоб. Это была просто потрясающая подборка всех романтических и слезливо-сопливых мелодрам про любовь во всех ее вариантах и проявлениях. Некоторые даже еще не были вскрыты. Кто бы мне сказал, что Северин Монтойя в свободное время смотрит подобное, я бы рассмеялась ему в лицо до истерики. Но вот посмотрите на это! Хотя я тут же поняла, что, возможно, это имущество какой-то брошенной подружки. Это, естественно, все объясняло. Просто Монтойя такой занятой парень, что не потрудился выкинуть барахло своей бывшей, перед тем как притащить меня сюда. Ну, еще бы, зачем так заморачиваться! Разозлившись еще сильнее, я вышла из проклятого трейлера и побрела между машинами на звук голосов.
Вышла я на ту самую площадку, где в прошлый раз Нести знакомил нас со всеми «Парящими». Сейчас они тоже были здесь и разговаривали на слегка повышенных тонах. С моим появлением все замолчали словно по команде, но смотрели на меня не слишком дружелюбно. Им-то я что сделала?
— Добрый вечер! — решила я держаться в границах холодной вежливости.
Мне нестройно и не слишком внятно ответили все присутствующие, продолжая недовольно пялиться.
— Юлали! — Нести был единственным, кто мне улыбался. — Присядешь? Пива хочешь?
— Нет на оба вопроса. — Я огляделась и поняла, что не вижу ни одной девицы. — А что у вас тут невесело?
Тот самый, кого я в первую встречу окрестила Мистером Полотенце, фыркнул и, пробормотав что-то под нос, быстро ушел. Вслед за ним все остальные тоже, прощаясь кто вежливо, а кто не очень, ретировались, оставляя меня наедине с Нести.
— У них что, критические дни или им тоже мой запах как серпом по яйцам? — спросила я у Эрнеста.
— Не-е-ет! — рассмеялся Нести. — Просто сегодня Север, из-за того что ты не пришла к началу шоу, был слегка в неадеквате и бросался на всех. А потом еще и новые правила озвучил. Короче, они немного обижены на тебя. Ну, ничего, привыкнут!
— Интересно, и как же новые правила со мной-то связаны? — удивилась я.
— А ты еще не знаешь? Ничего не заметила, когда пришла?
— А должна была? Я была тут всего раз, если помнишь, и тогда у вас тут веселье било прям ключом по голове. Кое-кто даже не утруждался тем, чтобы по-настоящему уединиться.
— Вот именно. А что ты видишь сейчас?
— Нести, я что, на викторине? Что ты пытаешься сказать?
— Север запретил пускать в техническую зону фанаток. И сюда, в зону отдыха, тоже. Как, впрочем, и трахаться где попало. Сказал, что если кому-то нужно расслабиться, то все это делают строго в своих трейлерах или, если хотят устроить вечеринку, снимают для этого апартаменты в городе. И все знают почему.
— И почему же?
— Потому что хочет доказать тебе, что изменился.
— Никто не меняется в один день.
— Кто знает, Юлали?
— Так что, выходит, это ребятки побежали подобрать себе подходящий вариант на ночь, пока ваши фанатки в печали домой не поразъехались? — усмехнулась, неожиданно почувствовав нечто похожее на благодарность к Северину. Хотя с чего бы это?
— Видимо, так — Нести хитро ухмыльнулся.
— А ты чего же тут со мной время теряешь? Беги тоже, пока не упустил свой шанс.
Нести тихо рассмеялся и покачал головой.
— Там нет ничего, что могло бы меня привлечь. Я не по этой части, Юлали, — продолжая смеяться, ответил он.
— В смысле?
Нести просто расплылся в улыбке, похоже, его все это очень забавляло.
— В смысле — я играю за другую команду, — многозначительно поднял брови он, а я тупо уставилась на него. — Хожу по другой стороне улицы… — продолжил он, веселясь все больше. — Я гей, Юлали.
Не знаю, что отразилось на моем лице, но это, видимо, задело Нести, и он перестал смеяться. Я не могла оправиться от шока и только и смогла прошептать:
— Монтойя знает? — Неожиданный страх за Нести сжал мне горло.
— Конечно. — Лицо мужчины стало сумрачным, и он уже явно пожалел, что был столь откровенен со мной.
Перед моими глазами тут же встало окровавленное лицо паренька из моей родной стаи. Мне тогда было двенадцать, когда выяснилось, что он гей. Мой отец провел бедного парня через все возможные унижения. Его били, травили, глумились много дней, клеймя, как позор для родителей и всей стаи. А потом отец демонстративно изгнал его, полумертвого от побоев и морально искалеченного, точно зная, что парень — Омега и ему не выжить вне родной стаи. Пока с трудом ковыляющий парнишка медленно уходил в никуда, отец заставил всех на это смотреть, при этом разглагольствуя, что в своей стае он не потерпит подобных выродков. Я почти не общалась с тем парнем до этого, он был всегда тихим и незаметным, и его вина была в том, что он отличался от всех и смог совершить единственный смелый поступок в жизни. Признался своему сверстнику, в которого был влюблен, в своих чувствах. А тот оказался то ли настолько жестоким, то ли трусливым и побежал прямиком к моему отцу. Никогда не смогу забыть, как рыдала и цеплялась за ноги великого Альфы мать парня, умоляя не прогонять сына, дать ему шанс на выживание. Но отец ей ответил, что пусть молится и благодарит Бога, что он и ее не выгоняет за то, что произвела на свет такое отродье.
— Извини, что сказал, — сказал Нести сухо. — Я не знал, что у тебя предубеждения по этому поводу.
Я осознала, что моя реакция глубоко ранила его, и буквально задохнулась от стыда.
— Я не… То есть… Черт возьми, Эрнест, нет у меня с этим проблем… Я просто подумала, что Монтойя… — Да что я лепечу, не в силах собрать мысли? — Просто я хотела узнать, как он к этому относится?
— Нормально, — спокойно пожал плечами Эрнест. — А как, собственно, должен? Мы знаем друг друга всю жизнь. Дружим столько же. Мои предпочтения не делают меня ведь кем-то другим.
— Да, я это понимаю. Но Монтойя же Альфа, а они… Ну, я хочу сказать, не слишком терпимы ко всему… ну, выходящему, так сказать, за рамки. — Что я несу? — То есть, прости, я хотела сказать…
— Да прекрасно понимаю, что ты пытаешься сказать, Юлали. — Нести вдруг взял мою ладонь и сжал, успокаивая. — Я знаю, что в некоторых стаях, где сохранились консервативные обычаи, моя судьба была бы, мягко говоря, плачевна. Ты права, большинство Альф не стали бы терпеть у себя такого, как я, и в лучшем случае изгнали бы, а то и прикончили. Но я говорил тебе, что Север другой. Он не только и не столько наш Альфа. Мы самые близкие друзья, практически братья. У нас не стая в общем понимании — почти семья. И, между прочим, в нашей родной стае было точно так же.
Лайла — мать Севера — не терпела, когда кого-то обижали или пытались унизить, если он не такой или отличается от других. И Валентайн во всем ее поддерживал. Поэтому и Север, и мы все выросли несколько другими. Так что меня нисколько не удивляет, что в пару ему предназначена ты. Пожалуй, для вас обоих другого варианта и быть не может.
— О-о-о! Не начинай! Что ты можешь в этом понимать? — отмахнулась я.
— Только то, что мне испытать то, что происходит между тобой и Севером, не случится никогда. Так что кончай во всем сомневаться, дурить и отгораживаться и начинай ценить то, что у тебя есть, то, чего у других не будет вовек. Попробуй, наконец, перестать все время огрызаться и щериться и позволь себе просто наслаждаться моментом. А там, глядишь, из наслаждения вырастет что-то большее. — За слабой улыбкой Эрнеста проявилась такая тоска, что у меня защемило сердце. — Но даже если и не так, то ты ничего не теряешь. Я же по твоему лицу вижу, что близость с Севером тебя меняет.
— Глупости. Ничего ты не видишь.
— Вижу. Ты словно начинаешь дышать. Так зачем из упрямства задерживать дыхание?
— Умник.
— Да не дурак вроде. Давай, соври мне, что секс с Севером вообще не отличается от того, что было у тебя раньше.
— Что, хочешь вернуться к своим вопросам, которые задавал мне после нашей с Монтойей первой ночи?
— Почему нет? Мне ведь никогда не светит испытать такое на своей шкуре, а любопытство страшная сила. Ну, ты мне скажешь теперь? — подмигнул мне Нести.
— Скажу, что ты нахал и тебя это не касается, — мягко огрызнулась я, не испытывая, однако, и намека на раздражение.
Нести посмотрел на меня укоризненно-щенячьим взглядом.
— Все очень отличается, — сжалилась я. — Но не жди, что я тебе сейчас подробности выкладывать начну.
Мы еще какое-то время говорили с Нести, и я и сама не заметила, как перешли на такие темы, которые я вообще никогда и ни с кем не обсуждала. Не знаю уж почему, но с ним мне было легко говорить. Его присутствие не вызывало у меня обычного желания отгородиться и защищаться, потому что в Нести словно на глубинном уровне отсутствовала некая угроза, которая мне виделась в других.
Громкий стук в дверь заставил меня вынырнуть из воспоминаний и расплескать уже совсем холодный кофе.
— Похоже, вы теперь настоящая знаменитость, Юлали, — сказал вошедший Матиас, и на его лице не было привычной сногсшибательной улыбки.
