Август 1991 года, Поконо Лейк, штат Пенсильвания, США
Дождь застал их внезапно, когда они выбрались из ее старенького «Фалькона» и шагали по стоянке Плазы в сторону пивного бара. Словно на них вылили тонну воды одним махом – и он, и Кэти промокли мгновенно. Олег инстинктивно потянул ее к ближайшему укрытию – и это оказался небольшой грузовичок, крытый брезентом. Он, взобравшись в кузов, протянул к ней руки. «Может, нам быстро добежать до бара?» – крикнула девушка с сомнением, но за ладони его ухватилась и мгновенно взлетела наверх.
В баре их ждал Орлов – но даже здесь, в автомобиле, становилось не по себе от той силы, с которой потоки дождя лупили по прочному брезенту. Олег стащил с себя футболку и стал ее выжимать, а Кэти, осмотрев себя и поняв, что тоненькая маечка на ней стала мокрой и совершенно прозрачной, смущенно сложила руки на груди, словно прикрываясь ими. Олег тоже чувствовал себя неловко. Его взгляд упал на кипу плетеных изо льна ковриков, сложенных в углу кузова и, взяв один из них, он укутал в него Кэти.
– Спасибо, – прошептала она и улыбнулась.
– Тебе холодно? – спросил он, и она покачала головой. – Нет… мокро, – она поплотнее запахнула на себе коврик и села на ту же самую кипу в углу.
– Дождь скоро закончится, – произнес он, – не волнуйся.
– А почему ты считаешь, что я волнуюсь? – удивилась Кэти.
– Ну как же, – Олег подошел к краю кузова и выглянул наружу, – он тебя ждет.
– Он ждет нас обоих, – произнесла она и поежилась, – все-таки холодно, ты прав.
– Я всегда прав, – Олег потянул за веревку, удерживавшую полог брезента. Тяжелая ткань словно нехотя, опустилась, скрыв их от всего остального мира и обволакивая полумраком. – Сейчас будет теплее, – сказал он, поднимая на нее глаза, полные ослепительной нежности, и эта нежность привела Кэти в полное замешательство – она никак не ожидала встретить в юном мальчике такого чувства.
– Не смотри на меня так, – прошептала она.
– Не буду, – так же тихо откликнулся он, но взгляда не отвел, а только притушил жар, лившийся из глаз, длинными светлыми ресницами. Они молчали несколько мгновений, а потом он спросил:
– Хочешь, я тебе стихи почитаю?
– Почитай, – ответила она, – а какие?
– Ты знаешь французский? – поинтересовался он, и она, грустно улыбнувшись, отозвалась:
– Совсем не знаю, к сожалению.
– Это ничего, – чуть улыбнулся он, – ты поймешь, о чем они, не сможешь не понять…
Под шум ливня, с бешеным отчаянием барабанившего по брезентовой крыше кузова, полилось:
Rappelle-toi Barbara
Il pleuvait sans cesse sur Brest ce jour-là
Et tu marchais souriante
Epanouie ravie ruisselante
Sous la pluie
Rappelle-toi Barbara
Il pleuvait sans cesse sur Brest
Et je t'ai croisée rue de Siam
Tu souriais
Et moi je souriais de même
Rappelle-toi Barbara
Toi que je ne connaissais pas
Toi qui ne me connaissais pas
Rappelle-toi
Rappelle toi quand même ce jour-là
N'oublie pas
Un homme sous un porche s'abritait
Et il a crié ton nom
Barbara
Словно ему отказали ноги, Олег опустился подле Кэти, безмолвно продолжавшей сидеть на ковриках, сомкнув руки в замок на коленях. Он продолжил, не отрываясь, глядя на нее, на ее зарумянившиеся от смущения щеки, на губы, приоткрывшиеся, словно в немом ответе:
Et tu as couru vers lui sous la pluie
Ruisselante ravie épanouie
Et tu t'es jetée dans ses bras
Rappelle-toi cela Barbara
Et ne m'en veux pas si je te tutoie
Je dis tu à tous ceux que j'aime
Même si je ne les ai vus qu'une seule fois
Je dis tu à tous ceux qui s'aiment
Même si je ne les connais pas
Rappelle-toi Barbara
N'oublie pas
Cette pluie sage et heureuse
Sur ton visage heureux
Sur cette ville heureuse
Cette pluie sur la mer
Sur l'arsenal
Sur le bateau d'Ouessant…
Oh Barbara…
Его голос затих, как затих и дождь – словно тот тоже слушал мальчика, рассказывающего о своей тоске. Она глядела куда-то, сквозь него. Олег понял, что она думает не о нем, а об Орлове, который ждал ее в баре, раздраженный тем, что она опаздывает.
– Ты поняла, о чем стихи?
– Конечно, – отозвалась она, – как не понять? Они о любви…
Он еле заметно улыбнулся:
– Дождь кончился…
– Пойдем? – спросила она, скидывая с плеч коврик.
– Лучше тебе взять его с собой, – посоветовал он, отводя глаза от ее груди, обтянутой влажной майкой. Кэти послушно подняла коврик с пола и снова закуталась в него:
– Получается, что я его украла.
– Ерунда, – он поднял полог брезента, выпрыгнул из грузовика и протянул к ней руки: – Иди сюда…
…– Ты влюбился в нее? – как сквозь сон, он услышал голос Катрин и тряхнул головой, отгоняя воспоминания, от которых замирало сердце.
– Не знаю. Не помню. Да и какое это теперь имеет значение? Меня тянуло к ней, это правда. Кстати, забавно, как с первой минуты все принялись трактовать мой автограф, как «Помни о Катрин»… Я обращался к Орлову, да, действительно, но речь шла совершенно не о тебе. Вспомни Кэтрин – вот что я написал! Ему в голову даже не пришло! Идиот!
Катрин произнесла:
– А я знала. Я знала, что это не обо мне.
– Не сомневался, – надменно уронил он, – безусловно, ты знала! Ведь так удобно – сказать себе «Это не про меня», и жить безмятежно дальше.
– В чем еще я виновата? – Он услышал ее голос, полный горечи и тоски. – В том, что меня зовут так же, как ту бедную девушку? Ты еще скажи, что мы похожи…
– Твоя ирония неуместна, – несмотря на то, что его голос звучал холодно, Катрин уловила еле сдерживаемую злость. – Вы не просто похожи. Вы похожи, словно сестры – не близнецы, конечно, но сходство поразительное. И не только внешнее.
– Бред, – прошептала она.
– Бред, – согласился Олег, – но жизнь иногда до жути похожа на бред. Или хуже бреда, – он кашлянул – в горле першило, он волновался, несмотря на то, что старался сохранять невозмутимость. Водой он облил Катрин, а теперь идти на кухню никак невозможно, он не может выпустить ее руки – этот контакт сейчас, словно электрический провод, по которому течет его жизнь… Или жизнь Катрин?
– Короче, я убил Кэти. Не буду вдаваться в подробности… Они неинтересны. А спустя несколько лет встретил тебя. Я потерял покой, а ты досталась Орлову. Я долго ждал, когда он тебе надоест. Или ты ему осточертеешь. Не дождался. Иногда мне казалось – проще убить его, но я страстно хотел, чтобы он страдал так же, как страдал я. Оболгать его так же, как он когда-то оболгал меня.
– Он тебя оболгал? – равнодушно спросила Катрин. – Ты о чем говоришь?
– Неважно! Какая разница! Я хотел, чтоб его посадили за то, что делал я, а ты бы отреклась от него… И ты отреклась!
– Я разлюбила его. Рано или поздно это должно было произойти. Я никогда не верила, что Андрей – убийца, потому что слишком хорошо его знаю – как себя. Я устала от него. И я действительно люблю другого.
– И опять – не меня, – сжал он зубы, – почему не меня?
– Нелепый вопрос, – равнодушно ответила она, – просто – не тебя.
– А я знаю кого, – внезапно Рыков схватил ее второй рукой за подбородок и повернул к лунному свету, лившемуся из окна, вернее – из одной-единственной щели от чуть отодвинутой шторы. – Это Булгаков, так?
Катрин резко отвернулась, и он рассмеялся.
– Наш неустрашимый рыцарь! Обалдеть! Неужто он таки дождался?! Ты действительно в него влюбилась?
Что придет в голову этому монстру, скажи она правду? Как может она подставить под удар еще и Сержа?
– Да, славный ему будет подарочек! Ты уже спала с ним – или нет? Думаю, еще нет. Я опередил его – как раз вовремя, чтобы оставить нашего блистательного Сержа ни с чем!
Она закрыла лицо рукой. Теперь никогда ей не суждено узнать, что такое любовь Булгакова. Наступало утро – последнее утро ее жизни. Но это не главное. Главное – не навлечь на Сержа еще большую беду. Она заставила себя заговорить, желая сменить тему, чтобы Рыков забыл о Серже и продолжил страшный рассказ:
– Ты сказал – шесть. Кто же еще?
Рыков отпустил ее голову и чуть оттолкнул, но руки, тем не менее, не оставил: – А, ты еще помнишь? Ну что ж, продолжим! Одна дура решила шантажировать меня, – хмыкнул он, – но ей я всего-навсего свернул шею, – он с удовольствием ощутил, как ее пальцы сначала вздрогнули, а потом их словно судорога свела – так сильно они сжали его руку. – А вот шестая… – он осекся, подбирая слова. Вот сейчас – сейчас свет померкнет для нее!
– Кто? – севшим голосом спросила Катрин, и сердце ее замерло от страшного предчувствия. – Кто? – повторила она.
– Взгляни, – свободной рукой он нащупал на постели и сунул Катрин под нос шелковую рубашку, снятую с нее больше суток назад, и до сих пор валявшуюся среди смятых простыней. – Посмотри на это! Здесь темно, но рассмотреть можно. Видишь темные пятна? Это кровь. Знаешь, чья? Думаешь – твоя? Правильно, твоя, но не только. Я вытер ей лицо моей рубашкой. Хотел, чтоб она была красива. Ты не представляешь, как она была красива, когда мы ее нашли – я, Антон и Мигель!
– Нет! – шепотом прокричала Катрин. Она метнулась от него с такой силой, что вырвала руку из его сцепленных пальцев.
– Анна, – произнес он и вздрогнул от ее крика, более похожего на вой:
– Не-ет!.. – она вцепилась ногтями ему в лицо. – Нет!
Он прижал к себе бившуюся в истерике Катрин и попытался вытереть со своего лица кровь. Было больно, но Олег испытывал неизъяснимое удовлетворение – ему удалось пробить брешь в ее презрительном спокойствии, задевавшем его самолюбие. Откуда только силы взялись в истерзанном теле!
– Нет! – Катрин захлебывалась слезами. – Я не верю тебе…
– Не веришь? – со злорадной усмешкой ответил он. – Я могу тебе это доказать.
– Ничем не докажешь, – рычала она, – я никогда не поверю, что ты убил Анну! Мы все ее любили!
– Да. И поверь, мне было нелегко на это решиться. Но она сама виновата.
– В чем? – застонала Катрин. – В чем она провинилась перед тобой?
– Не передо мной, – размеренно произнес Олег, – перед Антоном. Она изменила ему с Мигелем.
– Этого не может быть! Ты лжешь!
– Послушай меня, – наклонившись так близко к ее лицу, что она чувствовала каждое слово, выдыхаемое им, он сказал: – В ту ночь, когда Орлов так драматично самоутверждался перед тобой на Тохиной кухне, не только вам не спалось. Как ты догадалась, я не спал и видел это зрелище, достойное Тинто Брасса! Испорченному итальяшке взглянуть бы еще и на то, чем занималась Анна в кабинете, куда она прокралась, как воровка, как проститутка. Если б ты крикнула и позвала на помощь, то ничего бы не произошло. Все остались бы живы. Анна не оказалась бы в постели Мигеля и не поддалась бы искушению. За это я наказал ее.
– Я не верю, – Катрин заливалась слезами, – не верю. Я не верю, что ты убил ее… Я не знаю, зачем ты меня обманываешь…
– Хорошо, – согласился Олег и поднялся с кровати, – не веришь мне, поверишь вот этому.
На будуарном столике стоял его лэптоп. Олег раскрыл его и вставил в разъем флэшку. На экране появилась гостиная Антона – зеркальная стена, отражающая белый кожаный диван, на котором корчилось женское тело со связанными за спиной руками.
– Аня… – прошептала Катрин помертвевшими губами.
– Мне продолжать? – спросил Олег, подходя к кровати и заслоняя собой экран. Мгновение он смотрел Катрин в глаза, полные отчаяния и остатков скудной надежды. Может, не отнимать у нее надежду? Нет, это последнее, что держит Катрин на поверхности. Сейчас она посмотрит запись – не зря ж он ее сделал! – сейчас она посмотрит и последние силы оставят ее – и возможно, он получит Катрин с потрохами – никто не захочет себе такой же участи. Мучения и страшная смерть единственной подруги – такое зрелище не оставит ее равнодушной и сотрет с прелестного лица презрительное выражение.
Итак, Катрин, наслаждайся…
Бесстрастная видеокамера запечатлела все – от начала до конца. В какой-то момент Катрин отвернулась, но Рыков схватил ее за подбородок, с силой сжав пальцы, со словами:
– Смотри внимательно! Запоминай!
– Выключи, пожалуйста, – взмолилась она, – я не могу на это смотреть…
– Смотри, – упорствовал он, – ты должна. В тот день она собиралась уйти от Антона. Смотри! Если ты не покоришься, тебя ждет та же участь.
И Катрин смотрела, как он измывается над ее подругой, а потом отключилась с открытыми глазами, словно сознание ее улетело прочь… Немного подумав, Олег достал из сумки нашатырный спирт, чуть смочил ватный диск – целая упаковка нашлась в изголовье кровати – и поднес его к ноздрям Катрин. Он должен говорить с ней, должен объяснить ей, чего ему стоило подвергнуть Анну таким нечеловеческим мукам в тот знаменательный день, когда он сыграл последний аккорд в финале своего кровавого дивертисмента…
