00.30. 20 августа 2010 года, Пулково, 25°C

В отличие от Москвы, где установилась относительная прохлада, Питер еще задыхался от жары, и, несмотря на ночное время, было душно. В Пулково у трапа их встречала группа из трех человек в форме. Старший из них, с майорскими погонами, представился:

– Алексеев, отдел убийств.

Зубов и Глинский, в свою очередь, представились. Глаза Алексеева натолкнулись на внушительную фигуру Булгакова:

– А вы?

– Добровольный помощник. Волонтер, – сквозь зубы процедил Сергей.

Лицо майора Алексеева окаменело от гнева. Он повернулся к Зубову.

– Шутить изволите? – холодно спросил он.

– Я не уйду, – произнес Сергей, глядя поверх его головы.

– Запрещаю, – отрубил питерец.

Тогда Глинский достал из папки несколько фотографий и протянул их Алексееву.

– Вот это, – он ткнул пальцем в одну из них, – его жена. Когда тот сукин сын убивал ее, она была беременна.

Алексеев посмотрел. Зрелище было ужасным даже для него, повидавшего на своем веку.

– Нет, – повторил он сурово.

– Он захватил дорогую мне женщину, – размеренным голосом произнес Булгаков.

Алексеев поднял брови.

– Не улавливаю связи между убийством вашей жены и заложницей.

– Она не заложница, – вмешался Зубов, – она пленница.

– В данном случае это не принципиально. Если ваш волонтер потерял жену, какое отношение он…

– Это не предмет для иронии, поверьте мне, товарищ майор, – перебил его Глинский, – Я прошу вашего разрешения. Под мою ответственность. Кроме того, господин Булгаков – врач отделения реанимации Склифа и сможет оказать ей медицинскую помощь, если, не дай Бог, таковая понадобится.

Алексеев вернул ему фотографии и брезгливо вытер руки о платок, который незаметно достал из кармана кителя.

– Хорошо. Поезжайте. Но я запрещаю вам вмешиваться. Ясно? – у Алексеева мелькнула мысль, что он совершает должностное преступление, но майор решил, что обдумает вероятные последствия позже. – Вам ясно? – угрюмо повторил он.

– Так точно, – по-военному ответил Булгаков, и они наконец расселись по двум милицейским фордам, поджидавшим их у трапа.

– Мы нашли эту дачу, – сообщил Алексеев, когда они выезжали с территории Пулковского аэропорта.

– Год назад, в Репино, был приобретен коттедж на имя Марины Ивановны Рыковой.

– Это его мать.

– Участковый некоторое время назад произвел обход территории по нашей просьбе. Коттедж выглядит так, словно там – никого, – рассказывал Алексеев.

Ночной лес проносился за окнами машины, и Глинский злобно думал: «Слава Богу, хоть сподобились проверку провести. Если б еще по вашей милости не потеряли столько времени – больше суток. Неужели опоздали…»

– Мы едем прямо туда, если не возражаете, – сказал Алексеев.

Они не возражали.

Спустя два часа они прибыли на место.

…Это был прекрасный каменный дом о двух этажах, окруженный корабельными соснами, верхушки которых терялись в ночном небе. Густая сирень плотно облепила стены. Со стороны казалось, что дом пуст – на двери висел новенький американский замок, ставни на первом этаже были закрыты, и оттуда не доносилось ни звука. Окна второго этажа плотно занавешены, и только на одном из них штора была немного отодвинута. С виду – никаких признаков жизни.

– Неужели мы ошиблись? – прошептал Виктор и осекся, встретившись с отчаянно-тоскливым взглядом Булгакова.

– Еще посмотрим, – Зубов повернулся к группе захвата, в растерянности топтавшейся рядом. Пять здоровенных молодых бойцов в камуфляже, в бронежилетах, в трикотажных масках, скрывавших их лица, с автоматами наперевес ждали приказа. Одно слово – и они сотрут этот дом с лица земли. Но Зубов не мог им отдать такого приказа. Хозяином здесь был Алексеев.

Алексеев же курил и задумчиво разглядывал дом. С виду – там действительно никого нет. А на самом деле?

– Чего мы ждем? – нетерпеливо спросил Зубов, и Алексеев, вздрогнув, словно очнулся: – Вы уверены, что у него нет оружия?

– До сих пор не засветился, – ответил Зубов, – но никаких гарантий.

– Даже если ствола у него нет, – заявил Алексеев, – то всегда под рукой может найтись то, что с успехом этот ствол заменит.

– Сколько можно здесь стоять и вести пустые разговоры?! – взорвался Сергей.

– Делайте же что-нибудь! Иначе я сам туда пойду!

Майор Алексеев холодно смотрел на него. Невысокий, коренастый, он доставал Булгакову до плеча.

– Значит, так, – угрожающе сказал он. – Если не хочешь, чтобы твоя подруга получила скальпелем по сонной артерии – заткнись. Еще раз услышу с твоей стороны хоть один лишний звук или замечу лишнее телодвижение, то задержу на трое суток за… ну хотя бы за сопротивление властям. Вот так.

Сергей опешил, но пока он подыскивал слова, чтобы достойно ответить оперу, тот повернулся к Булгакову спиной.

– Посадите его в машину, – распорядился он, обратившись к двум спецназовцам, и те, в полном молчании, оттеснили Булгакова к одному из фордов. Морпех в прошлом, Булгаков понимал, что бессилен помочь – он только все испортит, наделав много бесполезного и, возможно, убийственного для Катрин шума. С обреченным видом он сел в машину. Ему ничего не оставалось, как ждать.

– Дом окружить, только тихо, – приказал Алексеев, и тут же спецназовцы словно растворились в лунном свете.

Могучие фигуры действовали совершенно бесшумно, как будто были бестелесными призраками – вот они видны на фоне кирпичных стен, а вот они уже исчезли, словно и не было их никогда, вместе с автоматами, бронежилетами и масками с прорезями для глаз и рта. Не издав ни единого звука, они проникли в дом. Булгаков напряженно смотрел им вслед. Минуты тянулись мучительно, а тишина стояла такая, что он слышал тиканье наручных часов.

Ему показалось, что прошло не менее получаса, хотя дверь выбили изнутри через несколько секунд, и на пороге появились спецназовцы. Старший из них подошел к Алексееву.

– Пусто, – отрапортовал он, – никого нет. И не похоже, что там кто-то был в последнее время.

– Как? – поразился Зубов. – Не может быть.

– Посмотрите сами, – спецназовец отступил в сторону, давая дорогу. Опера рванулись в дом.

Там пахло пыльным помещением, в котором долго были наглухо закрыты дверями и окнами. Мягкая мебель в гостиной на первом этаже была накрыта белыми чехлами, а хрустальная люстра укутана марлей. Небольшая спальня на втором этаже выглядела совсем нежилой – даже постельного белья не было на широкой кровати – только аккуратно сложенное одеяло в изножье.

– Экспертов сюда, – приказал Алексеев, стараясь не смотреть на Зубова и Глинского, стоявших рядом, словно окаменев. Тут послышались тяжелые шаги, и на пороге появился Булгаков.

– Где они? – гневно спросил он. – Где они?! – заорал он, глядя на их растерянные лица.

– Их нет, – произнес Глинский через силу. – Держи себя в руках.

Лицо Булгакова стало серым.

– Да с чего вы в принципе взяли, что он здесь? Он же не идиот – прекрасно сознает, что вы его в первую очередь будете искать здесь.

В комнате материализовался, словно ночной дух, один из спецназовцев и протянул майору лист бумаги. Тот быстро пробежал его взглядом:

– Любопытно.

– Что вам любопытно? – презрительно поинтересовался Булгаков.

– Сергей, держи себя в руках, – повторил Виктор, принимая переданную ему Алексеевым бумагу. – Infiniti Elite Navi, московский регион, въехал на территорию поселка Репино 18 августа в 14.46. И территорию, судя по данным видеокамер, не покидал.

– Сколько домов в поселке? – Булгаков повернулся в Алексееву. Тот проигнорировал его вопрос, скомандовав что-то вполголоса спецназовцу. Тот коротко кивнул и словно испарился. Зубов хлопнул напарника по плечу:

– Пошли отсюда, – опера спустились по узкой лестнице. Булгаков последовал за ними, пытаясь унять ярость, раскаленным острием выжигавшую в его голове отчаянное решение. Мысли мелькали с бешеной скоростью, стремительней, чем во время нештатных ситуаций в операционной.

– Итак, он отправился сюда на своей машине, – констатировал Зубов. – Ну конечно! Из Москвы до Питера можно за десять часов доехать при желании…

– Но здесь он словно сквозь землю провалился! – заорал Глинский. – А времени совсем нет. Если мы не найдем его в ближайшее время, он ее убьет… Если она еще жива, – добавил он, понизив голос и покосившись в сторону Булгакова, напряженного и мрачного.

– Надеюсь, еще жива, – холодно ответил Алексеев, – хотя, судя по тому, что вы о нем рассказали – шансов мало.

…Когда Орлова арестовали в больничном саду, Олега обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, последний раз встретившись с ним взглядом, он не мог не проститься с детством, юностью и, как ни печально – молодостью. С другой стороны, обнимая своего врага, даже и не подозревавшего, что он его враг, Рыков думал о том, что подведен итог целого периода жизни – теперь его поруганная честь отомщена, и место подле Катрин свободно.

По расчетам Олега выходило, что в это самое время Орлову должны предъявить обвинение. Количество улик, которыми он обложил ненавистного друга, выносило вердикт «виновен». Каждое убийство, щедро сдобренное ими, словно в полный голос взывало «Это сделал Андрей Орлов». Удивительно, что менты ждали так долго. Они действительно тупые, не зря о них травят анекдоты и снимают идиотские сериалы.

Что до Катрин, Олегу предстояло решить, что с ней делать. Для этого необходимо было объясниться с нею. Его вдруг пронзила лютая тревога. Он бросил взгляд на подсвеченный циферблат наручных часов – около четырех утра.

– Катрин, – позвал он негромко. В комнате было темно, лампу он не включал из осторожности – его слух и зрение обострились, и он великолепно ориентировался – как летучая мышь.

– Катрин! Ты слышишь меня? Нам надо поговорить.

Она медленно открыла глаза и стала напряженно вглядываться в сумрак спальни.

– О чем? – с трудом проговорила она. – О чем нам говорить?

– Я должен решить, что делать дальше, – Олег опустился на кровать и дотронулся до ее щеки. Он ощутил, как Катрин всю передернуло. Он с досадой зажмурился и замер, чтобы не ударить ее. Немного уняв гнев, разрывавший ему сердце, он повторил: – Что мне теперь с тобой делать?

– Мне все равно, – услышал он, и нервная усмешка подернула его губы:

– Так-таки все равно? Выбор-то у тебя невелик.

– Выбор? – всхлипнула она. – У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда, – он старался говорить как можно более холодно – пусть не воображает, что ему есть дело до ее чувств! – Ты можешь смириться с судьбой и остаться со мной. А можешь выбрать смерть – но легкой смерти я тебе не обещаю.

Струи холодного пота – от боли и страха – текли с ее лба и висков, и смысл его слов почти не доходил до нее. От единственной фразы, воспринятой ее пошатнувшимся разумом – «останешься со мной» – у Катрин перехватило дыхание. Олег же счел ее молчание за сомнение.

– Итак, я даю тебе возможность выбора. Ну… что?

– Тогда убей, – с трудом произнесла Катрин, – близости с тобой я более не выдержу.

Олег сжал зубы, и желваки заходили на его скулах – он был оскорблен. Схватив ее за предплечье, он с силой сжал пальцы и начал его выворачивать.

– Господи, – застонала она, – что ж ты делаешь… Зачем же так…

– Я тоже не хочу – так, – тихо ответил он.

– Тогда – убей. Не мучай меня. Я больше не могу, – Катрин старалась сдерживаться, но боль, которую он причинял, становилась все нестерпимее – еще немного, и он сломает ей руку. Она не выдержала, и из ее глаз полились слезы.

– Отпусти! – взвыла она. – Что ты еще хочешь от меня?!

– Я объясню, – он все же ослабил хватку. Ее рука упала, словно плеть, и Катрин со стоном схватилась за плечо. – Ты должна обещать, что не сбежишь к этой скотине – да и зачем он тебе? Будь благоразумной, Катрин. Всего лишь – пообещай. Скажи мне «да». Это легко. И мы уедем отсюда – сегодня же.

– Я могу обмануть тебя, – прошептала она, с трудом шевеля онемевшими губами. – Ты не думаешь об этом?

– Обмануть? – он вновь схватил ее за руку. – Ты думаешь, меня так легко обмануть? Нет, Катрин. Ты сто раз подумаешь, прежде чем попытаться солгать мне. У тебя ведь есть дорогие тебе люди? Мама, например. Ты ее очень любишь, я знаю. И всегда остается Орлов. Отличная гарантия! Если он когда-нибудь выйдет на свободу – с удовольствием сверну ему шею. Нет, не то… Хочу, чтобы он умирал долго и в муках. Если уж не получится, чтобы он сдох за решеткой…

– Ты чудовище… – не выдержала Катрин, в ужасе отодвигаясь от него. Олег обнажил в улыбке все тридцать два белоснежных зуба – ярких даже в темноте.

– Твой возлюбленный Орлов – гораздо большее чудовище, нежели я. Я по сравнению с ним – тихий отрок. Он насиловал тебя морально пятнадцать лет, а ты даже не замечала. Все думала, в игрушки с ним играете. Нет? Я не прав? Конечно, прав. Ты поняла это, только когда он размазал тебя по полу у Тохи на кухне.

Катрин закрыла глаза:

– Значит, это был ты. Там, за дверью? И ты стоял и смотрел, – неожиданно для себя она заплакала – уже не от боли, а от горькой обиды. – Ты! Стоял и смотрел, как он меня…

– Смотрел. И именно тогда я принял решение покончить с ним. Раздавить его как червя.

– Да ты и меня как червя раздавил, – прорыдала она в подушку. – Да как тебе в голову пришло, что я соглашусь остаться с тобой. Зная, кто ты… что ты есть…

– И что же я есть? – чуть презрительно сощурился Рыков.

– Ты – садист и убийца, – пробормотала она, – я никогда не смогу жить с тобой.

– Сможешь, – сухо ответил Рыков. – Захочешь жить – сможешь. Вернее, не так. Захочешь жить – будешь жить со мной.

– Никогда, – выдохнула Катрин, внутренне содрогнувшись, – это невозможно.

– Еще как возможно. Мы не вернемся в Москву. Мы просто исчезнем – никто нас не найдет. Можешь выбрать любую страну мира – все будет, как пожелаешь. Ты выйдешь за меня замуж. Родишь мне детей.

Катрин ощутила дурноту. Дети от него, Боже праведный!

– Нет, – она зажмурилась, – никогда. Лучше смерть.

Олег побледнел и закусил губу. Теперь главное – не показать ей, как ему больно.

– Лучше смерть, говоришь? Ты хорошо подумала? На мой взгляд – легкомысленный выбор.

Она подняла голову и из последних сил постаралась принять гордый вид. Ее безнадежная попытка, как ни странно, удалась.

– Я никогда не смогу жить с мужчиной, которого презираю, – отчеканила она, – даже не ненавижу – ненависти моей ты не достоин. Я презираю тебя – ты просто жалок.

Если бы она ударила его – и тогда б он не был так оскорблен. Олег внимательно смотрел на Катрин, а она, придавленная его молчанием, словно каменной глыбой, пыталась сдержать панический страх, рвущийся на свободу – даже боль, терзавшая ее тело, притупилась. Остался лишь тошнотворный ужас перед этим человеком, который смотрел на нее, не отрываясь, а гнев, полыхавший в светлых глазах, казалось, выжигал его изнутри.

– Возможно ли? – наконец Олег нарушил страшную тишину. – Возможно ли так бояться человека, которого презираешь?

Катрин почувствовала, как судорогой скрутило желудок – и ее вырвало желчью прямо на постель. Он даже бровью не повел, только кинул ей на грудь платок:

– Вытрись.

Она послушно вытерла губы, подбородок и грудь, но от резкого запаха рвоты ее снова начинало мутить. Олег взял стакан с прикроватного столика и резким движением выплеснул остатки воды ей в лицо.

– Вытрись! – повторил он тем же бесстрастным тоном и процедил: – Трусливая тварь. Ты знаешь какие-нибудь молитвы? Тогда я дам тебе пару минут…

Катрин сжалась. Пару минут – значит, ей осталось жить пару минут? Так быстро… Легко произнести – «убей меня», но как трудно, оказывается, безропотно принять смерть.

– Ну? – брезгливо скривившись, спросил он. – My arrogant princess. Barfed a bit . Испугалась? Прежде чем бросаться подобными словами, следует думать. Ты безрассудна и самонадеянна. Полагаешь, я не смогу убить тебя? Будучи уверенной в моей любви к тебе, ты осмеливаешься говорить подобное – мне?

– Я не верю ни одному твоему слову. Одно высокопарное вранье. А в действительности – подлость и ложь, – Катрин в изнеможении откинулась на подушку.

– Вот как? Что ж, твое право. Богатый опыт позволяет тебе делать подобные выводы. Годами я наблюдал, как эта подлая скотина издевается над тобой, а ты ему все прощаешь – измены, хамство, жестокое обращение.

– Ты совсем сошел с ума, – простонала она, – какое тебе дело!

– Какое мне дело? – он приблизился к ней, и на его лице Катрин явственно прочитала угрозу. – Какое мне дело?

Она стала отползать от него, но он поймал ее руку.

– Мне всегда было дело до тебя! – заорал он. – Я внимательно следил за тобой долгие годы! Но тебе плевать на это! Ты никого кругом не видела, кроме этой скотины! Никого и ничего.

– Я все поняла! – взорвалась Катрин. – Я поняла – дело-то вовсе не во мне! Дело в Орлове, ведь так? Будь на моем месте другая – ничего б не изменилось! Ты б говорил, что любишь ее, а сам исходил бы злобой и ненавистью к Орлову!

Рыков зарычал в бешенстве:

– Неправда!

– Думаешь, убив меня, сведешь счеты с ним? – мстительно произнесла Катрин, с трудом превозмогая дурноту. Еще чуть-чуть, и ее снова стошнит. – Так позволь тебе сказать – ты просчитался. Я больше не люблю его.

– Что ты сказала? Что ты сказала? – теперь его голос походил на шипение змеи.

– Что слышал…

– Я тебе не верю!

– Дело твое, – без сил прошептала она, – но факт останется фактом – я его больше не люблю. Разлюбила. По крайней мере, мне так кажется.

– И когда же ты это поняла? – с иронией спросил Рыков.

– Какая тебе разница! – отвернулась Катрин.

– Пожалуй, никакой, – согласился он, – но если ты не врешь, что мешает тебе полюбить меня?

И тут он услышал ее смех – который и смехом было трудно назвать – картонные бесцветные звуки, похожие на клокотание в чахоточной груди.

– Катрин! – он схватил ее за плечи и встряхнул. Она продолжала смеяться, и тогда он хлестнул ее по щеке. Она мгновенно смолкла и повисла в его руках. Он ждал.

– Ты, – услышал он ее тихий голос, – мерзкий убийца! Да одно твое прикосновение вызывает во мне содрогание. Ты убил трех несчастных женщин, втоптал в грязь меня и смеешь просить моей любви?..

Ну что же, видимо, решающий момент настал. Если это последний с ней разговор – то можно рассказать все в подробностях. На нее это произведет впечатление. Он нащупал в темноте ладонь Катрин и переплел свои пальцы с ее, вялыми и ледяными. Так ему проще будет следить за ее реакцией. Она попыталась вырвать руку.

– Шесть, – произнес он, – ты не все знаешь.

Катрин отшатнулась, но ее рука была в крепких тисках. Она продолжала вырываться, но безрезультатно. Он продолжал:

– Первую – давно, в пятнадцать лет…

– Боже мой! – ужаснулась Катрин. – Я тебе не верю…

– Это правда. Она работала горничной у нас, и у Орловых тоже. Это было в Пенсильвании… Она стала первой бабой и для твоего драгоценного Орлова, и для меня. Только у него с ней случился бурный роман, а я ее трахнул и убил. Ее звали Кэтрин, как и тебя. Интересное совпадение, правда?..

– Ты влюбился в нее? – спросила Катрин. Олег почувствовал, как у него свело губы. Зачем он вспомнил о ней?..