Июнь 1991 года, США, Пенсильвания

…Итак, все решили за них – двух подростков никто и не спрашивал. А могли бы спросить. Оба они смертельно ненавидели этот невозможно скучный поселок, затерянный в лесах Пенсильвании. От одного воспоминания о его утках и оленях сводило скулы. И тем не менее, уже несколько лет подряд их матери снимали два коттеджа по соседству, чтобы увезти детей из душного, влажного Вашингтона, где воздух с середины июня становился таким плотным и жарким, что казалось, вдыхаешь только-только снятый с огня кисель. Престижное озеро Тахо им не по карману, да и не по рангу – ведь там собирались сливки общества. Местечко Поконо Лейк в глухой пенсильванской тиши – это все, что им доступно.

Положительно, это идеальное место отдыха для домохозяек – но не для двух подростков, обреченных на общество друг друга, коего им хватало и в Вашингтоне. Поселок представлял собой разбросанные вокруг мелкого озера добротные коттеджи. Строго говоря, единственными развлечениями были семейные походы на все то же озеро, неизменные вечерние чаепития, иногда – теннис. Изредка матери выбирались в лес, но это было удовольствие не для слабонервных, так как лес представлял собой дремучую, непроходимую чащу, выстеленную сухим валежником. Возвращались они всегда затемно, обозленные на лес, друг на друга, исцарапанные и вымотанные – но каждый раз нагруженные неимоверным количеством ягод: черники и малины.

Итак, они отправились в это богом забытое местечко рано утром, на трех машинах. Мужья сопровождали их только в качестве грубой рабочей силы – им предстояло вернуться в Вашингтон утром следующего дня. Дорога неблизкая – около четырех часов, машины, битком набитые вещами, шли тяжело, но настроение родителей, в отличие от их сыновей, было приподнятым. Жены радовались, что вырвались из столичного пекла и каждодневной рутины, а мужья предвкушали скорую, хотя и временную свободу. Два месяца – это потрясающе.

– Я договорился с нашей landlady, она обещала прислать девочку для помощи по дому, – сообщил Рыков, не отрывая взгляда от хайвэя. – Это будет стоить какую-то ерунду.

– Какую ерунду? – тревожно спросила Марина. – У нас нет лишних денег. А готовить я и сама могу.

– Ну, от помощи по уборке ты не откажешься, верно? – усмехнулся Рыков, отлично зная, что жене делается тошно от одного вида швабры, а к пылесосу она относится, как к личному врагу.

– Ладно, – кивнула она – Кстати, Лере такая помощь тоже не помешает.

Олег, сидевший на заднем сидении, зевнул. Вот проклятие, они еще до места не доехали, а он уже дохнет от скуки.

Точно так же зевал в родительской машине и Андрей Орлов. Но он был избавлен от нудных разговоров предков – мать вела третью машину. Отец же думал о чем-то своем, обращаясь к уткнувшемуся в книжку сыну лишь для того, чтобы поинтересоваться, не нужно ли тому в туалет. Андрей же, погрузившись в ужастик Стивена Кинга, даже не подозревал, что это лето станет самым потрясающим за его пятнадцатилетнюю жизнь.

…Жизнь в Поконо Лейк течет размеренно и неторопливо. Целыми днями Марина предоставлена сама себе. Быстро покончив с делами, она наслаждается покоем окружающего их хвойного леса, кормит оленей, которые подходят совсем близко к коттеджам. Эти благородные животные осторожны, но настойчивы, считая долгом обитателей поселка накормить их чем-нибудь вкусненьким. Голодная смерть им явно не угрожает. Олени – особенно оленихи с детенышами – упитаны и нахальны.

Валерия почти каждый день приходит к ней поболтать и выпить стаканчик калифорнийского шабли. Мальчишки редко сидят дома, и стоит большого труда отловить их и заставить поесть.

Домовладелица сдержала слово и прислала прислугу – высокую длинноволосую девицу по имени Кэти. Хотя – слово «прислуга» ей совсем не подходит. Студентка факультета славистики престижного университета, она умна, и неплохо, хотя и с чудовищным акцентом, говорит по-русски, пользуясь малейшей возможностью. Валерия невзлюбила ее с первого взгляда. И женская ревность, и материнское чутье подсказывают ей, что девчонка опасна. Она не без удовольствия перемывает ей косточки с Мариной. Та более терпима: в конце концов, Кэти не самый худший вариант, даже если Олег и увлечется ею, по здравому размышлению решает она. Когда-нибудь ее мальчик должен стать мужчиной, так почему бы и не с этой аккуратной девушкой? От нее всегда так трогательно пахнет детским мылом…

Но Олег с удовольствием болтает с Кэти, пока та работает, и Марина никак не может определить, есть между ними что-нибудь или нет. И все же она который раз убеждается в том, что Валерия женщина непрактичная. Их коттеджи слишком велики, чтобы самим обслуживать такую площадь, да еще эти лужайки! Хозяйка развела на них невесть что – деревянные фигурки гномов, лошадки, какие-то карликовые ветряные мельницы, декоративные колодцы – все это требует тщательного ухода. Уму непостижимо, как эта девица знает, что со всем этим следует делать. Видимо, для подобного надо быть чистокровной американкой. Ей удается не только вылизать и вычистить оба дома до сверкающего состояния, но и вовремя высадить цветочки, подстричь травку, поправить покосившегося гномика и покрасить облупившийся колодец. Ровно в восемь она садится в облезлый форд и уезжает, получив порцию распоряжений на следующий день. С полудня до четырех она работает у Орловых, а с четырех до восьми – у Рыковых. Причем на зависть обеим хозяйкам все делает со скоростью, близкой к скорости света. Уборка, стирка и многое другое… Так проходит месяца полтора…

…Марина выгружает из машины многочисленные пакеты с продуктами. Супермаркет далеко – полчаса езды, и поэтому приходится закупать все сразу на неделю – бензин дорогой, не наездишься. Одна из сумок вырывается из рук, и по траве рассыпаются яблоки, апельсины и груши. Чертыхнувшись, она пытается собрать фрукты обратно в пакет, но несколько штук закатились под машину. Она с сожалением смотрит на свои белые брюки – если самой встать на колени, брюки отправятся на помойку.

– Олег! – зовет она. – Иди, помоги мне.

Но никто не откликается на ее зов. Она ставит пакеты обратно в багажник и проходит к коттеджу Орловых – пару десятков метров.

– Олег! – зовет она снова и на веранде появляется Валерия.

– Лера, – спрашивает Марина, – мой у вас?

– Нет, – отвечает та, – и не заходил сегодня.

– А Андрей дома?

– Дома, – роняет Валерия и скрывается в комнате.

Решив все же дождаться сына и не портить брюки, Марина начинает перетаскивать пакеты в дом и распихивать продукты в холодильнике. Из глубины дома она слышит Вивальди и улыбается – у ее мальчика прекрасный музыкальный вкус. Скорее всего, он заснул под скрипичный концерт – такое с ним случается не в первый раз. Значит, он все же дома. Пускай спит – груши подождут. Но, заполняя морозильную камеру мясными полуфабрикатами, Марина вздрагивает от подозрительного звука. Что-то громыхнуло со стороны ванной. Ах да, это же Кэти! Надо ее позвать, пусть поможет.

– Кэти! Иди сюда, помоги мне!

Ей никто не отвечает. И Марину накрывает истерический ужас. Ее взгляд падает на стойку с кухонными ножами – в ней зияет пустота: отсутствует нож среднего размера. Ей становится совсем нехорошо. Первая мысль – набрать 911, но если тот, кто взял нож, услышит, как она звонит? И где Олег? Может, забравшийся в их дом грабитель уже разделался с ним? Марина чувствует подступающую дурноту. Мятежное пение струнных уже не вызывает умиления, а лишь мистическую дрожь. Выхватив из стойки внушительный разделочный тесак, похожий на небольшой топорик, она осторожно двигается в том направлении, откуда доносится звук. Музыка тоже звучит громче. Вот… Ванная… Свет включен, дверь приоткрыта, и там явно кто-то есть.

– Я вооружена, – четко говорит она по-английски, – я приказываю, выходи!

Марина слышит только всплески воды, сквозь которые мерещатся то ли стоны, то ли всхлипы…

Она медленно толкает дверь и цепенеет… Ее сын сидит в ванне, совсем голый. Багровая вода выплескивается через край, а он, ее милый, светлый мальчик, с самым сосредоточенным видом полосует острым кухонным ножом кого-то… Вернее, то, что было кем-то, а стало грудой бесформенной плоти…

Олег поднимает голову и встречает остановившийся мертвый взор матери.

– Она поверила ему, – извиняющимся тоном произносит он. – Как она могла поверить ему, мам? Она поэтому меня не хотела? Его – хотела. А меня нет.

Марина молчит. Топорик выскальзывает из ее рук и со стуком падает на кафельный пол. В светло-голубых глазах сына – такой нестерпимый холод и мрак, что ей кажется, что она заглянула в глубины преисподней. А Вивальди продолжает звучать гимном этого ада.

– Почему, мам? Она говорила, что я красивый и умный – и поверила этой мерзости. Что со мной не так?

– Что ты наделал? – тихо спрашивает она. – Что ты наделал, Олег?

Его плечи начинают содрогаться в рыданиях. Ее мальчик сидит в ванне, наполненной кровью, и плачет, словно маленький ребенок. Ее разум, несколько секунд назад парализованный, начинает работать с дьявольской скоростью.

– Вылезай, – велит она ему, как малышу, засидевшемуся в воде. – Вылезай сейчас же и прими душ.

Он слушается беспрекословно и вылезает из ванны, оставляя на кафельном полу алые следы. В душевой кабинке он стоит, сгорбившись, упершись лбом в кафельную стену. Не в силах смотреть на его ссутулившиеся плечи, Марина отворачивается и выключает воду, все еще текущую из крана тонкой струйкой, и багровая жидкость начинает быстро спускаться, обнажая то, что осталось от Кэтрин Маккларен. Ей должно стать дурно от одного вида истерзанного девичьего тела, но она думает только об одном – надо делать что-то и делать немедленно.

Вытащив сына из душа, Марина отводит его в спальню и кидает ему чистую одежду.

– Одевайся, – приказывает она, нервно поглядывая на часы – шесть вечера. Кэти должна покинуть их дом вовремя. Если она задержится – им конец. Пока Олег одевается, Марина не без облегчения выключает магнитофон и почти наслаждается наступившей тишиной. Она дает сыну таблетку транквилизатора – через два часа он должен быть в форме, одной ей не справиться.

– Ты устал, – она гладит его по голове. – Поспи немного. Потом ты мне будешь нужен.

– Ты поможешь мне, мам? – он похож на затравленного, потерявшего всякую надежду на спасение, щенка.

– Да, мой мальчик, – кивает она и вновь проводит рукой по его мокрым волосам. – Конечно, я сделаю все.

Он засыпает, успокоенный. Марина спускается в подвал и ищет там хоть что-нибудь полезное… Так – прозрачный дождевик, резиновые перчатки… Она находит широкий кусок полиэтилена, длинную веревку… Лом, лопата – все это может пригодиться.

В своей комнате она полностью снимает с себя одежду, включая белье, и надевает дождевик и перчатки. Захватив рулон полиэтилена, она заходит в ванную и начинает страшную уборку. Спустя полтора часа все кончено. Останки Кэти плотно упакованы, ванна и пол вокруг нее вымыты с самым едким чистящим средством, одежда сына и девушки выстирана и высушена. Теперь – самое главное.

– Олег! – она заходит в комнату сына. – Нам пора!

Он с трудом разлепляет веки. Его глаза, обычно светлые и ясные, заволокла мутная сонная пелена.

– Куда? – языком он тоже ворочает с трудом. Господи, но без его помощи ей не справиться ни за что! Сварив крепчайший кофе, Марина почти насильно вливает в сына две большие чашки, после чего взгляд Олега принимает более или менее осмысленное выражение.

– Ты помнишь, что натворил? – спрашивает она резко, с силой похлопав его по щекам.

Прищурившись, он смотрит на нее, а затем кивает.

– Если не хочешь всю жизнь провести в тюрьме, а то и закончить на виселице, – она старается, чтобы голос ее звучал твердо, – ты должен делать то, что я тебе скажу – все в точности. Малейшая ошибка – и можешь ставить на себе крест. Ты понял?

Олег кивает. Теперь ей ясно, что ее мальчик смертельно испуган – до него дошло, что он совершил.

– Ты сейчас пойдешь к Орловым и сделаешь так, чтобы они видели, как Кэти выходит из нашего дома – живая и здоровая, садится в машину и уезжает.

– Как это? – недоумевает он.

– Я надену одежду Кэти, волосы у меня такие же темные и длинные, добавим ее солнечные очки, к тому же начинает смеркаться… Я сяду в форд и уеду – и они должны это видеть, ты меня понял?!

– Да, мам, – послушно отвечает Олег.

– После этого, спустя минут двадцать, ты скажешь им, что я легла спать, так как неважно себя чувствую. Сядешь в нашу машину и приедешь к кафе, которое рядом с прокатом автомобилей на Плазе, знаешь это место?

– Да, мам, – снова кивает он.

– Отлично, – вздыхает Марина, переводя дыхание. Кажется, он еще способен соображать. – Там ты заберешь меня и привезешь домой. Если потом спросят, куда ездил, скажешь, за мороженым в супермаркет. Он закрывается в восемь, объяснишь, что забыл об этом и съездил впустую.

– А если они увидят, что мы вернулись вместе?

– Ты высадишь меня метров за сто. В случае чего, я скажу, что у меня разболелась голова, и я вышла пройтись… Не думай об этом. Главное сейчас – избавиться от машины и создать видимость того, что эта несчастная покинула наш дом живая и здоровая. Понятно?

– Да, мам, – снова кивает он.

Все разыгрывается, как по нотам. Он заходит к Орловым, якобы за видеокассетой, а услышав, как хлопает дверь его коттеджа, оказывается у окна.

– Кэти уезжает, – произносит Олег, и Андрей сразу же пристраивается рядом. Темноволосая девушка в вызывающих шортах кидает в багажник сумку и, сев за руль, выезжает на дорогу. Андрей шумно сопит, и Олег тоже переводит дыхание.

– Классная телка, – в голосе Орлова слышится гордость за себя самого.

– Да, действительно, классная, – отвечает Рыков и хлопает друга по плечу, – тебе повезло…

… Через сорок минут он около назначенного места. У кафе толпится народ. На стоянку то и дело подкатывают автомобили, из них выгружаются веселые стайки молодежи, которые, немного пошумев у входа, исчезают за крутящимися дверями. Там его ждет Марина, уже в своей одежде, с небольшим свертком в руках.

Она садится рядом с ним на переднее сидение.

– Что это? – спрашивает он, кивнув на сверток.

– Ее шмотки, – коротко отвечает мать и добавляет, – я бросила форд около проката машин вместе с ключами. Надеюсь, не оставила отпечатков. Вроде все протерла…

– Ты была так на нее похожа, – хрипло отмечает он.

– Сейчас мы приедем домой, – продолжает Марина спокойно, – и ночью закопаем Кэти…

– Где?

– Под гномиками, – она все решила и все просчитала. – Там недавно вскопали землю. Не забудь кинуть туда ее одежду… – добавляет она…