Когда поэт проходил мимо тернового куста, в ветвях запел дрозд.

— Как это у тебя получается? — спросил поэт, ибо он знал птичий язык.

— Все очень просто, — ответил дрозд. — Хотя, с другой стороны, случай поистине удивительный. Я придумал эту песню прошлой весной, вернее — она сама внезапно пришла ко мне. Все дело было в самой прекрасной самочке дрозда, какую когда-либо видел свет. Ее глаза были темнее, чем ночные озера, перья были чернее, чем сама ночь, и ничто не могло быть желтее ее клюва; летала же она быстрее молнии. Иными словами, она выделялась среди прочих самок буквально всем, и другой такой никогда не было. Я не осмеливался даже приблизиться к ней — так прекрасна она была. Но однажды прошлой весной, когда снова потеплело, — а до этого было холодно, мы питались оставшимися на ветвях ягодами, и все обстояло совершенно иначе, но настала весна, и опять стало тепло, — я размышлял о том, как она хороша и как чудесно, что мне довелось лицезреть ее — самую прекрасную самочку в мире, и в конце концов я раскрыл клюв, чтобы прокричать об этом; вот тогда ко мне и пришла песня, какой еще не бывало, и я, к счастью, сумел ее запомнить; ее-то я и пою сейчас. Но что самое поразительное, — и самое чудесное, что случилось со мной в тот волшебный день, — это то, что как только я запел, самая лучшая и самая прекрасная самочка в мире слетела ко мне и села совсем рядом на том же дереве. И более счастливого времени я не могу и припомнить.

Да, песня сложилась почти мгновенно, и когда я пел о…

Но мимо проходил старый бродяга с палкой, и дрозд улетел, а поэт рассказал страннику эту удивительную историю.

— Новая песня? — переспросил старик. — Как бы не так!.. Бог придумал ее много лет назад. Когда я был молод, ее пели все дрозды — вот тогда она была новой.