Отец Иоанн, примостившись за крошечным столом в своей келье, разложил на нем оставленные Кэмпбеллом фотографии. Но взгляд его постоянно соскальзывал с фото последних – молодых – гостей на фигуру величественного седого старика. Язычок пламени в керосиновой лампе подрагивал, и фигура эта то расплывалась в полутьме, то вновь возникала – словно из небытия.
– Ой, брудер, – шептал старый монах. – Не думал, ой, не думал я, что ждет меня эта встреча. Но уж так Господь судил, чтобы пути наши вновь пересеклись.
Он закрыл глаза, вытирая слезу, побежавшую по щеке.
– Я так хотел, чтобы дал Господь похоронить, вымарать из памяти те страшные дни, я молился… Может, это мое горячее желание и было страшным грехом. Потому ты и явился, чтобы мне обо всем напомнить…
И настоятель уронил седую голову на столик.
Апрель 1945 г., концлагерь Дахау
Отто Рашер стоял на плацу неподалеку от казарм. В лагере царила небывалая суета. От барака к бараку бегали охранники, подъезжали черные «опели», из которых тут же выскакивали люди в черной форме – эсэсовской и полицейской. И те, и другие, совершенно очевидно, были офицерами гестапо. Отто уловил во всей суматохе и беготне магическое и страшное слово: «Рейхсфюрер». Он едва не задохнулся от нахлынувшей на него радости. Сбылось! Значит, штандартенфюрер Пайпер все-таки передал Гиммлеру его, Отто, письмо, в котором он писал и о подтасовках результатов медицинских экспериментов – Зигмунд охотно пояснял ему, что получилось, и что должно было бы получиться, ведь, в конце концов, Отто работал бок о бок с «отцом» – и о краже отобранных у вновь прибывших узников ценностей… Даже мысленно произнося «отец», Отто не мог сдержать кривой ухмылки. Он перестал быть ему отцом в тот день, когда на втором ярусе конюшни, на сеновале разрядил свой «вальтер» в… И позже вечером, когда эта старая тварь, его «мамаша», заламывала руки, актерствуя – по своей извечной привычке – и разыгрывая дешевую пародию на античную драму.
Он заскрежетал зубами. Как же он ненавидел эту парочку! Куда, кстати, они подевались, и Зигмунд, и его старуха, «Нини» – до чего же дурацкое прозвище? Нини не было уже несколько месяцев, Зигмунд сказал лишь, что она поехала проведать старую подругу Ильзе Кох, в Бухенвальд. Долго же она ее проведывает…
С месяц назад испарился и сам доктор Рашер. Его отсутствие Отто не удивило. Доктор нередко и надолго отправлялся в Берлин – то в инспекцию концлагерей, где докладывал о своих «достижениях» в медицине, то на Пюклерштрассе 16, в штаб-квартиру «Аненербе», где отчитывался в расходах (деньги на опыты шли именно оттуда). Так что Рашер, наверняка, появится – как, впрочем, и его ведьма.
Но пока что из-за дальней казармы появился черный огромный Mercedes-Benz 770, на подножках которого ехали и слева, и справа два офицера охраны. РЕЙХСФЮРЕР. Отто вспотел. Он не знал, стоять ли ему на месте, пока лимузин Гиммлера не проедет мимо, или же нырнуть в дверь казармы, которая была в паре шагов от него.
Автомобиль двигался медленно, почти шагом, и за лобовым стеклом Отто уже мог видеть невозмутимое мужественное лицо штандартенфюрера Пайпера. Кто сидел на заднем сиденьи, рассмотреть пока не удавалось.
Однако лимузин остановился прямо рядом с подростком, застывшим и превратившимся в соляной столб, словно жена Лота. Но когда из «мерседеса» вслед за офицером охраны выбрался рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, который направился прямо к Отто, паренек внезапно пришел в себя и, щелкнув каблуками ботинок, выбросил руку в нацистском приветствии. Рейхсфюрер, как всегда, несколько вяло и небрежно поднял ладонь, обозначая приветствие, и, подойдя к Отто, взял его за плечи.
– Мальчик мой…
Потом, отойдя на шаг, протянул подростку руку, которую тот автоматически пожал.
– Такие как ты, мой дорогой Отто, были и остаются гордостью Рейха. К сожалению, ты оказался прав. Твои родители, как выяснилось, были предателями, изменниками нашего великого дела. И они понесли… понесут заслуженное наказание! Но, мальчик мой, ты – не сирота! Ты – верный сын Рейха, наш общий сын! И ты никогда, никогда не будешь оставлен на произвол судьбы.
По щекам Отто катились слезы. Гиммлер протянул ему носовой платок безукоризненной белизны.
– Они не стоят твоих слез, Отто…
– Господин рейхсфюрер, прошу простить меня, но я не оплакиваю их. Это слезы радости и благодарности.
– Вот ответ настоящего арийца! – воскликнул Гиммлер. Он сделал знак, и один из его адьютантов тут же появился рядом с ним, держа на согнутых руках аккуратный пакет.
– Отто Рашер! – торжественно произнес Гиммлер. – Особым приказом рейхсюгендфюрера Аксмана вы приняты в полноправные члены Гитлерюгенда!
Адьютант протянул Отто пакет с формой. Тот дрожащими руками принял пакет и, взяв его подмышку, отсалютовал рейхсфюреру:
– Хайль Гитлер!
Снова сделав небрежную и вялую отмашку ладонью, Гиммлер добавил:
– От штандартенфюрера Пайпера мне стало известно о твоей заветной мечте. Я обратился с просьбой с рейхсюгендфюреру, пояснив, что речь идет о юном герое – я не преувеличиваю, Отто! – герое, поставившим Рейх выше спокойствия и благосостояния, выше семейных уз… И герр Аксман пошел мне навстречу. Ты увидишь, что в пакете с формой лежит и черный галстук. Да, да, Отто. Тот самый, который вручается после прохождения «вступительных испытаний». Мы решили, что все выпавшие на твою долю испытания ты прошел на отлично – и этого более чем достаточно.
– Господин рейхсфюрер… – запинаясь от волнения, сказал Отто. – У меня нет слов, которыми я мог бы выразить свою благодарность! И очень прошу вас передать мою благодарность штандартен…
Отто, не сводивший глаз с Гиммлера, внезапно увидел выросшую рядом с рейхсфюрером подтянутую фигуру Пайпера.
– Штандартенфюрер! Я… Я…
Иоахим Пайпер, подойдя к Отто, крепко обнял его, потом похлопал по плечу.
– Поздравляю, старина, поздравляю. И от имени Рейха благодарю.
Гиммлер, кашлянув, произнес:
– У меня, пожалуй, всё. Штандартенфюрер Пайпер останется с тобой, Отто. Украденные у Рейха четой Рашер сокровища ты передашь ему. Хайль Гитлер.
И рейхсфюрер исчез в глубине черного лимузина, который, однако, поехал не к выезду из лагеря, а направился дальше, к секретному бункеру, в подземных камерах которого содержались преступники из разряда особо опасных. К бункеру, в котором никогда не бывал не только Отто, но и доктор Зигмунд Рашер. Кто и за что там содержался, знал лишь комендант лагеря, оберштурмбаннфюрер Вайтер.
– Штандартенфюрер… – дрожащим голосом сказал Отто.
Пайпер, обняв его за плечи правой рукой, повел парня в сторону скамейки, стоявшей неподалеку от входа в казармы.
– Присядем.
Они сели. Какое-то время штандартенфюрер молчал, потом произнес:
– Ты, наверное, хочешь знать, что с твоими родителями?
Отто вспыхнул.
– Они мне не родители! Негодяи и предатели Рейха! Но… Мне хотелось бы знать, как покарал их меч правосудия.
Пайпер кашлянул. Было видно, что разговор дается ему нелегко.
– Отец твой жив. Пока, во всяком случае. Более того, он здесь.
– В Дахау???
– Да. В том самом бункере, куда направился рейхсфюрер. После ареста – арестовали его месяц назад – он содержался в Бухенвальде, но в начале апреля его перевезли сюда…
– Но как? Я ничего об этом не знал!
– Ты и не мог знать. О том, что он будет содержаться здесь, в Дахау знал лишь комендант Вайтер. Но не думаю, что Зигмунд Рашер пробудет здесь слишком долго.
– Рейсхфюрер приехал его расстрелять? – радостно воскликнул Отто.
– Рейсхфюрер никогда не присутствует на казнях, паренек, и уж тем более не расстреливает сам. У вождя столь страшных для врага СС очень чувстительная, даже ранимая душа. Он не может видеть страданий других людей, даже если это осужденные преступники.
– Но оте… Но Зигмунд Рашер будет расстрелян? – с надеждой спросил Отто.
Пайпер помолчал. Потом коротко ответил:
– Да. Возможно, даже сегодня. Мой шеф приехал, чтобы лично зачитать ему приговор и, как он сказал, «посмотреть в упор в его подлые глаза».
– Hurra! – воскликнул Рашер-младший, выбросив вверх сжатый кулак. – Хотел бы я сам – честное слово, хотел бы – спустить курок!
Штандартенфюрер искоса посмотрел на него.
– Тебе еще доведется нажимать на курок, Отто, и не раз. Кольцо вокруг нас сжимается – с Востока и Запада, Юга и Севера. Гитлерюгенд примет участие в боях, это уже решено. Но… одно дело перестрелка в сражении, и совсем другое – профессия палача.
– Но ведь и она необходима, штандартенфюрер!
– Да. Но я, например, родился солдатом. Поверь, это более благородное занятие.
Отто молчал. Он, конечно, знал о боевых подвигах Пайпера, самого молодого полкового командира Ваффен СС, со славой прошедшего не только Французскую компанию, но и ад Восточного фронта. И все же такая щепетильность бравого вояки была ему непонятна.
– Ну хорошо, а что же будет с этой ведьмой, старухой «Нини»?
– С ней, Отто, не будет уже ничего. Ее арестовали по обвинению в присвоении чужих детей, которых она потом выдавала за своих. Ее казнили, Отто… Уже казнили… Ильзе Кох была допрошена, и дала все необходимые показания. Иначе говоря, твои младшие сестра и брат – вовсе не дети Рашеров. Это установлено точно.
В горле у Отто пересохло. Он пытался что-то сказать, но вместо этого из груди его вырвалось нечто, похожее на стон. Он тряхнул головой и постарался взять себя в руки.
– А… я? Кто же… я? И кто мои… настоящие родители?
Пайпер развел руками.
– Этого я пока не знаю. Почти уверен, однако, что крови Рашеров в твоих жилах нет. Но я получу доступ к материалам следствия, и тогда непременно посвящу тебя в эту «тайну четы Рашер». Думаю, ты имеешь право знать.
Штандартенфюрер встал.
– Ну что ж, Отто, пора нам выполнять приказ рейхсфюрера. Веди.
Дело было не хитрым. Отто Рашер знал, где его «папаша» хранил ценности: броши, колье, ожерелья, браслеты – добра было очень много, Зигмунд выдоил не один эшелон. Отто ждал, что на его письмо Гиммлеру последует ответ, возможно, инспекция. Он, однако, не думал, что ответом станет визит самого рейхсфюрера.
Ценности к передаче были готовы. Впрочем, не все. Минимум треть, если не больше, Отто припрятал в абсолютно надежном месте, о котором кроме него никто не знал. Но и того, что осталось, было достаточно, чтобы видавший виды штандартенфюрер Пайпер едва не зашатался при виде несметных богатств. Выйдя на порог домика Рашеров, Пайпер приказал эсэсману срочно привести унтершарфюрера-бухгалтера, который тоже был в кортеже рейхсфюрера.
Вскоре все приехавшие отбыли. Величественно отплыл и лимузин Гиммлера, впереди и сзади которого ехали по два черных «опеля» с охраной. А Отто присел на крылечке, посматривая в сторону бункера и гадая, донесется ли до него звук выстрела. Он очень хотел хотя бы услышать – раз уж увидеть не удастся…
Увидев пробегавшего мимо долговязого тощего парня с желтой звездой на обтерханной куртке, он окликнул его:
– He, Jude, Komm hier!
Тот, сорвав кепку с головы, моментально метнулся к Отто и, остановившись в двух шагах от него, почтительно застыл, вытянув руки по швам.
– Wir haben für die Arbeit. Nicht vergessen? «Arbeit macht frei».
Отец Иоанн встал из-за столика и подошел к образу Спаса Вседержителя, у которого горела неугасаемая лампада. Там он с трудом опустился на колени и начал страстно, горячо, со слезами молиться. Он молился лишь об одном: чтобы отпустил Господь самый страшный его грех, тот, который сам себе он простить не мог.
Зажужжал мобильный телефон, о существовании которого мало кто знал. Старый настоятель, произнеся «Прости, Господи», тяжело поднялся с колен и, надев очки, посмотрел на дисплей. Алексис. Которому он дал этот номер только сегодня ночью.
– Да, сын мой. Это очень хорошо, что все идет по плану. Несмотря на?.. Хорошо, вернешься, расскажешь. Главное, что пассажиров твоих ты доставишь, куда надо. Бог благословит, сын мой. Храни тебя Господь.
Эли глубоко затянулась сигаретой и поежилась.
– Тебе холодно? – спросил Артур.
– Зябко, дорогой.
– Может, лучше спуститься в кубрик?
– Нет, пока нет. Здесь как-то… интереснее. Послушай, Арти…
Он рассмеялся.
– Арти… Давно меня никто так не называл.
– Не дури, я серьезно. Скажи мне всё, что ты думаешь об этом странном священнике.
– Странном? Да в чем же его странность? Классический тип православного монаха.
– Ну да, конечно. Который, зарывшись на Патмосе, говорит на превосходном немецком, знает массу вещей, которых ему знать не полагалось бы, знаком, как выясняется, с нашим таинственным Айнштайном – ну, и так далее.
– Эли, милая, кем бы он ни был, он уже там. – МакГрегор махнул рукой. – На Патмосе. А ты так озабочена, словно он с нами на борту. И готовит какую-то очень хитроумную диверсию.
– Может быть. Может быть, что и то, и другое.
Артур, придвинувшись ближе, обнял ее.
– О чем ты, дорогая?
– О том, что слух у меня не просто хороший. У меня прекрасный слух. И, несмотря на шум моторов, я расслышала, с кем только что говорил – не по рации, а по мобильному – наш с тобой «душа нараспашку» шкипер.
– Ты успела освоить греческий?
– Нет. Но слово «геронда», произнесенное не раз и не два, я слышала точно.
МакГрегор задумался.
– Ты хочешь сказать, что у монаха в келье припрятан мобильник?
– Дай-то Бог, Арти, чтобы это было самой большой неожиданностью в нашем путешествии. Мы, кажется, направляемся в Турцию? Думаю, даже ты наслышан о турецких тюрьмах. Это не Дания, телевизоров, спортзалов и Интернета в них нет.
Артур мотнул головой.
– Без обид, Эли, но мне кажется, твой синдром Клювера плавно перетек в откровенную паранойю. Кем бы ни был этот отец Иоанн, не думаю, что он аранжировал всё это представление – включая подрыв моего самолета с пилотом на борту – с целью посадить нас на цепь в турецком каземате. В конце концов, что мы ему? Нет, это уже за рамками реализма.
Эли достала сигарету, прикурила и яростно затянулась. Потом обиженно и резко проговорила:
– Знаете, виконт, есть классическая фраза: «Если у тебя паранойя, это еще не значит, что за тобой никто не следит».
МакГрегор еще крепче обнял ее.
– Ну, ну, ну… Давай не будем себя накручивать. Тем более, что поводов рухнуть в паранойю, мне кажется, у нас будет еще предостаточно.
Внезапно их утлое суденышко залил ослепительный свет прожектора. Алексис в рубке схватил микрофон рации, и, произнеся обязательное «Селям», затарахтел по-турецки с поразительной скоростью. Диалог длился с минуту, не более, после чего луч прожектора развернулся, прощупывая воды далеко за «Элефтерией», из динамика рации прозвучало «Ийи акшамлар», и пограничный катер прошел встречным курсом в паре кабельтовых от их суденышка, бдительно охраняя границы турецкого государства.
– А что я говорил? – улыбаясь, сказал Алексис, выныривая из рубки. – В этих водах я как рыба. Плыву, куда хочу.
– В этих – каких? Мы уже пересекли границу? – спросил Артур.
– Конечно! – радостно ответствовал шкипер. – На своих греков мы, слава Богу, не наткнулись, как и они на нас. А с турками только что попрощались. Пожелали нам всего доброго. После того, конечно, как я представился. – Он нахмурился. – Ну и, конечно, потому, что вас за рубкой им не было видно. Мое упущение. Надо было вас в кубрик отправить. Могли ведь увидеть. Но… Не увидели!
Алексис рассмеялся:
– Это необходимо отметить! Кто за?
– Я! – хором ответили Артур и Эли. После чего Артур добавил:
– А кто же будет за штурвалом?
– Автопилот, дорогой друг. «Элефтерия», может быть, девушка и не первой свежести…
– Я попрошу! – возмутилась Эли.
– Но начинка у нее в ногу с веком! – весело закончил Алексис.
По стаканчику узо в кубрике все выпили с удовольствием и явным облегчением.
– Так что вы сказали туркам? – поинтересовался МакГрегор. – Рыбку ловите?
– Ни в коем случае! Рыбку в турецких водах ловить – это для экстремалов.
– Так что же? – настаивал Артур.
– Да сказал, как есть. Что идем в Бодрум. Зачем? Заправиться.
– И они съели эту байку? – настороженно спросила Эли.
– Почему байку? Я это не единожды делал, и в этот раз не помешает баки залить.
Он плеснул себе и Артуру еще по пол-стаканчика узо. Эли мотнула головой, накрыв свой стаканчик ладонью.
– О Георгии и тем более о вас я, конечно же, ни слова не сказал. Но думаю, что Георгий наш диалог слышал…
– Каким образом? – удивилась Эли.
– А разве в Англии полицейские сканнеры такая редкость? Кому надо – мониторит на нужных частотах, находит интересный разговор, прослушивает… А для работы Георгия это насущная необходимость.
Он чокнулся с Артуром, и оба мужчины лихо опрокинули свои стопки.
– Ну, я наверх. В Бодруме минут через пятнадцать-двадцать будем. Тут уже своими глазами смотреть надо, чтобы под какой-нибудь танкер не въехать.
И в два прыжка он выскочил из кубрика наверх.
– Арти… – жалобно протянула Эли.
– Эли, дорогая моя, сейчас – никак. Счет идет на минуты. Кроме того, нам, думаю, стоит видеть, что там – впереди по курсу.
Они поднялись на палубу. Алексис стоял за штурвалом, весело болтая с кем-то по-гречески. Они уловили несколько раз произнесенное имя: «Георгий». Шкипер, отвлекся от разговора и, прикрыв микрофон мобильного рукой, радостно сообщил:
– А что я вам говорил? Он сам позвонил. Я, говорит, знаю, что ты уже на подходе.
И практически на самом подходе. Огни порта были уже не далее мили от них.
Высокий смуглый мужчина с пышными усами, делавшими его похожим на классического турка, принял швартов, который ему бросил Алексис, и закрепил его на причальном кнехте. Потом вместе с Алексисом они подтянули «Элефтерию» к деревянной пристани, возле которой, кроме рыбацких шаланд и прогулочных катеров, никаких других плавсредств не было.
Шкипер «Элефтерии» сбросил трап, легший между бортом шаланды и пристанью, и первым шагнул на него. Два друга-грека обнялись, после чего Алексис махнул рукой пассажирам, приглашая их на берег.
– Мой старинный друг, Георгий, – с оттенком гордости в голосе произнес шкипер.
Артур и Эли по очереди пожали руку «старинному другу», назвав себя.
– Машина припаркована за складом, – топорща усы, сообщил Георгий на очень добротном английском. – До аэродрома минут двадцать езды. Так что вылететь сможем еще до рассвета.
Артур, взяв Алексиса под локоть, отвел его чуть в сторону и негромко спросил:
– Как думаешь, десять тысяч его устроит?
– Думаю, вполне, – улыбнулся бородатый шкипер. – Меньше не получается, прыжок-то немаленький. А ему лететь в два конца.
– Я тоже так подумал, – задумчиво произнес МакГрегор. – Заправка за мой счет.
– Не думаю, что он будет упрямиться насчет заправки, – хохотнул Алексис, и, повернувшись к Георгию, что-то проговорил по-гречески. Тот, рассмеявшись, мотнул головой, приговаривая: «Охи, охи».
– Нет, – пояснил Алексис, – насчет заправки совсем не возражает.
– Спасибо тебе, дорогой, – сказал Артур и протянул шкиперу руку. Но тот, пожав ее, обнял баронета и, похлопав по спине, проговорил: – Храни вас Бог. Георгию доверяйтесь во всем. Контрабандист, конечно, и хитрец, но с друзьями честен абсолютно.
Эли, подойдя к Алексису, чмокнула его в бородатую щеку, после чего парочка последовала за Георгием к длинному ряду складов.
Завернув за последний из них, они увидели старенький, но вполне ухоженный «Фиат-125». Артур не смог сдержать возглас удивления.
– Что? – усмехнулся Георгий. – Главное, бегает. И угонять вряд ли кто возьмется. Для наших дел самая та машинка.
– Но бегает? – с сомнением спросила Эли.
– Еще как! Конечно, по городу мы под сотню гонять не будем, нам лишние разборки с полицией ни к чему. Но за городом могу показать!
– Нет, Георгий, – торопливо возразил Артур, – мы вам на слово верим. Давайте спокойно и без приключений до вашей «Сессны» доберемся.
Все трое загрузились в «фиатик», и антикварная машина тронулась, постепенно набирая скорость.
Езда оказалась довольно комфортной, не считая того, что МакГрегор всю дорогу просидел на пассажирском сиденьи, уткнувшись подбородком в колени – ноги едва помещались в салоне. Зато движения на улицах почти не было, а перед светофорами-мигалками усатый грек практически не тормозил.
Эли, сидевшая на заднем сиденьи, похлопала Артура по плечу и, когда он не без труда повернулся, спросила по-французски:
– Насчет оплаты договорились?
– Еще нет, – ответил вместо Артура Георгий, на вполне приличном французском.
– Wow! – удивленно среагировал баронет. – Сколько же языков вы знаете?
– Э… – махнул рукой водитель. – семь, девять, десять… Кто считал? Такая работа. Дажи рюсски знай, – добавил он.
– Вы и в Россию летаете? – изумилась Эли.
– Нет. Они к нам летают. Много. Круглый год.
Вскоре они свернули на дорогу, ведшую к частному аэродрому. Артур вернулся к затронутой Эли теме:
– Алексис сказал, что десять тысяч евро будет в самый раз. Так? Нет?
Георгий недовольно фыркнул в усы.
– До Италии и обратно – чистая себестоимость.
– Но ведь заправка за мной, – рассудительно добавил Артур.
– Ну да… Тогда скажем: нормально.
– Подбиваем итог, – не унимался баронет. – Пятнадцать тысяч, и я плачу за топливо.
– По рукам! – Георгий протянул Артуру ладонь, которую тот крепко пожал.
– Арти, – вмешалась Эли, переходя на гэльский язык. – Ведь он соглашался и на десять.
– Эли, дорогая, – так же на гэльском ответстовал МакГрегор, – в таких ситуациях опасно недоплатить. Переплатить – спокойнее.
Георгий сделал вид, что разговор на непонятном языке ему неинтересен и не нужен, и принялся насвистывать какую-то греческую мелодию.
Еще через пару минут они оказались у шлагбаума, где усатый грек перебросился двумя-тремя фразами с не менее усатым турецким охранником, после чего тот поднял шлагбаум, пропуская видавшую виды колымагу к ангарам.
Георгий забрался в кабину «Сессны», чтобы выкатить машину из ангара и на площадке дожидаться заправщика. Артур и Эли прошли вглубь помещения. Эли, перекрикивая шум и чихание самолетного двигателя, спросила:
– А наличных у тебя хватит? Бумажник ведь не резиновый!
– Хватит! – прокричал в ответ МакГрегор. – У меня в подкладке куртки несколько потайных карманов! Я же понимал, что кредиткой махать – занятие нездоровое!
– Хвалю за предусмотрительность, виконт!
– Премного благодарен, виконтесса!
Георгий выкатил, наконец, свою старушку на заасфальтированную площадку перед ангаром, заглушил двигатель, потолковал о чем-то с водителем автоцистерны и направился в офис у подножия диспетчерской башни. Вернулся он буквально через пять минут, размахивая полетным листом. Войдя в ангар, он протянул лист Артуру. Тот, пробежав текст по диагонали, вычленил главное: цель полета – туризм, полет над островами Эгейского моря, далее – посадка в Каламате. Человек на борту: 3, пилот и два пассажира, граждане Германии, герр Мориц Кауфманн и фрау Марлен Кауфманн. Ухмыльнувшись, Артур протянул полетный лист Эли.
– Я не читаю по-турецки, – возразила она.
– Лист заполнен на английском. Им-то вы, даже будучи немкой, владеете?
– Немкой? – переспросила она, беря документ.
– Так проще, – вмешался в разговор Георгий. – Ищут англичанина и француженку, если я правильно понял Алексиса. Я проявил некоторую самодеятельность и вписал вас немцами. Их здесь как русских – круглый год предостаточно.
– Одобряю, – коротко кивнул Артур. – Что с заправкой?
Он пошелестел пальцами.
– Сказал, чтобы заливали под завязку, – ответил Георгий. – Три кило надо выложить.
Эта сумма нашлась и в бумажнике МакГрегора. Он протянул пилоту шесть купюр по пятьсот евро, и тот побежал к заправщику, чтобы рассчитаться.
Все трое, расположившись в кабине «Сессны» (Георгий, как и положено, за штурвалом), ждали разрешения на взлет. Ждать пришлось недолго. Аэродром обслуживал в основном частные самолеты, а их садилось на ВПП совсем немного. Наконец старушка «Сессна» начала выруливать на взлетную полосу и, постояв с минуту, начала набирать обороты. Георгий отпустил педаль тормоза, и самолет сначала покатился, а потом бойко побежал по взлетке. Штурвал на себя – и «Сессна» оторвалась от земли и, задрав нос, устремилась в небо.
– Я когда-то начинал с такой же! – прокричал Артур едва не в самое ухо Эли.
Та отшатнулась.
– Арти, я пока еще не потеряла слух. Вот из-за твоего крика могла и оглохнуть!
– Прошу прощения, фрау Марлен, – произнес МакГрегор по-немецки, и начал пробираться к пилоту. Самолет уже набрал приличную высоту, и Средиземное море внизу казалось сапфиром невероятного размера и чистоты.
Когда Георгий взглянул в его сторону, Артур показал рукой на микрофон на шлемофоне пилота: нас никто не слышит? Георгий сделал знак: ОК, всё в порядке.
– Мы действительно летим в Каламату? – спросил МакГрегор.
– Конечно! – отозвался Георгий. – Самый удобный вариант. Дозаправка там, на Пелопоннесе, и последний прыжок, в Калабрию.
– Но разве Сицилия не ближе?
– Ближе. Но хуже. У них там куча проблем с иммигрантами, не только из Северной Африки, но и с Ближнего Востока. А зачем вам, да и мне дотошная проверка?
– А Калабрия?
– Ее впишем в маршрутный лист в Каламате. Пятьсот евро вас не разорят?
Артур рассмеялся.
– Пятьсот на такое благое дело? Нет, не разорят.
Он отправился к Эли, которая с огромным интересом смотрела в иллюминатор.
– Фрау Кауфманн, герр Кауфманн! – весело прокричал Георгий. – Идем на посадку! Добро пожаловать в Реджо-ди-Калабрия!
– Бизнес-порт в черте города? – перекрикивая шум мотора, отозвался Артур.
– Почти. Наш порт между Реджо и Мотта-Сан-Джованни. Недалеко от главного городского аэропорта.
– Perfetto! – подытожил МакГрегор.
Георгий посадил «Сессну» просто мастерски. Машина ни разу не подпрыгнула, не дернулась, а как-то сразу легко покатилась по взлетно-посадочной полосе. Эли и Артур зааплодировали. Пилот, чуть повернув голову, поклонился. В конце дорожки он, следуя указаниям парковщика и взмахам его флажков, дорулил до стоянки и заглушил мотор. После чего, сделав широкий жест рукой, торжественно возвестил:
– Signore e signori! La bella Italia!
Вся троица спустилась по трапу на бетон.
Эли, однако, пошатывало. Она ухватилась за рукав куртки МакГрегора.
– Дорогая, тебя укачало? – озабоченно спросил он.
– К черту «укачало»!
– Ну, Эли, сейчас пройдемся, поймаем такси…
– К черту «пройдемся»! Отель, мотель, да хоть избушку в лесу. Но – с кроватью, Артур, с кроватью! Даже голый матрац сгодится…
– Минутку, милая. Вот только рассчитаюсь с нашим маэстро.
Он поманил Георгия и, когда тот подошел, протянул ему двадцать тысяч евро. Тот отсчитал половину, спрятал в карман, а остальные деньги попытался всунуть в руку МакГрегора. Артур сделал шаг назад.
– Мы договаривались на десять, – напомнил Георгий.
– А два прыжка обратного пути? Заправка – здесь и в Каламате?
Грек заколебался.
– Ну, если это не последние ваши деньги…
Артур рассмеялся:
– Нет, не последние. И передай от нас поклон Алексису. Ты с ним, надеюсь, увидишься?
– Обязательно! – воскликнул Георгий.
Эли дернула МакГрегора за рукав, глядя на него умоляющими глазами.
– Кстати, Георгий, – вспомнил Артур. – Где здесь ближайший мотель? Или хотя бы стоянка такси?
– Выход из бизнес-порта за ангарами. Пара машин там всегда стоит.
– Ну, до встречи, дружище! – Артур приобнял грека за плечи и, взяв Эли за руку, направился в проход между ангарами.
Они сразу увидели три такси: два «фиата» и «600-й мерседес». К нему они и направились. Водитель лет тридцати тут же выскочил из машины и открыл заднюю дверцу, жестом приглашая клиентов внутрь. МакГрегор пропустил Эли вперед и сел за ней следом.
– Мотель, ближайший! – скомандовал Артур по-итальянски.
– Это будет в Кардето, – ответил водитель и смущенно добавил: – Но…
– Что-то не так? – поинтересовался МакГрегор.
– Это не лучшее заведение для столь достойной пары.
– Плевать! – сквозь зубы процедила Эли. Она уже едва сдерживалась.
– В самом Реджо прекрасные и недорогие отели. Я бы рекомендовал Кавур, Континенталь…
– Ближайший! – скомандовал Артур, добавив: – И лучше, если это будет мотель.
– Тогда, как я и сказал: в Кардето. Но это ваш выбор, – буркнул таксист, трогая машину с места.
Добрались они меньше, чем за десять минут. Артур рассчитался, щедро дав вознице на чай, отчего тот расплылся в улыбке и пожелал им приятно провести время. Последнее замечание несколько удивило МакГрегора, но, войдя в обшарпанный офис и увидев табличку «Оплата почасовая», он понял, что имел в виду таксист. Мотель назывался Il Festivo – «Веселый» – и явно был предназначен для веселого времяпровождения в постели на часок-другой.
Небритый тип за стойкой ресепшн не без удивления воззрился на вошедшую пару, после чего принялся выставлять пальцы – один за другим:
– Час? Два? Больше?
Артур взглянул на часы. Было пол-девятого утра.
– До девяти вечера, – сказал он.
– Тринадцать часов, – буркнул небритый. – Сто тридцать евро. И распишитесь в книге регистрации.
Он подвинул им толстенную тетрадь, куда Артур вписал имена герра и фрау Кауфманн, положив сверху требуемую сумму. Взамен он получил приличного размера ключ с биркой, на которой значилась цифра «8». Эли сразу же потащила его за собой. МакГрегор, однако, остановился и обратился к администратору:
– Бирка на дверь с надписью «Не тревожить» у вас есть?
– Нет. Но вас никто и не потревожит. Горничных у нас нет.
Они дошли до кабинки номер восемь. Ключ легко и без скрежета провернулся в замочной скважине.
– Хорошо смазывают, – заметила Эли.
– Или слишком часто пользуются, – парировал Артур.
Подойдя к кровати, он сдернул с нее одеяло и удивленно хмыкнул, увидев чистое и выглаженное белье.
– Эли… – произнес он, поворачиваясь, но тут же застыл. Фрау Кауфманн уже стояла в чем мать родила, и сейчас бросилась на баронета, буквально срывая с него одежду. Они рухнули на кровать.