МакГрегор замычал, пытаясь спрятать голову под подушку.
– Виконт, вставайте! – Эли трясла его за плечо.
– Который час? – Он с трудом разлепил глаза и увидел стоящую рядом с кроватью Эли, свежую и уже одетую, причесанную и успевшую нанести на лицо легкий макияж.
– Без четверти семь.
– Утра???
– Ну не вечера же, Артур. Значит, скоро в Хайфе девять. Уже вполне приличное время для звонка.
Он хмуро уставился на нее:
– Как тебе это удается?
– Что?
– Свежа как огурчик на утреннем рынке. Ни следа усталости.
– Твоими стараниями. Подзарядила батарейки и готова лицом к лицу встретить новые испытания.
– Чудеса эта твоя подзарядка творит. Свою помятую физиономию мне даже страшно представить…
– Незачем ее представлять. В душе за бритьем рассмотришь. Ну, марш-марш!
Артур сел на кровати, потом резко встал и зашлепал в ванную комнату.
– Попка у тебя как у юноши, Арти… – одобрительно произнесла Эли.
– Угу. Греческая скульптура. Хоть за что-то похвалили. – Он исчез за дверью ванной.
– Я буду в твоем офисе, – крикнула Эли. – Пошарю пока в Сети, может, что-то еще накопаю!
– Понял, – раздалось из-за двери, за которой уже шумел душ.
МакГрегор появился в своем рабочем кабинете минут через десять. Выглядел он уже вполне прилично и благоухал дорогим лосьоном после бритья.
– Ну и?
– Как новенькая монетка.
– Да я не о том. Что накопала?
– Практически ничего. Хакнула пароль на сайте греческой полиции, вошла и… Новогреческого языка я не знаю. Полюбовалась на красивый алфавит, на фотографии из раздела, как я поняла, «Разыскиваются» – ну и морды, доложу тебе, вот и все достижения на пока.
– А отчего было не взломать пароль Интерпола? – хмыкнул Артур.
– Вот уж во что я точно не стану играть. Провести пол-жизни за решеткой… Не улыбается.
– Ого. У них так сурово с этим делом?
– Да. Спецы по защите своих компьютерных систем и отслеживанию попыток взлома у них классные.
– У меня такое чувство, что ты это знаешь не понаслышке.
– Ладно. Хватит тратить время попусту. Пора вызванивать нашего Эйнштейна.
– Айнштайна.
– То же самое, вид сбоку.
Артур, взяв с компьютерного столика телефон, рухнул в стоявшее рядом кресло и, примостив апарат на коленях, принялся нажимать кнопки на панели.
– Ты что, запомнил его номер? – удивленно спросила Эли.
– А что там было запоминать? – в свою очередь удивился Артур. – Вот, гудки пошли.
– Можешь перевести на громкую?
– Без проблем. – МакГрегор нажал кнопку селекторной связи. Теперь гудки неслись из небольшого спикера на полке. Клик. И густой баритон:
– Халло. Ани шомеа.
– Мистер Айнстайн? – Артур почему-то произнес фамилию собеседника на английский манер. Эли что-то лихорадочно писала на листке бумаги.
– Кен. Марк Айнштайн, – отозвался баритон.
Артур бросил быстрый взгляд на бумажку, которую ему подсунула Эли. На ней было написано: «Ата медабер англит?» МакГрегор послушно проговорил этот текст в трубку.
– Да, говорю, – после некоторой паузы произнес Айнштайн с сильным акцентом.
– Меня зовут Артур МакГрегор, – медленно, чуть ли не по слогам, проговорил Артур.
– Я не ребенок и не умственно отсталый, – голос из спикера внезапно стал жестким. – Не обязательно говорить со мной так.
Эли едва слышно вздохнула. Разговор не заладился с самого начала. Продолжение было таким же. Айнштайн выразил сожаление по поводу смерти Лонгдейла, но предложение Артура прилететь в Лондон, при том, что все расходы МакГрегор берет на себя, израильтянин отмел с ходу. У него множество дел, отрываться от которых он сейчас не может.
Внезапно Эли снова начала строчить что-то на отрывном листке и тут же сунула написанное едва ли не под самый нос Артура. «Скажи ему об иконе!!!»
Артур покрутил пальцем у виска. «Да, да, ДА!!!» – беззвучно, одними губами потребовала она. Пожав плечами, Артур проговорил в трубку:
– Дело в том, что, как нам кажется, смерть Лонгдейла связана с иконой.
Долгая пауза на другом конце линии. Потом настороженный голос из спикера:
– С какой иконой?
– «Апостол Иоанн Богослов в молчании», – мгновенно отрапортовал Артур.
Снова пауза. И – медленно:
– Мне нужно будет узнать, когда вылетает самолет на Лондон.
Эли замолотила по клавишам компьютера. Артур послушно повторял то, что ему шептала партнерша:
– Есть Бритиш Эйруэйз из аэропорта Бен-Гурион…
– То, что из Бен-Гуриона, я догадался, – съязвил голос в спикере.
– В два пятнадцать дня… – продолжал Артур.
– Беседер, – с легким вздохом произнес Айнтштайн. – Когда я в Лондоне?
– Через пять с половиной часов.
– Тов. Меня встретят?
– Да. Я пошлю свою машину. Водитель будет держать табличку с вашим именем.
– Времени у нас почти нет. Не будем тратить его на разговоры. Мне еще надо добраться из Хайфы в Бен-Гурион.
– Так вы летите? – с трудом скрывая изумление, спросил Артур.
– Кен. – В спикере раздался щелчок. Айнштайн повесил трубку.
МакГрегор удивленно воззрился на Эли.
– Как ты догадалась?
– Подбросить ему икону?
– Да.
– Проблеск интуиции, виконт. Ловля рыбки в мутной воде. Но то, что рыбка клюнула, меня все-таки удивило. Честно говоря, я не слишком надеялась на успех. Ведь по логике: какое отношение Айнштайн может иметь к нашей иконе? А с другой стороны, эта наша икона всплывает в самых разных и неожиданных ситуациях.
– Не икона, а иконы. Их уже не одна и не две, – уточнил Артур. – Но Айнштайн даже не спросил, почему мы решили, что он…
– Плевать, – отрезала Эли. – Главное, что он прилетает. Остальное узнаем уже здесь.
Раздался негромкий повторяющийся гудок. Адольфо Николас бросил взгляд на небольшой селектор, сработанный под старинный телефон. Лампочка селектора назойливо мигала. Николас, расхаживавший по кабинету, подошел к столу и нажал кнопку аппарата. Селектор отозвался негромким почтительным голосом личного секретаря генерала Мигеля Сатиано:
– Ваше Преосвященство!
– Слушаю, Мигель.
– К вам гости.
– Гости? – недоуменно спросил генерал. Сам он никого не ожидал, да и к нему никто не напрашивался. – Какие гости?
– Высокие гости, Ваше Преосвященство. Префект Папского дома, архиепископ Гёнсвайн.
– Он уже выехал из Ватикана? – резко, резче, чем ему хотелось бы, спросил Николас.
Голос секретаря в селекторе стал еще более негромким и извиняющимся.
– Его Преосвященство архиепископ уже здесь.
Генерал иезуитов побледнел от ярости. Все правила этикета побоку. Без предварительного звонка, без договоренности – нет, сам «Bel Giorgio» – «красавчик Джорджио» – на это не решился бы. «Красавчиком» влюбленно называла моложавого, обаятельного и спортивного префекта паства. Так же называл его про себя и Николас, но с гораздо большей долей иронии, нежели восхищения.
– Здесь, то есть в приемной?
– Да, Ваше Преосвященство.
– Немедленно проводите архиепископа ко мне! – И с этими словами генерал иезуитов направился к дверям, чтобы встретить префекта на полпути. Тот уже входил в кабинет размашистым шагом, протягивая руки хозяину. Они церемонно обозначили «братский поцелуй», слегка соприкоснувшись щеками и произнеся обязательное «Хвала Иисусу Христу – Во веки веков – Аминь».
Николас указал Гёнсвайну на одно из глубоких кресел, стоявших у стены. Префект опустился на мягкое сиденье.
– Несказанно рад вас видеть, Ваше Преосвященство, – произнес генерал с отработанной годами наигранной искренностью, в которой далеко не каждый уловил бы фальшь. – Чем могу служить?
– Примите мои извинения, генерал, за то, что явился, не предупредив о своем приезде, но вы же понимаете… – Гёнсвайн многозначительно поднял ладонь к потолку.
Что ж, Николас не ошибся. «Красавчик» прибыл по поручению папы.
Садясь в кресло рядом с префектом, Николас сделал жест в сторону небольшого старинного столика, стоявшего перед ними.
– Быть может, глоток ликера, Ваше Преосвященство? – с мягкой улыбкой поинтересовался генерал. – Мне на днях привезли из Калабрии выдержанный редчайший «Чедро». Уверяю вас, в Риме такого не найти.
– Не сомневаюсь, генерал, нимало не сомневаюсь, но… – Гёнсвайн нервно потер руки. – Время. Времени нет совершенно. Ни у меня, ни у вас.
– И у меня тоже? – Николас изогнул бровь.
– Да, Ваше Преосвященство. Вы поняли, чье поручение я выполняю, приехав сюда вот так, с наскоку, без предупреждения… – Префект развел руками. – Иными словами, Его Святейшество ожидает вас в своей загородной резиденции. И как можно быстрее.
– А как здоровье Его Святейшества? – с видом самой искренной озабоченности спросил Николас.
Вежливая улыбка исчезла с лица префекта.
– А почему вы об этом спросили, генерал? У вас есть какие-то подозрения на этот счет?
– Храни Господь понтифика! Вопрос был вызван тем, что меня ожидают в «загородной резиденции», в Кастель-Гандольфо. Обычно папа выезжает туда на отдых в более теплое время.
– Я не располагаю информацией о том, чем вызвано изменение обычного графика, – пожал плечами Гёнсвайн.
«Как же, ты, и не располагаешь,» – раздраженно подумал Адольфо Николас. Но, напустив на себя серьезно-озабоченный вид, вслух произнес:
– Значит, мне нужно выезжать немедленно?
Префект кивнул.
– Следует ли мне захватить какие-либо документы, бумаги?
Гёнсвайн помотал головой:
– На сей счет папа никаких распоряжений не давал. – С этими словами он пружинистым движением встал на ноги и поклонился генералу, давая понять, что его миссия закончена. Встал и Николас, провожая гостя до дверей кабинета, где они снова церемонно обнялись и расстались.
Дождавшись, пока префект покинет приемную, Николас отрывисто скомандовал:
– Мигель, машину, срочно!
И подошел к огромному венецианскому зеркалу, оправляя лиловую шапочку и наперсный крест.
Генерал и не заметил, как они пронеслись два с половиной десятка километров, тем более, что, завидев лимузин с гербом Ватикана, почтительно уступали дорогу не только ехавшие впереди автомобили, но даже и безбашенные римские мотоциклисты. Ничего этого Николас, погруженный в свои мысли, не замечал. Сейчас он пытался понять, что стало причиной неожиданного вызова в Кастель-Гандольфо. То, что это было не просто приглашение на чашечку кофе, ясно было и дураку. Его, Адольфо Николаса, генерала ордена иезуитов, ждет серьезный выговор. А к выговорам Николас, глава могущественной, самой, пожалуй, могущественной организации в недрах католицизма, не привык.
Отвратительнее всего было то, что он не имел ни малейшего понятия, о чем пойдет речь. И надеялся лишь, что разговор с папой состоится с глазу на глаз. Генерал даже представить не мог, чтобы его унизили в чьем-то присутствии.
Лимузин заметно сбавил ход и сейчас двигался со скоростью пешехода вдоль виллы Барберини, прилегающей к Апостольскому дворцу. Машина остановилась на Пьяцца делла Либерта, прямо напротив парадного входа во дворец. Сидевший на переднем пассажирском сиденьи охранник выскочил наружу и распахнул заднюю дверцу, выпуская человека в архиепископском одеянии. Николас энергичным пружинистым шагом поднялся по мраморной лестнице, ведущей к дверям. Швейцарские гвардейцы, стоявшие по обе стороны дверей, отсалютовали генералу алебардами. Двери открылись изнутри, и Николас шагнул во дворец, бросив на ходу молодому послушнику, открывшему дверь:
– Его святейшество?
Юноша указал рукой наверх, давая понять, что папа на втором этаже, в кабинете для аудиенций.
– Один? – снова спросил Николас.
– Не могу знать, Ваше Преосвященство, – покраснев, ответил послушник.
Генерал небрежно махнул рукой и принялся подниматься по широкой лестнице.
Небольшой зальчик, где обычно находились те, кто ожидал аудиенции у папы, сейчас был почти пуст. В кресле у стены сидел только личный секретарь папы, монсиньор Альфред Ксереб, который при виде Николаса поднялся и, не утруждая себя церемониальными приветствиями, рукой указал на дверь, за которой находился кабинет понтифика.
– Его Святейшество осведомлен о моем прибытии? – слегка удивившись, спросил генерал.
– Его Святейшество осведомлен о вашем прибытии, – с неизменной улыбкой, которая так раздражала Николаса, ответствовал Ксереб. Он подошел к двери кабинета, дважды постучал в нее костяшками пальцев и, приоткрыв ее, негромко произнес:
– Генерал ордена Иисуса, Ваше Святейшество, – после чего распахнул дверь и жестом пригласил Николаса внутрь.
Иезуит в одно мгновение оценил обстановку. Папа сидел на своем высоком стуле с подлокотниками за столом, за которым обычно принимал гостей. Однако два момента заставили Николаса напрячься. Второго, гостевого стула, обычно стоявшего по другую сторону стола от папы, сейчас не было. Кроме того, понтифик даже не привстал, приветствуя вошедшего.
Адольфо Николас вплотную подошел к столу и низко склонился над протянутой рукой папы. Приблизив губы к папскому перстню, он лишь обозначил поцелуй, как обычно делал это и прежде.
– Ваше Святейшество, – произнес он и выпрямился. Николас не стал разыгрывать спектакль и оглядываться по сторонам в поисках стула. Было понятно, что ему придется стоять как школьнику в кабинете директора, покорно выслушивая малоприятные – в том, что малоприятные, он был уверен – вещи, которые папа ему сообщит.
– Генерал, – сухо произнес Франциск, убирая руку.
Адольфо Николас отступил на шаг от стола и с полупоклоном произнес:
– Ваше Святейшество желали меня видеть.
– Очень желал бы, – хмуро откликнулся папа, – но в иных обстоятельствах.
Николас напустил на себя удивленно-обиженный вид.
– Что-то случилось, Ваше Святейшество?
– Я ожидал, что вы мне сами об этом расскажете, генерал.
– Но я…
– Ваше Преосвященство! Вы не забыли, что я четверть века был – повторяю, был – членом ордена Иисуса? И все театрально-психологические экзерсисы мне знакомы достаточно хорошо?
– Но всё же…
– Что ж, коль вам угодно играть так, извольте, генерал. Что за кровавые интриги, достойные времен Борджиа и Медичи, вы затеяли? Отряды боевиков, похищения и – страшно даже произнести – убийства!
– Святой отец, вас ввели в заблуждение! Я даже не понимаю, о чем речь!
– Генерал, не заставляйте меня делать вас еще и клятвопреступником. Я знаю, что вы готовы и крест поцеловать, убеждая меня в том, что это навет. Молчите!
Папа гневным жестом поднял ладонь.
– Молчите! И слушайте. Вы немедленно свернете все ваши «операции» в Европе, за которые было бы стыдно даже ЦРУ, и вернете всех своих людей в Рим: чтобы отмаливать грехи, монастыри здесь найдутся для каждого из них.
– Слушаюсь, Ваше Святейшество, – Николас низко склонил голову.
– И наконец. Вам, конечно же, известно, что в 2016 году состоится Генеральная конгрегация ордена. Убрав за собой всё кровавое месиво, вы напишете прошение об отставке в связи с преклонным возрастом. Утвержденное мной, оно будет представлено Генеральной конгрегации. В оставшиеся два года вы номинально – подчеркиваю, номинально – остаетесь генералом ордена. Лишних домыслов и слухов нам не надо.
Папа помолчал, нервно барабаня пальцами по поверхности стола.
– Адольфо, Адольфо, – с неожиданной грустью произнес Франциск. – Во что мы превратились, кем стали… – Выпрямившись на стуле, понтифик посуровел. – Ну, идите, идите, генерал. Вам еще много предстоит сделать.
Николас низко, в пояс поклонился, развернулся и на внезапно одеревеневших ногах покинул кабинет.
Уже в машине он похлопал телохранителя по плечу.
– Рауль…
– Да, генерал.
– У тебя есть одноразовый с предоплатой?
– Si. – Охранник протянул боссу сотовый телефон. Тот, взяв мобильник, закрыл стекло, отделявшее его от передних сидений.
– Роберто, – произнес он в микрофон аппарата. – Адольфо Николас. Оставь церемонии, прошу тебя, не до того. Мне нужны последние четыре дня. Нет. Не все, кто звонил. Конкретный человек. Звонил ли понтифику за эти дни кардинал Кшыжовский. Конечно, напрямую папе он звонить не стал бы. Скорее, через Гёнсвайна или Ксереба. Да, он мог и не назваться своей фамилией. Но для этого ты и располагаешь фонотекой идентификации голосов. Ответ мне нужен сегодня. Хоть до полуночи, Роберто. Можешь звонить на открытую линию. Мне нужно всего одно слово: Si. Или No.
Джеймс Ричардсон стоял в толпе встречающих, держа табличку с надписью в опущенной руке. О посадке самолета из Израиля уже объявили, и первые пассажиры просачивались в зал прилетов, получив в паспорт штамп о прибытии. Джеймс поднял табличку с надписью «М. Айнштайн» на уровень груди. Прибывшие шли группами и по одному, высматривая родственников и знакомых, обнимаясь с ними и направляясь к ленте выдачи багажа. Некоторые, однако, выходили прямо к стоянке такси и автобусов-шаттлов. Люди с одной лишь ручной кладью, не обремененные багажом.
Было несложно определить, откуда прибыл рейс. Шумные, загорелые, яростно жестикулирующие люди, среди которых там и сям мелькали экзотические фигуры хасидов в длинных черных лапсердаках и плоских меховых шапках. Не столь уж, впрочем, экзотические для Лондона, где можно было встретить кого угодно.
Никто, однако, не обращал внимания на Ричардсона и его табличку. Но Джеймс не слишком тревожился по этому поводу и не спешил поднимать надпись над головой. Она была хорошо видна проходящим и на уровне груди рослого мистера Ричардсона. Внезапно он почувствовал нечто вроде толчка. Сила взгляда – иногда она так работает. Он поискал глазами в толпе и сразу же понял, откуда шел сигнал: глядя не на табличку, а прямо в глаза Джеймса, к нему широким величественным шагом шел не просто пассажир, пусть даже и экзотический, но внушительного вида патриарх, словно сошедший со страниц Библии. Ростом он был на полголовы выше Джеймса, седые длинные волосы волнами ложились на его плечи, седая борода была, однако, аккуратно подстрижена. Одет он был в темный плащ, на плече – дорожная сумка. Он шел, рассекая толпу, но ни разу никого не толкнув. Люди сами поспешно уступали дорогу великану.
Подойдя к Ричардсону, он приподнял широкополую шляпу и густым баритоном произнес:
– Марк Айнштайн.
И протянул Джеймсу руку, которую тот пожал, подивившись богатырской силе библейского старца.
– У вас есть багаж? – поинтересовался Джеймс.
– Все мое при мне, – усмехнулся Айнштайн. И они направились к выходу.
У автомобиля приехавший придержал руку Ричардсона, открывавшего заднюю дверцу, и негромко попросил:
– Мне хотелось бы ехать впереди. Давно не видел Лондона.
– Как пожелаете, мистер Айнштайн. – Джеймс открыл переднюю пассажирскую дверцу и пропустил гостя вперед. Тот вытянул ноги и блаженно вздохнул:
– А-а-ах, есть где развернуться. В самолете колени приходилось поднимать чуть ли не к подбородку. – И он рассмеялся.
Рассмеялся и Джеймс, представив этого великана в салоне эконом-класса. Усаживаясь за руль, Ричардсон не удержался, чтобы не спросить:
– Отчего же вы не купили место в бизнес-классе? Все расходы, как я понял, брал на себя баронет?
– Странный поворот судьбы, – хмыкнул Айнштайн. – Обычно сложности возникают с покупкой билетов эконом-класса. На этот же рейс был полностью распродан бизнес-класс. Израильтяне, – хохотнул он. – Должно быть, очень богатый народ. Но, во всяком случае, очень непредсказуемый.
Джеймс вслушивался в речь старика – на вид ему было прилично за семьдесят, но кожа была гладкой, и ни на лице, ни на руках не было старческих пигментных пятен – и недоумевал, гадая, таким ли должен быть израильский акцент. У него было несколько знакомых евреев, но произношение Айнштайна было совершенно иным: уверенным и одновременно жестким. Английский язык его был безукоризненным.
– Баронет уже предупредил меня о том, что берет на себя все расходы, – добавил израильтянин. – Судя по этому авто, он вполне может себе это позволить.
Четвертый терминал был почти рядом с Грейт Уэст Роуд. Выбравшись на нее, Ричардсон мягко придавил педаль акселератора и, достав из кармана мобильник, отзвонился боссу:
– Сэр, мистера Айнштайна я встретил. Уже едем. Думаю, не более получаса. Если не застрянем в траффике.
Артур услышал урчание «Роллс-Ройса», и, когда зазвенел дверной колокольчик, уже открывал дверь, жестом приглашая гостя в дом. Баронет не смог сдержать удивления при виде седого гиганта.
– Сэр Артур? – спросил тот, протягивая руку.
– Просто «Артур», если не возражаете, – ответил МакГрегор, едва не поморщившись от боли: рукопожатие у почтенного старца обладало мощью домкрата.
– В таком случае, просто «Марк», – улыбнулся гость. – Мне, кстати, так привычнее. У нас в Израиле обычно обращение на «ты».
– Как вам будет удобнее, – сказал Артур, чуть отступив в сторону и давая возможность Эли поздороваться с Айнштайном.
– Эли, – негромко произнесла она, слегка присев.
– Марк. Несказанно рад знакомству с такой красавицей. – Израильтянин пожал ее руку гораздо мягче, чем до того ладонь МакГрегора. – Вы, как я понимаю, были ассистенткой профессора Лонгдейла… Мои соболезнования, мадам.
– Вообще-то, мадемуазель. Но лучше просто Эли. Что до соболезнований, смерть Лонгдейла, конечно, большая утрата, но мы не были так уж близки. И ассистенткой я работала у него тогда, когда возникала необходимость.
– Эпизодически? – уточнил Айнштайн.
– Именно.
Ричардсон помог гостю избавиться от плаща и принял шляпу, чтобы повесить ее на вешалку. Артур приподнял бровь: под шляпой у гостя не было обязательной для религиозного еврея ермолки-кипы. Впрочем, подумал Артур, атеистов хватает и в Израиле.
– Благодарю вас, – сказал гость, когда Джеймс попытался взять у него наплечную дорожную сумку. – Это останется со мной.
– Что ж, господин Айнштайн… – начал было Артур.
– Марк, – поправил его тот.
– Да, конечно, Марк. Ужин готов, вы наверняка голодны. Могу представить, чем вас кормили в самолете. Прошу, – МакГрегор сделал приглашающий жест рукой в сторону лестницы, ведшей на второй этаж. Держа Айнштайна под локоть, он объяснялся извиняющимся тоном:
– Надеюсь, вы не в обиде за то, что я сам не приехал в Хитроу, чтобы встретить вас. Убийство Лонгдейла было толчком, обрушившим костяшки домино, и одно событие потащило за собой другое, третье… В общем, просто сумасшедший дом.
– Не стоит оправдываться, Артур. Видите, как легко я перешел на обращение по имени? Мы с вашим шофером очень быстро нашли друг друга – и, как видите, без проблем добрались сюда. М-м-м… Какие ароматы… Голова идет кругом…
Они вошли в столовую. Стол был уже накрыт. Супницы, серебрянные блюда с крышками, под которыми были кулинарные шедевры из мяса и птицы, несколько оплетеных бутылок темно-красных тосканских вин и пузатые бутылки коньяка. У стола, сложив руки на фартуке и опустив глаза, стояла Лилит.
– Лилит, дорогая, покажите гостю, где можно помыть руки.
Девушка подняла глаза и вздрогнула, словно от удара током. Айнштайн буквально сверлил ее глазами. Горничная направилась в сторону небольшой туалетной комнаты, жестом приглашая гостя следовать за ней. Что израильтянин незамедлительно и сделал. Вернувшись через несколько минут, он сел на свое место, изумленно покачивая головой.
– Ли-лит… – произнес нараспев Айштайн. – Какое чудесное имя! Согласно преданиям, предшественница Евы.
– И одновременно ночная демоническая соблазнительница, – добавила Эли.
– И возлюбленная Самаэля, то есть, дьявола, – негромко произнес Марк.
– К нашей скромнице это не относится, – заметил Артур.
Лилит молча и безэмоционально, словно речь шла не о ней, раскладывала еду по тарелкам, Джеймс наполнял бокалы.
– Надеюсь, у вас нет каких-то диетических ограничений, Марк? – поинтересовался Артур. – Можем предложить исключительно кошерные блюда.
Старик усмехнулся.
– Вы ведь уже успели заметить, что к «датим» я не отношусь, – ответил он.
– К «религиозным», – перевела Эли.
– А! Так это вы подсказывали баронету ивритские фразы во время нашей телефонной беседы? – рассмеялся Айнштайн.
– Mea culpa. Не отрицаю.
– И откуда же вы знаете иврит? – не унимался гость.
– Я изучала древние языки в университете. В том числе и древнееврейский.
– Но если вы перейдете на иврит, – шутливо заметил Артур, – мы трое отплатим той же монетой и перейдем на гэльский.
– А посему, – подытожил Айнштайн, – есть смысл общаться на английском.
Ужин проходил достаточно оживленно. Гость ел с аппетитом, соответствующим его внушительным размерам. Однако несмотря на общую вполне дружелюбную атмосферу, Артур чувствовал, что Эли, сидевшая рядом с ним, необычно напряжена. Время от времени она бросала настороженный взгляд на Айнштайна, сидевшего напротив, и тут же опускала глаза.
Запив бедрышко куропатки бокалом «Кьянти», Айнштайн вытер губы салфеткой и обратился к Артуру:
– Откуда я мог бы позвонить? Уж если я оказался в Лондоне, то…
МакГрегор достал мобильный телефон, но гость покачал головой:
– Благодарю, но мой разговор носит весьма приватный характер.
– Лилит, дорогая, – Артур повернулся к горничной, – проводите, пожалуйста, мистера Айнштайна в мою спальню и покажите, где находится городской телефон.
Опустив голову, Лилит мелкими шажками направилась в коридор. Гость, встав из-за стола, двинулся следом за ней.
– Однако сказочный великан, – заметил МакГрегор, когда Айнштайн исчез за дверью столовой.
– И ручищи у него, сэр, – добавил Ричардсон, удивленно рассматривая свои огромные ладони. – Как хорошие тиски.
– Это я успел заметить, – рассмеялся Артур. – Дай-то Бог нам в его возрасте…
– А сколько ему, по-твоему, лет? – спросила Эли.
Артур хмыкнул.
– Тот случай, когда даже приблизительно не скажешь. Может статься, что около восьмидесяти, а может, и более того.
– Лилит пора было бы и вернуться, – озабоченно заметила Эли.
– Почему тебя это тревожит?
– Меня тревожит их реакция друг на друга. Ты сам этого не заметил? – Она встала из-за стола. – Попрошу ее подать десерт.
– Это, как я, понимаю, повод? – спросил Артур.
– Ты правильно понимаешь. – И Эли вышла в коридор, но осталась стоять у дверного проема столовой. Постояв с минуту, она вернулась и села на свое место.
– Ты не поверишь, – буркнула она.
– Чему?
– Они оба стоят в коридоре, у входа в твою спальню. Он держит ее за подбородок, а она как завороженная смотрит на него.
– Любовь с первого взгляда? – улыбнулся Артур.
– Все это не так смешно. Ты хорошо рассмотрел его глаза?
– Ты о цвете?
– Нет. Я о том, как они меняются. От колоссальной прожигающей насквозь интенсивности, словно угольки вспыхивают в глубине зрачков – если предмет ему интересен – до туманной рассеянности, даже какой-то остекленевшести. Такие глаза я видела лишь однажды. У Чарльза Мэнсона.
– У ко-го??? – удивленно протянул МакГрегор. В этот момент зазвонил его мобильник. – Прости, я должен ответить. Это Митчелл.
Эли кивнула.
– Джорджи! Всегда рад тебя слышать, старина! Уже? Ну, я представляю, что повозиться пришлось. Нет, Джордж, сегодня я забирать ее не буду. У меня очень важные гости. О, нет, за срочность – это однозначно. Что завтра? Весь день на месте? Чудесно! Вот завтра я ее и подберу. Джордж, ты даже не представляешь, как меня выручил. Так что завтра мы у тебя. Кто мы? То есть, как? Я и моя чековая книжка. До встречи, дружище! Бай!
Артур нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман.
– Итак?
– Что? – недоуменно спросила Эли.
– Чарльз Мэнсон.
– Да. Именно такой взгляд. Классический взгляд психопата и мастера манипуляции. – Она умолкла, заметив, что в проеме двери появилась Лилит, застыв в своей классической позе: с руками, сложенными на переднике и опущенной головой.
– Ну что, разобрались с телефоном? – спросил Артур.
– Да, сэр. Я оставила мистера Айнштайна в вашей спальне.
– Значит, все идет как надо. Лилит, милочка, я думаю, пора подавать десерт.
– Слушаю, сэр. – И горничная направилась к служебному лифту, чтобы спуститься на кухню.
– Но где же? – чуть отстранившись от Эли, спросил Артур. – Где тебе довелось видеть Мэнсона?
– Там, где он и находится последние сорок лет. В тюрьме Коркорана, штат Калифорния.
Артур, нахмурившись, хмыкнул.
– Что там делает он – понятно. А что там делала ты?
– Ассистировала Джону Дугласу в его интервью с Мэнсоном.
– Дугласу? Легендарному профайлеру ФБР?
– Наш эрудит как всегда прав, – рассмеялась Эли.
– Смешно, и даже очень смешно, но где профайлер, и где ты, вот в чем вопрос, – не унимался Артур.
– По древним языкам я получила степень бакалавра, а через три года защитила магистерскую диссертацию по психологии. – Она выдержала паузу. – Криминальной психологии.
– Позволь дорешать ребус, – оживился МакГрегор. – И посему ты проходила курс практической подготовки в Куантико, в штате Виргиния, при Академии ФБР. Я прав?
– Как всегда, виконт.
– Как Кларисса Старлинг из «Молчания ягнят»?
– Не совсем. Старлинг была агентом ФБР. Я – практикантом со стороны.
– Но ты так же бегала, прыгала, стреляла…
– Это там делают все.
– Боже, Эли, – всплеснул руками Артур, – сколького же я о тебе не знаю!
– Да ведь мы, виконт, и знакомы всего несколько дней – рассмеялась Эли.
– Но шутки в сторону, – посерьезнел Артур. – Ты действительно находишь в нашем госте психопатические черты?
– Безусловно, – отрезала Эли. – Я бы отнеслась к этому факту со всей серьезностью.
– Прошу прощения, сэр. – Джеймс покашлял в кулак. – Я, конечно, никакой не психолог, но абсолютно согласен с мадемуазель Бернажу. На ринге мне доводилось встречаться взглядом с противником, о котором я сразу мог сказать, что он отморозок и беспредельщик. Проще говоря, тип, готовый на всё. Нередко и убийца.
– И ты хочешь сказать, Джеймс?…
– Я хочу сказать, что и ринг, и каталажка научили меня распознавать таких двуногих. Даже если на первый взгляд они были рубаха-парни, веселые, общительные, спиной к ним поворачиваться не стоило ни при каких обстоятельствах.
– И наш гость из таких, как тебе представляется?
– Прошу прощения, сэр, – кивнул дворецкий, – но именно так мне показалось.
– Ну вот и я, – раздался густой баритон в дверях. Седовласый гигант молниеносно просканировал взглядом столовую. – А где же наша милая Лилит?
– Отправилась за десертом, – ответил Джеймс, отодвигая стул, чтобы Айнштайн мог сесть на свое место.
– Как ваш разговор? – поинтересовался Артур. – Состоялся?
– О, да… – Израильтянин расплылся в улыбке. – Надеюсь, к обоюдному удовлетворению сторон.
Интересно, подумала Эли, говорит ли он о телефонном разговоре – или о гипнотическом сеансе в коридоре с Лилит?
– Еще не очень поздно, – заметил МакГрегор. – Не знаю, как вам, а мне чашечка кофе не повредила бы.
– Присоединяюсь, – произнес Айнштайн.
– Если к ней еще глоточек французского коньяку, – добавила Эли.
Робертсон соорудил все требуемое в считанные минуты. К этому времени из кухни поднялась Лилит с десертом: печенье с шоколадной крошкой, нарезанные дольки чиз-кейка, кружочки лимона, посыпанные сахаром.
Артур поднял свой бокал с коньяком.
– За благополучное прибытие нашего гостя!
И потом, мелкими глотками попивая крепкий кофе, перешел к тому, что давно интересовало всех обитателей особняка МакГрегора.
– Скажите, Марк, что вас связывало с Лонгдейлом?
– Знакомы мы были давно. Ведь он часто работал в наших краях. В том числе занимался поиском пропавших «десяти колен израилевых». Здесь мы пересеклись наиболее тесно.
– Вас тоже интересует эта проблема? – спросила Эли.
– Я бы сказал, милая Эли, одна ее часть – история колена Дана.
– Почему именно Дана? – удивленно поинтересовался Артур.
– Скажем так: фамильный интерес.
– А! Это мне очень понятно, – кивнул МакГрегор. – Совсем недавно на аукционе я купил очень значимые для меня семейные хроники…
Артур едва не ойкнул: Эли пребольно ущипнула его за бедро.
– Ну вот, видите, – удовлетворенно произнес Айнштайн, – значит, мой интерес для вас понятен. Но, говоря об интересах: в телефонном разговоре вы упомянули, что смерть Лонгдейла может быть связана с иконой.
– «Апостол Иоанн в молчании», – уточнил Артур. – Она представляет какой-то интерес и для вас?
– Я бы сказал: познавательный, – пряча глаза, проговорил израильтянин. – Дело в том, что покойный профессор очень интересовался ею. Она должна была послужить доказательством его шокирующих теорий.
– Каких именно?
– Этого он мне не так и не сказал. Упомянул лишь, что это будет мегатонная бомба, которую он метнет в здание организованной религии. Вот это мне как раз безразлично. Есть религия, нет религии – мне все равно, я агностик. Однако с теорией Лонгдейла ознакомился бы, будь у меня возможность. Но… что же икона? Она нашлась?
– Не уверен, что это именно она, но икону того же типа Лонгдейл раздобыл. Правда, икона за исключением ее центральной части почти нечитаема. Клейма на ней потемнели до полной неразборчивости.
– От времени?
– Нет, – ответил Артур и получил очередной больнющий щипок. – Так или иначе, ее необходимо было реставрировать.
– Удалось? – с внезапным интересом спросил Айнштайн.
– Да. Мой друг, реставратор Британского музея, с полчаса назад звонил мне. Икону можно забрать.
На сей раз Эли, ущипнув МакГрегора за ногу, с силой крутнула зажатую между пальцами кожу. Артур невольно ойкнул.
– Что случилось? – озабоченно поинтересовался Айнштайн.
– Судорога. Свело ступню. У меня иногда случается.
– Ноги в тазик с горячей соленой водой. И держать минут десять, – порекомендовал Айнштайн.
– Перед сном непременно сделаю. Спасибо за совет. – С этими словами Артур встал из-за стола и с хрустом потянулся. – Ну, друзья мои, кто как, а я направляюсь в постельку.
Поднялись и все остальные.
– Огромное спасибо за превосходный ужин, – Айнштайн поклонился, приложив руку к сердцу.
– Рад, что вам понравилось, Марк. Лилит, будь добра, проводи господина Айнштайна в гостевую спальню. Перед сном можете принять душ, сэр. В шкафу там есть пижамы, но… – Артур рассмеялся. – Не знаю, найдется ли что-то для такого великана, как вы.
– Благодарю, Артур, белье я захватил с собой. – Айнштайн поднял сумку, стоявшую у его ног и, устремив взгляд на Лилит, торжественно возгласил: – Ведите, о демоническая соблазнительница!
Минуту спустя столовая опустела.