– Заедем с Литл Рассел Стрит, к служебному входу, Джеймс, – скомандовал Артур.
– Волшебный документик не забыл? – шепнула Эли.
– Никоим образом, виконтесса. – И, уже шагая к дверям с красным фонарем над ними и надписью «Только для персонала», добавил: – Иначе пришлось бы вызывать Джорджа, вскрывать пакет, не бомба ли, и прочий бред. Нет, члену палаты лордов все-таки проще.
Так оно и оказалось. На пропускном пункте охранник всего лишь поинтересовался, знает ли виконт Кобэм, где находятся мастерские реставраторов и где, соответственно, трудится реставратор Митчелл? Виконт Кобэм знал. И направился туда вместе с пакетом и виконтессой.
Добравшись до мастерской Митчелла, которая, как и все прочие, находилась в полуподвале, Артур постучал.
– Войдите! – ответил из-за двери густой бас.
Артур толкнул дверь и, пропустив Эли вперед, вошел следом за ней.
– Джордж! Рад тебя видеть, старина. Познакомься, это мисс Бернажу.
– Очень приятно, мисс Бернажу. Джордж Митчелл.
– Просто Эли, прошу вас.
Мисс Бернажу была порядком удивлена. Густой бас совершенно не вязался с обликом его достаточно пожилого обладателя, который ростом был вряд ли выше крошечного профессора Коэна. На носу его красовались странные очки с довольно толстыми стеклами, нижний край которых был просто толстенным. Лупы для работы, догадалась Эли.
Артур пожал руку реставратору. Тот, указывая на пакет подмышкой у МакГрегора, прогудел пароходной трубой:
– Ну, давайте же взглянем.
Артур аккуратно положил пакет на рабочий стол Митчелла и, отодрав скотч, раскрыл верхний край пакета. Митчелл направил на икону яркую лампу, закрепленную на стене над столом и присвистнул.
– Что? – обеспокоенно спросил Артур. – Ничего не выйдет?
– У нас не бывает, чтобы не вышло, баронет. Но повозиться придется, ой-ой-ой…
– То есть, к завтрашнему дню никак?
– К завтрашнему?! – Он задумался, потом сказал: – Ну, почему же никак. Впереди еще целая ночь.
– И тебе разрешается работать ночью?
– Я сам хозяин своему графику, Артур. В нынешней Англии это редкость.
– Не бóльшая, чем такие мастера, как ты, Джордж.
– Комплименты, мой дорогой Артур, штука приятная, однако…
Эли переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять, как они могут быть в одном социальном круге? Это же, черт ее дери, Британия, абсолютно сословная страна. Но реставратор с МакГрегором общался как равный, обращаясь к нему по имени.
Артур достал чековую книжку и авторучку.
– В качестве аванса пара тысяч куидсов тебя устроит?
– Вполне, – прогудел Митчелл, добавив: – В качестве аванса.
– Прекрасно, – Артур, склонясь над столом, выписывал чек. – Ты намекнул, я твой намек понял. А там…
– А там по объему работы, – закончил за него реставратор.
– Как обычно.
МакГрегор с Эли направились к выходу. Уже в дверях Артур обернулся:
– И Джордж… Если откроется что-то интересное или неожиданное, мой телефон ты знаешь, не так ли? Звони сразу же, пусть даже заполночь.
– Безусловно, – отозвался пароходный гудок.
Уже в машине Эли дала, наконец, волю своему любопытству.
– Послушай, дорогой, каким образом вы с ним на равной ноге – титулованный баронет и трудяга-реставратор… Это же Великобритания. Здесь так не бывает.
– Бывает, – улыбнулся Артур, – если трудяга-реставратор еще и рыцарь Британской империи. Сэр Джордж Митчелл.
– И это «сэр» – наследное?
– Отчего же? Заработанное честным трудом. Поверь мне, он заслуживает своего «сэра» не меньше, чем сэр Пол Маккартни или сэр Мик.
– Джаггер?
– Или кто угодно еще, – подбил итог МакГрегор.
– Не слыша команды, догадываюсь, что двигаться надо домой, – отозвался с водительского сиденья Джеймс.
– Вы как всегда правы, мистер Робертсон, – ответил Артур. – А мы, если вы не возражаете, пока пропустим по глоточку.
– Какие могут быть возражения, сэр? Я бы и сам не возражал, но за штурвалом не полагается.
– Ну, уж двадцать минут до дому ты как-нибудь потерпишь, Джеймс, – сказал Артур, наливая бренди в подставленный Эли бокал.
– Ох, Салли, – Артур со вздохом отодвинул от себя тарелку. – Две полных порции. Но ростбиф, даже разогретый, был просто великолепен. Я же говорил, что твой труд не останется неоцененным. Как тебе ростбиф, Эли?
– Ямми, вкуснотища. Съела бы весь – но уже ни места в желудке, ни сил. Вы волшебница, Салли.
Повариха зарделась от смущения.
– Кофе мы, пожалуй, выпьем в библиотеке.
– Слушаюсь, сэр, – отозвался Джеймс.
– Кстати, старина, запустишь эспрессо-машинку, и присядь за стол, отведай ростбифа.
– Возможно, я так и сделаю, сэр.
Эли, встав из-за стола и проходя мимо Салли, слегка поклонилась и произнесла:
– Моран танг.
– Шей ур бейах, – ответила Салли и покраснела еще больше.
Они вошли в библиотеку прямо из столовой, через боковые двери. Эли плюхнулась в кресло и тяжело вздохнула:
– Я – под завязку.
Артур с интересом смотрел на нее.
– Как ты догадалась, что Салли шотландка?
– А кому еще ты бы доверил свой драгоценный желудок?
– А то, что она говорит по-гэльски?
– Должна. Ты же наверняка вывез своих слуг с Нагорья.
– Умная девочка, – похвалил ее Артур. – Тогда ты запросто разберешься с рисунком-ребусом, который нам оставил Лонгдейл.
Он пододвинул рисунок к краю стола, поближе к ней. Она взяла белый прямоугольничек в руки.
– Ну что ж… Внизу – похоже на купол собора святого Петра… Хотя в Риме каждый второй храм имеет купол такой же формы.
– И тем не менее, это собор святого Петра. Почему?
– Эм-м-м… Часть колоннады, опоясывающей площадь. Она здесь лишь намечена, очень фрагментарно, но все же…
– Молодец, девочка. Итак, в этом пункте мы едины. И что же означает собор святого Петра?
– Артур, снисходительно похваливая меня, ты все-таки считаешь, что я умственно ограничена. Конечно же, Ватикан!
– Эли, милая, я никак не хотел тебя обидеть. Уж такой он, этот грубый шотландский юмор. Считать тебя дурочкой? Для этого самому надо быть идиотом!
Оба рассмеялись.
– Ну, а летающий толстяк? – спросил МакГрегор.
– А ты-то сам с ним уже разобрался?
– Если честно, то да. А тебе лень попробовать свои силы?
Легкий стук костяшками пальцев о костяк двери, и в библиотеке возник дворецкий с подносом, на котором стояли две курящихся паром чашечки кофе.
– О, Джеймс, благодарю, – Артур пригубил эспрессо. – Божественно. Э, э, э, не спешите уходить, мистер Робертсон. Для вас еще есть работенка. Ну-ка, расскажите нам, что это такое?
Он подвинул рисунок дворецкому. Тот, сунув поднос подмышку, почесал затылок и объявил:
– Здесь же всё просто, сэр. Толстяк-молотобоец летит с коробкой конфет. В Рим.
Эли захлопала в ладоши.
– Браво, мистер Робертсон! – сказал Артур. – Каков наш Джеймс, а, Эли?
– Фантастика!
– Право, мэм, служить у такого эрудита, как сэр Артур, и ничему не научиться?
– Все верно, Джеймс. За вычетом того, что мы пока не разобрались, кто таков это молотобоец.
– Тор. Скандинавский бог Тор, – медленно проговорила Эли.
– Браво, мадемуазель Бернажу! – МакГрегор развлекался от души. – И что нам это дает в результате?
– Что?
– Вы представляли себе Тора именно таким, с брюхом в полтонны?
– Пожалуй, Тор в моем представлении выглядел бы иначе. Молот – да. Брюхо – нет.
– Ладно. Саспенс затянулся, – сказал Артур. – Тор. Кто такой Тор? Скандинавский бог, вы уже это сказали. Иначе говоря, один из асов. Ас. Но очень пузатый.
– Вы хотите сказать, что это… Геринг? – неуверенно произнесла Эли.
МакГрегор кивнул.
– А борода?
– Но Тор и должен быть с бородой. Главное здесь не борода, а то, что этот пузан – ас. А в первую мировую Геринг был известным всей Германии летчиком-асом. Более знаменитым был разве что Манфред фон Рихтхофен, он же «Красный барон». Асами называли тех, кто сбил минимум пять самолетов противника в бою один-на-один. Кстати, первыми запустили в обиход этот неофициальный титул французы. Немцы поначалу называли своих элитных летчиков «Überkanonen», «супер-пушка», или «сверх-пушка». Но потом привилось «асы». Борода… Ну и что, что борода? Зато пузо каково – попробуй спутай!
– Это тот толстяк Геринг, который командовал Люфтваффе при Гитлере? – поинтересовался дворецкий.
– Он самый, мой друг, он самый. Рейхсмаршал Герман Геринг.
– И отчего художнику было не добавить свастику на тунику этому пузану?
– …Или просто написать «Геринг»? – рассмеялся Артур. – Тогда какой бы это был ребус? Джеймс, еще по чашечке чудо-эспрессо, будь добр. И захвати бутылочку бренди. Та, что на полке, уже пуста.
– Слушаюсь, сэр, – дворецкий поклонился и исчез, унося с собой пустую бутылку и поднос.
– Вы окружили себя опасными людьми, виконт, – задумчиво произнесла Эли. – Робертсон очень и очень неглуп.
– Опасно жить в окружении идиотов, мнящих себя умными, дорогая Эли. Самый опасный фактор – их непредсказуемость. Умные люди вполне прогнозируемы. Огромный плюс.
– Ты хочешь сказать, что способен прогнозировать мое поведение? – Эли приподняла брови.
– Только если ты относишь себя к людям умным, – рассмеялся Артур.
– Я поняла. Грубый шотландский юмор. Но мы не подвели итог нашему рисунку. А уже… Она взглянула на настенные часы. – Ого! Без десяти одиннадцать! Думаю, поздновато вызванивать этого Эйнштейна-Айнштайна. В одиннадцать – это уже неприлично.
– А в час ночи тем более.
– У них уже час? У меня такое ощущение, – с трудом подавив зевок, сказала Эли, – что у нас в Лондоне три ночи. Я просто измотана.
– Тогда в кроватку, и бай-бай, – сказал Артур.
– Да, измотана, дорогой, однако не настолько, чтобы… Ну да ты меня понял.
– То есть, кроватка – да, бай-бай – нет. И где же мне, старому человеку, набраться стольких сил…
– Эй, баронет, будет вам прибедняться. Давайте, мсье, суммируйте лонгдейловский ребус, и пошли.
– А кофе?
– И бренди, – раздался голос дворецкого. Он возник в дверях с подносом, на котором красовались две чашечки кофе, два бокала и непочатая пузатая бутылка бренди.
– И бренди, – согласно кивнул Артур.
– Ну, разве что пару-тройку глотков, – отозвалась Эли.
– Слушаюсь, мэм.
Поставив кофе и бокалы на стол, дворецкий плеснул в бокал Эли бренди на два пальца, наполнив бокал хозяина наполовину.
– Моран танг, – поблагодарил его МакГрегор.
– Шей ур бейах, – уже в дверях откликнулся Джеймс.
– Не томите же, виконт, – плаксивым тоном произнесла Эли, потягивая бренди мелкими глотками.
– Итак. Геринг летит в Рим, везя коробку конфет для Ватикана. Коробка, перевязанная лентой с бантиком – в общем смысле, подарок. Иначе говоря: нам предстоит выяснить – и почему-то Лонгдейл считал это важным – какой подарок привозил в Рим толстяк-рейхсмаршал. Подарок для Ватикана. Где он, насколько я помню, никогда не был принят. Значит, передал. Через кого-то. Кого? Когда? Что передал? И где это «что-то» сейчас находится?
В этот момент зазвонил стоявший на полке радиотелефон.
Артур мгновенно вскочил на ноги и схватил трубку.
– Джордж? О, прошу прощения, суперинтендант. Я ждал звонка от друга, поэтому… Да, пока у меня. Нет, недалеко. А это срочно? Тогда минутку, будьте добры.
Он прикрыл трубку рукой.
– Сукин сын Кэмпбелл. Спрашивает, здесь ли ты. Жаждет переговорить с тобой о чем-то. Никаких карт не раскрывать. Пусть выкладывает свои.
– Все-таки ты меня считаешь дурочкой, – пробормотала Эли, протягивая руку за телефонной трубкой.
– Слушаю, суперинтендант. Да, Бернажу. Н-нет. Первый раз слышу. Израиль? Патмос? Не знаю, мне он не докладывал. Ах, сумели? И? Клейма, суперинтендант. Эти «картинки» называются «клейма». И там тоже? И столько же? И так же? Понятия не имею. Я же говорю, что никогда об этой иконе… Безусловно. Вы уже предупреждали. Как только, так… И вам доброй ночи, суперинтендант.
Она нажала кнопку отбоя и широко раскрытыми глазами посмотрела на Артура.
– Вот тебе и бай-бай. Сюжет закручивается. Где у тебя компьютер?
– Ноутбук есть здесь, но лучше перейти в мой офис. Что он тебе сказал?
– Пошли. По дороге расскажу.
Они вышли в коридор и двинулись к лестнице, которая вела на третий этаж особняка, туда, где находился рабочий кабинет МакГрегора.
– Спросил – вдумайся! – слышала ли я что-нибудь об иконе «Святой апостол Иоанн в молчании»! Он успел связаться с Интерполом и выяснил, что перед прилетом в Англию Лонгдейл находился попеременно в Израиле и на острове Патмос. Патмос, представляешь?
– В принципе. Хотя и не бывал.
– Так вот, там была ограблена церковь, и украдена икона, о которой он меня спрашивал. Наша икона, добытая в камере хранения. Но!
– Но?
– Его криминалисты по кусочкам собрали ту, что была найдена изрубленной в щепу в нашем с Лонгдейлом номере.
– Ах, все-таки в «вашем с Лонгдейлом»…
Эли шлепнула его по руке.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. По поводу номера я уже все рассказала в полиции. Ты был там же и все слышал. Так мне продолжать или поиграем в ревнивого бойфренда?
– Пока продолжать, – твердо сказал МакГрегор, открывая дверь офиса и пропуская Эли вперед.
– Запусти компьютер, пожалуйста, – сказал она. – Какая у тебя операционка?
– Как у всех, Windows. Кажется, восьмерка, – сказал Артур, включая кнопку питания на системном блоке.
– «Как у всех», – передразнила его Эли. – У всех, я имею в виду, у всех приличных людей, стоит Linux, чаще всего в версии Ubuntu.
– Я не хакер, дорогая. Мне и «окошки» сойдут.
– При чем здесь хакер? Ага, наконец-то детище мистера Гейтса изволило запуститься.
Она присела за компьютерный столик, выдвинув полку с клавиатурой.
– Ну так Кэмпбелл? – нетерпеливо спросил Артур. – Что еще он сказал?
– Во-первых, то, – отозвалась Эли, с бешеной скоростью лупившая по клавишам, – что и на иконе в номере Лонгдейла, и на той, что была похищена на Патмосе, было по двенадцать «картинок». Так он назвал «клейма». На нашей, как мы знаем, их тоже было двенадцать. Кстати, обе похищенных иконы сначала были расколоты посередине – на переднюю и заднюю часть. И уже потом изрублены в щепу.
– Это наводит на мысль, – задумчиво проговорил Артур. – Расколоть по плоскости… Похитители полагали, что нечто, за чем они охотились, спрятано внутри икон. В принципе возможно. Это «нечто» закладывается в углубление задней доски, затем обе доски – передняя и задняя – склеиваются.
– И, по-твоему, шов не будет виден?
– Если это делал специалист уровня Митчелла, не будет. Но продолжим о Кэмпбелле.
– Особо и продолжать нечего. В конце разговора твой друг Кэмбелл напомнил мне о том, чтобы я не покидала Лондон. Я сказала, что помню об этом. Бла-бла-бла, отбой. Так, к черту Кэмпбелла. Займемся делом. Для начала попробуем что попроще. Погуглим. Так. Ин-те-рес-но.
– Что подарил Гугл?
– Оказывается, икона с молчащим апостолом не столь уж уникальна. Вот: два года назад в России, в Сибири, были ограблены три церквушки староверов… Староверы – это вроде…
– Это не вроде: а буквально: приверженцы старых обрядов Православия. Не принявшие реформы патриарха Никона. Я все-таки изучал историю, дорогая.
– О, мсье эрудит, тысяча извинений. Совершенно забыла, что у вас за плечами Кембридж. Вам не интересно, что было украдено? В каждой из трех?
– Догадываюсь. «Апостол Иоанн в молчании».
– Верно. Только на них апостол подносит к губам не ладонь, а два пальца.
– И что это означает?
– Два пальца вместо ладони?
– Нет, молчание само по себе. Смысл? Суть?
– Если верить преданию староверов, существуют неизвестные тексты, написанные Иоанном, содержание которых пока не должно быть открыто миру. Кстати, ни грабителей, ни самих икон так и не нашли. Ого!! Ну, господин суперинтендант…
– Что, поиск и его вытащил?
– Нет, не его. Поиск вытащил его ложь. Точнее, то, о чем он умолчал. Патмос. Там не просто была украдена икона. Рядом с церковью, в которой она находилась, произошла целая бойня. В рождественскую ночь. Двенадцать трупов. С которых была содрана кожа. Не целиком, правда, только со спин. Об этом господин суперинтендант не пискнул ни слова.
– Может, и сам не знал?
– Ха, как же. Он ведь связывался с Интерполом. И что, по твоему, информацию о краже иконы он получил, а о массовой бойне – нет?
– Патмос, Патмос, Патмос… Рано или поздно нам придется навестить сей таинственный остров. Не раньше, однако, чем мы встретимся с Айнштайном. Ведь не просто так Лонгдейл подбросил нам наводку на него.
– Конечно, нет. Он ничего просто так не делал.
Артур и Эли погрузились в молчание. И вздрогнули, когда зазвонил стоявший в офисе телефон. Артур, потянувшись через стол, снял трубку.
– МакГрегор. Джордж, ради бога, какие извинения, я ведь сам просил тебя звонить сразу же, пусть и глубокой ночью. Вот как… Вот как… Вот как! Да это почище любой Агаты Кристи… Но все же ты сможешь очистить темные клейма? Ага, это уже славно. А кто бы мог это сработать? Ну, это в общем – а имя? Никаких имен в твоей памяти не всплывает? Больше, чем хотелось бы? Афон? А если Патмос? Понял. Старина, когда закончишь с клеймами, немедленно звони. Да. В любое. До встречи, дружище.
Он положил трубку на рычажки и вздохнул.
– Что? – нетерпеливо спросила Эли.
– Нашей старинной иконе от силы несколько лет. Не такая уж старина.
– Но мы же своими глазами видели…
– Что мы видели? Искусственно состарена. Для таких «спецов», как мы с тобой, вполне убедительно. Нужен специалист уровня сэра Джорджа, чтобы…
– Он упомянул Афон. Почему?
– Я спросил его, кто мог бы написать такую икону. Он сказал, что среди православных иконописцев таких мастеров предостаточно. С наибольшей вероятностью, сказал он, делали ее на Афоне.
– Гора в Греции. Святое место для греческой церкви. Множество монастырей.
– Да. Но свято это место для всех православных церквей. Иконы у афонских мастеров, кстати говоря, заказывает и Ватикан. Не напрямую, конечно. Они ведь уже почти тысячу лет как не дружат.
– Нам эта информация мало что дает, Артур. А почему он думает, что Афон?
– Доска, на которой писалась икона. Кипарисовое дерево, своего рода марка. Причем дерево тоже было искусственно состарено.
– Это по плечу рядовому иконописцу?
– Конечно, нет.
– Значит, нужно искать среди мастеров иконописи. Круг сужается.
– Не намного, Эли. На Афоне мастеров высочайшего уровня не два, не пять и не десять.
Артур помолчал, потом оживился:
– Да ведь нам и не нужно искать художника! Нам в конечном итоге нужен заказчик, верно? Значит, надо думать, для чего кто-то заказал такую икону, для чего превращать ее в якобы старинную, почему темны все клейма, кроме одного – последнего?
Эли зевнула, прикрывая рот ладонью.
– Ты сейчас как апостол на иконе, – рассмеялся Артур.
– Угу. Но голова уже совсем не варит, дорогой. Пойдем-ка в спаленку. Может, сегодня, в мою? Какой-то элемент разнообразия…
– Нет, Эли. В мою. В твоей нет городского телефона. Только внутренний. Вызвонить меня, или Джеймса, или кухню… А телефон под рукой нам сейчас нужен.
– Окей, убедил. Значит, в твою. Пошли, и побыстрее…