Глава 20. Здравствуй, я – Никки!

1960 год, г. Бухарест, Румыния

Ренци завели в комнатку со стеклянной перегородкой. По обе ее стороны висели черные телефоны. Вера села на стул и увидела напротив себя какого-то мужчину. Тот показал знаками, чтобы она взяла трубку, Вера последовала совету незнакомца и прислонила трубку к уху…

– Алло, кто вы?

– Здравствуй, Вера. Ты не узнаешь меня? – улыбнулся неизвестный.

Узница внимательно всмотрелась в лицо мужчины… Кажется, она узнала его. И мучительная улыбка скользнула по ее бледным губам.

– Никки?.. Не может быть?! – воскликнула Вера. – Сколько лет мы не виделись! Как ты меня нашел?

Мужчина горько усмехнулся.

– Все может быть в этом мире. А не виделись мы тридцать пять лет. А найти тебя не трудно. Ты у нас знаменитость европейского уровня, что уж говорить.

– Не будем об этом.

– Конечно, не будем… А ты практически не изменилась с тех пор, только морщинки появились возле глаз.

– Скажешь тоже!

– Я бы не дал тебе твой реальный возраст, ты выглядишь лет на сорок.

– Ты тоже выглядишь моложавым. Так что тебя заставило приехать ко мне?

– Мне пришло твое письмо, вот я и приехал.

– Письмо? Я не писала тебе ничего.

– ?…

– Не писала? Но вот же оно… А где оно?..

Никола похлопал по карманам, пошарил в них, но не нашел конверта.

– Оно было при мне. Потерял что ли. Или у начальника тюрьмы оставил… Ты точно не писала мне?

– Точно.

– И лекарства тебе не нужны?

– Пока благополучно обхожусь и без лекарств. Кормежка здесь не важная, и я всегда на диете. А это очень полезно для организма. Поэтому и выгляжу хорошо. Тем более я сижу в одиночке, и меня никто не напрягает и не портит нервы.

– Ясно… Какая непонятная история с этим письмом.

Вера впервые улыбнулась.

– Черт с ним, с этим письмом! Главное, что ты приехал! Я так рада! Тридцать пять лет меня никто не посещал. После того как меня арестовала жандармерия и меня отдали под суд, все родственники – и ближние и дальние – отвернулись от меня. Мать моя не вынесла газетных нападок в мою сторону и умерла. Ее похоронили рядом с отцом. Мой особняк продали на аукционе. Вот так… Но Бог, видимо, услышал мои молитвы и привел тебя ко мне.

– И мои молитвы он услышал. Я так и не решался приехать к тебе. В первый раз, когда узнал из газет о твоих «подвигах». Но после долгих колебаний написал тебе краткое письмо.

– Письмо было какое-то лет тридцать назад, но я его порвала не читая. Мне тогда не до этого было. Я все не могла смириться с действительностью, все не верила, что буду вечно гнить в этом Централе. И досадовала на себя, что так прокололась с этим Густавом. Да и ладно… А вот то послание, что написал два года назад, я сохранила. Но не решалась ответить, а так порой хотела. Думала, что ты, как и все, меня ненавидишь. Тем более я причинила тебе столько зла.

– Забудем об этом, Вера. Прошло столько времени… Я тебя уже давно простил…

– Хорошо, забудем, – у Веры на глазах появились слезы. – Как мой сын поживает? Он женился? У него внуки есть? Какой он стал, у тебя есть фото его? Ему должно быть уже сорок один год. Как ты его назвал?

– Тони. В честь моего любимого актера Энтони Мак Куинна. В сорок третьем у него родился сын, то есть твой внук, а в сорок пятом Тони убили фашисты, он участвовал в югославском сопротивлении. Невестка погибла в концлагере Аушвиц незадолго до его освобождения союзническими войсками. А вот твой внук, Драган, учится в школе – такой сорванец! Жаль, что со мной нет его снимков, собирался тебе привезти, отложил даже пачку, но в последний момент забыл дома.

– Привези его фото в следующий раз. Или приезжай с ним.

– Обязательно.

Слезы продолжали катиться по щекам Веры.

– Теперь и умирать не страшно… Знаешь, Никки, ты приехал и на душе как-то легче стало. И счастье какое-то небывалое легло на сердце. Хоть кто-то в этом мире помнит обо мне. Это здорово. Если бы жизнь начать сначала… Я бы тогда, когда мы встретились на улице в Бухаресте, иначе поступила… Развелась бы с мужем и вышла бы за тебя замуж, и Тони бы с нами был… Но гордая я слишком была и высокомерная, богатство вскружило мне голову, вот и сошла с ума, стала преступным путем приумножать его. Теперь я только поняла, что только одного тебя я любила и больше никого. Я приезжала как-то в наш Беркерекул, на годовщину смерти моего отца, и заходила в твой бывший дом, но там жили уже другие люди… И в приют заходила… Все вспоминала потом, как мы валялись на твоей кровати, курили и пили «Мускат». Мне кажется, что вкус его до сих пор остался на моих губах…

– Да, хорошее время было… Но я не вынес нашего разрыва и вынужден был уехать с Тони в Констанцу, а после войны – в Ниш.

– Да это моя вина, что мы расстались. И моя вина в том, что отдала дитя в приют. А как вы живете с Драганом? Не бедствуете?

– Скромно… четно признаюсь… И всегда так жили. Я шоферю, но денег вечно не хватает. Вот и Драган хочет модно одеваться, девушкам нравиться, но… Недавно побил одного мажора за то, что он при одной девушке назвал его голодранцем.

– Надо же? Как мне все это напоминает. Ты отколошматил моего ухажера за то, что он обозвал тебя «бродягой». И я, восхищенная твоим буйным характером и силой, перешла к тебе в качестве поощрительного приза.

– Жалко, что только на два месяца.

Вера вытерла слезы, и сентиментальность ее умчалась прочь. Ренци стала чересчур серьезной.

– Погоди, Никки… Вот что… Мне уже это не понадобиться, я сгнию в этой тюрьме, это точно, а вам еще с Драганом жить и жить… Я сделаю так, что ты и мой внук, а там и его дети будут жить безбедно. Пора мне отдавать долги, накопленные за эти долгие годы.

Никола недоуменно посмотрел на Ренци.

– О чем ты говоришь, Вера?

Ренци приняла таинственный вид.

– Дело в том, Никки, что я безумно богата.

– Неужели?

– При аресте полиция не нашла мой тайник, а там – драгоценности, золото. В общем, там много ценного, хватит на сто лет вперед. Тебе я одному скажу… где этот тайник… – Вера повертела головой по сторонам. – Здесь, наверное, прослушивают?

Никола тоже покрутил головой то влево, то вправо.

– Не знаю, но могут, конечно.

– Смотри, что я начерчу на стекле…

Ракитич стал внимательно смотреть. Она поводила пальцем по стеклу… Прямоугольник, а над ним еще – треугольник.

– Дом? – с первого раза догадался Никола.

Она утвердительно кивнула и показала на себя пальцем.

– Твой? В Бу…

Она снова одобрительно кивнула.

– Да там, где ты и подумал. Для подсказки: в том городе, где мы встретились в последний раз и поссорились.

– Хорошо, я понял. Дальше…

Ренци снова нарисовала что-то на стекле, Ракитич пожал плечами.

– Не понимаю, Вера.

Ренци написала четыре слова и продублировала губами. Никола снова недоуменно пожал плечами.

– Не могу различить, Вера.

– Хорошо, тогда вот тебе загадка… Слово из четырех букв. Первое буква «Б». Из мебели.

Ракитич на минуту задумался, а потом обрадовано кивнул.

– Я все понял, Вера!

– Возьми «это», и никогда с Драганом не нуждайтесь в деньгах. Купи ему классную машину, самую престижную, одень его как денди. Купи ему дом с садом. Найди ему красивую невесту. Сыграй свадьбу и привези фото мне посмотреть.

– Хорошо, Вера.

В комнату зашел надзиратель.

– Свидание закончилось! – громко объявил он. – Заключенная номер три тысячи шестьсот шестьдесят три, ваше время вышло! На выход!

– Пока, Никки! – улыбнулась на прощание Ренци. – До следующей встречи! Я буду так рада тебя видеть!

– Пока, Вера! Я обязательно приеду и все расскажу!

– Приезжай!

У Веры снова появились слезы, она послала Николе воздушный поцелуй. В ответ он помахал ей рукой.

…Радостный и возбужденный, Сабо примчался к Ференцу.

– Шеф, я подслушал разговор этой маньячки Ренци с ее бывшим хахалем.

– Ну! – напрягся от великого волнения Ференц.

– Я знаю теперь, где ее тайник.

– Где?!

– В старинном бюро!

– А где это бюро?

– В особняке, где она жила раньше. Здесь в Бухаресте.

– Отлично! – возликовал Ференц и потер от удовольствия руки. – Сокровища буквально у нас под боком! Срочно переодевайся и проследи за этим… Никки. Если он попытается проникнуть в дом, то убей его. Конкуренты нам не нужны. Понял?

– Понял. Я мигом, шеф.

– Давай, действуй… Возьми оружие: пистолет там, нож… Если что, наручники…

– Само собой, шеф.

…Спустя часа три Сабо снова возник пред очами Ференца. Тот от великого волнения пил большими дозами сливовицу. Лицо его раскраснелось, а усы воинственно затопорщились вверх.

– Ну что? – с нетерпением воскликнул начальник тюрьмы. – Докладывай скорее!

– Сейчас, что-то горло пересохло, – Сабо налил почти полный стакан сливовицы и выпил залпом.

– Ну!! – стал выходить из себя Ференц.

Сабо выпалил:

– Значит, так… Он покрутился у особняка и поехал на Восточный вокзал, сел в поезд до Ниша и…

– Что «и»?

– И укатил в свою Югославию.

– И ты оставил его в живых?!

– Но, шеф, ты же говорил убить его в том случае, если он попытается проникнуть в дом.

– Растяпа! – недовольно воскликнул Ференц. – Я доверил тебе такое дело! Надо было догадаться об этом! Он нам нужен мертвым!

– Но, шеф… – попытался возразить, Сабо.

– Ладно, упущенного не вернешь. Странно, что он поехал к себе домой. Что-то подозрительно… Клад точно здесь, в Бухаресте, ты ничего не напутал?

– Йози, как можно! Я клянусь, я ничего не напутал!

– Тогда почему он сразу рванул к себе домой, а не попытался завладеть тайником?

– Может, он подумал, что один не справится с этим делом, поехал за оружием или за сообщниками.

– Может быть. Но нам нужно торопиться. Сокровища должны стать нашими и как можно скорее. А вдруг этот Никки приедет уже послезавтра в Бухарест? Его нужно опередить!

– Но как проникнуть в дом, если там постоянно находятся хозяева. Переодеться в ментов?

– Насчет ментов – идея хорошая, но я знаю идею получше.

– Что за идея? – оживился Сабо.

Ференц объяснил:

– Мы переоденемся, мой боевой товарищ, не в ментов, а в сотрудников госбезопасности.

– Зачем?

– Их «корочки» любые двери открывают, и с ними нам любая милиция не помеха. Хорошие и строгие костюмы наденем, оружие возьмем.

– А как насчет «корочек», шеф?

– Глупый вопрос, Имре. У нас в тюрьме Клондайк всевозможных мошенников и аферистов, умеющих подделывать документы. Они любую корочку смастерят за час.

– Отлично, шеф… У меня есть на примете один из таких художников. Он на обыкновенной стирательной резинке только больших размеров вырежет любую печать или штамп.

– Вот его мы и подвигнем на это преступное дело, а потом устраним потихоньку… Лишние свидетели нам не нужны.

– Это точно, шеф!..