Дальше: Часть пятая. Долгая дорога к себе

Часть четвертая. Багряные ирисы

Небо, как хочется спать! Не открывать сейчас глаза, а снова скользнуть в объятья тьмы и спа-ать…

Тихий, едва слышный хрип заставил меня вздрогнуть и выдернул из отключки почище разряда, которым меня обычно брат будит на зачеты и экзамены. Бра-ат?!

Непослушными руками содрав с лица засохшую корку, я с трудом приподнялся и нашел взглядом светлого. Заострившиеся черты лица и мертвенная бледность заметная даже под слоем грязи, прерывистое, с хрипом, дыхание. Кое-как заставив себя сесть, я проверил общее состояние эльфа и с ужасом понял, что он в тяжелой лихорадке.

Бинты с раны на ноге я срезал, все равно они черные от пропитавшей их болотной мерзости. Ой, как паршиво-о… Раны воспалились, плоть вокруг глубоких следов от острых зубов приобрела нездоровый сине-черно-желтый оттенок. Даже на самую слабую «заживалку», которая все равно не помогла бы, сил не было. Дрянь, какая дрянь! Что же мне с тобой делать?! Та-ак, Ирдес, прекрати паниковать, начни думать. Во-первых — куда это нас занесло?

Оглядевшись, я сделал вывод, что все лучше, чем могло быть. Мы все же выбрались из этого гребаного болота. Я его еще вижу там, за спиной. Солнце медленно клонилось к закату, но сколько я пролежал тут мертвым грузом, а сколько до того прошел — не знаю. Нормальный, вроде как, лес вокруг. Не такой как у изначальных. Дыхание Бездны здесь еще корежит флору, но насколько я вижу, дальше уже не трогает.

О, демоны Хаоса, как же мне плохо… Хоть и старался быть осторожней, а все же наглотался этой болотной гадости, когда проваливался по макушку. Но надо идти.

Снова взвалив брата на спину, кое-как поднялся держась за деревце и пошел подальше от адского местечка, шатаясь как пьяный матрос в шторм на суше. Все ближайшие стволы деревьев плечами собрал. А зачем они мне наперерез бросаются?! Кто их, спрашивается, просил попадаться… Не стой на пути у танка!.. Э, принц, пора тебе в дом цвета солнца на профилактическое лечение. А то уже с деревьями разговаривать начал. Кажется, и галлюцинации подоспели… Иначе как объяснить наличие чистого озера впереди и, самое главное, высокой, статной женщины, пристально меня разглядывающей? Золотые волосы собраны в косу до пояса, одета отнюдь не в платье, а в штаны и жилетку, на поясе широкий нож, за спиной лук и колчан со стрелами. Охотница. Навскидку леди не больше тридцати лет. Богиня Артемида.

Засмотревшись на собственный глюк, я запнулся о корень, коварно выступающий из земли, еле удержался, чтобы не пропахать носом эту самую землю, больно ударившись коленом, содрав ладонь и чуть не уронив брата. Когда удалось подняться, видение уже оказалось в паре метров от меня, тревожно разглядывая представшую ее очам картину. Быстро глюки нынче бегают.

— Помогите… — вырвался из горла хриплый стон. Ну, мало ли, может и бред чем-нибудь полезен окажется. — Мой брат… ранен…

Голова закружилась, а через пару вдохов вполне материальные руки помогли мне устоять и разделили тяжесть бессознательного тела на два плеча. Одна рука брата по-прежнему была перекинута через мою шею, а с другого боку его поддерживала незнакомка.

— Идем, — коротко бросила мое видение, кивком указав направление. Голос у нее оказался глубокий, грудной, красивый. И говорит на нормальном русском!

Крыло дернуло острой болью и я его осторожно освободил, чуть приподняв над плечом. Оказавшаяся на голову выше меня женщина поглядела более пристально, и глаза у нее стали как две круглые плошки. Но вопросов задавать не стала. Да, понимаю, что эти грязные перьевые тряпки скорее за плащ принять можно, чем за крылья.

Вскоре показался аккуратный такой деревянный домик с чисто символическим забором.

— Ярташан! — крикнула дева-охотница. — Яр, иди сюда, скорее!

Определенный акцент в произношении знакомых слов немного резал ухо, но не то, чтобы слишком. Русский язык, слава Небу! Какое счастье слышать родную речь! Показавшийся из-за угла дома мужчина был такой же золотоволосый, синеглазый и высокий как и помогавшая мне дева. Тоже похож на охотника.

— Помоги, мальчишка ранен, — сказала она и названный Яра… Ярта… как там его… Яр, в общем, без лишних слов подхватил моего брата и бегом понес в дом. Под локоть удержав от падения пошатнувшегося меня, женщина деловито поинтересовалась: — Тебя как зовут?

— Ирдес, — ответил я, едва языком ворочая. — А брата моего — Ван.

— Я Роса, — представилась незнакомка. — А он — Яр, — кивок в сторону снова вышедшего на улицу мужчину. — Яр, займись вот этим парнишкой, а я раненым.

И дева-охотница убежала в дом. Мне пришлось снова назвать свое имя, уже не очень понимая, реальность все происходящее или сон.

— Мой брат… — шагнул было я в сторону дома.

— Им Роса займется.

— Но он…

— …в надежных руках, — заверил человек. — Пойдем, если вовремя эту болотную воду не смыть, кожу разъест до язв.

— Моей чешуе не страшно, — слабо усмехнулся я, покорно следуя за Яром.

На заднем дворе обнаружился самый настоящий душ со здоровой бочкой нагретой солнцем воды! Какой же это кайф — просто стоять под текущей чистой водой! А уж кусок мыла так и вовсе был подарком судьбы. Сил и решимости хватило даже на то, чтобы выстирать одежду, благо ткань изначальные ушастые недоумки делали отменную, возиться долго с чисткой и стиркой не надо. А разгрузка вообще непромокаемая, даже на стыках карманов и швах.

Родовую печать на всякий случай я снял и спрятал. В пожертвованных, вместо моих невменяемых после болота, парусиновых штанах я немного потерялся. Э, ну да, не хватает мне ни росту, ни веса… Этот Яр раза в два меня больше. Поглядев на рубашку, которая едва бы не до колен мне оказалась, взял свою очень быстро высохшую футболку и надел ее. Все равно она и на спине уже рваная, под ремень заправить можно, штаны заодно падать не будут…

Порезы на разбинтованном запястье выглядели не самым лучшим образом — воспаленные и почерневшие раны. Хм, надеюсь мой живучий организм самостоятельно справится с этой гадостью. Хотя так и тянет поковырять ножом в ранах, срезать лишнюю плоть.

Одевшись, я расправил крылья и как следует встряхнул ими, сбрасывая остатки воды с перьев. Этот момент и выбрал для того, чтобы вернутся хозяин домика… Эффектно отпавшая челюсть изрядно повеселила! Да-да, это реально крылья, а не глюки! Невозмутимо повторив процедуру высушивания перьев еще пару раз, пристально поглядел на человека. А ведь взгляд у меня сейчас должно быть страшный. Багряный зрачок не может не пугать… Голова закружилась не очень вовремя и стало снова весьма паршиво.

— Идем в дом, — опомнился Яр, когда меня зашатало. — Замерзнешь…

Нашел причину среди лета! Удивляюсь я с вашего умения глупости морозить, люди.

Домик и внутри выглядел таким же ухоженным и аккуратным как снаружи. Мой брат, тоже отмытый от болотной грязи, переодетый и перебинтованный, лежал в отдельной комнате на софе. У-у, он будет зол… Ван и белохалатникам к себе не позволяет прикасаться (разве что в критической ситуации), а уж если кто-то чужой… Может неадекватно отреагировать. Не понял, почему еще и рука перебинтована?! И плечо?!

— Все с ним будет хорошо! — оповестила Роса, завязывая последний узелок бинта. — Отравление и раны серьезные, но он выкарабкается. Не беспокойся так сильно!

Нет, леди, вы не знаете, почему мне так страшно! И я, от греха подальше, промолчу, но… С тех пор, как призрачная тварь прошла сквозь светлого — с ним что-то не так. И мне страшно до дрожи за душу и разум Апокалипсиса. Моего брата — демона…

— Яр, займись раненым ребенком! Пойдем, малыш, ты же наверняка очень голодный, и устал… — и женщина, приобняв меня за плечи, твердой рукой вывела прочь.

Не стал возмущаться, что я не малыш, что не устал и не голодный — тем более. Голодный, устал, и для этой леди — нифига не взрослый. Есть я опасался, о чем и уведомил мою спасительницу. После увлекательного путешествия по болоту все еще тошнило. Она заставила меня выпить что-то мерзопакостное, терпкое и горькое на вкус. После чего налила компота и уверила, что пару сдобных булочек, недавно испеченных, мне точно можно! Выпечка оказалась вкусной, яблочный компот — терпимым.

Руку она мне тоже перевязала, предварительно заново вскрыв раны и отмахиваясь от моего «само пройдет!» Покопавшись в разгрузке, я поделился с женщиной запасами из своей аптечки, собранной одним ушастым Стражем.

— Ну и как же вас угораздило попасть в это проклятое место? — Роса неопределенно повела рукой в сторону болота.

— По глупости, — признался я, дожевав последний кусочек. Придется врать вам, милая леди. — Хотели путь сократить, а мы же… — красноречивым жестом показал отсутствие крыши на месте. — Умные сильно, а брат у меня еще и упрямый. — Внимательно поглядев женщине в глаза, я сказал, попытавшись вложить в голос все, что нужно и еще немного больше: — Спасибо большое за помощь.

— Ну что ты, малыш, — она потянулась через стол, улыбнулась ласково, легонько погладила меня по плечу. — Как же я могла отказать в помощи?..

Дремучий материнский инстинкт, здравствуй! Родная мать не опекает меня так, как пытаются это делать большинство встреченных мною леди старше двадцати лет.

Солнце медленно падало за горизонт, и когда сумерки заглянули в кухню, под потолком зажглись несколько желтоватых шаров. Ух ты, а это что за чудо техники?! Какой свет странный… завораживающий… А внутри, там плывут облака и свет звезд так ярок и близок… И цвет меняется…

— Э, малыш, да ты совсем уже спишь, — тихо сказала Роса, склоняясь ко мне.

— Брат мой… — с трудом заставляя двигаться непослушный язык, кое-как еще держась в сознании, сказал я. — Он может… когда проснется… неадекватно себя повести. Глупостей наделать… — перо из крыла все никак не желало выдергиваться, пальцы соскальзывали. — А, демоны побери!.. На руку ему надень… — сняв браслет с последним клинком, протянул его Росе.

А дальше не запомнил…

Тепло. Тепло ласкало кожу чистотой и нежностью чего-то почти забытого. Запах. Такой родной и знакомый запах ирисов.

Разлепив один глаз, подтвердил свои подозрения — я сплю в постели, а не на камнях и не в трясине! Какое счастье! Кто скучал по простыням и матрасу — тот меня поймет. Солнечный луч проказливо заглядывал в окно, помешав мне мирно спать дальше. Ну не зараза ли?

Рядом на тумбочке, стоящей в углу уютной чердачной комнаты, в вазе стояли ирисы. Желтые, что немного разочаровало, но настроения не испортило.

Потянувшись всеми конечностями, благополучно рухнул с кровати! Как положено, с грохотом и неприличными выражениями. Крылья, побери их демоны! Слишком большие! При попытке потянуть еще и эти конечности я не рассчитал, что кровать узковата и подобное движение сбросит меня на пол! Еще и матрасом сверху накрыло. Ненавижу утро! Помянув Тьму со Светом в неприличных отношениях, проклятое болото, всех своих крылатых предков, чтоб им икалось в Посмертии, собственную удачливость и кучку богов с демонами, так же пребывающих в нетрадиционных связях, кое-как выпутался из простыни с тонким одеялом.

— Ну ты умелец! — восхищенно протянули за спиной, заставляя меня вскочить и резво обернуться.

Роса, стоя в дверях, весело улыбалась. Ой, слава Небу, вчера не хватило сил раздеться! А то красный от смущения Наследничек еще веселее выглядел бы только без одежды.

— Это брат научил… — промямлил я жалкое оправдание и тут же внутри стало холодно. — Как он? — вопрос вышел тихим и донельзя тревожным.

— Идет на поправку, — ответила дева-охотница. — Пойдем, проведаешь… — и первая переступила порог.

По привычке воспользовавшись ритуальным жестом на спуске, я отметил, что силы уже не уходят как в пропасть и потрачено ровно столько, сколько и должно. Ну, разве что может чуть-чуть больше… Видимо, потому что мои внутренние резервы все еще пусты.

Брат по-прежнему бледный с зеленоватым оттенком, но подыхать в ближайшее время уже явно не собирался.

— Раны заживут, силы восстановятся, — попыталась убедить меня приютившая нас женщина. — Все будет в порядке, поверь, малыш.

— Я верю… — тяжко вздохнул, игнорируя раздражающее обращение.

— А я что-то не очень, — хрипло отозвался Ван, не открывая глаз.

— Брат! — тут же подскочил к нему я, едва не подпрыгнув от радости. — Жив?!

— Не уверен, — ответил светлый, разлепляя один глаз и разглядывая мою сияющую физиономию. — Воды дай.

Роса тут же подала кружку с чистой водой, налитой из кувшина со столика рядом. Я помог брату сесть и придержал за плечи, пока он пил. Потом так же помог лечь обратно.

— Ты как? — поинтересовался я.

Скорчив задумчивую морду лица, Ван ответил:

— Как после пьянки с Командиром на второй экзаменационной неделе в Академии.

— Бедняга! — искренне посочувствовал я, стараясь не расхохотаться в голос.

— И помню примерно столько же… Что было-то? И мы где? — спросил светлый, кое-как оглядевшись.

— А ты вообще ничего не помнишь? — уточнил я.

— Очень смутно, — признался Ван. — Болото и какую-то тварь, которая меня жрала. И все.

Кратко рассказав последовавшие за укусом хаосника события, представил брату Росу и заглянувшего на звуки разговора Яра. Кто эти люди друг другу, я так и не понял. Что не семейная пара — дело ясное. Но вот дальше так и не разобрался.

— Простите, не могу поприветствовать и отблагодарить вас, как подобает Рыцарю, — криво усмехнулся братец. — Я слегка не в форме.

— Даже не думай вставать! — тут же ответила в миг оказавшаяся рядом Роса. — Тебе пока нельзя.

Ван нахмурился, собираясь возразить, но я скорчил суровое лицо и братец, глянув на меня, решил промолчать. Вместо того вздохнул, протянул руку, погладил мои перья. Похоже, ему это нравилось.

— Как шелк… — тепло улыбнувшись, тихо сказал брат. — Как ты сам, малыш?

Не будь ты ранен, я б тебе не спустил очередного «малыша». И покушений на мои крылья тоже. Но пока потерплю, зараза ушастая. Все ради того, чтобы мне за тебя не пришлось снова так бояться, брат. И чтобы ты пореже строил мрачную рожу, придурок светлый.

— Нормально, — со вздохом отозвался я. Оттянул рукой крыло, раскрывая его. — Вот, только перо маховое потерял, когда мы с тобой падали. Теперь демон знает сколько отрастать будет…

— Восстановлю силы — займусь твоим крылом, — пообещал, нахмурившись, брат. — Ты лучше пока не летай, а то мало ли…

— Ты б меня еще жить поучил! — не сдержал веселого смешка я. Какой-то нервный смех получился…

— Послало Небо брата-обалдуя… — вздохнул светлый, примеряясь, как бы половчее отвесить мне подзатыльник. Разгадав его намеренье, я тут же отступил на пару шагов и невинно улыбнулся.

— Эх, мальчишки… — послышался вздох Росы. — И как вас только в болото занесло?

Мы переглянулись, одинаково пожали плечами. Лежащий братец при этом жесте смотрелся забавно.

— Мы везучие! — заявил я.

— А еще умные, — добавил, весело скалясь, Ван.

— Ловкие…

— Сильные…

— И воспитаны дедом!

— Точно! Это все дедово наследство!

Роса, глядя на нас, рассмеялась. Повторив «мальчишки!», сказала подождать, пока она сделает завтрак. Я тут же вызвался помочь, но она посоветовала лучше приглядеть за братом, чтобы тот не пытался вставать.

— Что рассказал? — мгновенно смахнув с себя все веселье, спросил Ван.

— Почти ничего, — так же серьезно ответил я. — Шли через болото, потому что хотели сократить путь. Братья. Больше ничего.

— И никаких вопросов? — недоверчиво приподнял бровь светлый.

— Думаю, что вопросы еще будут, — помрачнев, ответил я. — Меня отрубило вчера раньше, чем расспросить успели. Ни слова о нашей династии и Терре. А там выкрутимся. Не впервой.

Ван согласился, помолчал пару минут. Эх, бледный же он… Да и боль его чувствую даже сквозь глухой щит на душе. Это же как его рана мучает?!

Молча сев на лежанку рядом с братом, я аккуратно и тщательно наложил темную «ледышку» на его ногу прямо сквозь бинты. То же самое проделал и с забинтованным плечом, и с рукой.

— Так легче? — негромко поинтересовался я.

— Ага, — ответил блаженно прикрывший глаза светлый. — Значительно.

Роса вернулась в комнату с завтраком и дальнейший разговор был пока отложен. Оголодавший Ван приговорил свою порцию в считанные минуты, и женщина, смеясь, обеспечила примеривающегося к моей еде светлого добавкой.

Потом я помог Росе обработать рану Вана, увидев которую, светлый зашипел разъяренным тигром. Да, понимаю, меня тоже не вдохновил вид почерневшего от воспаления колена и омертвения тканей вокруг ран от зубов хаотичной твари. Хотя Роса успокоила, сказав, что заживает хорошо, и недели за две-три все придет в норму. Брат, услышав сроки, выругался.

— Не ругайся, — спокойно сказал я, накладывая на раны прозрачную мазь из запасов, данных мне в путь Арисом.

— А ты меня не учи, я старший!

— А ты не дергайся, а то я тебе случайно ногу сломаю…

— Тогда я тебе случайно ухо оборву…

— Наглая светлая морда…

— Ирис…

— Зараза!

— Не затягивай так, больно же!..

Устыдившись своего минутного порыва, я тут же ослабил бинт и даже не забыл про «ледышку», чтобы снять боль. А после перебинтовки мой брат снова уснул.

Попытавшись быть хоть чем-нибудь полезным приютившей нас двоих женщине, я наткнулся только на ласковую улыбку, пожелание отдохнуть и набраться сил. Переодевшись обратно в свой камуфляж (без куртки и разгрузки, обойдясь только футболкой), я вышел во двор, чтобы потренироваться. Золотую прядку волос из разгрузки я перепрятал в карман штанов, предварительно заплетя частью в тонкую косичку, чтобы не запутывалась, — почему-то очень не хотелось, чтобы Роса ее увидела. Мышцы ныли, требуя разминки, и если в ближайшее время хорошую нагрузку не обеспечить — боль будет адская.

Красиво тут все же! Лето… А дома — зима… Дома. Как же я скучаю по дому.

Широкий посыпанный песком двор был идеальным местом для тренировок. С фламбергом?.. Поудобнее уложив крылья, я отверг мысль о тренировке с тяжелым оружием. Фламберг не рассчитан на наличие крыльев за моей спиной, еще покалечу… Мне теперь бережно нужно относиться к ним. Эти крылья гораздо большей заботы требуют, чем мои полуэфирные. Теперь сложить их так, чтобы не мешали… В руках два клинка… Я чуть-чуть постоял с закрытыми глазами, пытаясь уловить музыку. Поймал. Тело мгновенно ушло в движение, ритм схвачен, Крылатый в танце!.. Как звучит эта музыка и сердце мое бьется в ритм с ней, я создаю эту музыку из движения, подчиняясь мелодии, звучащей внутри! Мечи порхают легко и доспех самой легкой чешуей, намеком на броню струится, то и дело исчезая…

Великолепный, сложный и неравномерный, но чистый ритм был нарушен, когда музыка уже подходила к своему завершению. Внутри дернуло пронзительной, острой болью, словно в спину ударили раскаленным стилетом, клинки вмиг оказались в личном пространстве, а меня едва не бросило на землю…

— О-охо… — вырвался тихий стон, когда я смотрел на свои окровавленные ладони, снова едва не выплюнув легкие. — …! Да когда же это закончится…

— Не прошел для тебя путь по болоту бесследно, мальчик…

Тыльной стороной ладони вытерев кровь с подбородка, я поднял на Яра взгляд и мрачно ответил:

— Это не имеет значения. Сделать все равно никто ничего не сможет, — поглядел в небо, чувствуя, как тянет ввысь. Как же мне надоел привкус собственной крови… — Не пытайся мне помочь, человек. За брата — я благодарен, но мне — не трать силы понапрасну.

Ввысь тянуло все сильнее, зазвучали не слышимые никому кроме меня, знакомые струнки полета и ветра. Человек бесконечно долго смотрел на меня, пока не спросил в полголоса:

— Сколько тебе лет, Ирдес?

— Скоро три недели как пятнадцать стукнуло, — ответил я, вспоминая минувший день рождения. Странно как… Месяца еще нет, а кажется — вечность прошла.

— Недели? — не понял Яр. — Это сколько?

Спалился, наследничек? Сам дурак…

— Э… неделя — это семь дней, — осторожно ответил я.

— Так и сказал бы, что три седмицы, — белозубо усмехнулся человек.

Ирдес — дурак невнимательный! И еще много плохих слов.

— Знать много разных языков — иногда вредно, — решил попытаться выкрутиться я.

— Согласен, — снова улыбнулся человек. — От лишних знаний — одна головная боль!

— Знания лишними не бывают! — сообщила вышедшая из дома Роса. — Ты бы лучше отдыхал и отсыпался, крылатый ребенок. Вчера ведь едва живой был.

— Не хочу отдыхать, — помотал головой я. — Роса, я полетаю немного. Если Ван проснется, пусть не бежит меня искать, ладно?

— А тебе не опасно? — женщина подошла, погладила крыло с отсутствующим маховым пером.

— Да будь воля брата, он бы меня привязал к б… ближайшему дереву и не отпускал без свиты нянек! — чуть не ляпнул «к батарее»! — Тоже мне старший, — фыркнул. — Взрослый я, уже давно вырос! И знаю сам, что опасно, а что нет.

Умолк, недоуменно глядя на весело хихикающую охотницу. Что я такого смешного сказал?!

— Лети, крылатый, лети… — сказала, подавив очередной смешок, женщина. — Присмотрю я за твоим братом.

— Спасибо, — улыбнулся в ответ, и своим «полетным» прыжком взвился в воздух. Забил крыльями, ловя ветер, а в душе так заиграла музыка, что я не выдержал и запел, коротко рассмеявшись…

Небо мое! Как же восхитительно, что есть небо!

Не знаю, сколько я летал — здесь время идет не так как на земле. Домик охотницы остался где-то позади, но потерять его я не боялся — незримая связь с братом всегда приведет меня к нему.

Далеко к юго-востоку едва виднелась крохотная с такой высоты и дали деревенька. Что-то внутри остро кольнуло при виде этих едва различимых даже для моих глаз домиков. Крылья сами поймали нужный ветер, неся меня к этому селению. Скорее всего — человеческому.

Скользнув над деревьями, я мягко приземлился у самого пшеничного поля, сложил крылья, и, не торопясь, пошел в сторону деревни по краешку между лесом и полем. Попадаться на глаза людям пока не хотелось, лучше так посмотрю, что тут и к чему. Очная разведка все равно нужна, тем боле, что, судя по карте, мы в человеческих землях, отмеченных пиктограммой «светлые». Тут нужно быть более чем осторожным.

Ладонью касаясь колосьев пшеницы, я шел вдоль поля… когда снова, будто колпаком из пуленепробиваемого стекла накрыло. Ощущение ирреальности происходящего стало таким сильным, что все вокруг показалось сном. А золото колосьев отразило багрянец.

Я шел, почти не чувствуя как переставляю ноги. Может, я действительно сплю? Может, все еще в бреду?.. А если ничего этого не было… Нет никакого иного мира, нет изначальных, не случилось побега, болота и предка…

— Ой… ты кто?..

Словно из-под земли в паре шагов от меня вырос нескладный растрепанный паренек немного меня помладше, но повыше… В пшенице он, что ли, лежал? Да, скорее всего…

— А ты кто? — поинтересовался я, раздумывая как преодолеть разделившее меня с миром стекло. И стоит ли? Мысли в голове ворочались вяло и неохотно.

— Снежар, — не раздумывая ответил паренек.

Что-то в этом имени снова заставило душу внутри болезненно дернуться. Мой взгляд скользнул по светло-рыжей шевелюре, веснушкам на загорелом лице, задержался на светло-коричневых, как гречишный мед глазах с оранжевыми крапинками. Да, пожалуй, что это имя ему подходит.

— А что ты здесь делаешь? — не спешил отстать паренек, с жадным любопытством разглядывая мои крылья, да и вообще меня. — Ты кто такой? Ты… ты из богов?..

— Богов?.. — попробовал я это слово на языке. — Нет уж, уволь от такой напасти. Хватит с меня и Владыки…

— Ты бессмертный?! — по-своему понял мои слова этот… Снежар. — П-простите… то есть… я хотел сказать…

— Остынь, — легко улыбнулся я. Какой забавный. — Можешь звать меня Иллэтэ, человек Снежар.

— Иллэтэ, — повторил паренек. — А ты кто, Иллэтэ?

— А на кого похож?

— На бога…

Я только усмехнулся и отрицательно помотал головой. Любопытство так и подстегивало этого рыжего задать тысячу вопросов, но он, похоже, не знал как ко мне обращаться. Чуток раскинув крылья, словно мне неудобно, тщательно сложил их и увидел в лице Снежара неподдельный, почти щенячий восторг.

— Что это за деревня? — кивнул я в сторону домиков.

Тут паренек, захлебываясь словами, попытался выложить мне все сведенья разом. Что называется деревня Лесная, что живут тут как земледельцы, так и охотники, часто ходящие по окраинам болота за редчайшей дичью, а в корчме тут самое лучшее вино, что местные виноделы делают его из особой лозы, что в Болоте изменилась… Бурный поток слов и обрывочных сведений, включая даже то, что соседская девчонка, которой Снежар собирал цветы на самой окраине, обозвала его дураком и побила врученным букетом…

Слушая эту находку для любого шпиона, я не торопясь продолжал идти по полю. А выводило оно к заднему двору окраинного дома…

— А сестра у меня — у, злюка, каких поискать. А отец — он охотник! Давно уже не охотится, но разве бывшие охотники бывают?!..

А дом, к которому мы вышли — это как раз его дом, а в поле паренек прятался, потому что грамоте обучен в отличие от большинства ребят, и книгу хотел почитать… вместо того, чтобы работать… Ух, ему и попадет за это!.. Может хоть Иллэтэ согласится чуток прикрыть его шею и скажет, что Снежар на самом деле был занят важным заданием? А то у отца рука тяжелая…

— Где тебя опять носит, малолетний выродок?!

От яростного крика моя шпионская находка втянула голову в плечи, а я приоткрыл крылья, на мгновенье ощерившись тут же убранными в личное пространство клинками.

— Батя… — обреченно пискнул паренек.

Ему было меньше пяти десятков лет. Седой, подтянутый, с чертами лица, ясно показывающими что в юности этот человек был весьма хорош собой. Опасная грация хищника даже в этой застывшей, нелепой позе с отпавшей челюстью и выпученными глазами. Хм, видать, на меня он не обратил поначалу внимания, ведь крылья хорошо видны, слишком они большие, чтобы их спрятать. Хотя, может, просто вырулил из-за дома да по привычке накинулся на сына… Снова сложив крылья, я спокойно шагнул к нему и холодно поприветствовал:

— Здравствуй, Снежан.

Человек попытался подобрать челюсть, и что-то сказать, но послышалось только невнятное сипение.

— Пап, это Иллэтэ… — робко встрял парнишка.

— Небесный… — выдавил человек, правильно переведя это имя.

— Пусть будет так, — по моим губам скользнула не самая добрая улыбка. Пожалуй, даже, одна из самых мерзких. — Хотя я предпочитаю имя Крылатый… Но это не важно, подлый убийца. Для тебя — не важно, — склонив голову набок, я разглядывал побледневшего человека. За этим стеклом мысли приобретают странные формы. Что двигает мною сейчас? Наверное, тот самый кусочек чужой памяти. — Тридцать лет и две седмицы прошло. Ты считаешь эти дни?.. А она считает и плачет от боли. Помнишь убитую тобой девочку, тварь?..

— Какую девочку?.. — судорожно спросил человек, осторожно отступая.

— Что, она была не единственной, человеческий выродок? Не бойся, я пришел только из-за той, которую звали Злата, — в руках оказалась прядь золотых волос. Подставив их свету, я полюбовался бликами. — Хотя чаще ее называли Золотинка.

— Что ты такое говоришь?.. — Снежар переводил растерянный взгляд с меня на отца и обратно.

В этот момент на задний двор выскочила шустрая девочка лет десяти. Такие же светло-рыжие как у паренька волосы и те же веснушки любому зрячему говорили, что это его сестренка. Ни на кого не глядя, она хотела была побежать по своим делам, но остановил окрик брата:

— Леля!..

Девочка оглядела компанию и так и застыла с открытым ртом. А охотник-то, похоже, так и не может поверить в реальность происходящего, иначе драпал бы уже во все лопатки.

— Твой отец, Снежар, тридцать лет назад убил такую же малютку, как твоя младшая сестра, — спокойно просветил я. — А теперь бери сестру и убирайтесь отсюда. Тебе бежать бесполезно, охотник.

Мой враг, начиная понимать, что все это не сон, чуть изменился в лице и взгляд стал таким льдистым… Я едва заметно качнул головой, слегка обернувшись в сторону его сына. Паренек нерешительно замялся. Спрятав золотистую прядь и достав из кармана родовую печать, я надел ее на палец, повернув эмблемой вовнутрь. Не хочу светить свой род.

— Но… как же так… — жалко скривившись, выдавил паренек.

— Привет, котенок, — вместо того, чтобы ответить ему, я улыбнулся девочке. — Золотце, помоги мне… — и указал взглядом на Снежара.

— Как скажешь, но с тебя должок, — дерзко улыбнулась мне в ответ рыженькая малявка и, крепко схватив брата за руку, потащила его прочь.

Едва дети охотника исчезли за углом дома, вынужденное бездействие взорвалось битвой! Широкий и длинный нож, больше похожий на короткий меч ублюдок выхватил из-за спины, а я, не желая пачкать об эту мразь клинки, отбивал удары дагой и кольчужной перчаткой! Плох контроль над телом и сознанием, раз я не могу образовать весь доспех…

— Где твои подельники, тварь? — поинтересовался я, не прекращая атак и защит. — Передохли или и их придется искать?

— Здесь твой путь и закончится, мститель недоделанный!

Ну-ну, а голос-то дрогнул у тебя, человек. Хочешь верить своим словам, да не очень получается. Ну, ничего, дедовой печатью я у тебя все вызнаю. Только бы не убить тебя слишком быстро.

— Да ну?! — Улыбка, едва обозначившая клыки. — Плохо марать о мразь меч, но клинок мне это простит. А может, задушить тебя так же, как ты ее задушил?

Охотник невнятно зарычал, обманным движением направил нож мне в живот. Рука в кольчужной «лапе» метнулась вверх, чтобы прикрыть горло, в этот миг в левой руке человека блеснул еще один нож, немного покороче того тесака, которым он орудовал. Метил тоже в шею, но с боку, я уклонился… и нож больно резанул меня по левому предплечью!

Мгновенно отпрыгнув в сторону, я коснулся раны, взглянул на кровь. Охотник, не веря глазам, смотрел как осязаемый багряный свет стекает по лезвию ножа. Чего?! Почему это она так сильно светится?! Я судорожно задрал короткий рукав футболки, в страшной догадке проверяя татуировку… Сволочь! Сволочь, ты порезал мой доспех! Это же подарок отца!!!

— Это был мой лучший доспех, — обреченно сообщил я в пространство. — А ты, тварь жить не достойная, его испортил.

Хватит играть, принц. Пора убить. Что-то поняв по моему лицу, охотник рванул назад, я — следом… Когда убийца схватил топор, больше похожий на секиру и снизу вверх, и не имея времени даже перехватить его поудобнее прямо с земли наискосок попытался ударить меня обухом метя в лицо, до конца уклониться я не успел. Уйдя от основного удара, почувствовал, как лезвие на излете задело меня, прочертив линию ниже ключицы и до плеча. Волнистое лезвие фламберга вошло в живот охотника, пробив человеческое тело насквозь. Меч простит… Человек опустил глаза, выронил топор, схватился руками за лезвие то ли в безумной попытке его вытащить, то ли не веря в реальность. Ледяной огонь волной от моей руки по лезвию, выкручивая раненому внутренности, заставляя каждый нерв гореть от непереносимой муки. Я коснулся пальцами родовой печати, шагнув вперед, положил ладонь на лоб человека…

— Мразь, — прошептал я, прочтя память. Только самое нужное, только то, где найти его так называемых «друзей», но сколько же отвратительного успел увидеть…

Тепло шершавой рукояти мягким толчком в ладонь. Тело в агонии скользит вниз, меч сам освобождает себя из плена. Ритуальным жестом очистив его от крови, убираю в личное пространство. Теперь минуту отдышаться…

Человек не спешит умирать, хрипит в агонии у моих ног. Судорожно сучат руки вдоль страшной раны, пытаясь ее закрыть.

А ведь если все этого нет… Судя по ощущениям — просто сон, какой-то из моих затянувшихся кошмаров. В моих снах все не так как у нормальных — ощущения на грани реальности, порой гораздо реальней, чем сейчас. Но если этого нет… то нет и Таэш.

Стекло лопнуло с неслышимым никому кроме меня звоном. Коснувшись рваной раны под ключицей, я зашипел от боли.

Короткий, полный ярости женский крик весьма неприличного содержания заставил меня попытаться активировать доспех. Последнее действие отозвалось вспышкой адской боли в плече. Немолодая, измученная женщина раз за разом била ножом в грудь умершего мужчины. Каждый удар сопровождался таким выражением, что даже Вану есть чему поучиться.

— Да умер он уже, умер! — попытался остановить ее я, зажимая рану и стараясь не завыть в голос. Рука ниже раны отнялась.

— Благородно умер, — останавливаясь, горестно качнула головой женщина. — От меча. Зарубить бы его, как свинью! А лучше — вилами! Собаке — собачья смерть!

— Поверь, это было очень мучительно, — выдавил я, пытаясь избавиться от красных мух в глазах. Отравленный нож был, что ли? Да что ж так больно-то?!

— Ты ранен, спаситель мой, — наконец подняла взгляд женщина. — Позволь мне помочь.

М-м… подняла лицо… судя по чертам — мать Снежара и Лели. Жена… вдова охотника. Не споря, я покорно направился вслед за ней. Реальность снова куда-то отодвинулась. Попросив меня минут пять подождать, женщина куда-то умчалась. Пока ждал, сидя на скамье в кухне и зажимая кровоточащую рану, успел немного поразмыслить. Что на меня нашло?! Показуха, бой глупый — что за идиотизм?! Оправдывает (да и то, как-то слабо) только то, что я не владел собой. Стекло между мной и миром было еще прочнее и толще чем в тот раз… кажется, тысячу лет назад. В мой день рождения, когда эта светлая самовлюбленная дура пыталась проклясть Вана… а прокляла меня.

— О-о, Небо, как же я устал!..

Устал от всего этого. Почему нельзя дать мне просто жить, спокойно учиться?! Неужели нельзя подождать с этой ответственностью за мир?!

— Потерпи еще немножко… — чужая, ласковая рука коснулась моего плеча, погладив кончиками пальцев. — Все будет хорошо, свет небесный…

— Это наша лекарка, — негромко сказала вдова охотника. — Она тебе поможет.

Лекарка? Скорее, ведьма. Около двадцати лет, и чем-то неуловимым она напоминала мне Кису. Только Киса — маленького ростика, а эта высокая, повыше меня. Черные волосы крупными кудрями вились аж до талии (длиннее моих!), неправильные черты лица, кое-где грубоватые, немного ассиметричные, тем не менее создавали завораживающее своей красотой зрелище. Живое лицо, с мягкой улыбкой пухлых, алых губ, но самым удивительным были глаза — зеленые, горящие внутренней силой и негасимым, бешеным пламенем жизни!

— Ведьма, — шепнул я, радостно улыбнувшись.

Она едва заметно кивнула. Не думал, что когда-нибудь увижу хоть одну живую носительницу этого удивительного дара! Дураки думают, что настоящая ведьма только и делает, что вредит. Нет, проклясть она может так, что мало не покажется! Но это если только ее обидеть.

— Давай поглядим твои раны, — предложила зеленоглазая.

Кивнув, я отнял ладонь от пореза на руке и тут же закусил губу. Лекарка достала из сумки какой-то бесцветный порошок, набрала горстку в ладонь и дунула сначала в рану на руке, потом и на ту, что под ключицей. Кровоостанавливающий и дезинфицирующий. Раны обожгло, но ледяной огонь тут же покрыл их инеем.

— Удивительная реакция… — оторопев, сказала ведьма.

— Для меня — нормальная, — ответил я, первое время просто кайфуя от того, что боль отступила.

— Мышцы до кости рассечены. Ну, шить будем? — спросила зеленоглазая, смыв кровь с пореза.

— С ума сошла? — приподнял бровь я. — Татуировки не видишь? Повязкой стяни и все.

— Тату… чего? — не поняла ведьма. — Рисунок под кожей, что ли?

— Это не рисунок! Повязку, — отрезал я дальнейшие споры. Еще раз поглядел на разрезанную, как никогда ярко проступившую татуировку и обреченно вздохнул: — Брат меня убьет за этот доспех. И будет прав.

— Артефакт? — скорее утвердила, чем спросила лекарка. — Из тех, что эфемерно-призрачные с временной материализацией?

— А так же слитый с плотью и настроенный для личного пользования, — ответил я, подавив удивление осведомленностью деревенской знахарки. — Многофункциональный, между прочим.

— Поняла-поняла, иголкой не ковыряю, давай перевяжем.

Она туго замотала глубокий порез и постаралась незаметно взять пробу моей необычной крови. Я сделал вид, что не заметил. Царапину от ключицы до плеча я вообще позволил только промыть обеззараживающим раствором, нечего тут бинтовать.

— Зовут тебя как? — поинтересовался я в конце экзекуции.

— Велиса, — дерзко вскинула голову черноволосая ведьма.

Если память мне не лжет, то Велиса переводится как «волшебница леса», причем с вариацией окончаний. Если добавить «'ль» — то это «ведающая света и добра», что-то вроде всезнающей доброй мамочки. А если окончание будет «'тэль» — это уже далеко не добрая и не светлая, «знающая» или же «ведающая колдунья».

— Велиса'тэль? — провокационно приподнял бровь я.

— Без окончаний, — отрезала зеленоглазая лекарка.

— Меня можешь звать Иллэтэ, — усмехнувшись, представился я в ответ.

— Эльйинэль? — Эй, еще и Повелителем меня зачем звать?! Вот провокаторша! Ну точно как Киса…

Э… какие-то странные ассоциации мелькают в моей голове. Я же, только в Старшей короне и какой-то… седой, что ли?.. Ну-у, если я до этого вообще доживу, то в любом случае очень не скоро!

— Тэх элини'тэ, — ответил я, едва заметно улыбнувшись и коснувшись пальцами лба, ненавязчиво указывая на отсутствие венца. Без титулов, ведьма. Без титулов. — Мне кажется, нам есть о чем поговорить, волшебница.

— Думаю, это можно устроить, Небесный. Возможно, у меня? Может, я смогу помочь тебе с поврежденным доспехом…

— Возможно, волшебница.

Я поднялся со скамьи, галантно подал руку спутнице. Ведьма мою ладонь проигнорировала, легко поднявшись на ноги и направляясь на выход первой. Только насмешливо блеснули живые зеленые глаза. Мне ничего не оставалось, как только пожать плечами и направиться вслед за Велисой.

— Как ты, Нала? — обратилась к хозяйке дома лекарка.

— Лучше чем за последние тридцать лет, Велиса, — ответила, слабо улыбнувшись, женщина, спокойно сидящая в кресле. По бокам устроились ее дети, с тревогой глядя на мать. Что-то незаметно, чтобы хоть кто-то из них горевал об утрате главы семейства. Вдова поднялась, поклонилась мне и сказала: — Спасибо тебе, посланец самой Судьбы.

— Я сам судьба, — по губам скользнула усмешка. — Тебе не за что меня благодарить. Свершилась месть за невинную душу.

— Ей было двенадцать, — сжав кулаки, выдавила женщина. — Двенадцать лет!..

— Она освободится, когда я убью всех, — все же не удалось скрыть нотки ярости в голосе. Внимательно оглядев обоих детей, я сказал сначала малышке: — Твоя судьба очень далеко отсюда, рыжая. И твоя, Снежар, не ближе. Однажды грезы о дороге за горизонт уведут отсюда вас обоих. Только идите вместе, так будет лучше.

Девчонка улыбнулась, а мальчишка судорожно сглотнул. Но как заблестели надеждой глаза! Твою налево, Крылатый! Играй, да не заигрывайся!

— И учитесь всему, особенно драться и грамоте — пригодится! Да и удирать из дома не слишком спешите. Нагуляетесь еще.

На этом мы с Велисой ушли. Ведьма повела меня через поля, в сторону от улиц.

— Ну, спрашивай, — с легкой усмешкой предложил я, видя, как нетерпеливо поблескивают эти наполненные жизнью глаза.

— А ответишь? — поинтересовалась девушка.

— Смотря как спросишь.

— Кто ты? — прямо спросила девушка, наивно захлопав ресницами.

— Иллэтэ, — хмыкнул. — А похож на кого?

— На бога, — совсем как Снежар, выдала лекарка. — Или на воплощение бога.

— Нахваталась непонять где умных словей… Не бог. Можешь считать, что я — Сын Неба. Так меня один настоящий бог зовет. А расскажи-ка ты мне, лучше, вот что…

И я перечислил «список вопросов первой необходимости». О нравах, царящих в этом мире, о дипломатических отношениях жителей и держав, о ходовой валюте и ценах, об уровне развития…

— Да и вообще, расскажи о мире так, как будто я ничего о нем не знаю, — выдал в итоге.

— А действительно не знаешь? — спросила Велиса, даже притормозив ненадолго.

Действительно почти ничего не знаю! Дед мало рассказывал.

— Мало ли, что за двести лет могло случиться… — буркнул я недовольно. — Рассказывай, ведьма.

И она начала рассказывать. Стройные ряды важных фактов укладывались в голове. В ходу здесь по-прежнему золото, серебро и медь. Ну, еще драгоценные камни. Развитие недалеко ушло от уровня двухсотлетней давности. Сильнейшие державы по-прежнему Темная Империя и Светлое Княжество, хотя человеческая империя тоже обрела достаточное могущество. Темное Царство… Ну, с появлением этой силы тоже всем приходится считаться.

Опять что-то царапнуло внутри с упоминанием этого Царства. Придется разбираться, с какой это радости у Империи… два филиала.

А Велиса все рассказывала и рассказывала еще целую кучу всего полезного.

— А правит сейчас кто? — спросил я, когда мы подходили к домику лекарки почти у самого леса.

— У людей — Ладомир Третий. Мудрый правитель, но где-то даже тиран. Хотя это и не плохо, именно он за последние пять десятков лет как следует навел порядок в королевстве. У светлых с исчезновением наследника, в права вступил младший княжич, теперь он Пресветлый Князь Элаториан. А у темных сейчас один император… Кайреан ар'Грах.

Показалось, что я с размаху налетел на стену. Даже дыхание перехватило. Повернулся, в упор посмотрел на лекарку. Кайреан — не родовое имя. Владыки довольно трепетны в отношении имен в роду. Мое еще вписывается в рамки традиций, но это…

— Почему один? — спросил я, едва справившись с голосом. — Верховный?

— Нет, только Первый, хотя и взял на себя обязанности Верховного. Не знаю точно, но слухи ходили, что семья вся погибла, а Старшая Корона исчезла…

Не выдержав, я помянул тихим добрым словом тварей Хаоса и Дария Завоевателя. Остановившись перед дверью в дом лекарки, почесал в затылке и сказал:

— Слушай, ведьма. Сейчас я тебе одну байку расскажу, а ты дорасскажешь… Пошли как-то раз два брата по Болоту Мертвых приключений на ж… хм… на буйные головы поискать…

И я кратко изложил историю с ранением моего светлого братца.

— И лежит теперь этот самоуверенный обалдуй с прокушенной ногой и почерневшей раной, — закончил я. — А теперь скажи мне, ведьма, будет ли у этой байки светлое завершение… Знаешь, чем такие раны лечить?

— Знаю, — кивнула она, что-то про себя озадаченно прикидывая. — У меня, кажется, еще оставалось это лекарство…

И уже задумавшаяся новой задачей, первая вошла в домик.

Лекарство было нашлось и небольшая полупрозрачная склянка из толстого стекла запечатанная воском была мне торжественно вручена вместе с инструкциями по применению. После чего мы еще немного поговорили о мире, в частности — о темных землях.

Солнце потихоньку начало сползать к закату и пришло время лететь обратно.

— Когда будешь путешествовать, поработай над своим акцентом, — посоветовала ведьма. — Твоя манера разговора очень сильно царапает слух, даже невнимательному. А если ты хочешь остаться в тени…

— В тени? — я схватил рукой крыло и потянул его вверх. — Интересно как я вот с таким довеском в тени останусь? Не волнуйся, Иллэтэ себе дорогу пробьет. Спасибо тебе, Велиса.

— Небесный! А перышко на память оставишь? — задорно улыбнулась девушка.

Тяжко вздохнув, я снова оттянул рукой крыло, выбрал перо, выдернул, поморщившись от боли. Скоро такими темпами вообще без перьев останусь. Вручил «на память» зеленоглазой ведьме.

— Благодарю, — склонила голову ведьма. — Наверное, прощай?..

— До встречи, зеленоглазая. До встречи.

Раскинув крылья, я прыжком оказался высоко над землей, тут же поймав ветер. Как быстро научился летать с этими крыльями. Ведь с ними все по-другому….

Тонкой нитью незримой связи пользоваться не хотелось — еще брата по таким мелочам тревожить… Он наверняка отсыпается, еще разбужу. Поднявшись под самые облака, сориентировался со сторонами света и направился обратно. Наверное. Вроде бы. Во всяком случае, в ту сторону… я надеюсь.

Удачно поймав ветер и доверившись воздушному потоку, я скользил высоко над землей и думал. Думал о том, как нам тут выжить. По сути, мы с братом сейчас — два бомжа, а не два аристократа. Разве что арбалеты в ближайшем городе продать. Насколько успел выяснить у ведьмочки, самое простое оружие изначальных стоит как тройка породистых лошадей. Много, в общем. Вот только жалко мне арбалеты! Всегда хотел такую игрушку! Они же уникальные… Расстанусь, только если выхода другого не будет. Да, я очень трепетно отношусь к оружию!

Что мы умеем? Да, собственно, все. Не страшна никакая работа, в том числе и руками. Что мы умеем лучше всего? Ну, кроме обеспечения окружающим крайне веселой жизни… Наверное, драться. Значит, вполне можем стать наемниками. Если обманчивая внешность не помешает.

Та-ак… Кажется, все-таки не в ту сторону где-то я завернул. Лечу давно, а знакомых мест не видать. Мой внимательный, ищущий взгляд вдруг зацепился за что-то и быстро вернулся к этому «чему-то». Склон холма весь в ярких пятнах цветов… Ой, футболку-то я забыл от крови отстирать! А там, вроде бы, ручеек течет.

Сложив крылья, я заскользил вниз и влево. Ветер в лицо выбивал из груди дыхание, заставляя бороться за каждый вдох. Азарт полета заставлял лишь скривиться в улыбке, в борьбе со стихией. Распахнув крылья у самой земли, с трудом удержался на ногах. Встал, отдышался, осмотрелся. Ромашки, полынь и ирисы. Весь склон зарос ирисами. Желтых совсем немного.

Потянувшись к ближайшему цветку, я коснулся фиолетовых лепестков и они прильнули к пальцам. Не могу пройти мимо этих цветов. Они — как талисман, мое обещание удачи… Но больше всего дорого другое. Эти цветы напоминают о маме… как она говорит «Ирис, солнышко», а я и не возражаю даже (иногда), и смотрит на меня своими темно-синими глазами, улыбается. С этими цветами я не помню, как она порой кричит на меня, ругается, ведет себя как тиран, как моя несгибаемая мать-императрица заставляет меня желать сбежать от ее опеки подальше. Эти фиолетовые цветы, из-за которых я получил свое имя — они как ощущение дома. Того самого, где всегда любят, ждут, где тепло, где мой дом — моя неприступная крепость…

Срывать цветок не стал. Хорошо здесь. Так хорошо, что хочется остаться подольше. Немного побродив среди цветов, я все же вспомнил, зачем спустился с небес и занялся футболкой. Отстирав ее от крови в ручейке, вымылся сам и сел штопать дыры. В одном из многочисленных карманов штанов всегда должна быть иголка с ниткой. Справился я быстро и даже вроде бы аккуратно. Одевшись, некоторое время просто сидел, блаженно прикрыв глаза. Как же здесь хорошо! Как в сказке…

Солнце клонилось к закату и подходило время возвращаться. А поскольку с ориентированием в пространстве наблюдались явные проблемы, я потянулся к брату душой, на миг ощутил его рядом, понял, что он давно не спит и знал, что сейчас скажет «Этот гулена скоро вернется» уже начинающей беспокоиться Росе… Поймал направление. Лететь нужно градусов на тридцать западней моего прежнего маршрута.

Встав, напоследок огляделся… и почувствовал, что внутри образовалась сосущая, ледяная пустота. Потому, что стало страшно. Все фиолетовые ирисы сменили цвет. Они стали багровыми.

Жутко. Как будто родной дом вдруг стал гостиной Белой Госпожи, и она попировала там вдосталь. Холодно, хотя минуту назад было совсем тепло. Просто мне холодно от сковавшего все внутри ледяного ужаса.

Я протянул руку к ближайшему цветку. Пальцы чуть дрогнули, коснувшись багряных лепестков.

…Больно. Как больно внутри. Хочется завыть от отчаянья и бессилия…

Отдернув руку, я отступил на шаг, оступился, упал и сел, автоматически вскинув крылья чтобы не повредить и не сразу поняв, что задыхаюсь. Что это?! Почему моя сказка превратилась в кошмар?! Почему вся моя жизнь похожа на бредовый сон?..

Не знаю, сколько я так просидел, ничего не понимая, оглядывая цветы в тщетной надежде, что все это — глюк, пытаясь справиться с накатившим кошмаром, да и проснуться в конце концов… Наверное, долго. Все еще слабо сознавая, что делаю, поднялся, сорвал один цветок и взлетел.

Только в полете удалось немного прийти в себя. Странности этого проклятого Болота Мертвых и до моего маленького рая докатились! Ненавижу. Ненавижу, когда разрушают мои сказки и чудеса! Это мое! И только мое! Дери демоны, да я сколько угодно могу возмущаться, что не малыш, но перед собой-то я честен. И взрослеть так быстро не хочу! Вообще не хочу… Да будь оно все проклято!..

Когда я приземлился во дворе, Ван сидел на крыльце. Вытянув раненую ногу, щурясь в сторону заката и заплетая свои светлые волосы в короткую косу. Рядом лежал свежеобструганный костыль. Ха, не сомневался в нем ни минуты! Мой светлый брат терпеть не может собственной беспомощности, его это бесит до такой степени, что он сделает все что угодно, лишь бы не лежать в постели. В том числе и из мертвых быстренько воскреснет.

— Где тебя носило, гулена? — миролюбиво поинтересовался Апокалипсис.

— По небу… — неопределенно ответил я. — И по земле…

— Все-таки вернулся! — из дома вышла Роса, улыбнулась. — А мы уж думали, заблудился, искать придется.

Не ответив, я шагнул к ним поближе, поднял зажатый в ладони цветок, убедился, что цвет все еще слишком странный. Посмотрел на враз переставшую улыбаться охотницу.

— Какого он цвета? — негромко поинтересовался я.

— Красный, — так же тихо ответила Роса.

— Багряный… — поправил. — А почему он такой? Ведь был же фиолетовый….

— Это значит, что на твоих руках кровь, малыш, — охотница оглядела меня гораздо более внимательно. Сразу приметила швы на футболке, чуть выглядывающую из-под рукава повязку… — Значит, что ты кого-то убил.

— Много убивал, — сухо обронил я. — На моих руках крови столько, что я уже не считаю мертвых.

— Убил, говоришь, — Ван поднялся, тяжело опираясь на костыль. Ему было пока еще тяжело стоять и ходить… И кроме того, он начинает злиться. О, этот суровый взгляд мне знаком до боли! В отшибленных местах… — А ну иди сюда…

Ы-ы-ы… лучше бы я по дороге этот чертов цветок выбросил! Покорно шагнув ему навстречу, вытерпел когда он схватил меня за ворот, оттягивая футболку, чтобы увидеть рану на груди, потом завернул рукав…

— Ну? — поинтересовался братец. — Куда ты опять вляпался?

— Ну, Ван… понимаешь… ну, так получилось… я не хотел… просто так вышло…

— Да что так вышло, идиот малолетний?!

— Сцепился я с охотником… с тем самым. Который… — я взглянул в сторону далекого болота. — Который ее убил. Увидел, узнал эту тварь… Ну и… а он матерый волк… Доспех вот, повредил…

Опустив голову, собрался было изобразить само раскаянье, как огреб по уху с такой силой, что чуть не упал!

— За что?! — схватившись за горящее ухо, я отпрыгнул от разъяренного брата.

— За тупость твою, которой пределов нет, показуху и за то, что доспехом не воспользовался так, как должен был!!!

— Да я получше тебя знаю, как оружием и доспехом пользоваться! Не указывай мне! Лучше бы под ноги смотрел, когда по трясине гуляешь!

— Лучше бы ты самостоятельно думать научился! Пятнадцать лет уже, а все как пятилетний!

— Какой хочу, такой и есть, и уж поответственней некоторых светлых придурков!!

— В чем поответственней?! Все за тобой нянькой приходится ходить, чтобы ты свою башку глупую не совал под любой подвернувшийся топор!

— Хватит меня опекать как карапуза трехлетнего! Я давно сам во всем разобрался!

— А ты не веди себя как тупой малолетка, чтобы опекать не приходилось!..

Слово за слово… орали мы друг на друга еще минут десять. И разругались до состояния «забирай свои игрушки и вали в свою песочницу, а я тут один без тебя кораблики в луже запускать буду!»

— Да пошел ты к демонам, ублюдок ушастый!.. — в конце концов рявкнул я, распахивая крылья и взлетая.

— А ну вернись сюда! — заорал мне в след светлый.

На миг остановившись и развернувшись, я повторил куда ему следует идти, только гораздо более неприлично и сопроводив красноречивым жестом. И цветок, все еще зажатый в ладони, за неимением ничего потяжелее, кинул в этого светлого ублюдка. После чего быстро набрал высоту и скорость, больше не оглядываясь и не останавливаясь. Обида душила самым страшным удавом…

…Когда обозленный Ирдес умчался в сторону заката, Ван проводил его тоскливым взглядом, повернулся, тяжело шагнул к балке, поддерживающей навес над крыльцом и как следует вписался в дерево лбом. Сполз вниз, сел на ступеньку, привалился к этой же балке.

— Ну и зачем так ругаться? — поинтересовалась охотница, даже не попытавшаяся вмешаться в ссору.

— Потому что он балбес безответственный… и вообще… — Ван махнул рукой, отчаявшись объяснить причины произошедшей ссоры. Вздохнул тяжело. — Потому что я дурак. Потому что боюсь за него, дурака малого. А он не понимает…

Роса села рядом, обняла ссутуленные плечи светлого мальчишки.

— Понимает, поверь, свет ясный, понимает. Иначе не пытался бы ни дыры на одежде заштопать, ни раны в бою полученные прикрыть, чтобы ты, может быть, и не заметил бы.

Ван еще раз попытался стукнуться головой о дерево, но охотница ловко подставила ладонь. «Сволочь ушастая» было самым ласковым из выражений, которыми обозвал себя в тот момент несчастный, обессиленный светлый.

— Не надо, свет ясный, — попросила охотница. — Все будет хорошо. Пойдем, лучше ляжешь, а то ведь если ты сил лишишься, я тебя одна не дотащу… Яр-то на охоте…

Ван кивнул, но перед тем, как куда-то идти, поднял с земли багровый ирис. И тот… почернел. И рука у светлого дрогнула.

— А черный цвет значит, что на твоих руках — невинная кровь… — тихо сказала Роса.

«Вэйв…» — беззвучно шевельнулись губы, так и не произнеся слов. И картина перед глазами встала как никогда ярко… Попавший в ловушку эльфенок, названный брат, обозлено крикнувший Вану, который тогда был совсем немножко старше: «Да беги ты за взрослыми, дурак! Не лезь за мной, оба пропадем!» Только и они не успели…

Смерть маленького, девятилетнего Вэйва страшно подкосила и искалечила Вана, которому было тогда всего одиннадцать лет. Если бы не Ирдес, сам совсем маленький, Ван не выкарабкался бы. «Судьба подарила мне братьев, которых я не сберег», — так считала искалеченная душа светлого хранителя. Так он жестоко корил себя каждый раз, когда с Ирдесом или Шоном что-то случалось.

— Я знаю, — хрипло отозвался Ван, вскидывая взгляд. Золотая кайма в потемневших глазах. И неизбывная, застарелая тоска. — Я знаю!..

С-светлый… Светлый ар'Грах, чтоб тебя… Ну какого демона ты такой психованный?!

Ну вот зачем меня так злить?! Хуже деда! Да что я тебе сделал такого?! Иногда мне кажется, что я тебе мешаю жить! Ну и катился бы в таком случае к демонам, ушастая сволочь! А со своей жизнью я как-нибудь сам, без твоего участия разберусь! Тоже мне нянька! Да пошел бы ты!..

Гад светлый! Да таких братьев при рождении топят! Гуманное избавление мира от сволочей вроде тебя!

Что я еще должен сделать, чтобы ты был спокоен, придурок?! Вечно чуть не на изнанку выворачиваюсь, получаю за это только подзатыльники! Надоело! На-до-е-ло! Можешь ты это один раз своей глупой головой осознать?! Да катись ты со своими претензиями… Дурак неумный.

Полет немного охладил кипевшую внутри ярость. И появились недоумение вперемешку с обидой и горечью. Чего он на меня так взъелся? Ну, да, был я невнимательным, но не вижу в том своей вины! Обстоятельства так сложились. Чего он на меня вызверился? Понимаю, что ему тяжело сейчас, что он терпеть не может состояние беспомощности, а собственную слабость вообще не переносит, но почему расплачиваться за это должен я?!

Так глупо получилось… Мы, конечно, и раньше ругались, бывало еще похуже… Не будь он ранен, просто надавали бы друг другу тумаков и уже бы помирились! Кроме того, нас всегда неизбежно мирили рейды и общие полеты. В рейде вообще разногласия недопустимы, а потом все забывалось, и возвращались мы в реальность как ни в чем не бывало.

Заметив знакомый склон в наступивших сумерках, я приземлился. А цветы снова фиолетовые… Глупое место. Я больше не могу ему поверить как в первый раз. Но здесь все же лучше, чем всю ночь по небу носиться. Устроившись среди цветов так, чтобы постороннему взгляду было трудно меня заметить, активировал охранный контур иглы Призраков, завернулся в крылья и решил, что здесь ночь и проведу.

Каждый раз после приступов такой вот бессильной ярости и основательной ругани с братом, мне потом больше всего на свете хочется забиться куда-нибудь и уснуть. Хоть ненадолго закрыть глаза и уйти в ласковые объятья ночи. Эх… есть хочется. Завтрак был давно, а потом я долго летал, дрался… Устал и голоден теперь. Но обратно все равно не вернусь…

…Город горел. Небо заволокло дымом, на улицах шла ожесточенная битва, даже скорее резня. Рыцари и люди-имперцы дрались с захватчиками с отчаяньем смертников. У нас нет понятия «мирный житель». Каждый подросток — обученный хотя бы азам боец. Горел Дворец Трех Императоров. Дядя Дарий! Он же почти всегда во Дворце!..

Горели нижние этажи, во дворе и коридорах продолжался отчаянный бой. Я бежал в тронный зал, убивая по дороге всех, кого успевал достать клинком. Один из Рыцарей обернулся, и в упор взглянул на меня.

— Владыка! — крикнул мне в след Рыцарь. — Постой, малыш, не ходи туда!..

Но я уже мчался дальше… И на подходе к залу замер как вкопанный.

Командир полулежал у стены. На мертвом лице застыла кривая, презрительная улыбка, а вокруг с десяток трупов, убитых знакомым почерком. У любого убийцы есть свой почерк, а у командира он такой узнаваемый… Сломанные шеи, точные, короткие удары и выстрелы, когда больше одного движения для убийства не требуется. Этот тихий лингвист знал свое дело не только на преподавательском поприще.

Закрыв ему глаза, я попрощался так, как принято у Призраков. Спасибо тебе, Дрэйк. Спасибо, что дрался до конца, а не побежал, друг. Прости меня, я должен бежать дальше…

Они нашлись в тронном зале. Отец и дядя. Остатки чешуи еще не сошли с кожи, обратная трансформация после смерти происходит не сразу. Ритуальные доспехи разорваны, ощерившись кусками металла, черная кровь Владык у меня под ногами… Трупов в зале много. Работа мечей и когтей моих родичей. Недоумение на лице дяди Дария, неловко лежащего с подвернутой ногой и выломанными ребрами. Сердце у Первого Императора пробито его же клинком. Отчаянье в широко открытых глазах отца, успевшего увидеть как умирает брат. Он полуобернулся, глядя на дядю. Жуткая рана на горле даже самого живучего убила бы за несколько мгновений.

— Отец… дядя…

Собственный голос казался чужим, когда я, стоя на коленях в луже крови, в безумной надежде пытался уловить хоть какой-то призрак жизни в мертвых родичах.

Не-е-ет, это какой-то глю-у-у-ук! А мама, Шон и дедушка?!..

Вскочив, я помчался дальше и выше.

Дед не сдался. Когда больше не мог драться, он взорвал себя вместе с количеством врагов, которых я даже сосчитать по ошметкам тел не могу. Боевая Ипостась не позволила ему умереть легко, сгорев в пламени взрыва, нет… Рука предка, все еще чешуйчатая и когтистая лежит в другом конце комнаты, а живот разорван и внутренности в таком виде, что будь я повпечатлительней — стошнило бы… и все же он умер не сразу. Деда… Деда, этого быть не может, дед…

А дальше у стены — двое белобрысых… Брат и сестра так и не разомкнули рук, умерли, вцепившись друг в друга. Маньяки. Маньяки мои!..

Отшатнувшись, я выбежал и помчался дальше, не разбирая дороги. В глазах все плыло.

— Мама! Мама-а-а!..

Я не плакал. Я умирал от боли. Мою прекрасную мать здоровым куском арматуры прибили к стене. Иначе справиться с мамой в боевой ипостаси они не смогли бы. Ритуальный доспех темной Леди, и без того красно-черный, весь блестел от крови. Крыло на отсечение даю — чужой крови. Блестела и алая чешуя Императрицы. Кусок арматуры держался крепко, никак не хватало сил его вытащить из стены и ладони в крови скользили по металлу.

— Мама… мамочка…

Удар по лицу был настолько неожиданным, что вбил очередной жалкий всхлип обратно.

— Беги отсюда! — ярость в темно-синих глазах полыхала багровым отблеском. Предсмертная ярость настоящей Императрицы. Дыхание с хрипом вырвалось из пробитой груди вместе со струйками крови.

Вместо ответа я снова попытался освободить ее. Я тебя не брошу, мама! И снова она легко прочла мои мысли, лишь взглянув в глаза… Рука, оставившая горящий след на моем лице, схватив за ворот, притянула поближе, заставив уткнуться лицом в мамино плечо.

— Я люблю тебя, мой маленький сын, — ей было тяжело говорить, слова прерывались, она едва могла дышать. — Выживи ради меня. Прошу, Ирис… Ты и Ван — последние Владыки…

— Этого не может быть. Не может быть, мама!..

— Беги, ангелочек мой крылатый… лети…

Рука, обнявшая меня, дернулась в последней судороге агонии, и я вздрогнул от боли, когда когти матери впились в плечо. Она перестала дышать теперь уже навсегда…

Дальше уже не бежал — брел, натыкаясь на стены и углы… Здесь не было уже никого живого. Наверх… на крышу… я выживу ради тебя, мама… постараюсь…

— Ну почему ее… за что… — послышался отчаянный стон.

На крыше тоже был бой. Кису застрелили. И убитая Юлька лежала на руках у моего раненого брата.

— Шон! Шон!!!

Он поднял на меня затуманенный болью взгляд.

— Ирдес… Ирдес?!..

— Да я это, я… Шон, идем… мы последние. Нужно уходить. Мы последние Владыки.

Кивнув, мой брат тяжело поднялся, припадая на правую ногу. Мы — ответственны за всю расу и всех принявших темное подданство. Хоть один должен, обязан выжить. А потом заставить врагов захлебнуться собственной кровью. Брат это знал.

— Мы утопим их в крови, — поклялся я, глядя в глаза моему старшему брату.

— И сожжем в огне, — хрипло ответил теперь уже Император, а не Наследник.

Сухая автоматная очередь… оседающий на пол брат, и в этот раз закрывший меня собой… Мой крик и три выстрела точно в лица трем убийцам…

— Нет, не бросай меня, держись! Я не справлюсь без тебя, не уходи, ты слышишь?!..

Брат уже, кажется, не слышал…

— Пожалуйста, не надо… прошу… не умирай…

Горло свело, и в глазах стояла сплошная муть.

— Пожар над Империей догорает, братишка… Ты только выживи, младший… Не падай с небес… Ты — наше знамя…

И мой брат тоже умер.

Ненавижу… весь этот мир… я ненавижу. И утоплю в крови!!!

…Вскочив, снова упал на колени, вцепившись пальцами в траву под ногами. В горле все еще стоял крик, внутри все свело болью. Прижав ладони к глазам, понял, что все лицо мокрое от слез. Мама… папа, дед, брат, дядя… Маньяки мои, Киса, Дрэйк…

Сон, сон… это только сон… очередной обычный кошмар… Тогда почему же ты плачешь, Наследник?.. Почему больно до такой степени, что жить не хочется?! Обхватив себя руками и укрыв плечи крыльями, я долго сидел, пытаясь прийти в себя, выровняв дыхание. Холодно… Только вот колотит крупной дрожью не от холода…

Кое-как справившись с собой и сцепив зубы, я поднялся и побрел к ручью — умыться. Над землей занимался рассвет. Холодная вода разве что совсем немного привела в себя. Но я еще очень долго сидел у воды, глядя в никуда. Видения не отпускали.

Горела щека, словно отпечаток маминой ладони все еще причинял боль. Саднило правое плечо, за крылом на спине, там, куда впились мамины когти. Заведя руку за спину, я потер ноющее место… стало, почему-то, еще больнее… и футболка обзавелась новыми прорехами… а на пальцах осталась кровь. Судорожно пытаясь ощупать и рассмотреть спину, обнаружил следы когтей.

Кажется, я закричал. На глаза упала пелена. Очнулся на залитом восходящим солнцем склоне, смеясь как обкурившийся нарк. А когда слегка отпустило, понял, что это не смех, скорее уж самая настоящая истерика. Снова заставив себя умыться, заодно напившись из ручья, поднялся и побрел среди фиолетовых ирисов куда придется…

Нужно прийти в себя. Это не могло быть реальностью. Просто не могло! Но почему же тогда мне так плохо?.. Мама…

Вернулся обратно я только вечеру. Приземлился во дворике и едва удержался на ногах. Изрядно шатало. Возвращаться и смотреть в глаза брату, и людям, приютившим нас, не хотелось. Было, почему-то, страшно. Закрыт от брата со вчерашнего вечера я был наглухо и менять ничего не собирался. Не хочу, не буду… имею право. Для Владыки нет границ и законов, кроме собственных чести и совести — так научил меня дед.

Снова вспыхнула картина с мертвым Владыкой и злая ухмылка, искаженная болью… Дедушка…

Грань между явью и бредом опять поплыла.

— Нагулялся? — Яр ухитрился появиться за спиной незамеченным.

Обернувшись нарочито медленно, окинул охотника небрежным взглядом.

— Нет. Пожалуй, еще погуляю. Может, в Болото обратно пойду. Такой твари как я там самое место… — рот кривился в ухмылке, хотя я старался сохранить кирпичное выражение на лице. Побрел прочь от дома…

— Слышь, пацан, не дури! — Яр преградил мне дорогу. — Я понимаю, поругались, но пора бы уже успокоиться.

Я молчал, разглядывая человека. Взгляд скользил по нему, но почему-то никак не удавалось зацепиться за детали, чтобы вернуть себя в эту реальность, уйдя из той, жуткой… невозможной…

— Что ты знаешь о том, как тяжело бывает нести на своих плечах небо, охотник?..

— Ничего не знаю, — хмыкнул Яр. — Пойдем в дом, Роса как раз ужин сготовила. Оголодал, небось?

В животе предательски заурчало. После этого любые возражения стали недействительными. Войдя в дом следом за человеком, я прошел на кухню, глядя себе под ноги и видя залитые кровью полы Дворца…

Роса и Ван сидели за накрытым столом и о чем-то говорили.

— Здравствуй, Роса, — поприветствовал я женщину.

— Нагулялся? — точь-в-точь как Яр спросила она. — Иди садись к столу, проголодался наверное…

Едва переглянувшись с братом, мы тут же демонстративно отвернулись в разные стороны. Роса только тяжко вздохнула, но ничего не стала говорить. И правильно сделала.

Сев за стол, я принялся за еду, едва замечая что там и не чувствуя вкуса. Единственный привкус во рту отдавал металлом.

— Где был-то? — поинтересовалась женщина, подвинув ко мне кружку с чаем.

Но я промолчал, лишь на миг взглянув ей в лицо и тут же уставившись в кружку.

— Оболтус, — в сторону сообщил брат.

— Придурок, — автоматически огрызнулся я, не поднимая головы.

— Утихомирьтесь вы оба уже! — воскликнул с досадой Яр. — Ирдес! — охотник, сидевший рядом, схватил меня за плечо и я зашипел, дернувшись в сторону. На пальцах Яра осталась кровь.

Брат резко поднялся, схватил костыль и сильно хромая, почти не опираясь на раненую ногу, пошел прочь.

— Ван, ну а ты куда?! — Роса вскочила следом.

— Подальше, — отрывисто бросил светлый.

— Да и пусть валит к демонам, хренов психопат, — бросив мимолетный взгляд в его сторону, буркнул я.

— Ирдес!.. — хором осадили Роса и Яр, укоризненно на меня глядя.

Я только приподнял крыло, укладывая его поудобнее. Отметины оказались достаточно глубокими, в агонии она слишком сильно дернулась… Мама, мамочка…

Роса молча отодвинула крыло, взглянула на раны, потом на меня очень-очень внимательно.

— Ирдес, где ты был? — настойчиво спросила она. — Кто тебе оставил этот след? Это же…

— …раны от когтей руки обращенного темного, — бесцветно закончил я. — Не спрашивай меня, прошу. Врать тебе не хочу, а правды не скажу.

«Потому что сам ее не знаю».

— Глупый мальчишка! — вспылила Роса.

Обхватив себя руками, я только прижался плечом к стене и опустил голову, чтобы она не видела моего лица. Сказав мне сидеть на месте, она сбегала в другую комнату, вернулась с обеззараживающим раствором и заживляющей прозрачной мазью. Яр ушел на улицу.

— Не надо, — попытался отказаться я.

— А я тебя не спрашивала, что надо, а что нет, — отрезала охотница.

Пока она возилась с моими царапинами (хоть перевязывать не взялась, и на том спасибо!), успел вернуться охотник. Подождал, пока Роса закончит, переглянулся с ней… И в четыре руки эти двое выпихали меня из дома!

— Иди и разберитесь между собой! Чтобы я больше вражды не видела, пока вы двое здесь, — непреклонно заявила охотница, захлопнув двери.

Брат стоял поодаль в саду, опираясь на деревце. Спиной ко мне. А я снова ярко увидел Шона… «Ты — наше знамя…» Нет, не буду я ничего рассказывать Вану. Он только начал выздоравливать, ему нужны силы, а это… Достаточно того, что это лишает сил меня одного. Как же к тебе теперь подойти, светлый упрямец?

Он дернулся, сполз вниз, сел на землю. Светлого не было в том… видении… Видении ли? Небо, хоть бы это был просто кошмар, один из моих снов! Молю тебя о том, Небо… Только почему снова саднят следы от когтей?

Подойдя к прикрывшему глаза и делающему вид, что он меня не видит, брату, сел с другой стороны дерева, привалившись к стволу. Я молчал. Ван тоже не спешил начать разговор. Каждый думал о своем и мы сидели, как два идиота, не решаясь нарушить тишину.

Закат окрасил небо во все оттенки крови. Ночной кошмар так живо стал перед глазами, что хотелось выть. Слишком реально! Слишком! И слишком невозможно. Но… но если мы теперь одни, если мы последние… Если допустить на секунду, что все они… папа, дядя, Шон, дед… мама…

Незаметно вытерев лицо, я закусил губу, стараясь в этот раз не прокусить. Все-таки, клыки — это очень больно. Хорошо хоть на мне заживает все легко и быстро, вот такие прокусы — за день. Через минуту немножко отпустило, можно было не бояться, что голос откажет.

— Ван, давай просто забудем, а? Как в рейде.

Брат хмыкнул, некоторое время не отвечал. Когда он начал вставать, я тут же вскочил первым, помог. Мы сцепили руки, обхватив друг другу запястья тем жестом, который примиряет поругавшихся Призраков. Никакие объяснения после этого не нужны — визуально-эмоциональные блоки информации рассказывают все гораздо лучше. Вот только щит, наглухо закрывший душу и разум, убрать я не мог себе позволить. Ван вопросительно приподнял бровь, ожидая объяснений — он-то раскрылся. Ткнувшись лбом в сцепленные ладони, я некоторое время помолчал, потом попросил:

— Поверь мне, ладно? Я не могу…

Брат тяжко вздохнул и ответил:

— Ну что ж с тобой делать еще… Ладно. Что там у тебя с плечом? Давай хоть «заживалку» наложу.

И хозяйским жестом отодвинул крыло, поглядел… Задумчиво хмыкнул, уставился на меня.

— Братишка, а, братишка, где тебя носило?

Не отвечая, я старательно смотрел в сторону. Ван снова оглядел рану, опять уставился меня, удивленно изогнул бровь. Я со всех сил пытался держать «морду кирпичом» и не смотреть на него. А еще очень старался не помнить, думая о целой куче вещей сразу. Но кого я обманываю… Апокалипсис же даже по безликой маске Призрака все прочесть мог.

— Таэш?.. — усмехнувшись уголком губ, спросил светлый.

Быстро взглянув на него, я снова стал рассматривать небо там вдали у горизонта. Так даже лучше. Пусть думает, что дело в ней, что это богиня являлась ко мне… а не мать умерла на руках. Видать что-то такое отразилось на лице, раз он спросил тревожно:

— Что, все настолько плохо?

— Все еще хуже! — вырвалось у меня.

— Держись, — немного помолчав, сказал Ван. — Прорвемся. И не через такое проходили…

Нет, брат, через такое не проходили. Надеюсь, что и не пройдем…

— Да куда я денусь… — оставалось только вздохнуть, загнав творившееся в душе поглубже. — Выдержу, не бойся.

Вошли в дом мы рука об руку.

— Помирились или притворяетесь? — подозрительно прищурилась охотница, ожидавшая нас.

— Думаешь, мы первый раз так ругаемся? — хмыкнул Ван.

— Угу, постоянно ты на меня орешь и дерешься… — фыркнул я. — Только причину дай, так и огребаю.

— Чтобы не расслаблялся! — подзатыльник не достиг своей цели, рефлекс уворачивания сработал как часы. — Молодец, хорошая реакция, — сообщил очевидное светлый.

— Уж получше твоей! — ответил я, ловко ткнув его пальцами под ребра и тут же отступив на пару шагов.

— Погоди у меня, заживет нога!.. — погрозил кулаком Ван.

— Тормоз тоже механизм…

— Да кто бы говорил…

— Так! — Роса помотала головой, снова поглядела на нас. — Я чего-то не уловила, да? Все нормально? — мы тут же заверили ее, что все в порядке, а обмен подначками — дело обычное! — Ну тогда не пойти ли вам спать? Время позднее, Вану нужно набираться сил.

— Согласен, — светлый зевнул, прикрыв рот кулаком. Клыки он по-прежнему старался скрывать. — Только вот, просьба у меня к тебе, дорогая Роса. Понимаешь, привыкли мы с этим дурнем мелким делить на двоих не только жизнь, но и одну каморку. Скучно мне одному.

Ага-ага. Мне, конечно, тоже скучно, но реальная-то причина другая. Светлый не хочет выпускать меня из виду, опасаясь, что я опять совершу какую-нибудь глупость. И есть еще пара причин… Первая: чужая территория. На чужой территории я могу быть спокоен, только не теряя моего дурного брата из виду. И вторая… произошедшее на болоте. Снесет его с катушек, поубивает всех, а остановить демона только мне под силу.

— В шахматы поиграть не с кем… — провокационно предложил я.

— Планы погромов и боев на завтра составить… — поддержал брат.

— Подушкой прибить некого…

— Ботинок утром вместо будильника кинуть…

— Морду вот этому наглому типу набить…

— Молнией кинуть вот в этого паршивца…

— Скучно, в общем!

— Ага!

Золотоволосая женщина кое-как успокоила смех, вытерла выступившие слезы, проговорила:

— Кажется, я приютила стихийное бедствие, которое спокойно только пока раненое! Ладно, будет вам «каморка, чтобы не скучать».

В итоге брат переселился в чердачную комнату. Только подниматься ему тяжело, а лейтэр использовать пока нет никакой возможности, но лестницу он преодолел. По дороге я вручил ему лекарство, добытое у Велисы. Ван не стал спрашивать что и откуда, молча приняв.

— Веселых кошмаров, ушастый! — пожелал я расположившемуся на жесткой лежанке у противоположной стены эльфу.

— И тебе нескучных снов интересного содержания, дорогой братишка… — пожелал светлый, расставив акценты таким образом, что меня бросило в краску.

— Иди на фиг! — отмахнулся. — Зараза светлая.

— Не, пока не пойду. Вот домой вернемся…

— И культ-программа: сессия, клуб, острова, а потом наведаемся к Лису и наведем шухер в светлом Совете! — перечислил я, загибая пальцы. — Ну и еще останется время поразвлекаться при дворе, когда тебя объявят Наследником.

— Упаси Небо! — суеверно открестился Ван. — Хватит с нас и того, что тебя объявили будущим Верховным!

— Не хочу быть Верховным, — буркнул я, отворачиваясь к стенке.

— Не хочу быть Наследником, — отозвался Ван.

Повернувшись обратно, я взглянул в темноте на брата.

— Один я корону не выдержу. Это слишком тяжелая ноша.

— Мы же братья. Только поэтому я пойду до конца, — усмехнулся светлый. — Спи давай уже, малой.

— А колыбельную? — капризным голосом пятилетнего сорванца потребовал я.

— Ремня тебе, а не колыбельную! — в притворном раздражении прорычал брат.

— Хочу песенку! — едва сдержав смех, так же капризно повторил я.

— Спит убитая лисичка, спит задушенная птичка, и на высохшем полу рыбки кучкой спят в углу… — гнусаво коверкая голос, запел брат.

— Уже сплю! — «в ужасе» накрывшись с головой одеялом, сообщил я.

— Так-то…

Где-то на этом я и уснул…

…Запах гари заволок улицы города. Гари, крови, стреляного пороха — особый такой запах, ни с чем его не спутаешь.

Площадь завалена трупами. Некоторых жгли, остальных, расстрелянных, просто побросали… Где-то среди этого кошмара еще есть раненые. Предрассветный мир полыхал погребальными кострами. Нужно найти тех, кому еще можно помочь…

Вытащив из жуткой братской могилы троих раненых, понял, что больше не могу спокойно смотреть на моих мертвых подданных! Все они — под моей ответственностью. Я, как Владыка, ответственен за каждую отнятую в Империи жизнь! И я облажался…

— Император… — прохрипел один из раненых Рыцарей, очнувшись.

— Не разговаривай, — сказал я, тут же склонившись к нему. — У тебя легкое пробито. Потерпи, кровь остановлю…

Провозившись с ранеными, я не обратил должного внимания на слаженные шаги бегущего к площади отряда. Знал, что если это враги — растерзаю в клочья, пусть только покажутся. Ведь враги — всего лишь люди… Что они могут против твари вроде меня?

Оказалось, что не враги. Трое Старших во главе еще девятнадцати Рыцарей первой ступени. Страшная сила в бою. Не обращая на них внимания, пока они медленно обращались в человеческие облики, возился с ранеными.

— Император, — трое преклонили колено, заставляя меня оторваться от дела и встать. — Мы готовы служить тебе, Верховный Владыка.

— Этикет оставьте пеплом в сгоревшем Дворце! — рявкнул я, мгновенно обозлившись. — Лучше помогите с ранеными. Здесь еще есть живые.

Часть Рыцарей тут же сорвалась с места, выполнять мой приказ. Двое побежали возиться с уже найденными, еще пятеро — искать.

— Доложить ситуацию, — коротко приказал я троим.

Старший Рыцарь ступил вперед и стал четко по-военному докладывать. Империя пала, хотя сопротивление еще длится, и не все города взяты, огромные территории темных горят в кровавом огне войны. Полмира поднялось, стоило Японии найти какое-то новое оружие против нас. Россия воюет вместе с нами в альянсе, но темные сдают позиции после смерти Императоров. Ходят слухи, что убиты все и это самый сильный удар по темным.

— Наше знамя втоптано в грязь, — тяжело закончил Рыцарь.

— Я — ваше знамя! — вспомнились последние слова Шона. Не узнаю своего голоса… Резкий и сухой, словно удар хлыста. И те самые повелительские нотки отчетливо слышны. Только ар'Грахи способны на такое. — Раненых всех отыскали?

— Да, Владыка, — ответил один из выполнявших приказ Рыцарей. Род ри'Тера, третье поколение. — Собрали всех.

Внимательный взгляд на трупы…

— Не всех.

Отмахнувшись от них, прошел, стараясь не смотреть в мертвые лица, наискосок почти в самый конец площади. Откинул прочь труп женщины, вытащил тощего, перемазанного кровью и грязью, полузадохнувшегося мальчонку лет семи. Маленький темный, род… пока трудно сказать. Не ранен, только сознание потерял. Подняв найденыша на руки, послал к демонам, чтобы не мешали, мгновенно принявших роль телохранителей Рыцарей, вернулся к отряду и приказал:

— Берите раненых и на базу.

Рыцари обратились во вторую ипостась, и отряд поднялся в воздух. Девять несли найденных в груде трупов живых, на моих руках лежал мальчишка.

Километрах в ста от Столицы находилась защищенная со всех сторон военная база, она же по совместительству — темная Академия. Весть о моем прибытии разнеслась по базе еще до того, как мы приземлились. «Крылатый Владыка!» — тихий шепот, радостный крик, и как стон боли: «Последний Владыка…» И высыпали на площадку укрывшиеся здесь…

— Рэн!.. — раздался крик из толпы, и совсем юная темная Леди бросилась ко мне бегом.

Остановилась в двух шагах, упала на колено, склонила голову, затараторила скороговоркой, глотая слова и сбиваясь:

— Благодарю Вас, мой Император! Благодарю, что Вы живы, что не оставили нас, что вернулись! Благодарю, что спасли моего племянника…

— Поблагодаришь, когда вернем величие Темной Империи, — жестко оборвал я. И постарался чуть смягчить тон: — Он не ранен, только ушибся сильно и очень испугался. Займись малышом, темная.

Она приняла из моих рук ребенка как величайшее сокровище, поклонилась быстро убежала. Я, в сопровождении Рыцарей, отправился вовнутрь, видимо, в командный пункт. Вдруг мне наперерез бросилась маленькая, очень бледная, медноволосая девушка, налетела, чуть не сбив с ног и обняла, вцепившись как в последнюю надежду… Через миг так же крепко обнял маленькую птичку и я.

«Вэнди…»

«Я думала, ты не вернешься, Ирдес. Они всех убили, всех… даже Кису… и… и папу…»

«Знаю, детка, знаю. Я видел все…»

«Ирдес… ох, Ирдес!..» дальше она не говорила, но поток обрывочных видений и эмоций походил на горный обвал. Оставалось только отвечать ей теплом и уверенностью каменной стены, которая выдержит любой удар.

«А у тебя теперь такие крылья, принц… белые, такие красивые… как у ангела».

«Не принц, а уже император. Птичка… а ты что, теперь видишь?!»

«Ну… — Вэнди смутилась. — Я теперь всегда в полупризрачном состоянии. Всегда подключена к Сети. Это папа с Глюком придумали… Я даже почти вижу и слышу».

«Это хорошо, это самая лучшая весть!» — поглядев в ее улыбающееся лицо, легонько коснулся лба губами. «Это хорошо, девочка…»

«А еще я — боец, — горделиво добавила она. — Весь арсенал Призрака мне доступен в любой момент!»

«Только попробуй себя выдать», — мгновенно посуровел я.

В ответ она послала мне картинку, каждой черточкой выражающую саму невинность. Держа птичку за руку, я шел, почти ничего вокруг не замечая. Она рассказывала… Глюк жив, и Легенда тоже, но боеспособных Призраков осталось меньше одной Семерки.

Небо, как все паршиво…

Когда все же удалось добраться до главного штаба, карты показали мне такую картину, что даже матов не хватило, чтобы сказать все, что хотелось. Пока я изучал ситуацию, собрались все военачальники, включая союзников моей Империи.

— Император, — преклонили колени Рыцари. — Верховный…

Люди же одарили меня настолько удивленными взглядами, что захотелось оскалиться.

— Приветствую моих воинов, — бросил я своим подданным.

— Жизнь, честь и клинок в твоем распоряжении, наш Владыка, — ритуальной фразой ответили темные. — Повелевай…

— Это смешно, — выступил вперед седой человеческий генерал. — Вы подчиняетесь сопливому мальчишке! Я понимаю — обычаи, но ребенок не может осознать всей ответственности…

— Старший рода рит'Рау! Объясни человеку, в чем его ошибка, — повелел я.

Темный коротко поклонился мне, повернулся к человеку. Родственная по матери линия рода рит'Рау. Но это не имеет значения.

— Вы, люди, не способны осознать, что значит вассальная клятва для темного, и что для нас означает любой из рода Владык Мира. Ар'Грах — единственный, кто способен удержать в своих когтях всех нас вместе взятых. Любой из нас умрет за Владыку не задумываясь. Люди не способны осознать, что значит голос крови и подчинение тому, кому сама Госпожа Ночь навечно вручила право владеть всеми нами. Император рожден, чтобы править. Это его способность, родовой дар, кровный талант, а вовсе не амбиции, как у вас, людей. Наш господин есть воля всех нас. Без этого «сопливого мальчишки» как вы соизволили выразиться, все теряет смысл. Да простит меня мой Крылатый господин и Верховный император…

— Прощаю, — небрежно бросил я. Прошелся вдоль развешенных на стене карт. — Я изучил ситуацию…

— Херовая, скажем так, ситуевинка, — вышел из-за спин Рыцарей старый знакомый. — Хуже еще не видал.

— Рад, что ты жив, Параноик, — усмехнулся, глядя на Дарта ар'Каэрта, директора моей темной Академии. Бывшего директора… — Ситуевинка, как ты выразился, не хуже чем при Дарии Завоевателе, когда он был молод. Где твой отец, Дарт?

— Погиб, — коротко ответил Параноик.

— Принимаешь его обязанности и временно занимаешь место моей Тени, поскольку обе мои прежние Тени тоже мертвы, — приказал я.

— Благодарю за оказанную честь, мой Владыка, — преклонил колено Дарт.

— А теперь, Рыцари Тьмы… Доложить, какого демона мы сдаем позиции и предаем наследие моего деда?! — прорычал.

Они переглянулись, неуверенно замявшись… И тут, сорвавшись, я отчитал их по полной программе, повозив чешуйчатые морды об ошибки и косяки.

— …Даже если бы я был действительно мертв, вы права не имели поддерживать эти слухи до того, как обнаружите мой хладный труп! — закончил рычать. — Вы, Старшие родов, предали меня, и предали Империю, опустив свои когтистые грабли и добровольно отказываясь от всего, что нами создано! Еще хоть один подобный проступок я сочту предательством Империи и чести Рыцарства!

— Клянемся!.. — в ужасе бухнулись на колени трое из присутствующих. — Клянемся родом и кровью!..

— Клятва принята, — ледяным тоном оповестил я. — Чтобы вы знали, Рыцари, на будущее… Ирдес Райдан Дарий ар'Грах — младший сын младшего сына Завоевателя. Кроме меня остался в живых Вэйванлин Лэнхаэль Дарий ар'Грах — старший сын старшего сына моего деда. То, что он — светлый и ллиэни', не меняет положения дел.

Понятия «бастард» или «незаконнорожденный» у нас нет — это чисто человеческие термины. Ребенок есть ребенок, а в браке он рожден или по случайности — не имеет значения.

— Это благая весть, Владыка, — искренняя радость в лицах моего воинства.

Обсуждение вскоре свернули, Рыцари не в самой мягкой форме объявили людям, что их Владыке следует отдохнуть перед серьезным делом. Не спорю — действительно следует.

— Ирдес, — отозвал меня в сторонку Параноик. — Ты как?..

— Где их могилы, Дарт? — тихо спросил я.

При Академии всегда есть морг и кладбище. Иногда мы гибнем на этой учебе. Людей — хоронят. Темных — сжигают, но… Но последнее время сжигают редко.

…Песок. Рядком могилы и песок. Постамент, мраморные статуи — ехидная улыбка на живом лице отца, мать, глядящая в небо, надменное выражение дяди, но в глазах так живо пляшут бесенята, суровый дед, хитро сощурившийся Шон… Чуть поодаль, спина к спине, взявшись за руки, сидят двойняшки. С ними рядом — Кордан, дедова тень. Искусный резчик создал шедевры, они как живые.

— Уйди, Дарт… — выдавил я, не оборачиваясь.

— Но я не могу оставить тебя без охраны…

— Пошел вон!!!

Рыцаря сдуло. А я упал на колени пред ними, сгреб в кулаки песок. Не верю… Поднявшись, дошел до постамента, уткнулся в папину каменную ногу… Пап… Папа… Отец мой Император… Никогда уже ты не скажешь с веселой смешинкой в глазах «Ирдес, сын мой!..», никогда уже мы с тобой не рванем на джипе от деда и мамы тайком в путешествие по вольным дорогам… Никогда. Какое страшное слово…

— Прости меня, отец… — голос отказывал, прерываясь.

…Небо, как же болит что-то внутри, горло свело и лицо опять мокрое… Рассвет только-только окрасил небо. Давно я не видел таких невероятно реальных снов…

Как же я домой хочу! Пусть все окажется только глупым сном, прошу тебя, Небо!..

Встать я смог только часа через пол, заставив себя успокоиться. Тихо прошмыгнув на улицу, умылся ледяной водой из бочки. Поглядел наверх. Распахнув чердачное окно, светлый сидел на подоконнике. Мгновенно заставив себя улыбнуться, я помахал ему рукой.

— А погодка сегодня — кайфовая! — весело крикнул я. — А некоторые покалеченные нифига не оценят летний ветер!

Ничего брат не должен увидеть. Нельзя, не надо, не сейчас…

— И где здесь покалеченные?! — возмутился светлый. — Вот спущусь, посмотрим!..

Нога у него все еще не сгибалась, и я имел возможность очень весело его подоставать, удирая из зоны досягаемости. Злобный брат ковылял уже достаточно ловко и метко кидался малыми разрядами, за что бывал обруган нехорошими словами!

Эх, как сильно я потерял в ловкости, маневренности и скорости из-за этого перьевого довеска на спине!

Следующие несколько дней жилось как в раю. Брат шел на поправку, заживало все на нем как на оборотне. И я со всех сил изводил его (заставляя все время смеяться, а злиться только иногда и недолго), мешал Росе и Яру (помочь хотел! Правда-правда!), и вообще наслаждался жизнью.

А еще — меня тоже заставляли лечиться, и, как ни странно, боль в легких почти прошла! Да и тот выворачивающий наизнанку легкие кашель тоже стал казаться страшным сном, напоминая о себе крайне редко. Это не могло не радовать!

Но только каждая ночь превращалась в ад. Таких реалистичных снов больше не было, но жуткие, кровавые обрывки… они сводили с ума. Каждую ночь я видел смерть матери, каждую ночь брат умирал на моих руках… И как за стеклом умирали двойняшки, дед, отец и дядя, друзья, корчилась в огне моя Империя, а я ничего, ничего не мог изменить!..

Каждое утро просыпаясь засветло, приходилось сначала загонять поглубже всю тоску и страх, цеплять маску и играть целый день, до глубокого вечера. А потом долго-долго не засыпать, каждый раз тщетно надеясь, что может хоть этой ночью удастся обойтись без снов. Пожалуйста, Небо, дай мне покоя. Ну пожалуйста, ну хоть немного… избавь меня от этой страшной муки…

Уже на пятый день после нашей ссоры, светлый понемногу начал обходиться без костыля (из чистой своей эльфячей упертости), хотя хромал все еще сильно. Раны на руке и плече к тому времени его уже не тревожили. Все время я старался находиться либо неотлучно при нем, либо неподалеку, чтобы этот параноик не нервничал. За это время успел довести до истеричной от хохота икоты несчастную Росу, а Яра — до нервного тика. А нечего строить из себя «старшего-мудрого» и пытаться меня отчитать за очередную практически совершенно невинную шалость. Крылатый подобное воспринимает болезненно, причем «болезненно» — не для себя… Хе-хе.

В общем — веселился. Только с каждым днем это становилось все более сложным.

Вечер выдался на редкость теплым и замечательным. Мы с братом оккупировали беседку в саду и последние часа три, а то и больше, увлеченно играли в шахматы. Вчера нашел эту доску, решил, что подходит, расчертил и полночи, а потом еще все утро вырезал фигурки. Получились они корявые, кривые и очень приблизительно напоминающие нормальные шахматы. Резчик из меня — как из слона балерина.

— Ну сколько можно, сожри тебя демоны?! — возмущенный возглас брата заставил меня отвлечься от витания в неведомых далях и вернуться к игре. — Опять мат в три хода! Ну ты хоть победы разнообразь как-нибудь, малой!

Оказывается, по рассеянности я опять его выиграл. Мне совершенно не нужно сосредотачиваться на игре, чтобы одержать победу, наоборот! Чем дальше я мыслями, чем меньше внимания уделяю шахматам — тем быстрее проигрывают мои противники.

— А ты не подставляйся под удары как лох последний! — хмыкнул я. — У тебя выиграть проще, чем у младенца.

— Вернись на землю, малой! — попросил светлый. — А то когда ты такой, с тобой играть — никакого азарта.

Я подпер рукой подбородок, взглянул на небо.

— Не тянет меня на землю. Ван, я полетаю, а?

Брат откинулся на край беседки, поглядел, прищурившись. Вздохнул тяжко, махнул рукой.

— Да лети уж, что с тобой делать… Только вернись без ран, ладно? Хотя бы относительно целым, — Ван помолчал, и едва слышно буркнул: — Хотя бы просто вернись.

— Ладно, — усмехнулся уголком рта я, вставая. — Обещаю попробовать обойтись без травматизма.

Ветер встрепенул перья, когда крылья раскрылись перед прыжком в небо. А ведь не было раньше этого ветра. Словно ждал… Прыжок, взлет, мгновенно пойманный восходящий поток. Обернувшись, я на миг уловил по тонкой нити связи бардак царивший в душе брата. Тревогу, которую он старался скрыть, злость на себя, и восхищение с привкусом горечи. Странный коктейль. А на себя-то за что злишься? Ладно, на меня — это понятно… «За то, что не уберегу опять, младший…» — шепотом ветра долетела даже не сама мысль — эхо мысли. Тут же закрывшись наглухо, я рванул прочь. Не надо меня опекать! От этого ты только попадаешь под удары, которых мог бы избежать. Уж лучше я как-нибудь сам…

Ветер в лицо и скорость на пределе возможностей, так что раздирает болью мышцы! Скорость, игра с ветром в падениях и мертвых петлях! Так, чтобы на пределе, до растянутых связок и цветных кругов перед глазами!

Сведенное судорогой крыло, за миг до того выгнутое под немыслимым углом, отказалось повиноваться, заставив меня закружиться в падении и рухнуть на землю! Дыхание вышибло из груди, в глазах потемнело, вязкий привкус крови во рту подсказал, что и губа прокушена.

Кое-как выровняв дыхание, проверил, чего успел сломать. Так… ребра целы, только ушибся. Крылья… раздери демоны! Вывих… Но, вроде бы, не сильный. Значит, сам через час пройдет, только чуть-чуть помочь. Неуклюже поднявшись я огляделся и едва не выругался.

Это место меня как магнитом притягивает. Мой маленький рай, превратившийся в ад. Кошмары, улучив момент, ярко всплыли памятью о ночи. Пусть и спал-то я всего часа три…

Жутью, войной, запахом гари и крови веяло от моих кошмаров. Сегодняшний сон был ярок до абсолютного ощущения реальности, пусть и состоял из каких-то обрывков. Мое войско в атаке, битва, показавшаяся бесконечной, и снова темный стратегический гений смог одержать победу. Обрывки видений о пожарах в ночи и дикие крики в огне. Крик восторженно приветствующих своего Императора воинов. Ирдес Завоеватель, Ирдес Освободитель, Крылатый Император… И жуткий, сводящий с ума запах подгнившей крови, натекшей с кучи тел, над которыми вились роем мухи. Изуродованные лица, выклеванные глаза… И снова — отрывочные кадры, мама, папа, брат…

Быстренько загнав обрывки снов куда подальше и поглубже зарыв в опилки, решил сначала заняться крылом. Заведя руки за спину резким рывком поставил на место сустав. Ух… больно. Очень.

А ирисы все еще фиолетовые. И такое пакостное ощущение, как в ожидании удара в спину. Раздумывая, что же мне делать, побрел по склону, осторожно касаясь ладонью цветов. Не доверял я им больше. Солнечные лучи окрашивали все в теплые золотые блики.

Забравшись повыше, сел среди цветов. Обычная моя реакция на боль и стрессы — очень хотелось спать, до невыносимого. Даже после первого обращения, едва выжив, я спать упал на сутки, убедившись, что брат жив. Вот и сейчас страшно клонило в сон. Ладно, позволю себе небольшое послабление, до того как смогу взлететь все равно не меньше часа ждать. Правда, надо бы сначала убраться отсюда подальше, но… здесь так хорошо… Мои кошмары начались отсюда. Может, здесь и закончатся?

Откинувшись на спину и поудобней уложив крыло, я позволил себе закрыть глаза и ненадолго задремать. Это поможет потом не зевать…

…Эти демоновы документы доведут меня до неконтролируемой ярости. До головной боли уже благополучно довели. Сжав виски пальцами, откинулся в кресле и закрыл глаза. Понимаю, что секретарь оставляет мне только действительно требующие внимания документы, но как они составлены!.. Продираясь через хитросплетения слов извращенных составителей, по сорок минут пытаясь понять смысл написанного… И все равно выходит полный бред. Пора, наверное, напомнить, что Крылатый — не добрый, белый и пушистый ангел, а вовсе даже кровавый и беспощадный тиран. И пусть только вякнут — резню устрою такую, что придется расширять кладбища на пару десятков километров в диаметре. То, что эти кретины пишут в десятке трехэтажных предложений, можно уложить в пяток слов!

— Папа, хватит сидеть с такой кислой миной!

— А то от такого выражения на твоем лице, скоро все цветы на подоконнике повянут!

— А мы их так долго собирали…

Незамеченные мною сорванцы опять пробрались в кабинет. И глазки у моих двойняшек такие невинные-преневинные! А на подоконнике и впрямь снова стоят ирисы вперемешку с красными тюльпанами. Где опять надергали?! Неужели в оранжерее?! Садовника удар хватит…

Переведя взгляд на моих детей, гневаться я передумал. Уж очень забавно они корчили невинные лица. Заметив, что я улыбнулся, двойняшки тут же прыгнули на стол, сметая с него бумаги, от чего документы разлетелись по всему кабинету, и устроились у меня на руках.

— Па-апочка, — ласково, как маленький котенок, протянула Лия, обнимая меня своими тоненькими ручками за шею.

— Па-ап, — копируя сестру, сказал Лир, привалившись к моему плечу легонько дергая перья в моих крыльях. — Мы тебя любим.

Ну-ну. Явно чего-то хотят выклянчить. Усмехнувшись, я потрепал своих детей по коротко стриженным черноволосым головам. По очереди взглянул в хитрющие фиолетовые с антрацитовыми каемками глаза. И как всегда — так тепло и хорошо на душе, когда мои дети рядом. Мои маленькие, хулиганистые, родные и до боли любимые малыши. Как бы я жил без вас, любимые? Даже не представляю… Скоро моим малышам будет уже по девять лет. Скоро девять лет, как нет ее…

Мне не забыть ее никогда, но никогда я не обвиню детей в ее смерти. Нет. Это моя вина, что дети растут без матери. На воспитании двух ненормальных Императоров. С первого дня лишившиеся мамы малыши росли на наших с братом руках. Никаким нянькам детей я не доверял, разве что если совсем выматывался, то позволял слугам, или моей воспитаннице, которая и разрешения-то не спрашивала, помочь. Боялся, что только отпущу их из рук, как обязательно что-нибудь случится… Даже Империю забросил ради них. И не жалею.

— А дядю Вана куда дели? — поинтересовался у детей я, вспомнив, что сегодня сорванцы должны были остаться под присмотром первого императора.

Котята так хитро переглянулись, что за брата я начал всерьез опасаться!

— Да не бойся ты, папочка, — махнула маленькой ладошкой Лия. — Мы ж и его тоже любим как тебя.

— Ага, — покивал Лир. — Но он почему-то от тети Ники шарахается как от какого-то монстра из твоей «стрелялки», которая «убивать-все-что-шевелится».

— Он скорее к монстру из «стрелялки» обниматься полезет! А она такая красивая… — мечтательно вздохнула моя доченька.

— Садисты мелкие, и в кого вы такие пошли?! — я даже сразу слов не нашел, чтобы достойно ответить. Бедный Ван…

Тут «бедный Ван» пулей влетел в мой кабинет, огляделся с совершенно неописуемым выражением на лице, прикинул, сможет ли забраться на люстру, решил, что нет, и через несколько мгновений уже скорчился под столом, впихавшись мимо моих ног.

— Меня здесь не было! — грозным шепотом сообщил светлый.

Едва я успел отойти от офигения, и грозно глянуть на хихикающих в кулачки детей, как дверь снова распахнулась и на пороге появилась очень красивая девушка. Золотые кудри спускались до пояса, синие глаза могли поспорить глубиной с небом, острые ушки вызывающе выглядывали из-под волос, платье в золотых тонах подчеркивало неземную красоту. За пухлыми губками прятались клыки.

— Владыка, — едва заметный реверанс, скорее как дань обычаям, чем истинное преклонение. — Привет, мелкие! — детям девушка весело подмигнула. — Здесь один наглый враль, прикидывающийся порядочным правителем, не пробегал?

Хмыкнув, я ответил:

— Вралей, которые имеют наглость прикидываться Императорами, буду убивать сам. А если ты имела в виду Вана — то не пробегал, — ответил я. Ну ведь не пробегал же?! Влетел как ненормальный и здесь остался. — Давно я тебя ремнем не порол, бесстыжая девчонка! — А если честно, то «давно», это «никогда». Только грозился каждый раз. — Нельзя так неуважительно к Императору относиться.

— Ой, подумаешь… — фыркнуло бессовестное ушастое чудо, которое я когда-то спас, забрал к себе и воспитал сам, не смотря на войну. Стервозное же выросло чудо. Хоть и красивое, тут с дочей я согласен. Обожаю эту девчонку. Ее колечко, которое она подарила мне еще семилетней крохой, я храню до сих пор. — Ладно, пойду поищу.

Николь вышла. Выждав еще минуту для верности, Ван потихоньку выбрался из-под стола, присел на это же самый стол сверху и вздохнул:

— Фух… Я уж думал, мне настала полная… хана.

Вид у брата был смущенный, немного испуганный и добавлялись ко всему нервные оглядывания в сторону двери на каждый подозрительный шорох. О том, что вот этот разгильдяй в запыленном камуфляже вовсе даже Император, а не мимо пробегал, говорил только домашний черный венец затейливой вязи. Тут, не выдержав, я самым бесстыдным образом заржал. На руках заливались веселым хохотом дети. Через миг присоединился к веселью и брат. Немного отсмеявшись, я, пытаясь придать голосу интонацию, хоть отдаленно напоминавшую серьезность, сказал:

— Слушай, брат! Тебе уже не семнадцать. И даже не двадцать семь. Пора бы уже подумать о женитьбе и наследниках.

— Упаси Небо!.. — схватился за сердце очень натурально побледневший светлый. — Да я лучше в другие миры сбегу! Приключений на ж… на голову поищу!

Я опять весело расхохотался. Ему ведь уже семь десятков лет! Хотя нет… семьдесят как раз мне, а ему семьдесят три через неделю стукнет. И ведь внешне он не изменился со своих буйных семнадцати. Только вот седой весь. Так ведь и я давно распрощался с «черным пеплом» шевелюры. И изменился… очень сильно. Зеркал теперь избегаю… И не зря обо мне страшные сказки ходят по Империи. Зато детки у меня черноволосые и красивые как ангелочки. Снова потрепав моих солнышек по головам, взглянул в окно.

— День сегодня чудесный, — сообщил я. — Пошли гулять, а? К демонам дела!

— К демонам дела! — радостно завопили двойняшки, и, не сговариваясь, уперлись ногами в стол, лихо его опрокинув! Ван едва успел отскочить в сторону. А стол-то тяжелый…

Мои темные солнышки обладают одной весьма необычной для темных особенностью — способностью к частичной трансформации прямо с рождения. Но это ведь не удивительно, если вспомнить, кем была их мать…

…Девушка сидела поджав ноги, опершись о камень одной рукой, второй поправляя волосы. Голова чуть приопущена, словно она увидела что-то интересное, а на губах блуждает мечтательная улыбка. Опустившись на колено, я положил у ее могилы цветы.

Здравствуй, любимая. Прости, что долго не приходил — дела… Быть Верховным императором — это так тяжело. Особенно если нет троицы правящих, на плечи которых можно хоть частью переложить неподъемное бремя власти.

Смотри, какие у нас дети подрастают. Чудесные, правда, любимая? Шкодливые? Я бы удивился, будь иначе. Если они вдруг начали вести себя хорошо — можно начинать бить тревогу. Ну, да, еще хуже нас с тобой… Заскучать не дают.

Лия выпустила прозрачные крылья из спины и, бесшумно скользнув над землей, попыталась сбить с ног зазевавшегося Вана. Эльф устоял, но на него тут же спикировал Лир. И крылья у моих деток в год прорезались… Как же мы замучились отлавливать этих сорванцов под сводчатыми потолками дворца! Пока не переселились подальше от столицы, в тот дом, что столько десятилетий считали единственно родным. Снова повернувшись к каменной девушке, я тяжко вздохнул. Небо, сколько лет, сколько крови, боли и смерти за моей спиной… На десяток жизней хватит.

Вообще, последнее время все опять паршиво. Мир забыл, за что меня прозвали демонической тварью и Крылатым Убийцей, а Вана иначе чем Апокалипсисом и не называли. Стали вспыхивать мятежи, кто-то опять решил попробовать на прочность мою великую империю. Но они не понимают, что ради детей я вырежу половину населения планеты, лишь бы моим… нашим малышам жилось спокойно, когда и меня не станет. Да, Ван знает… Он сам предложил уйти. Осталось выдержать еще хотя бы лет сто, пока малыши не повзрослеют и не наиграются. Нет, любимая, у нас с братом настолько давно общая душа, что и стремления всегда совпадают. Дождешься меня там?..

«Ты не спеши, любимый…» — шепнул ветерок, облетев статую.

— Хорошо, — шепнул я в ответ, поднимаясь на ноги. — Не буду спешить…

Обернулся, чтобы снова взглянуть на детей и брата, дурачившегося как малолетний сорванец. Двойняшки повалили его на землю и увлеченно щекотали. Эльф вопил, отбивался и хохотал. Идиллия…

Сухой треск автоматной очереди прошил покой над самым священным местом в моей Империи.

— Назад!!! — заорал я вскочившим на ноги детям. — Вниз!!!

— Папа!.. — отчаянно вскрикнули двойняшки и только по искаженным лицам, понял, что ранен. Боли не было. Только ярость.

— Уводи детей! — горловой рык меняющегося голоса напугал даже меня самого.

Брат вскочил, частично преображаясь, схватил малышей на руки и рванул в сторону леса. Он знал, что соваться в воздух сейчас — чистое самоубийство. А в лесу — эльф есть эльф… Как много потерял непобедимый светлый демон! Раньше, очень давно, он был неуязвим.

Новая очередь выбила каменную крошку из плиты. Я спрятался за памятником. Крылья прострелены как минимум в шести местах. Еще немного… совсем чуть-чуть… меня сорвет с тормозов…

Где стража, какого демона эти оказались здесь?! Предательство при дворе, иначе происходящее объяснить невозможно. Нас предали.

Выстрелы с другой стороны холма заставили вскочить и броситься туда, наплевав на опасность со спины! Короткий вскрик, адская, невероятная боль, на миг парализовавшая каждый нерв и ослепившая меня… душу рвало на части, я сходил с ума… Брат…

Это был не крик. Живое существо не способно так кричать. Я только что умер… И за это… за это все… сейчас… они умрут…

Мне много не нужно. Они забыли, как я убиваю. Им достаточно услышать мой голос, чтобы сдохнуть.

…Изломанные, раскинувшиеся в нелепых позах тела. Кровь. Небо, откуда столько крови… Брату отрезали голову, предварительно так нафаршировав свинцом, что живого места не осталось. У Лира прострелено сердце… оба сердца. Эти сволочи знали, что мои дети — не просто темные. Демонята с невероятным запасом живучести. Лир еще жив и я бережно беру его на руки. Благодарно уткнувшись в мою залитую кровью рубашку, сын тихо шепчет: «Я немножко глаза закрою… на минутку, пап… так устал…» И засыпает навсегда.

А Лия… Лия! Маленькая, да дыши же ты!

— Папочка… пап, папа… — дочка плачет, но даже не чувствует этого. И маленькая ручка сжимает мою ладонь. А я вычерпываю из себя всю жизнь до капли и лечу мою малышку, делая все, что в моих силах и за их пределами. — Холодно как, папочка!.. — всхлипнула дочка, судорожно выгнувшись в моих руках. И застыла. Больше не дышит.

Нет, доченька, солнышко мое, не надо!..

Дети… дети мои любимые… Невозможно это…

Я пытался согреть их, вернуть, отдавая всю еще теплившуюся во мне жизнь… только тела моих ненаглядных маленьких сорванцов коченели в руках. А я плакал, целовал их разгладившиеся, спокойные лица, пел им их любимую песню и не верил…

Острая боль и наконечник болта, пробивший насквозь, выступивший из груди. Сердце задето. И отравленный болт. Знали, чем такую тварь как я травить нужно, ублюдки. Повернувшись, я разглядел довольно ухмыльнувшегося стрелка и коротко приказал:

— Умри.

Схватившись за горло, человек захрипел, закатил глаза и упал. Его еще некоторое время корчило в страшных, ломающих кости судорогах, и землю вокруг пятнала кровавая пена, прежде чем агония прекратилась. Больше не встанет.

То ли садистом я стал, то ли теряю сноровку. Раньше делал проще — умирали еще не начав падать. Вид смерти зависит от интонации вложенной в голос…

— Прости, любимая, не получилось не спешить… — прошептал я небу, чувствуя, как немеют руки и лед разливается по венам.

Попробовал встать, чтобы дойти до могилы, но упал… обнял крыльями моих солнышек, чтобы не замерзли.

А ведь я выживу… а они… они мертвы… Небо, ну за что их?!.. Бессильная ярость выжигала душу… Выживу… Сволочи, детей моих за что?!..

…Вскочив, я взвыл диким зверем! От ярости, бессилия, бешеной, раздирающей все внутри боли. Лия и Лир. Котята мои шкодливые…

Кровь на руках, отпечатки ноготков моей дочки на тыльной стороне ладони.

Что вы наделали, твари… Я уничтожу этот мир, уничтожу мир, посмевший поднять руку на моих детей!!!

И сквозь пелену, застлавшую мой взор, я видел только их мертвые лица и… багряные ирисы…

— Ненавижу…

Это худшее, что вы моги мне показать, милые цветочки. Хуже, чем смерть моих детей — ничего нет. Такого нельзя ни простить, ни пережить. И, кажется, этого я не переживу.

…Очнулся, когда на склоне не осталось ни одного целого ириса. Вообще ни одного цветка. В руках парные клинки, а руки по локоть в крови. Вообще весь склон залит кровью. И мечи в руках прозрачными больше не были — ледяной черный металл.

И от крика саднило горло, а глаза щипало от соли. И ненависть черным ястребом билась внутри.

Этого мало. Нужно все здесь уничтожить.

Вспыхнуло давно забытое ледяное пламя, выжигая все внутри. Около полувека не горел во мне этот огонь. Кажется, с тех пор, как я, спасая своих, уничтожил ледяным пламенем чужое войско. Феникс… Ты из-за меня оказался в числе тех немногих бессмертных Творцов, которые узнали истинную смерть. Я ведь так и не спас тебя, мой бог. И вообще, все проиграл этой судьбе. Больнее, чем в первый раз…

Замерзла даже вода в ручье. Землю проморозило вглубь метра на два. Онемевшие мышцы, неохотно согреваясь, начинали болеть. В замерзшем ручье чудом остался один целый цветок. Один ирис. Фиолетовый.

Уничтожить его не хватило воли. Бережно взяв цветок в руки, я взлетел, оставляя позади уничтоженный ад. Куда теперь?.. Не знаю. Кажется, меня кто-то где-то ждал. Только зачем?..

Площадка перед домом посыпана песком. Как будто специально для меня, чтобы удобней приземлиться. Припав на колено оттого, что слишком резко и высоко сложил крылья, взял горсть песка в кулак, пропустил его меж пальцев. Огляделся. Это здесь меня ждут? Знакомое место… Откуда я его знаю? Что-то из прошлого, далекого как растаявший сон.

Брат вышел навстречу. С костылем, сильно хромая. Что-то в его облике казалось странным. Через миг понял. Волосы, тщательно убранные в косу, золотые, как когда-то давно.

— Ты же обещал!.. — с досадой воскликнул Ван и умолк, приглядевшись повнимательней.

— Обещал что? — изогнул бровь я.

— Не попадать в неприятности, — неуверенно ответил светлый.

— Неприятности? — хмыкнул. — Когда это я в последний раз в них попадал?

Брат не ответил, осторожно обходя меня по кругу и рассматривая, словно видел в первый раз.

— Ирдес, что случилось?

Смутно вспомнив последние события, тихо и мертво ответил:

— Смотря с кем…

Девушка, напоминавшая лесную охотницу, быстрым шагом подошла со стороны сада, остановилась рядом с Ваном, окинула меня изучающим взглядом. Я ответил ей тем же.

— Сколько тебе лет, Ирдес? — внезапно спросила она. Глубокий, грудной голос. Люблю такие голоса у женщин. Как она посмела обращаться ко мне по имени? Совсем распустились эти смертные.

Тем не менее, отвечу тебе, дерзкая дева.

— Семьдесят с утра было, — усмехнулся, ненавязчиво продемонстрировав клыки, и почти сразу уловил какую-то неправильность. Странно…

— Ирдес… — брат пошатнулся, и я тут же ступил к нему, готовый подхватить. Больше я тебя не потеряю. — С утра тебе было пятнадцать…

— Пить надо меньше, — доверительно сообщил я. — Провалов в памяти не будет…

И осекся, застыв на месте. Памяти? А сам я много ли помню? Лир и Лия… Поглядев на свои руки, которые так недавно обнимали моих маленьких двойняшек, сжал ладони в кулаки. Дети мои…

— Плохо дело, — напряженно произнесла дева. Готовая к прыжку пантера. — Ван, ему ведь снились кошмары?

— Ему всегда снятся кошмары… — ответил светлый растерянно. — У него и снов-то других не бывает, кроме кошмаров… Роса, что это?!

— Думаю, злые шутки этого места. Ирдес, ты был на поле с багряными ирисами?

— Тебе-то какое дело, охотница? — поинтересовался я ледяным тоном, презрительно сощурившись. Какое право ты имеешь задавать мне вопросы?

— Был, — севшим голосом сказала она, догадавшись. — И воду из источника пил… Плохо.

— Роса, да объясни ты мне толком, в чем дело?! — отчаялся что-то понять Ван.

Роса… Какое странно знакомое имя. Но сосредоточиться на нем не позволила ярко вспыхнувшая память о пролитой крови. О той крови, которая осталась на моих руках.

Видимо, поэтому кусок разговора я пропустил.

— Ирдес! — Ван осторожно, словно боясь повредить, обхватил ладонью мое запястье. — Активируй Иглу.

— Какую иглу? — мотнул головой я. — Антеннку, что ли? Так мы же их уже с полвека не носим…

— Ирдес, у тебя в запястье есть Игла, — упрямо повторил брат. — Активируй ее.

— Если тебе это необходимо… — пожал плечами, нашел под кожей антеннку Призраков, активировал ее, вспомнив, как это делается.

И тут же получил ментальный удар чудовищной силы!

— Ха-а… — повалившись на бок, почти мгновенно поднялся, переведя тело в режим убийцы. Но не воспользовался против эльфа ни одним оружием. Голова кружилась так, что небо с землей менялись местами. — Это же… предательство…

— Я никогда тебя не предам, — твердо ответил светлый Первый Император, снова обхватив мое запястье с Иглой.

— Тогда… нас обоих… предали… — помолчал, пытаясь устоять и совладать с собой. И спокойно сказал: — Ты помнишь, когда началась война? Я вот сейчас вспомнил. Дворец горел, деда, дядю и папу убили, и маму… маму к стене прибили, оставив умирать… Мне было семнадцать… — Брат заметно вздрогнул, крепче сжал руку. — А ты тогда поругался с Шоном, мы уехали в Свободный… Потом я домой телепортом рванул, хотел найти Шона, поговорить, чтобы вы, два осла упрямых, помирились… А Империя в огне… — Я дернулся, чувствуя, как мои щиты сдавило в тисках воли светлого. Запнувшись, повторил: — Мне было семнадцать… Не надо, я не хочу с тобой драться…

— Верь мне, братишка.

Новый ментальный удар был так силен, что щиты смело как бумажные, и мое сознание накрыла родная и ласковая темнота…

…Двое тонких как тростинки, изящных до хрупкости и удивительно похожих подростков носились по пляжу друг за другом, вопили и развлекались как шкодливые дети. Схватив мокрое полотенце, девочка, с криком «а ну стой, зараза!» бегала за мальчиком, пытаясь огреть его по спине своим грозным оружием. Мальчик ловко уворачивался и отвечал девочке «от заразы слышу, все равно не догонишь!»

Девочка все же догнала брата и через пару минут веселой потасовки, оба уже азартно топили друг друга в набегающей волне.

А я смотрел на них. И было так тепло…

Только шрамы остались. Но они сойдут когда-нибудь, или хотя бы сгладятся. Им ведь всего-то по тринадцать. Как они выросли!..

Чтобы вы жили, я бы умер еще не раз…

Рассвет заглянул в окно и помешал досмотреть самый прекрасный за последние… не помню сколько… сон. Открыв глаза, я обнаружил себя на узкой и жесткой кровати. Рядом на подушке лежал фиолетовый ирис. Нормальный цветок нормального цвета. Как же хорошо!..

Поднялся тихо, чтобы никого не потревожить…

Когда брат все же проснулся, я уже давненько сидел на крыльце и любовался восходом. Мир и покой в душе впервые за долгое-долгое время.

Ван спустился, присел рядом на ступеньку. Помолчал. Потом осторожно спросил:

— Ну как ты? Уже нормально?..

Усмехнувшись, я некоторое время раздумывал, прежде чем ответить:

— Знаешь, невозможно быть пятнадцатилетним отцом двух тринадцатилетних детей. Нужно время, чтобы заново привыкнуть к тому, что мне не семьдесят… и что эти мелкие бессовестные шкодники, которые десять раз на дню чуть до инфаркта меня не доводили, еще не появились на свет.

Брат молчал, но я легко смог уловить, как коготки страха царапают его душу. Даже теперь, если трезво поглядеть на вещи, когда я несу полную чушь и стоит вернее всего подозревать, что моя и без того шаткая крыша съехала окончательно, он мне верил. Безоговорочно, не сомневаясь ни в едином слове. Потом вздохнул тяжко, крепко сжал мое плечо. Повернувшись, я взглянул брату в лицо. Н-да, дохлый светлый, как в студенческие годы… Прозвище Мертвяк в академии ему дано не зря. А наш дуэт был очень метко прозван «Отморозки».

— Приходи в себя и возвращайся, — попросил эльф.

— Ладно, — пообещал брату я.

Восход обливал золотом мир, солнце дарило тепло своих лучей. Чужое солнце чужого мира…

Интересно, смогу ли я вернуться в свое «нормальное» состояние после всего? И стоит ли? Может, так лучше? Лучше и разумней быть взрослым, расчетливым и опытным Владыкой, возможно где-то и сволочью, где-то безжалостным и беспощадным ублюдком, но четко знающим, как в какой ситуации поступить. Зная, когда и кем можно пожертвовать, кого лучше спасти, приблизив к себе, и как сделать свою власть нерушимой. Уметь ударить любого, даже друга, знать кому подсыпать яд в вино, кого подставить под удар. Это война вышибла из меня душу, сердце… Лучше быть таким, чем наивным, доверчивым, порывистым и вспыльчивым подростком без тормозов.

Вот только… Только дикая, смертная тоска в глазах брата. А ведь он единственный, кто держал меня на грани безумия, не позволяя окончательно превратиться в чудовище. И когда следовало пожертвовать его жизнью, я пожертвовал частью Империи и собственной властью, поставив все на край. Чем и кем угодно, но только не братом…

Как давно я не держал в руках гитару?.. Кажется, целую вечность…

Так может, хотя бы ради того чтобы снова петь, снова сбивать пальцы о струны… мне стоит воскреснуть?

Вот только смогу ли я?..

А вот это уже самый интересный вопрос.

Назад: Часть третья. Болото

Дальше: Часть пятая. Долгая дорога к себе