Глава 27
– Собрались уже все, вставай!
– Что ты говорил? – спросил я разбудившего меня Толика.
– Я говорю, собрались уже все, вставай!
– Нет, до этого что ты говорил? Про испытания, которые нам посылают высшие силы?
– Ты че, тезка? Какие силы? У нас с рассвета только одна сила, которая всех будит и тормошит, дедова. На тебя одного, по всей видимости, она не действует. Ты – с высшими силами…
– Снилось мне что-то. Подумал – ты мне говоришь… – объяснил я, протирая глаза.
– Я понял. Вставай! В дорогу пора. – И голова Толика вынырнула из палатки.
– Смотрите: две скалы, с одной стороны черная, с другой белая, – раздался голос Василия Александровича. – Добрая и злая… Скалы словно поссорились и разошлись, не смогли вытерпеть друг друга… Прямо как у людей – добрый человек со злым ужиться не могут…
Я вылез из палатки и посмотрел в сторону обсуждаемых дедом скал. И верно: с одной стороны прохода скала была светлой, с другой – темной и действительно казалась более злой и мрачной, чем ее подруга напротив. Изгибы скал говорили о том, что когда-то они были вместе, каждый изгиб с одной стороны в точности повторял изгиб с другой стороны.
– Я с тобой не согласен, – возразил Синицын. – Есть семьи, где муж добрый, а жена злая, и наоборот. Вот у меня есть знакомый мужик, так он просто светится добротой, слова от него плохого не услышишь. А жена у него – ведьма ведьмой, глаза злющие, в лице желчь. Бр-р-р… – Синицын передернул плечами. Как вспомню, так трясет… Что ни слово, то чернуху прет. И ничего – живут вместе.
– Ты хочешь сказать – они живут? – в голосе деда послышался вызов на спор.
– Живут… – невозмутимо ответил Синицын.
– Они существуют рядом… Сосуществуют… Терпят друг друга из-за детей…
– Я разве сказал, что у них есть дети?
– Это и так понятно. Другой причины здесь быть не может…
– Да. У них есть дети, но я думаю, что не это главная причина их совместной жизни. Когда они вместе, мне кажется, что они счастливы…
– Вот именно – тебе кажется! Если они такие, как ты говоришь, то между ними даже симбиоз трудно себе представить. Я считаю, что в промежутке между добром и злом может быть только страсть, которая делает людей слепыми и безмозглыми, а когда страсть проходит, возвращается зрение и ум, но тогда уже поздно сетовать, что в бездумье наделаны дети. Между добрым и злым может быть лишь сосуществование – ради детей, но никак не жизнь в том понимании семейной жизни, как вижу ее я – в счастье и любви. Попробуй от такой ведьмы уйди вместе с детьми, она же вместе с мужем и детей порежет со злобы… Или оставить детей у нее… Кто вырастет? Она всю свою злость на детей будет выливать! Сейчас муж буфером работает, на себя все принимает, а оставь их с нею – воспитает потенциальных маньяков, которые всю полученную злобу от матери выльют на своих жертв. Нет, я считаю, что добро со злом жить не может. И эти скалы – тому безмолвное подтверждение.
– Возможно, ты прав, – согласился археолог после минутного молчания, глядя на скалы.
– Похоже, что нас очень сильно кто-то хочет увидеть, – спокойно произнес Валера, вглядываясь вдаль, туда, откуда мы пришли.
Действительно, вдалеке виднелись еле различимые точки, двигающиеся вдоль скал по тому же пути, что прошли мы вчера. Василий Александрович достал бинокль, чтобы получше разглядеть непрошеных гостей.
– Похоже – это парашютисты… – сказал он после тщательного разглядывания. – Их появление похоже на мистику. Во-первых, чтобы найти правильный путь так скоро, они должны быть с проводником. Возникает вопрос: где они его взяли? Я уже не говорю про то, что они так профессионально нарисовались. Прямо ниндзя какие-то. А во-вторых – как они нас так быстро догнали? Им до нас максимум час ходу. Они ночью шли, что ли?
– Не знаю – ниндзя там или кто. Нам ноги надо делать, не разбирая их способности! – воскликнул Синицын, закидывая последние вещи в свой рюкзак.
Спустя пять минут мы шли по проходу между двух поссорившихся скал. Если все предыдущие дни мы шли довольно быстрым шагом, но и не очень торопясь, то сейчас нам пришлось поднапрячься и значительно увеличить темп ходьбы. Проход постепенно становился уже, скалы уменьшались и, наконец, совсем слились с горой, перейдя в крутой подъем. Вдалеке, справа и слева, виднелись две белые горные вершины. Между ними и находился наш перевал.
К середине дня, когда мы почти достигли третьей, созданной природой ступени, представлявшей собой очередную скалу, тянувшуюся вдоль гор, послышался звук вертолета. Мы находились на крутом склоне горы, ближайшим укрытием для нас могла быть лишь скала метрах в двухстах наверх по горе. Идущие впереди рванули вперед, но в этот момент звук усилился, и вертолет выскочил из-за горы. Все замерли, наблюдая за большой зеленой военной машиной. Появилось сильное волнение, смешанное с надеждой на то, что, может, не нас ищут… Или если все же нас, может – не заметят…
Вертолет резко развернулся в нашу сторону и пошел на снижение.
– Заметил, – прокомментировал его маневр Василий Александрович.
Приблизившись, вертолет завис на одной высоте с нами, в метрах в двадцати. Открылась боковая дверь, и на нас уставилось наглое чернявое лицо, словно сканируя каждого из нас. За спиной чернявого находилось шесть или семь персон, не менее нагло нас разглядывающих – кто-то с усмешкой, кто-то со злобой. Чернявый глянул вниз, потом опять поднял взгляд на нас. В этот самый момент с нашей стороны в вертолет полетел довольно большой камень и угодил чернявому прямо в лоб. Тот не удержался на ногах и завалился назад. Стоявшие сзади подхватили его на руки, не дав командиру упасть. Моментально вскочив на ноги, тот гневно уставился на нас. По его лбу уже струилась кровь, заливая все лицо. В руках у него появился автомат. «Все, – подумал я. – Нагулялись!»
Вдруг раздались выстрелы, и чернявый отлетел назад, еще несколько человек в вертолете упали, начался переполох. Военная машина резко наклонилась на бок и стала отдаляться от нас, набирая высоту. Все обернулись к стрелявшему. Толик как ни в чем не бывало вытащил пустую обойму из пистолета и вогнал в него новую.
– Что? – спросил он у всех, в ответ на вопросительные взгляды. – На него так смотрите, – он кивнул головой на Василия Александровича.
– А что я? Вы видели, как он смотрел на нас? Как на жертв безгласных… – оправдывался дед.
– Мы из-за твоего ребячества с камушками чуть ими не стали, – осудил Васин поступок Толик. Если бы я не успел, полоснул бы очередью по нам…
– Да не стал бы он… – отмахнулся Василий Александрович. – Побоялся бы в Цветок попасть…
– Я по взгляду его так и понял, что он испугался, и автомат он хотел, наверное, в тебя просто кинуть… В ответ на твой камень…
– Да ладно тебе… Все обошлось ведь. А рука все еще не забыла, как кидать, – дед повеселел. – В свое время я постовых с одного броска снимал. Если бы этому чучелу наглому в затылок или висок попало, Толяну и добивать не пришлось бы…
– Это чучело наглое Сан Саныч был… – сказал Синицын. – И, по всей видимости, он нам мешать больше не будет…
– Это может быть заблуждением, – возразил Толик. – Я ему, как мне показалось, в руку или в плечо попал. Если навылет или задело по касательной – перевяжется и вернется.
Вертолет тем временем повисел какое-то время поодаль от нас и стал удаляться.
– Как бы там ни было, на какое-то время он с дистанции снят, поэтому давайте поторопимся, пока не вернулся. И эти клиенты, что позади, все ближе и ближе… – Василий Александрович посмотрел в бинокль.
Несколько часов мы наблюдали преследователей, которые неотступно следовали за нами, и скрыться от них не представлялось возможности, так как мы двигались по ровному склону. На подходе к скале перед нами стал вырисовываться проход, похожий на тот, через который мы недавно шли – с такими же скалами, светлой и темной по разным сторонам, только поменьше. Не отдыхая и не сбавляя ходу, мы быстро миновали эти скалы и вышли почти к горизонтальному, с легким подъемом в гору перевалу.
Дорога проходила между двух вершин и местами покрыта снегом.
– Вот отсюда нас смогут забрать, – сказал Вася, увидев, что местность позволяет вертолету приземлиться.
Он достал телефон и стал звонить своим парням. После двухминутного разговора с криками и руганью он положил трубку и обратился к нам:
– Мы идем дальше. Пилота у нас нет. С самого утра в коме прибывает. Спрятали от него все пойло еще вчера, так он нашел где-то пузырь. Наверное, заначка где-то своя была, в вертолете… Полдня пробуют его привести в порядок, уже вроде начал очухиваться, но умудрился втихаря еще пол-литра вдуть. Прозевали его раззявы. Сейчас его наручниками пристегнули… Пока не отойдет, никуда не двинется…
– Идем так идем… – Синицын, как всегда, всех подгонял. Теперь на это был веский довод, «товарищи» позади нас шли с меньшим багажом и поэтому быстрее нас.
Через несколько часов очень интенсивной ходьбы мы перешли на другую сторону хребта и остановились на краю десятиметрового обрыва. Перед нами открылся потрясающий вид на горы и скалистую долину. Некоторое время любовались этой красотой. Две горы, между которыми мы проходили, давали начало двум длинным грядам, тянувшимся на многие километры вдаль. На некоторых горах сияли белые шапки снега, облака, зацепившиеся за вершины, местами обращались в фантастические картины.
– Только ради того, чтобы увидеть такое, сюда стоило забраться, – произнес пораженный Вася.
– Отдохнули, и хватит… Идти надо… – как всегда, первым очнулся Синицын.
– Нам надо спуститься вниз. Там между вон тех скал есть проход, – указал я рукой на виднеющиеся скалы.
Мы стояли на краю огромной ямы диаметром метров в триста. Ее слева и справа окружали отвесные скалы, переходящие метрах в ста от нас в горы. В одном месте скалы расступались, образуя проход, ведущий вниз к ущелью.
Вдалеке послышался знакомый, уже ставший неприятным и пугающим, звук летящего вертолета. Мы разбежались по сторонам в поиске удобного спуска. Пока искали, вертолет появился из-за горы и завис над противоположным спуском. Повисев там минуту, он направился в нашу сторону.
– Над учеными висел, – сделал вывод Синицын.
Через несколько минут он тарахтел над нами, затем покружил немного над ближайшими горами и скрылся в ущелье за скалами – там, куда мы направлялись. Через несколько минут появился снова и скрылся в том же направлении, откуда появился.
– Вот теперь мы обложены со всех сторон. Позади ученые, впереди – неизвестно кто. Но уж что не друзья, это точно! – посетовал Толик.
С другой стороны ямы махал руками Василий Александрович, подзывая всех к себе.
– Есть идея! – сказал он, когда все подошли. – Как вы заметили, впереди, по всей видимости, высадились и уже приготовились нас встречать гости. Поэтому сейчас быстро спускаемся в котлован и прячемся, а те, кто позади, пусть проходят вперед…
– Если это одна и та же компания… – предположил Валера.
– Это не одна и та же компания! – убежденно отрезал Синицын.
– Может быть, и так… Но они могут и подружиться, когда встретятся, – сказал мой тезка.
– Будем надеяться, что, когда они встретятся, те, что впереди, примут их за нас и, зная, что мы можем дать сдачи, не станут жалеть, – с этими словами Василий Александрович умело закрепил веревку на огромном камне.
– А может, откроем Цветок и посмотрим другой путь? – предложил я.
Дед с недоумением посмотрел по сторонам, показывая своим взглядом, что тут не может быть другого пути.
– Если идея не сработает, тогда и будем искать другой путь, – археолог скинул рюкзак и стал спускаться по привязанной Васей веревке.
– В любом случае, пропустив наших «товарищей» вперед, мы выиграем время, а если идти вперед самим… Неизвестно, что нас там ждет… Пусть пройдут, тогда, может, и откроем… – Василий Александрович подмигнул мне.
Все по очереди спустились по веревке, дед, оставшийся последним, спустил нам рюкзаки, взялся за веревку и спрыгнул с края обрыва вниз. Я замер в ужасе, думая, что он разобьется, но он затормозил перед самой землей и плавно опустился на камни.
– Не забыло еще тело, где нужно собраться… – повернулся он к нам с улыбкой.
– Ты в своем уме?! – воскликнул Синицын, оправившись от шока, вызванного прыжком Василия Александровича. – А если бы забыло? Собирали бы тебя сейчас на камнях…
– Не боись, все под контролем, – бодро ответил дед. – Видишь – я еще в форме…
– Ведешь себя, как пацан, хоть и дед уже… – проворчал археолог.
– Кто дед? Я?!
Василий Александрович ловко запрыгнул на камень и принялся вытанцовывать вприсядку. Закончив танец, прыгнул, прогнулся назад, стоя на руках, и выпрыгнул обратно.
– А-а-а!.. Слабо? – он спрыгнул с камня, как акробат в цирке, хлопнул в ладоши и подмигнул Синицыну.
– Нет слов – ловок! – археолог одобряюще покачал головой.
Вся компания дружно захлопала в ладоши.
– То-то же. А ты говоришь – дед… – Василий Александрович ловко накинул на плечи рюкзак, сразу став серьезным и собранным. – Нужно искать укрытие!
– Давайте разойдемся, так быстрее найдем, – предложил Валера.
Компания молча разошлась по котловану, включив рации для связи. Через минут десять по рации стал вызывать Толик.
– Нашел местечко! – заговорил он. – Идеальное! Только девок не хватает, а так – можно жить.
Вскоре все собрались в найденном Толиком месте – между огромных валунов образовалось подобие комнаты с крышей из обломка скалы.
– Идеально… Идеально… – приговаривал Василий Александрович, мастеря что-то из камней, складывая их вокруг большой щели между валунами.
Закончив работу, он устроился между сложенными камнями с биноклем. Но ненадолго. Через пару минут он подозвал меня к себе, вручил бинокль и уступил место на импровизированном наблюдательном пункте, откуда был виден весь перевал. Расстояние до того места откуда мы недавно пришли, из-за склона горы, было невелико, и здесь в бинокле не было нужды. Тех, кого мы ждали, пропустить на таком расстоянии было просто невозможно.
Дед, уступив мне место, принялся за приготовление еды, и это в то время, когда все лежали еле живые от усталости после безостановочного, стремительного перехода и не в состоянии были даже словом перекинуться, не говоря уже про то, чтобы что-то делать.
– Вот скажи мне, Василий Александрович, – заговорил Синицын. – У людей под старость замедляются все процессы, появляются болезни, многие после шестидесяти лет передвигаются с трудом. А ты ведь вдвое старше меня, но, пройдя такое же расстояние, что и я, в том же темпе, даже не присел. А я вот даже встать не могу от усталости… Да что я! Вон – даже спортсмены по стенке сползли, – он кивнул в сторону Валеры с Толиком, которые, не снимая рюкзаков, сидели, оперевшись о камни. – Как такое возможно? Как у тебя это получается? Я не понимаю…
Дед лукаво усмехнулся:
– Наверное, надо начать с того, что я с собой не делаю… Я никогда не пил и не курил… Это я категорически не приемлю и не понимаю. Люди заставляют себя начать курить, и потом они же заставляют себя бросить эту привычку. Это глупо. Сигареты абсолютно ничего не дают, кроме вреда и зависимости. Про алкоголь я понимаю еще меньше. Заливать в себя горечь, чтобы начало мотать из стороны в сторону, перестала работать голова, и утром – жуткое похмелье. Это все мне кажется по меньшей мере глупо, – он сделал маленькую паузу и продолжил: – А что касается того, что я с собой делаю, так я еще в штрафбате понял, что жизнь – это движение. Как только остановился, перестал двигаться – все! Смерть не заставит себя долго ждать. Я убеждался в этом десятки и сотни раз – тот, кто быстрее и больше двигается, живет дольше и счастливее. И нет разницы – война ли идет или мирное время пришло. Закон этот работает всегда. Когда мы шли в наступление, не было ни одного случая, чтобы я прятался или пережидал. Если куда-нибудь спрячешься, туда обязательно залетит снаряд… И как только я понял, что жизнь – это движение, раз и навсегда для себя решил: что бы ни случилось, я всегда буду двигаться. Когда не было наступления, я начал бегать, упражняться, учиться кидать нож, камни, стрелять из всех видов оружия… Приемы всякие мы с мужиками разучивали… Не обращая внимания ни на голод, ни на усталость, заставлял себя двигаться… Ну. А как в диверсанты перевели, так там уже по работе остановиться было некогда – постоянно в движении. Там я понял, насколько наш физический запас зависит от нашего сознания. Ведь когда мы устаем, голодны или у нас что-то болит, мы концентрируемся на том, что нас мучает, тем самым увеличивая нашу невмоготу. В один момент, когда я уже почти сдался от усталости и голода и готов был умереть, у меня в голове появилась мысль, что если во мне есть что-то, что меня может убить, то должно быть и что-то такое, что может спасти. Сейчас для вас и для меня тоже эта мысль ничего не значит. Но в тот момент, когда меня в болоте засасывала трясина и единственным спасением была ветка хилого деревца, когда уже казалось, что сил себя вытащить больше нет, эта мысль пронзила мое сознание, как током. Я понял, что я буду жить, несмотря на усталость, голод, проклятое болото. Я осознал, что во мне есть что-то, что меня спасет. И я все-таки вылез из трясины и побежал дальше, уже не думая про усталость и голод. Я думал о том, что буду жить. При каждом шаге я думал, что именно этот шаг наполняет меня энергией и жизнью. В тот раз я преодолел семьсот километров по пересеченной местности за шесть дней. Меня, когда в части увидели, расстрелять хотели – не поверили, что сам добрался, думали – фашисты высадили, завербовали. Вот и сейчас мы идем, а я думаю не о том, что устал, а о том, как мое тело наполняется силой. Это работает, поверьте мне.
– Получается, что не движение тебе придает силы и энергии, а мысленный настрой? – сделал Синицын свои выводы.
– Мысленный настрой позволяет двигаться, а движение – позволяет жить, – ответил Василий Александрович.
– Нужно будет попробовать твои методики, может, не сгину в этих горах от усталости… – проговорил Валера, укладываясь на землю и устраивая рюкзак под голову.
– Я сегодня заметил, что, когда идешь и думаешь об усталости, идти еще тяжелее, а как задумаешься о чем-то другом, так и не замечается ни усталость, ни дорога… Да и настроение… – на спуске появились наши преследователи, и я, не закончив фразы, схватился за бинокль.
– Что там? – подскочил ко мне Василий Александрович.
Я передал ему бинокль.
– Шесть. А было восемь… – проговорил он, всматриваясь в бинокль.
– Может, отстали?.. – предположил Толик.
– В горах так просто не отстают. Здесь отстают или навсегда, или по уважительной причине, – прокомментировал Синицын.
– Это верно, – подтвердил дед. – Теперь будем ждать развития событий…
Таинственные незнакомцы подошли к обрыву, долго совещались и разошлись по сторонам в поиске спуска. Вскоре они собрались возле того места, где спускались мы и воспользовались нашей веревкой.
Василий Александрович вылез из убежища и скрылся с наших глаз. Вернувшись через очень короткое время, он обратился к нам:
– Теперь, ребятки, надо менять место дислокации и заблокировать проход. Вооружены эти ребята серьезно, есть автоматы, но для нас главное – занять выгодную позицию и надеяться на то, что эти две компании, все-таки столкнутся между собой и потреплют друг друга.
Сказав это, дед направился к проходу, осмотрелся и позвал нас.
