4 июля

– Хочешь пойти в гости к дяде Винсу? – заворковал я, обращаясь к Антонии.

Она уставилась на меня и запихнула пальцы в рот.

– Значит, «да»?

Я рассмеялся и поднял ее, чтобы положить в слинг, висевший у меня на груди. Нам предстоит особенное событие: она, такая крошечная, сейчас впервые в жизни отправится гулять, впервые увидит Нью-Йорк. Мы дойдем до Центрального парка и посмотрим там праздничное представление в честь Четвертого июля.

Собрав Антонию, я немного постоял, прощаясь с жильем.

Подачу воды и электроэнергии в нашем районе восстановили через несколько дней после того, как мы уехали в Виргинию. Нам нужно было остаться, однако о том, что все наладится, говорили с самого первого дня. Мы не могли знать, когда именно это произойдет.

В Нью-Йорк мы вернулись в начале марта; снег уже стаял, и город полностью очистили от мусора.

Со стороны могло показаться, что ничего и не произошло.

Большинство жильцов нашего дома сумели выбраться из города до начала «осады». Вернувшись, они обнаружили что-то похожее на зону боевых действий; впрочем, порядок навели довольно быстро, двери и окна починили, и все заново покрасили. Люди практически с маниакальной настойчивостью стремились забыть о событиях недавнего прошлого. Родные Лорен даже наняли людей, которые убрали в нашей квартире и в коридоре. Когда мы приехали туда, все было как раньше.

Только Тони не было.

Я вздохнул и в последний раз огляделся. Скоро наше добро перевезут в новую квартиру на Аппер-Вест-сайд. Закрыв дверь, я постучался к Бородиным.

– А, Михаил, Антония, – тепло приветствовала нас Ирина. Александр сидел перед телевизором, но не спал, а улыбнулся и кивнул мне. – Пришли поесть?

– В другой раз. Хотел попрощаться и еще раз вас поблагодарить.

Они сторожили банду Пола до тех пор, пока пленников не забрал сержант Уильямс.

Бородиных случившееся, похоже, почти не задело; они будто и не понимали, из-за чего весь сыр-бор. С другой стороны, им пришлось пережить более страшные вещи. После 787 дней блокады Ленинграда из четырех миллионов жителей в городе осталось менее пятисот тысяч, а наша «блокада» продлилась всего тридцать шесть дней. В Ленинграде погибло более двух миллионов, а здесь – всего семьдесят тысяч.

Всего семьдесят тысяч.

И все же могло быть гораздо хуже.

– Мы обязательно зайдем проведать Антонию и Люка. – Ирина встала на цыпочки, чтобы чмокнуть меня в щеку и поцеловать лысую розовую головку Антонии.

– В любое время, – ответил я.

Мы еще постояли, посмотрели друг на друга, а затем она кивнула и вернулась к стряпне, оставив дверь открытой. Я повернулся и пошел по коридору.

До сих пор перед глазами стояли диваны и стулья у стен, люди, накрытые одеялами. Сильнее всего запомнился запах – ковры сорвали, наклеили новые обои, но я все еще его чувствовал. И все же это было наше убежище, и я даже с некоторым теплом вспоминал те дни, которые мы провели здесь, делясь нашими страхами и последними припасами.

Пэм и Рори выжили; на самом деле не погиб никто из тех, кто был в доме. Кровь люди сдавали добровольно, так что наши соседи никому вреда не причинили.

Не пообщались мы только с Сарой – она давно уехала.

Сержант Уильямс твердо вознамерился засадить Пола за решетку. Благодаря снимкам, собранным на ноутбуке Винса, Пола обвинили в нескольких убийствах. Когда его поймали, вся история выплыла наружу. Хотя Ричард был из богатой семьи, он наделал долгов, и поэтому вместе со Стэном и Полом стал красть личные данные бизнесменов из других городов, которые брали напрокат лимузины. Про то, где находится Ричард, нас никто не спрашивал, он стал еще одним из тысяч пропавших без вести.

Именно Ричард украл данные Лорен; возможно, поэтому он так заискивал перед ее родителями – наверное, хотел подобраться к ним тоже. Когда разразилась катастрофа, ситуация вышла из-под контроля. Пол пригрозил разоблачить Ричарда, если тот не поможет ему украсть припасы.

А потом все покатилось в тартарары. Мы подозревали, что девять человек на втором этаже погибли не сами по себе, как утверждал Ричард, однако об этом мы могли только гадать.

Добравшись до лифтов, я нажал кнопку вызова, затем передумал и спустился по лестнице. В холле снова стоял бонсай, фонтаны тоже заработали. Я решил выйти через черный ход.

Снаружи меня встретили теплый воздух и уличный шум. Вдали стрекотал отбойный молоток, к нему присоединялась какофония автомобильных гудков и рокот вертолета. На Гудзоне виднелся парус яхты.

Жизнь вернулась в обычное русло.

Я пошел по Двадцать четвертой улице, пересек Девятую авеню и посмотрел в сторону Финансового квартала. Русские мафиози выбрали в жертву хеджевые фонды в Коннектикуте, однако своими действиями едва не обрушили всю систему. Удивительно, что, как только появилось электричество, а сеть почистили, финансовый рынок снова заработал.

Ряд сгоревших зданий снесли, и на их месте уже поднимались леса – там, где строили новые дома.

По оценкам экспертов, ущерб от «Кибершторма» составил сотни миллиардов долларов, по сравнению с ним все остальные катастрофы в истории США казались карликовыми – и при этом еще не учитывались десятки миллиардов упущенной прибыли и стоимость «очистки» сетей и Интернета. Но самую большую цену мы заплатили человеческими жизнями. Число погибших превысило семьдесят тысяч – больше, чем в ходе войны во Вьетнаме.

Однако пресса уже сравнивала «Кибершторм» с войнами и стихийными бедствиями, вроде аномальной жары 2003 года в Европе, которая убила семьдесят тысяч человек – в Париже морги были переполнены, и мертвецов хранили на складах, оборудованных системой охлаждения. Я вспомнил, как читал об этом – проглядел за утренним кофе заметку в несколько слов. Теперь люди во всем мире так же читали о событиях в Нью-Йорке – несколько слов о катастрофе, которая представляет интерес лишь до тех пор, пока не разразится новая катастрофа.

Добравшись до угла Восьмой авеню, я повернул на север и посмотрел на свой мобильник. Десять минут третьего. Мы с Винсом и Лорен договорились встретиться в три часа у входа в Центральный парк на Коламбус-серкл. Еще есть время для неторопливой прогулки.

Повернувшись спиной к центру, я прошел несколько кварталов и вскоре миновал Мэдисон-сквер-гарден. Арена была закрыта, весь квартал по периметру был завален цветами, к стенам люди прикрепляли фотографии и письма.

Винс и его последователи создали нечто похожее в Сети – сайт с сотнями тысяч фотографий, сделанных с помощью мобильных телефонов. Люди узнавали о судьбе своих родных, даже вступали в контакт с теми, кто делал снимки, чтобы обсудить произошедшее. Тысячи людей предстали перед судом за преступления – и свидетелями в суде выступали люди, связаться с которыми удалось по ячеистой сети.

Вокруг самодельного мемориала до сих пор стояли ряды грузовиков Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях. Оно сделало все, что было в его силах, но у него не могло быть плана по спасению шестидесяти миллионов людей, которых внезапно отрезал от остального мира шестифутовый слой снега. Проблема осложнялась отсутствием телефонной и компьютерной связи – спасатели не знали, где кто находится. Кроме того, дороги, заваленные снегом, стали непроходимыми.

Две недели понадобилось на то, чтобы наладить системы информации и приступить к широкомасштабной операции. Началась она в Вашингтоне и Балтиморе. За Нью-Йорк взялись примерно в то же время, когда мы уехали из города.

Как только стало ясно, что случилось, на помощь хлынул поток людей и ресурсов – однако в течение нескольких недель они не могли к нам попасть. Дело было не только в кибератаках – тысячи линий электропередачи, электронных линий и вышек мобильной связи оказались под снегом и льдом.

Основная система водоснабжения не работала всего неделю, однако за это время из-за сильных морозов повсюду полопались трубы. Когда водопровод снова включили, в центре Манхэттена из кранов текли только тонкие струйки, и его снова пришлось выключить для ремонта.

Президент немедленно привел в действие закон Стаффорда, чтобы военные могли действовать внутри страны, но в течение первых недель мы балансировали на грани войны с Китаем и Ираном, и у военных были связаны руки.

Добавим к этому показания радаров, в соответствии с которыми в первый день нападения в американское воздушное пространство проникли неизвестные цели. Многие боялись атаки роботов-беспилотников. Прошел месяц, прежде чем удалось подтвердить, что эти сообщения вызваны вирусом, поразившим компьютеры на базе ВВС в Маккорде.

Как только на четвертой неделе стало примерно понятно, что произошло, как только китайские и американские специалисты по кибербезопасности смогли провести тайные переговоры, началась масштабная спасательная операция. Китайцы в том числе отправили к нам специалистов, способных починить систему электроснабжения.

На Четвертой улице я заметил красные двухэтажные автобусы, на которых возят туристов. Их верхние этажи были забиты пассажирами. Вдали, в районе Мидтауна даже в дневном свете виднелись неоновые вывески Таймс-сквер. Надо мной висело электронное табло: «Сенат расследует, почему к киберугрозам не отнеслись более серьезно».

Я тихо рассмеялся, качая головой.

Дело было не в том, что правительство не приняло угрозы всерьез; просто инцидент в киберпространстве никогда еще не приносил такой же ущерб, как и военные действия. До «Кибершторма» термин «кибервойна» был скорее метафорой, как «война с ожирением». Теперь в ее ужасах убедились и подсчитали убытки.

Череда совпадений?

Возможно, однако подобные уникальные события происходили в мире с пугающей регулярностью.

В современном мире все связано друг с другом – выбей из-под него несколько ножек, и все рухнет. Города зависят от идеальной работы сложных систем, в противном случае люди очень быстро начинают умирать.

Выход из строя нескольких таких систем привел к появлению таких крупных проблем, что их невозможно было устранить. Службы спасения оказались перегружены, что вызвало всеобщий паралич.

Для ликвидации ядерной угрозы политики выработали правила ведения войны, основываясь на сдерживании известных противников. Однако они не обладали опытом борьбы с кибероружием, и четких правил для такого случая не существовало.

Какова дальность взрыва кибероружия? Как узнать, кто его применил?

В том, что произошел «Кибершторм», можно винить не только людей, которые его создали, и обстоятельства, но также отсутствие законов и международных соглашений.

Конечно, человечество всегда находит способ выжить, и этот раз не стал исключением.

В коттеджах в Виргинии, рядом с нашей хижиной, провели расследование.

Выяснилось, что Бэйлоры уехали в отпуск, и там мы просто встретили незваных гостей. Да, наверное, они действительно украли снаряжение из дома Чака, но ведь в Нью-Йорке мы тоже воровали у соседей то, что требовалось нам для выживания. Все были на нервах; возможно, они думали, что мы пришли их ограбить. Первый выстрел, вероятно, произошел случайно, но после того, как Чак вступил в перестрелку, ситуация изменилась к худшему.

В хижинах не нашли никаких улик, свидетельствующих о каннибализме – только кости свиней; наверное, они ловили их, как и мы. Сейчас, когда я вспоминаю те события, мне сложно представить, как я мог прийти к такому невероятному выводу – однако в то время мое сознание было к этому готово. И Лорен подумала то же, что и я. Мы просто были напуганы.

Я добрался до Коламбус-серкл и стал смотреть, как снуют рычащие легковые машины и грузовики. Впереди, словно зеленый каньон среди небоскребов, виднелись деревья Центрального парка, а в центре площади возвышался монумент, окруженный работающими фонтанами. Люди сидели на скамейках, наслаждаясь солнцем.

Жизнь продолжалась.

В ожидании зеленого сигнала светофора я посмотрел направо, на серую стену Музея искусства и дизайна. По закругленному фасаду кто-то нанес сообщение из баллончика с краской – огромными, петляющими буквами, которые тянулись от десятого этажа почти до самой земли.

«Иногда что-то рушится, чтобы на его месте могло появиться нечто лучшее». И подпись – «Мэрилин Монро».

Я указал на надпись.

– Видишь, Антония? Верно же, да?

Из плохого выходило что-то хорошее. В международные законы внесли радикальные изменения, позволяющие службам правопорядка преследовать преступников, где бы те ни находились. Много говорили о том, что нужно привести к единому стандарту законодательство разных стран, чтобы преступные действия в одной стране считались преступными и в других. Кибершпионаж попал под запрет и приравнивался к вторжению на территорию суверенного государства.

По крайней мере, так писали в газетах. Доказательств тому мы не видели.

И, что еще более важно, поговаривали о том, чтобы повысить требования к компаниям – производителям компьютерных программ. Чтобы они не могли уйти от ответственности, если их программа «упала» и тем самым нанесла ущерб, если она угрожала безопасности компьютера.

Конечно, все расходы лягут на плечи обычных людей, однако лучше платить деньгами, чем жизнями.

Законы об охране частной жизни ужесточались. По мере того, как мы все больше переходили в киберпространство, стало ясно, что личная информация нуждается в защите со стороны закона; право на неприкосновенность частной жизни действительно одна из свобод, хотя люди осознали это только после такого ужасного события.

Граница между киберпространством и реальным миром исчезала. Киберхулиганство становилось просто хулиганством, а кибервойна – просто войной, и эпоха виртуального мира по-настоящему началась тогда, когда мы стали убирать приставку «кибер».

Мир изменился, и я тоже – и в главном, и в мелочах.

Я начал по-другому читать статьи в газетах – не проглядывать их, а действительно пытаться понять, что происходит и могу ли я что-нибудь сделать. Кроме того, я стал наслаждаться тем, что всегда считал данностью, – тем, что я ложусь спать сытым, что не беспокоюсь, будет ли завтра пища у моих детей, тем, что у меня есть крыша над головой.

Пересекая Коламбус-серкл, я заметил Лорен – она стояла рядом с Винсом – и помахал ей. Лорен держала на поводке нашу новую собаку Бадди. После катастрофы приюты для животных были переполнены, и мы решили хотя бы так уменьшить их страдания.

– Смотри, это мама!

Удивительно: я был так слеп, так близорук, что поверил в ее неверность, когда она просто пыталась сделать свою и мою жизнь лучше. Именно предубеждение едва не погубило нас, когда я решил, что на США напали китайцы.

– Эй, детка! – крикнул я. – Мы с Антонией отлично прогулялись!

Лорен подбежала и поцеловала меня. За ней подошел Винс с коляской, в которой сидел Люк. Патриция Киллиам тоже была здесь, мы с ней обсуждали проект, для которого она искала финансирование, – он был посвящен исследованиям дополненной реальности.

Стоял прекрасный солнечный день. Вход в Центральный парк был окутан американскими флагами. Мы пришли смотреть на празднование Дня независимости и на то, как мэр Нью-Йорка вручит Винсу ключи от города.

Я поздоровался с Винсом и Патрисией, затем поцеловал Люка, и мы пошли в Центральный парк. У сцены, где должна была состояться церемония вручения ключей, собралась толпа. Там мы встретились с Чаком и Сьюзи.

– Ну, давай, – сказал я Винсу, пока все приветствовали друг друга. – Пришло время стать знаменитым.

Винс рассмеялся.

– Да, ключевое слово – время.

Я улыбнулся, качая головой, а Винс рванул к задней части сцены. Я достал Антонию из слинга и взял ее на руки.

– Смотри, – сказал я, поднимая ее и разворачивая лицом к сцене. Там только что появился Винс, смущенно смотрел на людей. – Это дядя Винс.

Антония зевнула, ничего не понимая, и облила меня слюной. Я засмеялся и поднял ее к небу, думая о том, как такое крошечное существо может быть таким прекрасным.

Семьдесят тысяч человек погибло, но, по крайней мере, одну жизнь удалось спасти. Если бы все это не произошло, Лорен, скорее всего, сделала бы аборт, а я бы ничего не знал. В моей жизни не появилась бы Антония, а Лорен, вероятно, бросила бы меня и уехала в Бостон.

Глядя в глазенки Антонии, я понял, что удалось спасти не только ее жизнь.