20
Бесчисленные акты героизма и трусости, предприимчивое мародерство и святое всепрощение, мелкие жестокости и необъяснимая доброта смешались в зоне массового бедствия, в каковую превратилась Москва. Жителям великой столицы, угодившим в передрягу, которая казалась им концом света, была дарована редкая возможность встретиться со своим истинным «я».
Так и было, по крайней мере, для одного юноши, который, истекая кровью, покинул «Новый Метрополь» через заднее окно гостиницы. Молодой человек рыдал и притискивал к своей груди бочонок «Распутина», завернутый в одеяло, украденное из номера. Он похромал сквозь лабиринт обезумевших улиц. Столбы черного дыма вставали из беспомощного трупа города у него за спиной и сливались в чадящий саван над головой.
Аркадий уходил.
Спустя несколько часов измученный Аркадий добрался до предместий. Здесь город превращался в ничто, и начинались унылые сельские угодья. Юноша остановился, чтобы принять дозу. У него не было денег, коня, и он безумно стыдился самого себя. Все его московские связи резко оборвались. Маловероятно, что кто-нибудь снова захочет встретиться с ним в Москве и просто поболтать о пустяках. А путь до родного дома — невообразимо труден и далек! Кроме того, Аркадию нужно было приготовиться к опасному путешествию — к странствию по пустыне, где обитали воющие чудовища.
Но что должно быть сделано, то должно быть сделано. Механические бесы, сами того не желая, дали ему оружие, с помощью которого он сотрет тварей с лица земли. Отец гораздо лучше него поймет, как применить «Распутин» с пользой. А от Аркадия требовалось лишь доставить снадобье по адресу.
Он расправил плечи и побрел вперед.
Когда Ирина нашла свою подругу, дух баронессы Лукойл-Газпром пребывал в еще худшем состоянии, чем ее перепачканная одежда и растрепанная прическа. Беглянка, обхватив голову руками, скорчилась на ступенях какого-то дряхлого дома, который явно нуждался в ремонте.
— Я безумно устала от политики и света, — произнесла она, не поднимая глаз, когда Ирина спрыгнула на землю из фаэтона баронессы и подбежала к приятельнице. — Я мечтаю удалиться в деревню, где мне никогда больше не придется иметь дела с людьми. Если бы только я могла жить в совершенном уединении, только я и дюжина-другая подруг. Никаких мужчин. Я полностью покончила с противоположным полом.
Ирина села рядом с Авдотьей и обняла ее за плечи.
— Тебя никто не осудит? Однако сомневаюсь, что твой муж одобрит эту затею.
— Никодим Григорьевич? Он будет счастлив. Я никогда никому об этом не рассказывала, драгоценная моя, но барон хотел, чтобы я делала… определенные вещи. И когда я соглашалась, он… Ладно. Наш брак можно считать неудачей.
Ирина изо всех сил постаралась выглядеть удивленной новостью, о которой давно судачил весь московский свет. К счастью, баронесса была слишком погружена в собственные горести, чтобы заметить сардонический изгиб Ирининых губ, когда та произнесла:
— Я в шоке. Ладно, не важно… Поедем ко мне, Дуняша, и я велю слугам искупать тебя. Потом я высушу тебя собственными руками и отведу в постельку, и ублажу тебя ртом. Я спою тебе колыбельную и посторожу, пока ты не заснешь.
— Милая, дорогая Иришка, — прошептала баронесса. — Что я сделала, чтобы заслужить от тебя такую любящую доброту?
— Ты и вправду не догадываешься?
— О чем?
— В юности я была помолвлена с бароном, а ты его у меня увела. Ты, конечно же, этого не забыла.
— Ой, Ирина Варварина! Мне безумно жаль! Тогда приключилось странное и романтическое лето, со всеми этими вечеринками и флиртом, и я почему-то убедила себя, что ты не возражаешь.
— Я и не возражала, — кивнула Ирина. — Мы должны были заключить брак по расчету. У барона имелись крупные сбережения, а у меня нет. Поэтому мои чувства к нему едва ли играли роль. Но я его боялась. Уверена, именно страх в первую очередь и будоражил мою душу. На самом деле я именно тебе обязана спасением от замужества, которое пугало меня. Даже если разрыв нашей с бароном помолвки и означал, что в результате я лишаюсь финансовой защищенности.
— Ой, Ирочка, пока я жива, ты ни в чем не будешь нуждаться. Все, что у меня есть, твое.
— Верно. Поэтому я твоя подруга.
Ирина говорила Авдотье подобные вещи полушутливым тоном, поскольку знала, что баронесса не понимает, насколько они близки к истине.
Аня Пепсиколова шла по улицам пылающего города, искренне восторгаясь пожарами и разрухой. Она испытывала самую головокружительную радость, какую только можно вообразить. Серый удушливый дым, плывущий повсюду, — великолепно! Пушечный грохот и рушащиеся здания — просто чудесно! Черные хлопья сажи, парящие в воздухе, — восхитительно! Она размахивала руками, как ребенок, притворяющийся птицей или бабочкой. Она была свободна и могла идти в любую сторону, в какую захочется. На восток, на запад, вверх, вниз — не важно. Все дороги хороши, когда никто тебя ничего не запрещает.
Она набрела на пожарную помпу, которую качали три громадных волосатых мужика. Они тушили дымящиеся угли какого-то дома. На крышке помпы застыла женщина такой ошеломляющей красоты, что изумленная Аня даже своим глазам не поверила и невольно остановилась.
Один из гориллообразных мужчин присел на корточки и ласково протянул собаке, которая сопровождала Аню, гротескно большую и толстую ладонь.
— Э-эй, какая славная зверюга. Твоя?
— Да, но будь поосторожней. Веру спасли от усыпления. Она с характером.
Вера взъерошилась и оскалилась, но огромный мужик не отпрянул и ободряюще поцокал языком. Чуть погодя псина смягчилась и позволила ему погладить себя по голове.
— Кто у нас хорошая девочка? — приговаривал он. — Ты хорошая. Ты. Да, ты.
— Мы разделили с ней пищу и теперь связаны, — объяснила Пепсиколова. Затем обратилась к красавице: — По-моему, вы очень счастливы.
Это было потрясающе — встретить кого-то такого же радостного, как и она сама. Все прочие в городе, на кого она натыкалась, казались до странности жутко мрачны.
— Ты права! Сегодня день моей свадьбы, и я праздную его, помогая спасать мою новую Родину. — Красотка изящно спрыгнула на землю и протянула Ане руку. — Меня зовут Нимфадора. Сокращенно Дора. А тебя?
— Анна Александровна Пепсиколова. И кто же счастливчик?
Дора указала на трех неандертальцев.
— Они — Энкиду, Гильгамеш и Рабле. Мы с сестрами написали их имена на полосках бумаги и вытянули каждая по три. Кроме Зоесофьи. Она прислала весточку, что уходит в политику, поэтому муж ей пока не нужен. Вот и хорошо, потому что так у нас у всех поровну.
Пепсиколова не поняла и половины услышанного.
— Трое мужей? — недоуменно повторила она. — И вы можете удовлетворить их всех?
— Поверь, сестренка, — застенчиво улыбнулся ближайший гигант, — может.
Дора счастливо взъерошила волосы свежеиспеченного супруга.
— Ах ты, увалень.
Внезапный язык пламени заставил ее крикнуть:
— Вон там! — И она поспешила прочь вместе с могучими консортами.
А Пепсиколова с собакой отправились дальше бродить по замечательной, хотя и разрушенной, Москве.
Поскольку Теремной дворец лежал в руинах и некоторые участки Кремля оставались в огне, Спецкомитет обороны собрался на заседание в знаменитом замоскворецком борделе. Барон Лукойл-Газпром уже руководил отсюда спасательными и противопожарными мероприятиями. Высокопоставленные представители старого и нового режимов, которые не погибли и не лишились дееспособности из-за сексуального истощения, столпились в гостиной. Число правящего класса сильно уменьшилось, и столь велика была нужда восстановить работающее правительство, что никто не тратил время на внутриполитическую борьбу. Это могло недельку подождать.
— Во-первых, спасибо вам за то, что пришли, — произнесла Зоесофья. — Барон Лукойл-Газпром попросил меня взять на себя роль секретаря данного собрания.
Никто не мог предположить, откуда здесь взялась такая соблазнительная и вызывающая всеобщее уважение юная женщина. И никто не догадывался, насколько ловко она противопоставила друг другу самых амбициозных членов Комитета, назначив их политических противников на весьма авторитетные позиции.
— Он сам будет председателем, пока не выбран новый вождь. Барон, вам слово.
Лукойл-Газпром взглянул на лежащую перед ним повестку дня, будто и не участвовал в ее составлении. Вероятно, так и было.
— У нас много важных дел. Но сперва нужно назвать имя действующего председателя правительства, чтобы заменить нашего великого и трагически скончавшегося князя Московии.
Удивленный шепот облетел стол. Весть о гибели князя потрясла собравшихся. Но, прежде чем кто-либо потребовал подробностей этой пугающей новости, барон произнес:
— Ваши предложения?
Кое-то из присутствующих выпрямился с внезапной решимостью. Государственный инспектор ЖКХ Здрайка протолкался вперед и затараторил:
— Я бы хотел…
— Ярогнев Богданович Здрайка, — прервал его барон и сверился со списком имен, который подсунула Зоесофья. — Известно, что вы принадлежали к организации, созданной лжецарем Лениным… Кстати, я могу перечислить имена тех предателей и изменников. — Паузы хватило на то, чтобы все осознали, что большинство членов упомянутой организации как раз находятся в комнате. Барон продолжал: — И что питали амбиции утвердиться в качестве единоличного правителя Московии. Это делает вас опасной персоной для благополучия государства. — Подняв голову, барон добавил: — Вывести его и расстрелять.
Два солдата, на которых никто не обращал серьезного внимания, схватили несчастного инспектора под руки и выволокли на улицу. Последовала долгая тишина, затем автоматная очередь.
После бури противоречивых эмоций и ряда процедурных вопросов Московия получила кандидатуру нового князя.
Напряженный момент возник, когда подняли вопрос о наказании для замешанных в преждевременном государственном перевороте. Но, поскольку Хортенко умер, а его марионеточное правительство было собрано под давлением, сразу постановили, что единственным мятежником является баронесса Лукойл-Газпром. Каковая из уважения к ее супругу не может быть ни казнена, ни помещена под стражу.
Но и позволить остаться в Москве ей нельзя.
Баронессе назначили щедрую пенсию и отдали на откуп Новодевичий монастырь. У присутствующих имелись проницательные догадки относительно того, чем она там займется, в полях и лесах за пределами города. Но они также понимали, что тайная полиция немедленно заткнет любого, кто станет сплетничать на щекотливую тему. Поэтому «ссылка» Авдотьи всех устроила.
А то, что брак барона был таковым лишь по определению, уже много лет подряд никого не удивляло.
— Зачитываю следующий пункт повестки, — произнес барон, когда с делом его жены разобрались. — «Приготовления к расширению границ Московии и восстановлению утраченного величия Российской империи». Итак…
В итоге на собрании быстро мобилизовали и расширили войска, объявили призыв, создали пачку комитетов с труднопроизносимыми названиями и занялись другими делами. Барону даровали полномочия повысить налоги, чтобы заплатить за уже причиненный городской ущерб.
А это было, по общему мнению, благоприятное начало того, что безусловно станет новым золотым веком российской истории.
Евгений оказался героем дня, когда, увидев голого великана, перенаправил свое орудие против этой сверхъестественной угрозы. Там, где другие бежали, он без колебаний сплотил свой бесстрашный орудийный расчет. Под его командованием отряд с одного выстрела повалил чудовище.
После чего сержант сказал:
— Ваше благородие, а не лучше ли вам отправиться?
— Э?.. — отозвался Евгений, напуганный почтительностью в голосе подчиненного.
— Если вы хотите, чтобы имя нашего отряда вошло в учебники истории, командир, вам следует доложить о происшедшем незамедлительно, — пояснил сержант и многозначительно взглянул на начальника.
Поэтому, не будучи полным идиотом, Евгений развернул коня и помчался как ветер в штаб армии, чтобы доложить о подвиге, прежде чем другие успеют приписать его себе.
По изложении рапорта Евгений, разумеется, был немедленно арестован за пьянство на посту. Штабу потребовались сутки, чтобы принять реальность великана. Зато потом заявление Евгения приняли и подшили, и таким образом оно обрело статус официального. История разлетелась по городу, и юноша мог ожидать скорого освобождения. Будучи благородного происхождения и воспитания, он не сомневался, что повышение по службе не заставит себя ждать. Тем временем ему предоставили просторную камеру с решетчатым окном.
Именно там Евгений познакомился с заключенным помладше его самого, арестованным за мародерство.
— Я сам виноват, — весело признался Анатолий. — Зря я тогда не остановился, а то ведь городская стража опомнилась и замела меня. Но меня обуяла жадность, поэтому куковать мне на княжеских харчах ближайшие полгода.
Слух о том, что князь Московии предательски убит собственными гвардейцами, еще не просочился в народ. Однако барон Лукойл-Газпром уже планировал торжественную похоронную процессию (с пустым гробом человеческого размера, поскольку истинная природа покойного являлась государственной тайной). Гроб решили пронести между рядами виселиц с еще свежими трупами Княжеских гвардейцев.
— Единственное, что меня смущает, это что меня поймали за попыткой обчистить дом собственного дяди. Когда я выйду, мне еще предстоит страшный нагоняй от матушки.
— А чем ты обычно занимаешься? — спросил Евгений. — Когда не мародерствуешь и не шаришь по чужим домам?
— А, я бездельник, повеса, прохвост и ужасный вольнодумец, — сказал Анатолий, глядя Евгению прямо в глаза. У него самого они были зеленые и полные лукавства, но в глубине таилась печаль и бродила боль, которая делала его смех сладким и пленительным. — В зависимости от настроения, конечно.
Евгений почувствовал, как у него тает сердце.
А труп загадочного великана, даже в самой гуще общегородской катастрофы, превратился в аттракцион. У ног гиганта, выставив корзинку для пожертвований, играл струнный квартет. Уличный художник с Арбата продавал моментальные зарисовки горожан, позировавших на фоне любой части тела по собственному выбору. Плоть стремительно разлагалась, и поэтому разносчик продавал клиентам апельсины, чтобы держать плоды у носа, пока желающие позируют. Несколько женщин в скромной одежде стояли перед благородной головой, крестясь и кланяясь в молитве, — хотя никто не потрудился спросить, поминают ли они великана или благодарят Господа за его гибель. Дети, вопившие от радости, карабкались на княжеское плечо и скатывались вниз.
— Как вам нравится? — спросил художник заказчика.
Пухлый коротышка разглядывал картинку — его изобразили в небрежно-героической позе. Он важно попирал своей ногой ладонь гиганта, словно это он лично завалил чудовище, и надувал щеки.
— Хорошо, но я выгляжу немного… как-то чересчур… Можно сделать меня… помускулистее?
— Разумеется, сударь. Все включено в цену покупки.
В конце концов, это была Москва. Здесь можно получить любую вещь, если она вам по карману.
Кирилл открыл бизнес, помогая людям находить их собственные дома. Он стоял на площади Маяковского, зорко озираясь, пока не увидел роскошно одетого (пусть и несколько потрепанного) господина, смущенного и рассеянного на вид. Тогда он метнулся к нему и зачастил:
— Доброе утро, гражданин! Похоже, у вас был тот еще вечерок. Но всем нам пришлось нелегко, сударь. У вас не получается найти дорогу домой? Вы не потерялись? Забыли, где ваш дом? Я буду рад помочь.
— Я… э… — мужчина изумленно уставился на Кирилла. — Думаю, я знаю, где мой дом, — произнес он осторожно. Очки у него съехали набекрень.
— Давайте проверим. Где у вас бумажник? Прямо во внутреннем кармане пиджака. Очень мудро, сударь. Так вору гораздо труднее до него добраться, уверяю вас! Положить его в карман брюк — все равно что выбросить. Я видел, и такое случалось, сударь, и гораздо хуже!
Кирилл открыл бумажник.
— Смотрите… Здесь говорится, что вы В. И. Дыраковский, — это вы, сударь? Да, конечно, вы — и вы живете недалеко от Патриарших прудов. Очень милый район, если мне позволено так выразиться, и пожаров поблизости пока нет. Можете отправиться к себе, поспать чуток, припрятать ценные вещи и успеть выбраться из города в полной безопасности, если что еще случится. Просто держитесь Садового кольца, потом дойдите до Спиридоновки, а через пару кварталов поверните налево. Не ошибетесь! Уверен, вы узнаете собственный дом. — Кирилл засунул бумажник обратно мужчине в пиджак, развернул его и слегка подтолкнул. — Не стоит благодарности, сударь. На моем месте так поступил бы каждый.
Кирилл стоял и махал, пока бедолага не затерялся в толпе. Затем отвернулся, чтобы тайком рассмотреть банкноты, ловко вытащенные из бумажника мужчины. Три сотни рублей. А ведь утро только начинается!
Рядом с Кириллом прогрохотала карета и резко остановилась. Женщина в вуали высунулась из окна.
— Эй, ты! — окликнула она Кирилла. — Ты, в зеленом костюме! Подойди сюда.
Кирилл приблизился, улыбаясь. Возможности открывались, казалось, повсюду.
— Могу я вам помочь, сударыня?
— Да, — женщина открыла дверцу экипажа. — Залезай.
Кирилл забрался внутрь, и незнакомка подвинулась, чтобы дать ему место. С другой стороны от нее устроились два карлика-саванта — внимательные и безмятежные, как всегда.
По приказу женщины карета снова тронулась вперед. Но вместо того, чтобы сказать, чего хочет, она принялась долго и проницательно рассматривать Кирилла. Наконец ему это надоело.
— Вы говорили, я могу вам помочь, госпожа?
— О, да. В особенности если ты та юная барышня, каковой я тебя считаю.
— Вы чего? Я не девчонка. — Кирилл потянулся к задвижке, намереваясь распахнуть дверцу и выскочить. Но дама в вуали уже держала его за шиворот. Хватка у нее была железная.
— Славная попытка, деточка. Может, тебе и удавалось дурачить других, но меня не обманешь. Я читала твое досье и знаю о тебе больше, чем ты сама. Как долго ты выдаешь себя за мальчика?
Долгие годы борьбы за выживание научили Кирилла проницательности. Лицо и поза женщины выражали веселье, насмешку, понимание — и ни тени сомнения. Она не блефовала. Уставившись себе под ноги, Кирилл пробормотал:
— С тех пор как мои родители умерли и я удрал из работного дома три года назад.
Карета рокотала по задымленным улицам. Спустя несколько минут женщина спросила:
— Как тебя зовут?
— Кир… в смысле, Кира, — и она тоскливо отвернулась к окну. Тротуар заполонили растерянные и набитые деньгами клиенты, которые ковыляли в душевном тумане. Кира вздохнула и резко выплюнула: — Я делала очень неплохие деньги.
— У меня есть лучшая и гораздо более выгодная работа для тебя. Я — новая глава Московитской разведки, и мне нужны ясные глаза в низах.
— Чего? Вы хотите сделать из меня шпиона? Доносчика? Стукача?
— У тебя с этим проблемы?
Кира подумала.
— Нет, — тихо ответила она. — Просто вы застали меня врасплох.
— Неужели это должно происходить с каждым городом, куда мы попадаем? — произнес Довесок с легчайшим оттенком досады.
— По крайней мере, можем утешаться тем, что мы тут ни при чем, — ободряюще произнес Даргер. Затем, поскольку был честным человеком, добавил: — Насколько нам известно.
Они находились на Воробьевых горах, которые много месяцев назад по общему согласию назначили местом встречи, и смотрели, как горит Москва. Черный дым стелился над городом. Три здания в Кремле еще горели, а Тайницкая башня, в которой была спрятана библиотека Ивана Грозного, превратилась в огненный столп. Довесок, пытаясь поднять боевой дух товарища, продемонстрировал ему полные карманы драгоценных камней, спасенных из Алмазного Фонда. Без толку.
— Ах, книги, — печально вздыхал Даргер, — все они пропали.
— Наверняка не все, — уговаривал его Довесок. — Некоторые уцелели.
— Только одна. Молодой человек, который показывал путь в библиотеку, схватил ее и успел засунуть в мой карман куртки.
— Можно полюбопытствовать?
Даргер вытащил небольшой томик, раскрыл его и начал хохотать.
— Экономический трактат о природе капитала. Та самая книга, которую мы выбрали в качестве наживки для нашего плана по облапошиванию князя.
Он протянул ее Довеску, который бросил на нее беглый взгляд. Томик представлял собой немецкое первоиздание. Буквы посерели и словно запылились, а страницы сморщились.
— Увы, — произнес Довесок, — это вряд ли кого-нибудь заинтересует. — Он занес руку, чтобы выбросить книжку.
Но Даргер остановил его.
— Эй! Давай не будем разбрасываться полезным имуществом. Возможно, она пригодится нам в нашем следующем предприятии, когда доберемся до Японии.
— Что? Мы отправляемся в Японию?
— А почему бы и нет? Говорят, красивое место. И вдобавок полное сказочных богатств. По слухам, ее правители утопают в роскоши и алчность им неведома. Если подобное вообще можно себе представить.
— Слушай, — сказал Довесок, нагибаясь, чтобы аккуратно положить книгу на траву, и снова выпрямляясь, — нам надо придумать для наших японских друзей нечто новенькое. Мир явно скучает без свежих идей.
И два друга повернулись спиной к пожарищу.
Они вскочили на коней, арендованных по заоблачной цене. Однако деньги, которые они заплатили, были меньше суммы, изначально предложенной за покупку. Поэтому, учитывая тот факт, что они не имели намерения вернуть лошадей их прежнему владельцу, сделка, в принципе, удалась. Кроме того, седельные сумки были набиты полезными вещицами, изъятыми из Алмазного Фонда.
Оставляя Москву позади, Довесок поведал Даргеру о своих приключениях. Когда повесть дошла до кульминации, пораженный Даргер заметил:
— Я и не знал, что твоя трость на самом деле шпага.
— Ты еще очень многого обо мне не знаешь, — самодовольно отозвался Довесок.
