Валентина
Наконец-то заправка! Только уже нет времени перестраиваться: заправка – вот она, а Тина стоит в крайнем левом ряду. «Ну и наплевать», – решила Тина, включила поворотник и стала «растопыриваться». Этому экстравагантному маневру ее научил миллион лет назад бывший муж. Сначала Тина ездила нервно – как ездили в самом конце девяностых лихие мальчики на «девятках». Потом эти мальчики пересели на «Тойоты», а Тина стала ездить четко – то есть быстро и аккуратно. Но по-прежнему она панически боялась выглядеть на дороге как стандартная «баба за рулем», поэтому в ужасном московском трафике она иногда не сразу попадала туда, куда ей было нужно. Поездив с ней пару раз, муж как-то странно улыбнулся и сказал, что заботиться о своем имидже в ущерб делу – занятие неблагодарное. «А что прикажешь делать?» – язвительно поинтересовалась Тина, только что проскочившая свой поворот только потому, что никто не пускал ее в правый ряд. «Растопыриваться», – ответил, улыбаясь, муж. Тина только пожала плечами. «Вот смотри, – стал объяснять он, – тебя снова не пускают? А ты включи поворотник и начинай притормаживать. Постепенно до них дойдет, что себе дешевле тебя пропустить». Тина сделала, как он сказал, и оказалась у поворота. «Круто!» – обрадовалась она. «Да, превосходный маневр!» – подтвердил муж.
Итак, Тина «растопырилась», успешно подрулила к заправке и вздохнула: только ее необыкновенный муж мог хвалить ее за такие маневры. К ней уже спешил мужик в комбинезоне. «Видел, как я подъезжаю», – поняла Тина и, с досадой заглушив мотор, вышла из машины.
– Валя! – закричал мужик издалека.
– Только не это, – сказала сквозь зубы Тина, готовя широкую улыбку.
Навстречу бежал, радостно улыбаясь, двоечник и второгодник, обитатель галерки Марат Галямов.
– Валька, это ты? А я вышел посмотреть, кто там так… подъезжает. А это ты! Сколько лет, сколько зим!
– Привет, Марат! – искренне обрадовалась Тина.
Марат был с ними то ли с шестого, то ли с седьмого класса. Все лето перед этим ходили слухи, что к ним переведут второгодника, балбеса и лоботряса, и все лето родители очень возмущались. Первого сентября в их классе действительно обнаружился новичок, на голову выше всех остальных, который, ничуть не смущаясь, рассказал, как его «поперли» оттуда, сюда «впихнули», так что «где тут у вас последняя парта, я там сразу засну». Уже через пару недель никто и не вспоминал о том, что Марат новенький, потому что он был чудесный: добрый, спокойный, абсолютно не интересующийся ярмаркой тщеславия, которая разворачивалась каждый день у них в классе.
– Валька! – кричал между тем сегодняшний Марат. – А тебя моя жена видела в соцсетях – смотри, говорит, твоя одноклассница вас всех собирает, пойди и ты. А я говорю: ну ты напиши там что-нибудь за меня, а то мне пока некогда. Не написала еще?
Тина только улыбнулась и пожала плечами.
– А ты видела жену-то мою? – Марат немедленно полез за бумажником, и тут же Тине были продемонстрированы жена, дочка и еще одна дочка – все вместе и по раздельности. Все трое – и даже жена – были удивительно похожи на Марата.
Тина снова улыбалась и хвалила.
– А это, Валь, моя заправка. Сначала я только резину менял, сход-развал делал, ну, в общем, там мелкий ремонт, а теперь у меня еще и… вот! – Марат гордо повел рукой, обозначив границы маленькой заправочной станции с крошечным магазинчиком и внушительным ангаром-мастерской. – Я теперь буржуй. Кручусь, понимаешь, как белка в колесе. Но ты не думай, что меня дети не видят.
Марат сделал паузу. Тина как-то вообще не думала про детей, но на всякий случай покачала головой.
– Нет, мы так с женой решили, что хотя бы в садик и из садика я должен, да. – Марат покивал и поулыбался. – Ну и в воскресенье – в «Ашан» там съездить или куда. Валь, а ты, правда, наших собираешь? Я тогда тещу к нам привезу, чтобы она с девчонками посидела, и к вам. А? Посидим! Я жену с собой возьму – а то мы мало куда ходим, дети маленькие. Я ее с нашими со всеми познакомлю.
Тина смотрела в маленькие, блестящие глаза Марата и впервые чувствовала, что ей стыдно. Она действительно нашла почти всех одноклассников, но ни разу не подумала, что те, может быть, хотят не только ее увидеть, но и друг друга.
– Марат, обязательно. Конечно, соберемся. Может, даже на праздники.
– Точно! – обрадовался Марат. – До Нового года… того… не очень у меня со временем, а на праздники оно самое… того… отлично будет. Валь, ты тогда позвони!
Последовала новая процедура извлечения бумажника из глубокого кармана комбинезона, снова мелькнули трогательные в своей некрасивости лица жены и девочек, потом появились на свет визитки, одну из которых Марат торжественно вручил Тине.
– С женами ведь можно будет? – спохватился он.
Тина засмеялась. Спроси ее еще несколько дней назад Славик или Колька, можно ли приходить с женами, она бы жестоко их высмеяла. Ну зачем ей были жены? А Марату она ответила, не раздумывая ни секунды:
– Ну а как же иначе, Марат? Куда же без жен? Я очень хочу познакомиться с твоей женой. И всем остальным, я думаю, будет приятно.
– Вот и я думаю! – просветлел лицом Марат. – Буду ждать, Валь. И машину, Валь, всегда мне подгоняй, когда нужно. Или – мало ли там, когда у тебя муж в командировке, а машина встала, прямо сразу мне звони. А то знаешь ведь, как эти службы ремонтные наживаются на вас, девушках.
– Да-да, Марат, хорошо. Ты прости, я очень спешу! – Тина, пряча глаза, стала садиться в машину.
– Давай-давай, пока! Значит, у тебя там полный бак залит, это комплимент от фирмы. – Тут Марат снова доверчиво улыбнулся. – И теперь ты знаешь, что я здесь, так что в любой момент.
Тина нашарила в сумке темные очки, вздела их на нос и только потом повернулась к Марату и махнула рукой – пока! Ехать в пасмурный, серый и влажный день в темных очках было очень неудобно, к тому же глаза застилали слезы. Тина съехала с магистрали на какую-то боковую улицу и поехала медленнее.
«Муж в командировке!» «Звони, – сказал он, – если машина встанет, а муж в командировке!»
Выходит, ничего она не привыкла сама, да и не хочет она сама. Она, как всякая нормальная дура-баба, хочет, чтобы ей было кому звонить, когда встала машина, не открывается замок, когда надо повесить полку или собрать диван, и особенно когда эти проклятые ножи снова оказываются тупыми.
– Кончилась на мне эволюция, остановилась! – сокрушалась Тина. – Всю-то я жизнь метила в эмансипе, а оказалась обычной бабой.
Слезы опять полились из глаз, и ехать дальше стало невозможно. Кроме всего прочего, она уже и не помнила, куда она, собственно, ехала.
Тина с размаху воткнула машину носом в сугроб и заглушила мотор. К чертовой матери все! К черту и к его бабушке! Пропадите вы все пропадом с вашим нижним бельем, с вашими гантелями, беговыми дорожками и деревней Крюково!
«Ничего я больше не хочу. Кроме одного. Я хочу только все начать сначала».
Тина впервые сказала это вслух и неожиданно успокоилась. Во-первых, стало понятно, чего она хочет, а во-вторых… во вторых, можно было наконец-то вспомнить то, что она старалась забыть. Потому что сначала все было просто прекрасно и даже смешно.
Тина уходила поздно вечером из гостей, и ей навязали провожатого. Тот показался Тине надутым индюком. За весь вечер они не сказали друг другу и пары слов и позже, шагая теплым летним вечером под липами, молчали. На лавочках Патриарших сидели, попыхивая злобными красными огоньками сигарет, разные компании. Лиц не было видно, а разговоры прекращались, когда Тина вместе со своим провожатым проходила рядом. Лишь иногда заходилась визгливым смехом какая-нибудь девица. Кто были эти люди, Тина не знала, но все-таки очень хорошо, что она не одна шла под прицелом недоброжелательных взглядов. Тина покрепче взяла под руку своего спутника и задала ему наконец какой-то светский вопрос. Он принялся обстоятельно отвечать, но она его уже, конечно, не слушала. Они уже прошли Патрики и теперь подходили к ее дому. Вдруг они остановились перед громадной лужей, и ее спутник все тем же ровным голосом, которым он говорил прежде нечто общеизвестное, вдруг сказал:
– Всю жизнь мечтал перенести красивую девушку через лужу – так, как это делают герои. И, вы не поверите, ни разу не складывалось: если была красивая девушка, то не было лужи, а если была лужа, то не было девушки. Или была девушка, но не такая, которую нужно носить на руках.
И он вопросительно посмотрел на нее.
Тина молчала, но не потому, что не знала, можно ли доверить ему перенос ее драгоценного тела через лужу, а потому, что пыталась сообразить, что же он говорил до этого? Может быть, он раньше говорил нечто интересное, а она не слушала?
– Вы мне позволите осуществить мою мечту и перенести вас на тот берег лужи?
– Да, – наконец-то ответила ошеломленная Тина.
Он аккуратно взял ее на руки и очень медленно, очень прямо пошел по луже. Сначала Тина смотрела на его красивые ботинки и содрогалась, думая о том, что этот шедевр итальянской обувной промышленности по ее вине погружается в грязную, мутную воду, но потом поняла, что лужа, к счастью, была не очень глубокой, тогда она отвлеклась от ботинок и стала смотреть ему в глаза. Глаза оказались очень близко и были неожиданно голубыми. «У таких типов не могут быть голубые глаза, – подумала она, – таким Господь должен выдавать глаза серые, как сталь».
Лужа давно кончилась, а он все нес ее. Тина чувствовала крепкие бицепсы под тонким сукном пиджака, и у нее вдруг закружилась голова, как будто он нес ее над бог знает какой высотой и вправду мог вдруг отпустить.
Наконец он поставил ее прямо на порожек подъезда и вежливо сказал: «Спокойной ночи!»
«Спокойной ночи! – ответила она. – Приходите завтра».
Сказала и сама удивилась. «Приходите завтра»? Куда «приходите»? Она вообще никого не приглашала в гости, терпеть не могла гостей и никогда ничего не готовила – даже чай.
– Завтра? – спокойно переспросил он. – С удовольствием. Мы снова пойдем на прогулку? Давайте немного пораньше. В два часа ночи у вас тут какие-то странные люди сидят на скамейках.
– Да, – сказала Тина, – о да! – и незаметно придвинулась к нему поближе – ведь сейчас он ее поцелует.
– В восемь? – спросил он.
– Что? – переспросила Тина, сократившая дистанцию до минимума, но так и не дождавшаяся поцелуя.
– Я зайду завтра в восемь, – повторил он.
Тина приоткрыла губы и почти закрыла глаза.
– Спокойной ночи!
Тина открыла глаза и увидела, что он улыбается.
Он даже и не собирался ее целовать.
– Спокойной ночи! – вздернула подбородок Тина и скрылась в подъезде, хлопнув дверью. А его насмешливая улыбка продолжала стоять у нее перед глазами.