Глава 9
– Ты никогда никого не любил. – Да?! Да. Нет!
Рано утром, когда редкие любители зимнего отдыха только начинали выползать из заснеженных коттеджей, к административному зданию подкатил черный «Лендкрузер» последней модели. Из него выскочил суетливый водитель, огляделся, понюхал большим мясистым носом морозный воздух, удовлетворенно крякнул и открыл заднюю дверцу автомобиля. Сначала оттуда показалась нога в лакированной туфле, черные носки, черная брючина, черная трость… Вскоре вылез сам обладатель траурного одеяния, его единственной изюминкой, и то пригорелой, был серо-буро-малиновый шарф, до колючих глаз обвивший шею и лицо. Важной персоной оказался высокий худощавый джентль– мен представительной наружности с седыми висками и задумчивым нелюбезным взглядом. Весь его вид выражал собой пресыщенность благами человеческой цивилизации и недовольство окружающей фауной, флору он принципиально не замечал, как недостойную его высокого внимания. Водитель открыл перед ним двери, и джентльмен в серо-буро-малиновом шарфе величественно прошествовал к рецепции.
– Добрый день, – сказал он, обратившись к стоявшему за стойкой Ивану. – Соблаговолите показать мне мой дом!
– Доброе утро, – прищурился Иван, понимая, что за птица залетела в их горы. – Господин Грабовский, если я не ошибаюсь?
– Вы не ошибаетесь, – заявил Грабовский и повернулся к выходу, показывая, что для пустой болтовни с простыми смертными у него совершенно нет времени.
Водитель не сказал ни слова, но при этом так выразительно заглядывал в глаза хозяину, словно зрачками ловил его каждое слово. Впрочем, Грабовский был немногословен.
Иван вышел из-за стойки, накинул куртку и распахнул перед важным посетителем двери. Он прикинул, что, пока они идут, можно нащупать почву для дальнейшего разговора. Но Грабовский сел в джип, и водитель медленно повел здоровенную махину рядом с идущим Иваном. Тот не терял надежды разговором прояснить обстановку.
– Вы приехали один, господин Грабовский? Как себя чувствуют ваши близкие? Не нужно ли организовать вам эксклюзивный отдых на природе?
Молчание Грабовского было гробовым.
Иван понял, что разговорить этого типа не удастся, да он и не умел, если честно признаться самому себе.
Они остановились у крайнего коттеджа. Водитель вышел первым и опять открыл дверцу хозяину. Тот сухо поблагодарил Ивана и заявил, что в дальнейшем в его услугах не нуждается. От ворот поворот, понял Иван и не стал досаждать важной персоне. Он повернулся и сделал вид, что уходит, а сам зашел за угол дома и проник в него через подвальное помещение, которое заранее открыл своим ключом.
Подслушивать было нехорошо! Но не подслушать было еще хуже. Если он взялся помогать Машиным друзьям, а он очень надеялся, что Бочкин только друг, и не больше, то придется выкладываться по полной программе. Иначе он не умел. Или все для достижения победы, или ничего. Участвовать только ради участия он никогда не любил. К тому же в коттедже ночевал незадачливый Федоров, которого бритоголовые зачем-то забрали с собой.
– Шеф?! – с лестницы, судя по звуку падающего тела, от изумления скатился Шкаф.
– Уже?! А мы вас не ждали! – признался Жираф.
– Тупицы, негодяи, тунеядцы! – Внешний лоск слетел с господина Грабовского, как только он увидел своих помощников. – Где она?!
– Не убивайте нас, – прокричал Жираф, – она там!
И показал на второй этаж.
– Мы ее замотали скотчем на всякий случай, – промямлил Шкаф, поднимаясь перед шефом. – Она несколько раз сбегала, зараза такая, извиняюсь…
Грабовский поднялся наверх, трое мужчин остались его ждать внизу. Вскоре раздался громкий возмущенный крик.
– Он его нашел, – испуганно вжал голову в плечи Жираф.
– Точно убьет, – сокрушался Шкаф.
– Мне его совсем не жаль, – хмыкнул Жираф.
– Придурок, за то, что это не она, он нас с тобой убьет!
– Ты так непонятно выражаешься, Шкаф.
– Когда шеф спустится, ты поймешь все без слов.
Иван улыбнулся и проверил пистолет, спрятанный у него в кармане. Пистолет здоровый, стартовый, но главным было не убить кого-то, а напугать, чтобы выиграть время и забрать из плена Федорова.
– Это не она! – Со второго этажа скатился Грабовский с перекошенным лицом, на котором застыло выражение ужаса. – Куда вы дели ее, уроды?! Куда вы дели мою единственную дочь?! Наследницу моей мебельной империи! Невесту империи табачной и винно-водочной! Олухи царя небесного! Отвечайте!
– Наследница здесь! – испуганно проорал Шкаф, прислоняясь к стене. – А там, – он кивнул на второй этаж, – живец!
– Кто?!
– Наживка. Ваша единственная дочь обвела нас вокруг пальца и сбежала. Мы ловим вашу дочь на живца, а это ее жених.
Грабовский, тяжело дыша, взбежал на второй этаж и исчез в комнате Светланы.
– Шуме-е-ел ка-а-амыш-ш-ш, де-е-еревья-я-я гнули-и-ись…
Голос Федорова резко оборвался. Видимо, Грабовский снова залепил ему рот скотчем.
– Это не он!
И не надоело ему мотаться вверх и вниз, тоскливо подумал Иван, предполагая самое неприятное – Федоров все-таки напился и стал нетранспортабельным! А ведь его предупреждали и уговаривали. Как теперь похищать не стоящего на ногах мужика?!
– Это, – Грабовский бегал перед бритоголовыми и махал пальцем перед их красными носами, – не Цаплин! Это не Леонид Цаплин! Это какой-то другой, неизвестный мне алкаш!
– Шеф, виноваты…
– Молчать! Молчать и слушать. Выбросить этого алкаша в ближайший сугроб! Найти мне мою дочь! И проделать все это немедленно, быстро и незаметно!
– Будет сделано, шеф!
Иван понял, что жизнь Федорова висит на волоске, и вышел на улицу. Он стал прогуливаться перед домом Грабовского. Когда бритоголовые с большим свертком появились на балконе мансарды, он с ними поздоровался и сказал:
– Хочу предложить господину Грабовскому пикник на горной вершине. Шикарный вид на окрестности, кристально-девственный воздух и экологически чистые продукты, приготовленные в нашем ресторане с весьма приличной кухней…
– С какой кухней? – заинтересовался Жираф.
– С приличной!
– Ты что, – толкнул его в бок Шкаф, – совсем придурок?!
– Жрать хочу, – уныло оправдался тот.
Шмяк! На балкон опустился сверток. Бритоголовые немного потоптались, Иван пожал плечами и сделал вид, что идет дальше.
– Пускай на балконе трезвеет, – махнул рукой Шкаф и зашел в дом.
– У-у, алкоголик, – пнул ногой сверток Жираф. – Жадный пропойца, мог бы поделиться…
– Жираф!
– Иду, иду.
Маша с волнением поднялась на второй этаж крыла, в котором проживал Иван. Она несколько раз репетировала их встречу, но не могла никак остановиться на одном варианте: сделать вид, что ничего между ними не было, сделать вид, что то, что было, ничего не значит, или не делать вид, а сказать, что все, что между ними было, было прекрасно и восхитительно.
Но Ивана, к ее глубокому разочарованию, там не оказалось.
Довольные друг другом и внезапно свалившимся на них счастьем Светлана с Эдиком пили свежезаваренный кофе и ели омлет, сидя за хозяйским столиком в райском саду. Маша почувствовала щемящий укол в сердце.
– Привет, Машунь!
Они искренне обрадовались ее появлению.
– Ты видела, в этом садике летают бабочки!
Еще бы! Это летали ее бабочки, между прочим. Кстати, подарок нужно будет обязательно забрать с собой в город… Куда она их там денет в январе? В квартире тесно и растений мало…
– Мне так нравится, – призналась Светлана, – что я осталась бы здесь навсегда.
Маша хмыкнула, она бы тоже осталась, да только вот ее никто не оставляет, как и новую подругу. Осталась?! Сознание зацепилось за неожиданную мысль!
– Ивана нет. Он ушел вызволять Федорова и встречать Могильного.
– Грабовского, – поправила его Светлана. – Моего мнимого папашу зовут Наум Наумович Грабовский! Во фамиличка, прикинь, Маш, если бы я была Грабовской?! Ужас. Бочкин бы на мне никогда не женился.
– Наум Наумович? – озадачилась Маша, пропуская мимо ушей милый спор о том, кто бы на ком не женился и почему. – Нужно сказать об этом Телегину! Он перепутал фамилии Могильного с Грабовским.
– Один черт другого краше, – рассмеялся Эдик. – Машунь, садись, перекуси с нами. Иван великолепно готовит омлет.
– Ага, Машунь, поешь, очень вкусно! И кофе пахнет изумительно. Знаешь, мне сейчас все краски мира кажутся ярче и сочнее. Это оттого, что я счастлива. Маш, спасибо тебе за помощь. Я тебе в этом новом году тоже желаю выйти замуж по большой и крепкой любви.
– Приходи на наше очередное бракосочетание и лови букет невесты, – пригласил Эдик.
Он налил Маше кофе.
– Приходи, – попросила ее Светлана. – Я букет специально брошу так, чтобы ты его поймала, а не кто-то другой.
– Хорошо, – кивнула Маша, – я приду.
– Тогда давай свои координаты, а то мы скоро уедем отсюда. Эдичка уже такси заказал на сегодняшний вечер.
– И вы даже не хотите разобраться в том, кто организовал похищение?!
– Машунь, Иван во всем сегодня разберется. Он знаешь какой надежный мужчина?! О-го-го какой! Эдичку простил за то, что он валялся в твоей постели. Мне пришлось ему все рассказать. Сама понимаешь, я же не хочу, чтобы про моего будущего мужа знакомые думали, что он бабник.
– Знакомые?
– Ну да. Мы Ивана тоже пригласили на свадьбу. Не нужно было, Машунь?
– Отчего же, пусть придет.
– Я думаю, – наклонилась к ней и прошептала Светлана, – у вас до свадьбы все наладится!
– О, когда она только будет, наша свадьба? – вздохнула Маша.
– Я про нашу говорю, – хихикнула Светлана. – Но и ваша не за горами, поверь опытной невесте. Иван так старается только ради тебя. Нет, конечно, и человек он хороший.
– Ешь омлет, Машунь, – поставил перед ней тарелку Эдик. – Тебе силы нужны. Тачкин наш, Телегин то есть, сегодня зверствовать будет. Я уеду, он на тебе отыграется. Сегодня главное представление разыграет перед Грабовским, вот увидишь.
– Лучше бы мне на это не смотреть!
– А придется, – вздохнул Эдик и пожал Машину руку.
Как коллега, как товарищ, как друг.
А что Иван подумал?!
Иван стоял в дверях и мрачно взирал на завтракающих. Рядом с ним подпирал стенку Федоров. Выглядела жертва бритоголового произвола удручающе-печально. Рваный, грязный, когда-то белый халат. Оборванный местами, где-то прилепившийся намертво скотч. Босые волосатые ноги в стоптанных тапочках, где только их нашел и куда дел штаны? Красная физиономия, сизый нос и фиолетовый фингал под правым глазом – кто-то из бритоголовых оказался левшой…
Но настроение у Федорова было превосходное! Он едва не пел от радости, что смог кому-то пригодиться, что в трудную минуту чужой жизни подставил себя под удар судьбы. Судьба прицельно ударила в образе Шкафа, после того как тот обнаружил подмену.
– Братцы! Я такой счастливый! За это нужно выпить!
– Шампанского! – поддержала его Светлана. – В честь наших спасителей Маши и Ивана!
– И меня, ребята, и в честь меня!
– И в твою честь, Федоров, только не пей больше!
– Хорошо, завяжу, наливайте!
Маша посмотрела на Ивана с чувством огромной благодарности, словно это ее он вырвал из лап тюремщиков, отразив атаки целого войска. Доблестный рыцарь поймал ее полный восхищения взгляд и иронично усмехнулся.
– Я действовал и буду действовать исключительно во благо моему заведению…
Как оплеуха, его слова привели Машу в чувство и спустили с небес на землю!
– …Репутация «Ключей» не должна пострадать…
Он еще что-то говорил, но Маша больше не слушала. Медленно жевала ставший внезапно таким безвкусным омлет и думала, что разум должен торжествовать над чувствами, иначе люди совершат слишком много непоправимых ошибок.
– Как бы то ни было, – проговорила она, когда его голос стих, – спасибо.
– Пожалуйста, ешьте на здоровье.
– Сыта по горло.
– А я-то уж как сыт!
– Ребята, а вы чего? – задала резонный вопрос Светлана, глядя на перепалку Маши и Ивана.
– Извините, – спохватилась Маша. – Сказывается напряжение, я волновалась за… вас.
– А мы волнуемся за тебя, Машунь, – прочувствованно сказал Эдик. – Мы уезжаем, ты остаешься. Смотри, как бы этот Гробовой-Могильный не отомстил тебе за подругу. Жуткий тип! У него вид криминального авторитета! Папаша целой мафии! Хорошо, что мы больше с ним не встретимся.
– Он отец единственной дочери, – уточнил Иван.
– Вообще-то, – вздохнула Маша, – он наш генеральный директор.
Бочкин присвистнул и почесал затылок, не понимая, что конкретно он должен предпринять, чтобы не усугубить и без того плачевную ситуацию с новым боссом и коллективом.
– За обедом, – сказал Иван, – я поговорю с ним начистоту. Он наш постоянный клиент, когда-нибудь должны же завязаться доверительные отношения.
– Какой смелый поступок! – восхитилась Светлана.
– Но для того чтобы разрядить обстановку, – продолжил он, – мне понадобится еще кто-то.
– Резонно, – согласился Эдик. – Телегин всегда таскает Машу на деловые переговоры, чтобы она своим присутствием смягчала официоз. Еще она умная, начитанная и умеет быстро принимать решения в критической обстановке.
Бочкин чувственно пожал ладонь Маши, но, словно обжегшись о взгляд Ивана, быстро отдернул руку.
– Иван, я пойду вместе с тобой к Грабовскому, – решительно заявила Маша.
– Принимается.
– Только не берите нашего Тачкина, – посоветовал Эдик. – Он обязательно все испортит.
– Третий лишний, – многозначительно произнес Иван, пристально глядя на Машу.
Ну и чего разглядывать?! Маша его не понимала, он словно разрывался между обидой с ревностью и любовью к ней. Что в таком случае могла сделать Маша? Начать оправдываться, что она не такая, как все, что с первым встречным в койку прыгнула по большой и чистой любви с первого взгляда, что кроме Ивана больше никого у нее нет?! Другая бы так смогла, Маша – нет. Унижаться перед мужчиной, пусть даже любимым, она посчитала ниже своего достоинства. Если действительно любит, все простит, даже чего не было и быть не могло. Иначе она не сможет жить под постоянным подозрением и наблюдением. Любящие сердца должны верить друг другу, а люди – доверять.
Будто в подтверждение ее дум над столом пролетела легкокрылая бабочка и опустилась на плечо Ивана. Маша смотрела на нее завороженным взглядом и завидовала тому, что та легко и просто может прикоснуться к дорогому Машиному сердцу мужчине. Маша не бабочка! Ха, какое поразительное открытие! Спина не чешется, значит, крылья не растут, порхать не сможет при всем желании. Она рабочая пчела, лишь однажды вообразившая себя бабочкой. И этим все сказано.
Маша ушла с чувством обреченности. С ее характером она мало что могла изменить, полагаясь только на инициативу Ивана. Она шагала медленно, надеясь, что Иван выбежит следом, догонит ее и начнет говорить несущественные глупости, которые их рассмешат и помирят навсегда. Но он не вышел и не побежал. Маша, не оборачиваясь, прошла дальше.
Возле дома ее ждал Телегин. Его хмурый вид, больше подходящий для Суконкина, изможденное тяжелыми думами лицо и весь нарочито спортивный облик говорили о том, что он готов к решающему штурму.
– Босс прибыл, Морозова, где ты ходишь?! Только что я видел у крайнего коттеджа черный джип Могильного!
– Шеф у нас не Могильный, Борис.
– Могильный.
– Грабовский он! Ты перепутал.
– Какая-то пессимистическая фамилия. Могильный лучше. Но это хорошо, что ты меня поправила, Мария. Я и в дальнейшем надеюсь на нашу с тобой плодотворную совместную работу. Ты не видела Бочкина? А, он выбыл из строя в связи со скоропалительной женитьбой. Остаешься ты, я, Туманова с Суконкиным и Эллочка. Федорова я тоже освободил по уважительной причине. Он травмирован на всю голову. Распределим инвентарь следующим образом: мы с тобой идем на коньки, Туманову с Суконкиным отправляем на сани, Эллочке – лыжи. С сегодняшнего дня я ее бросил. Прикинь, Мария, эта стерва увлеклась лыжным инструктором! И это после того, как подписала брачный договор со мной! Но нет худа без добра. А если б я на ней женился?! Осталось бы только молить высшие силы о том, чтобы ее у меня кто-нибудь украл! А так у нас все обошлось без потерь. Ты, я вижу, тоже одна. Не соединить ли нам наши одиночества вместе?
– Посмотри, Борис! – Маша показала ему на каток.
Снег кружится, летает, летает,
И, поземкою клубя,
Заметает зима, заметает,
Все, что было до тебя…
Под прекрасную песню, льющуюся хрустальными снежинками нежных голосов из динамиков, на голубом льду кружилась пара. Нет, это были не юные фигуристы, задорно отрабатывающие свои отточенные па, и не спортсмены-профессионалы, для которых что лед, что тротуар – все едино. Это катались, нежно держась за руки, стараясь не отставать друг от друга, высокая молодящаяся женщина далеко за сорок и хмурый солидный мужчина чуточку за пятьдесят. Только сегодня он хмурился меньше обычного, а она больше улыбалась, глядя на его сосредоточенный вид. Он изо всех сил старался бережно ее поддерживать, а она была готова превратиться в пушинку, чтобы облегчить ему нелегкий труд. Это катались парой Роза Алексеевна с Суконкиным, который впервые в жизни встал на коньки и отправился в неведомое ледяное путешествие с дорогой ему дамой сердца.
– Сани отпадают, – констатировал сей факт Телегин.
– Коньки уже заняты, – улыбнулась Маша. – Но хоть для кого-то эта поездка стала удачной!
– Разумеется, где бы они еще могли наладить свои отношения? Я все предусмотрел. Мария, может быть…
– Не может быть, Борис. Ничего личного.
– Тогда за работу, Морозова! Я иду за лыжами, Эллочку спускаем на санях, ты…
– Я?
– А знаешь что? Ты можешь быть свободна.
– С чего бы это?
– Я освобождаю тебя до трех часов дня. В три жду тебя на трассе с лыжами!
Маша решила, что он что-то задумал, но расспрашивать не стала. Она помахала рукой катающейся паре и побежала в коттедж готовиться к обеду. Отчего-то вид немолодых влюбленных подействовал на нее довольно оптимистично. Если они могут, то и у нее должно все получиться!
Грабовский ел медленно, основательно пережевывая пищу, с таким пренебрежительным выражением лица, будто его кормили вонючим силосом. Ивану стоило немалых усилий подойти к нему и навязать беседу. Он уговаривал себя тем, что, как новый владелец «Ключей», должен знать чаяния и желания своих постоянных клиентов. Впрочем, Грабовский лично приезжал в парк зимних развлечений редко, но каждый сезон бронировал на свое имя коттедж. Нередко дом пустовал, но не на этот раз. Иван успел узнать все, что ему требовалось для разговора с бизнесменом, и решил действовать напролом, чтобы Светлана с Эдиком не беспокоились за свое будущее. В принципе картина похищения Ивану была видна как на ладони. Оставалось убедить в своей правоте Грабовского.
Тот молча кивнул, когда Иван попросил разрешения сесть рядом. После непродолжительных формальностей он задал вопрос, который, по его мнению, должен был расставить все по полочкам.
– Наум Наумович, вы давно не разговаривали с дочерью?
– Какая вам разница? – возмутился Грабовский.
– Лично мне – никакой. А вот вы совершили большую ошибку. По вашей указке похитили не вашу дочь, а другую невесту.
– Этого не может быть.
– Но это действительно так. Девушку, которую держали взаперти ваши амбалы, зовут Светлана. А вашу дочь, насколько я знаю, Елена. Ваши подручные даже не поинтересовались ее именем!
– Она соврала.
– Наум Наумович, я утверждаю, что похищенная невеста не ваша дочь. Мало того, я настаиваю на том, чтобы вы позвонили своей дочери и выяснили, где она находится! Вместо того чтобы заниматься поисками здесь, где ее никогда не было, определите действительное местонахождение Елены Грабовской, в замужестве Цаплиной.
– Что-о-о-о?! – раздался на весь зал ресторана рев раненого бегемота. – Цаплиной?! Да как она смела, как он дерзнул?! Найти и обезвредить!
Приказание давалось бритоголовым парням, сидевшим за соседним столиком.
– Минуту внимания, – остановил их Иван. – Предлагаю провести очную ставку.
– Вы что, из органов?! – поморщился Грабовский, но дал парням отмашку сидеть и ждать.
– Считайте, что да, – обезопасил себя Иван. – Сейчас в зал войдет девушка. А вы скажите, она ли ваша дочь.
Словно по мановению волшебной палочки, в зал вошла Маша. Она была настолько красива и очаровательна, что Иван забыл обо всем, восхищенно глядя на нее. Маша осмотрелась и помахала ему рукой, Иван кивнул и широко улыбнулся.
– Это не моя дочь! – возмущенно заявил Грабовский, поворачиваясь к своим парням. – Ваша пленница?
– Не, шеф, не она.
– Не, шеф, это не кукла.
– Это моя девушка, – процедил Иван, обращаясь к собеседнику. – Она находится под моей защитой и опекой, и если с ее головы упадет хоть один волос…
– Шеф, это ваша живая телеграмма, ее подруга! Это та, которая ее прячет.
– Я предупредил, Наум Наумович!
– Отдайте мне мою дочь, – процедил тот, – вы не имеете на нее никаких прав! А я отец и могу лишить ее наследства!
Маша подошла к столику и мило улыбнулась. Иван представил ее Грабовскому, тот критично оглядел ее с головы до ног и мрачно усмехнулся.
– Подруга моей дочери, – констатировал он сей факт. – Я ее помню, где-то видел.
– Машенька, когда придет Светлана?
– Следом за мной, Ваня. Они с Эдиком задержались, подтверждая вызов такси. Вы действительно меня видели, Наум Наумович, я работаю на вашем мебельном комбинате. А здесь у нас корпоративный отдых. Ведем здоровый образ жизни, сплачиваем коллектив и набираемся сил для решения стратегических задач современной мебельной индустрии под непосредственным руководством господина Телегина Бориса Борисовича.
– Телегин? – наморщил лоб Грабовский и полез за сигаретами. – Курить, надеюсь, здесь можно.
Иван пожал плечами. Все равно тот закурит, не выкидывать же его на мороз.
– Телегин? Это который зам зама по производству? Склонный к полноте и угодничеству?
– Он, – улыбнулась Маша.
– И какого черта он здесь делает?! А, ну да, активный отдых. Ну так отдыхайте на здоровье! С работой разберемся в рабочее время. У меня другие проблемы, Мария. Вы знаете мою дочь?
– К сожалению, нет. Но уверена, что она замечательная девушка.
– Вон она! Вон она! – вскричали Шкаф с Жирафом, указывая пальцами на дверь.
В зал ресторана заходили Светлана с женихом.
Шкаф вскочил и подбежал к девушке. Между ними моментально встал Эдик и заслонил ее собой, решительным видом показывая, на что он готов ради Светланы.
– Где она? – оглядел зал Грабовский. – Где моя дочь?
– Вот же она, шеф! – ткнул пальцем в Светлану подбежавший к ней Жираф. – Рыжуха в белом в три ноль-ноль, все совпадало.
– Идиоты, – вздохнул Грабовский, кидая на стол салфетку. – Это не она!
– Она, она, – подтвердил Жираф. – Хитрая, изворотливая бестия, вся в вас.
Громкий негодующий ор в очередной раз огласил зал, привлекая внимание отдыхающих. Некоторые, не разобравшиеся толком, что к чему, начавшие отмечать очередной день наступившего года уже с утра, подхватили его и дополнили своими криками «С Новым годом!». Их поддержали другие, и вскоре все радостно орали поздравления друг другу.
А красный, на грани гипертонического криза генеральный директор мебельной империи нервно тыкал тонким пальцем по клавиатуре мобильного телефона, пытаясь услышать голос собственной дочери, который игнорировал последнее время.
– …Где ты?! У Деда Мороза в Карелии? Что ты там делаешь, Ленка? Что это за путешествие? Свадебное?! Передай ему, что я его убью!
– Всегда готовы, шеф! – вытянулись бритоголовые.
– Эх, – отмахнулся от них Грабовский, – поздно. Они поженились 31 декабря. В три тридцать! На полчаса позже, потому что жених задержался в метро! В метро!
– Ничего странного, – повела плечиком Светлана. – Предновогодняя сутолока в подземке – обычное дело, мы тоже чуть не опоздали на регистрацию.
Вместо ответа Грабовский на нее так посмотрел, что Иван решил заканчивать с процедурой очной ставки, чтобы та не стала опознанием пострадавших.
– Я рад, что непонимание осталось в прошлом, – сказал он сухо.
– А я не рад, что мне сорвали церемонию регистрации! – возразил Бочкин.
Грабовский оценил его взглядом, полез в карман и достал купюры, положил пачку на стол перед Эдиком, сам встал и направился к выходу, следом за ним пошли бритоголовые парни.
– Это что? – возмутился Бочкин. – Подкуп жениха?! Я не возьму эти деньги!
– Зато я возьму, Эдичка. Нам они еще понадобятся для проведения повторного торжества.
– Светочка, разве мы не неподкупные?!
– Мы неподкупные, но это плата за моральный ущерб.
– Не понимаю я твоих тонких материй, но как скажешь, милая. И я не понимаю, отчего он так взъелся из-за получаса на своих костоломов.
– Все довольно просто, – усмехнулся Иван. – Вместо вас регистрировать свой брак в пятнадцать ноль-ноль должна была его дочь, но жених опоздал, и вместо них чуть не зашли вы. В данном случае «чуть» считалось – вас элементарно перепутали. Дочь Грабовского, судя по всему, рыженькая, хорошенькая, а жених – полный оборванец.
– Я попросил бы тебя не выражаться, – возмутился Эдик.
– Грабовский был против этого брака, намереваясь отдать дочь за более состоятельного жениха. Он решил расстроить свадьбу и преуспел в этом. Если бы жених не опоздал, то парни бы не перепутали и дочка Грабовского проводила медовый месяц вместо Светланы в гордом охраняемом одиночестве. А вы бы спокойно поженились на Новый год, как и собирались.
– Значит, они все-таки расписались, ему назло?! Молодцы ребята! Еще кому-то повезло. Теперь мы собираемся пожениться на Рождество, – торжественно провозгласила Светлана.
– Как скажешь, милая, но лучше в будни, и чем быстрее, тем лучше. Мало ли что.
– Как скажешь, милый.
Иван с Машей проводили взглядами обнявшуюся парочку, поспешившую уединиться, и одновременно вздохнули.
– Слишком приторные отношения, – нахмурился Иван.
– Почему же? Если люди любят друг друга, то они выражают свои чувства нежными речами.
– Если люди любят друг друга, то они понимают это без слов!
– Женщины любят ушами!
– Глупость, придуманная ими самими!
– Ты никогда никого не любил.
– Да?! Да. Нет!
– Считается первое утверждение, оно идет от сердца!
– Ты считаешь, то, что идет от ума, – ерунда?
– Я считаю, что мы не должны ссориться по пустякам, Иван.
– Ты права, Машенька. Извини. Сейчас мне нужно спешить, наметилось одно срочное дело, а вечером… Вечером я приглашаю тебя, Мария Морозова, на романтический ужин. Нежные речи говорить не буду, не умею, но постараюсь произвести на тебя впечатление. Или буду говорить, я в этом не уверен. В принципе нужно же будет что-то говорить… Я не оратор, как ты поняла, Маша. Но тебе со мной будет хорошо. Лады?
Маша кивнула. Иван вскочил, чмокнул ее в щеку и побежал из ресторана. За этими треволнениями с похищением и внезапной любовью она толком так и не поела. Маша почувствовала зверский аппетит, подозвала официанта и сделала заказ.
До вечера времени было вагон и маленькая тележка, и Маша решила неспешно прогуляться, проверить, чем занимаются ее коллеги и сам Телегин. Как ни странно, она нашла его на той же горе, где и оставила несколько часов назад. Телегин упорно тренировался, стремясь достигнуть на лыжне такого же мастерства, как и в профессии.
– Борис! – позвала его Маша. Он спустился, демонстрируя некоторые навыки управления не только персоналом, но и собственным телом. – А ты знал, что у нашего босса Грабовского дурные привычки? Он курит и кричит на окружающих. И тебя плохо помнит, а меня не помнит вообще.
– Ну и что? Зато мы качественные работники лыж и саней. Ты видела, Мария, как я спускался?! Что скажешь?
– Замечательно! Когда только научился?
– Взял пару уроков у инструктора. Дерет, зараза, за час – мама не горюй. Но мне для тебя ничего не жалко!
– Для меня?
– Разумеется, Морозова! Не ради же Грабовского я здесь фигачу с горы в сотый раз подряд!
– Ты фигачишь, то есть съезжаешь, ради меня? Телегин, ты что задумал?
– Мария, ты моя муза. Ты толчок моему организму!
– Ты что, сравниваешь меня с унитазом?! Боже, мужчины все косноязычны или через одного?! Это ты говоришь мне нежности?
– Какая ты догадливая, вся в меня. Не только говорю, но и показываю. Смотри, Морозова, на что я способен ради любви!
– Может, не надо?!
– Надо, Маша, надо. Я должен завоевать твое сердце, пока в нем не поселился более ушлый соперник.
– Кто втемяшил тебе в голову эту идею?!
– Федоров! Это Федоров открыл мне глаза, какая ты неординарная и эксклюзивная. Другой такой не найти. Стой здесь и смотри!
Телегин схватил лыжи и побежал на подъемник, а Маша осталась стоять у подножия и думать о том, как ей избавиться от навязчивого поклонника – непосредственного начальника. Конечно, думала Маша, Борис – положительный мужчина, как говорит Туманова, будет хорошим отцом. И прохиндей еще тот, как говорит Суконкин, с ним она проживет как за каменной стеной. Но Федоров! Его-то кто за язык тянул?! Это благодарность за все хорошее, что Маша для него сделала?! Ладно, она попытается все как-то понятно объяснить бестолковому Телегину и пойдет вечером на свидание к Ивану, кто бы что ни говорил.
Пока она думала и строила планы на вечер, Телегин забрался на вершину и начал оттуда свой высокий полет. У Маши закололо сердце. Чересчур грузно и неестественно смотрелся на фоне зимних гор Борис. Слишком лихо он входил в повороты, слишком спокойно реагировал на промахи палок, слишком быстро двигался. Все у него было слишком! На небольшой горке Телегин подпрыгнул и помахал Маше палкой. Она закрыла глаза от страха за его жизнь. И как чувствовала! Следом за этим раздался треск, шум, поднялась волна снега, накрывшая горе-лыжника с головой, и все стихло.
Маша открыла глаза и закричала…
…А потом она вызвала бригаду «Скорой помощи», и врач констатировал у Телегина перелом ноги. Его уложили на носилки и занесли в машину. Врач поинтересовался, кто у него близкий человек, кто с ним поедет в больницу. Ближе Маши у Телегина никого не было, вот такая банальная глупость обнаружилась. И Маша поехала с Телегиным в город. Она провозилась с ним до ночи, но и ночью он ее не отпустил, держал Машину руку и стонал. И она чувствовала себя виноватой потому, что на этот безумный поступок он пошел ради нее. Немного импонировало, что не ради босса, а ради Маши Телегин катался на лыжах и совершил безрассудство. Но если бы Маша знала, чем это закончится, то не разрешила бы ему скатываться с высокой горы.
А утром приехали коллеги с вещами, решившие, что без начальника делать в «Ключах» больше нечего. Маша сначала возмутилась, решив, что обязательно вернется, но Телегин снова застонал, шантажируя ее своей близкой кончиной, и она временно успокоилась. Решила, что вернется в «Ключи», когда ему станет лучше. Но инвалид Телегин задумал срочно лететь обратно, умирать дома ему было спокойнее. Пришлось везти его в аэропорт, в провожающие он взял Суконкина и Машу. С ними по собственной воле полетела Туманова. На ночной рейс нашлось место для Федорова, из-за этого он поругался с Эллочкой, которой срочно потребовалось улететь домой. Ей позвонил бывший любовник, пообещавший, если она вернется к нему, бросить законную жену. В четвертый раз обещал, между прочим. Но Эллочка наивно верила, что на этот раз – окончательно.
Таким образом, весь коллектив разными рейсами вернулся обратно.