6
Марк швыряет пульт на диван, поворачивается к телику задом и возвращается на кухню. Его не удивляет, что тетя Лилли занята: ей срочно понадобилось просеять муку. Он молча шагает мимо. Выходит, прикрывает дверь, шагает к машине. Дает задний ход, пристегивается.
Бросает взгляд в зеркало заднего вида: дверь дома все так же закрыта.
Он едет по прибрежной трассе и смотрит налево, на море, и дальше — туда, где начинаются горы. Пока еще облачно, но солнце уже местами пробивается сквозь тучи.
Плана у него нет, но его неумолимо тянет в центр города.
Еще эти долбаные пробки! Сердце колотится как бешеное.
Как же все-таки было на самом деле?
Откуда ему знать! А вопросов между тем все больше. Действительно ли Фрэнк Болджер, а не его отец перебрал пива, прежде чем сесть за руль? Действительно ли Фрэнк Болджер, а не его отец потерял управление и в итоге убил себя и еще троих людей? Действительно ли решили, что разговоры о пьяном вождении, приведшем к множественным жертвам, могут пагубно сказаться на репутации такого видного политического лица? В самом-то главном избирательном округе? Где брат уже ждет своего часа, чтобы занять местечко? В таком случае правда ли, что были приняты соответствующие меры? Замяты «разговоры»? Устранены свидетели? Запущены новые слухи, очерняющие водителя второй машины?
И что произошло потом?
У Марка голова идет кругом.
Протестовал ли Дез Гриффин, говорил ли, что вышла ошибка, что брат его непьющий? И как на это ему ответили? Посоветовали заткнуться — ради мальчика? Шантажировали, угрожали, дали понять, что он может лишиться работы на госслужбе или что его могут перевести? Или что-нибудь похуже? Не потому ли он всегда так?..
После Фейрвью Марк съезжает на Норт-Стренд-роуд.
Неужели все так и произошло?
О боже!
А если это так — причем с каждой минутой выстроенная версия кажется ему все более логичной, — то Джина Рафферти права. Единственный человек, который реально выгадал от ложного обвинения отца, был Ларри Болджер.
Джина не хочет отпускать Дермота Флинна, но остановить его она тоже не в силах.
Он встает, роется в поисках бумажника.
Джина отмахивается:
— Не волнуйтесь. Я заплачу.
Он не спорит.
Она провожает его взглядом.
Когда он уходит, она глубоко вздыхает. Смотрит в пространство и пытается восстановить в памяти последние двадцать минут.
Флинну отчего-то было серьезно не по себе. Он сидел как на иголках. Отвечал уклончиво. Чересчур внимательно разглядывал посетителей кафе. Все время сам себе противоречил, запинался, бросал незаконченные предложения.
Но почему?
Не связано ли это с Ноэлем?
Это просто первое, что приходит Джине на ум. И ничего удивительного. Но вдруг она ошибается? Вдруг он всегда такой нервный? Вдруг он страдает МДП и забыл принять лекарство? Вдруг у него сегодня неудачный день?
Вдруг… ей остается только гадать.
Она бредет в свой офис, расположенный в двух шагах, и бранит себя за слабохарактерность и недостаточную напористость. Она была обязана загнать его в угол. Должна была поставить его в тупик.
Она устала, она растеряна. Экспромт не удался. Он получился настолько мучительным, что ей хотелось только одного — чтобы он поскорее закончился.
Войдя в здание и поднимаясь по лестнице, Джина вдруг ловит себя на том, что ей вообще хочется только одного — чтобы все это поскорее закончилось. Так бывает иногда во сне, когда в разгар событий ты хочешь только одного — проснуться.
Марк находит парковку на Меррион-Сквер. По пути к Бэггот-стрит он делает несколько звонков. Первый — в справочную службу, второй — в Министерство предпринимательства, торговли и занятости.
Отвечают, хоть Марк об этом и не спрашивал, что министр уже сделал заявление и больше комментариев не дает. В любом случае, говорят ему, сегодня он весь день будет в Дале, завтра с утра, на открытии завода в Лимерике, а после этого…
— Не беспокойтесь, — говорит Марк, — спасибо.
Он убирает телефон. Идет по Бэггот-стрит и заворачивает направо, на Килдер-стрит. Меньше чем через минуту он уже стоит перед Лейнстер-Хаусом. Через прутья высокой решетки рассматривает георгианский особняк, когда-то выстроенный как городской дом герцога Килдера, а теперь разместивший обе палаты Эрахтаса. У ворот на карауле — двое полицейских. Большую часть времени они, похоже, заняты перенаправлением туристических потоков то в национальную библиотеку, то в национальный музей, расположенные по обе стороны от парламента.
Марк смотрит на часы. Он думает: чем, интересно, может Ларри Болджер целый день заниматься в парламенте? Участвовать во внеурочных дебатах по насущному вопросу законодательства? Отвечать на вопросы депутатов? Потом он вспоминает, что сегодня понедельник, а во время парламентских сессий работа в палатах начинается со вторника. Что же он там делает? Прячется от журналистов после пресс-конференции? Создает видимость занятости?
Хотелось бы выяснить, но попробуй войди туда! Нужно разрешение или гостевой пропуск. Он оглядывается. На улице, кроме туристов и прохожих, только двое: замызганный мужик с плакатом, расхаживающий взад-вперед перед караульной будкой, и еще один, праздношатающийся по тротуару с телефоном у уха.
Чуть дальше на остановке народ ждет автобуса.
Когда кто-то приходит-уходит или через ворота проезжает машина, караульные оживают. Но вообще, народу мало, так что вскоре Марку становится неуютно. Один из полицейских уже бросил на него пару заинтересованных взглядов: не ровен час подойдут с вопросами.
Он думает: пора валить. Бредет по улице в сторону остановки.
Что его сюда притянуло? Неясно. Просто ему показалось, что это его единственный шанс. В буквальном смысле слова.
И оказывается, интуиция его не подвела. Через пару минут из ворот Лейнстер-Хауса выходят трое. Они пропускают машины и переходят улицу. Заходят в отель «Бусвеллз», что на углу Моулсворт-стрит.
Ошибки быть не может; даже отсюда Марку видно, что один из них — Ларри Болджер.
В офисе Джина садится за компьютер и тупо пялится в скринсейвер. У нее куча дел, но заниматься ими не хочется. В том числе потому, что ей понятно: дни компании сочтены. Пи-Джей, напротив, настроен очень позитивно и все время болтает о планах на будущее. Шивон, секретарша, тоже неплохо справляется со своей ролью, зато на галерке, в зоне обитания разработчиков и программистов, атмосфера накалилась до предела.
Джина трет глаза.
По-любому, с тех пор как умер брат, она в этом уравнении лишняя. Никто от нее ничего и не ждет. Пи-Джей готов оказывать моральную поддержку, но он слишком хорошо ее знает и не навязывается. В общем, довольно скоро Джина понимает, что от ее прострации здесь никому ни жарко ни холодно.
Она опять встает из-за стола. Идет к двери, бросает взгляд на Шивон:
— Я только…
— Да?
— Я…
И все. Больше сказать ей нечего.
Спускаясь по лестнице, она думает: в офисе, наверное, решили, что у нее крыша едет.
Хотя крыша держится — крепче не придумаешь.
Улица встречает ее изящным изгибом Харкорт-стрит перед Грином, звоном приближающегося трамвая и приятным свежим ветерком.
Если у кого и поехала крыша, так это у молодых людей, с которыми она встречалась сегодня утром. Оба серьезнейшим образом припарены.
Но вероятно, разными историями.
А если нет?
Она идет вперед.
Связь между ними можно разглядеть разве что под микроскопом, зато различия видны невооруженным глазом. Дермот Флинн — сомнений нет — чего-то или кого-то боится; он выглядит ранимым и беззащитным. А Марк Гриффин ведет себя, скорее, как раненое животное, обозленное и даже чуточку опасное.
Он пропускает фургон, автобус и только потом переходит улицу. Болджер нашелся очень быстро. И даже если это удача, чувства радости Марк не испытывает. Вместо этого он чувствует неотвратимость. Сердце бьется как сумасшедшее, и ему кажется: грядущая встреча так же неизбежна, как закат солнца.
Он поворачивает за угол и поднимается по ступенькам отеля. Перед дверями достает мобильный, отключает. Входит в холл и сразу же замечает Болджера: он слева перед баром в компании тех же мужчин, с которыми сюда пришел. Марка поражает, насколько все расслабленно. Болджер — министр правительства, а у него ни свиты, ни охраны.
Может, дело в месте. У этого отельчика имеется своя репутация. Все знают: политики чувствуют здесь себя как дома.
Марк пересекает холл. За это время Болджер успевает расстаться со спутниками, которые удаляются в бар, и скрыться в коридоре, уходящем от стойки ресепшна вправо.
Марк идет за ним по пятам и несколькими секундами позже оказывается в мужском туалете.
Где, кроме них, никого.
— Мм… мистер Болджер, можно вас на пару слов?
Голос Марка дрожит; еще немного и он сорвется на истерику.
Болджер замирает перед писсуаром. Он уже было руки занес, но останавливается на полпути, разворачивается. Смотрит с недоверием:
— Что такое?
— Хочу задать вам вопрос.
— Погодите секунду… вы кто такой?
В жизни Болджер выглядит мельче, чем по телику. Он вполне себе франтоватый коротышка, весь ухоженный и напомаженный. Шелковый костюм, золотые часы и запонки. Запах одеколона разносится по всему туалету.
— Авария, — наконец произносит Марк, — та… в которой погиб ваш брат. Вы не…
— Какого черта! — прерывает его Болджер. — Вы что, с ума все посходили? У вас совесть есть? Прийти сюда! Убирайтесь на…
Марк примирительно поднимает руку:
— Подождите, у меня очень короткий вопрос. Вы брата тогда специально отмазали? Вы…
— Как «отмазали»? В каком смысле?
— В таком, что на самом деле пьяным сел за руль ваш брат, это из-за него случилась авария, из-за вашего брата, а не…
— Это вопиюще! Это самая вопиющая ложь, которую я когда-либо…
— Да неужто? Для вас-то все обернулось самым наилучшим образом.
— Да как вы смеете! Я…
Марк чувствует, что за спиной кто-то есть, и оборачивается.
В туалет заходит парнишка в форме — наверное, сотрудник отеля: носильщик или портье.
Марк замолкает.
Парень изучает ситуацию, присматривается.
— Мистер Болджер, — произносит он слегка настороженно, — как у вас…
— Тим, у меня все волшебно, — отвечает Болджер. — Просто волшебно. А вот господин, по-моему, не может найти выход.
Марк снова разворачивается к Болджеру:
— Ведь так было дело?
— Идите вы с вашим делом! — выпаливает министр. Потом качает головой. — Какое вы, журналисты, все-таки отребье!
— Я не журналист, я…
— Да мне насрать; мразь — вот вы кто!
— Пойдемте, сэр, — обращается паренек к Марку. — Нам туда.
Марк опять разворачивается и утыкается взглядом в длинное зеркало, венчающее ряд умывальников. В зеркале все трое участников мизансцены отражаются энное количество раз, и кажется, будто в туалете полно народу и будто ситуация усложняется. В то же время ему не верится: он стоит в метре от человека, чье имя всю жизнь будило в нем только мучение, стеснение и стыд…
И гнев.
С которым он никогда не умел справляться.
— Сэр?
Марк поднимает руку.
Одно он знает точно: сейчас не время этому учиться.
Он обходит служащего и удаляется.
Меньше чем через час он уже паркуется у своего дома на Глэнмор-роуд.
На домашнем автоответчике сообщение. От Сьюзен. Она интересуется, встречаются ли они сегодня. Они вроде как договаривались поужинать.
— Короче, Марк, позвони в любом случае. Я пробовала на мобильный, но он был…
Марк даже не дослушивает до конца, склоняется над аппаратом и нажимает кнопку «стереть».
Достает мобильный, швыряет его вместе с ключами от машины на столик прихожей.
Заходит в гостиную, оглядывается. На низком столике бутылка «Бомбея» — так и стоит со вчерашнего. Он берет ее и делает глоток — прямо из горла. Потом инспектирует содержимое.
Осталось полбутылки, даже меньше. Не хватит.
Опускает руку, задумывается.
Где-то в доме должно быть красное вино. Один из поставщиков подарил ему бутылку «Бароло». Наверняка в кухонном шкафу пылится.
Тогда продержимся.
Потом он снова медленно, с чувством поднимает руку. Бутылка касается губ, и он блаженно закрывает глаза.
