Глава 19. Четверг, день девятнадцатый

«Ферма»

Где-то на побережье Виргинии

Широкая река была намного больше всех, которые видел Пионер. Он не знал, Потомак ли это или, может быть, Джеймс-ривер. Судя по неосторожному замечанию одного из работников здешней плантации, он находился в Виргинии, но где именно, оставалось неизвестным. Карты Виргинии он видел. В этом штате началась немалая часть американской истории, и большинство событий произошло именно на берегах этих двух рек. Судя по ширине реки, он находился где-то недалеко от Атлантического океана, но где именно – возле Вашингтона или Ричмонда – понять не мог. Западный берег – он определил направление по ленивому движению солнца в безоблачном небе – был покрыт застывшей красной глиной, и, судя по эрозии, река была достаточно велика, чтобы переживать заметные приливы. Он уже несколько часов наблюдал за плывущими мимо кусками льда, пытаясь представить, будто сидит на берегу Янцзы, но утешения это не приносило. Слишком многое в его мыслях занимала реальность. Пионер понимал, что никогда больше не вернется домой. Китай стал для него запретной территорией.

Он никогда не задумывался, каким образом ЦРУ могло бы вывезти его с родины. И не ожидал, что когда-нибудь это может произойти, так что реальность поначалу показалась пугающей, но, оглядываясь назад, он понимал, что все выглядело вполне обыденно. Бегство из собственной квартиры стало для него настолько внезапным, что до тех пор, пока он не сошел с трапа самолета в Сеуле, все его мысли были заняты лишь тем, что он должен выжить. Через полчаса после беседы в частном самолете он снова оказался в воздухе и, наконец осознав, что ему больше ничто не угрожает, ощутил такой упадок сил, какого не испытывал никогда в жизни. Проспав несколько часов, он наконец проснулся где-то над Калифорнией, что спасло его от приступа клаустрофобии, – а он мог бы его испытать в тесном маленьком самолете, который остановился лишь один раз для заправки во время полета… сюда. Часовая поездка в машине с затемненными окнами завершила путешествие в его новый дом – небольшое здание в колониальном стиле в лесу возле реки.

Ему не говорили, что это за место. Даже после всего того, что он рассказал, ЦРУ все еще не слишком ему доверяло, чтобы сообщить, где ему предстоит прожить свой первый год в Соединенных Штатах. Он полагал, что для этого у них есть разумные причины, результат нелегкого опыта. Наверняка он был не первым перебежчиком, которого доставляли в какую-нибудь сельскую местность возле реки вроде этой. И почти наверняка некоторые из этих перебежчиков оказывались двойными агентами, находившими способ вернуться домой. Так что вряд ли ЦРУ собиралось выдавать место, куда они могли бы впоследствии привезти других перебежчиков из Китая.

Дом был небольшим и явно временным, но Пионеру он казался дворцом. Его пекинская квартирка была маленькой и неухоженной. Здесь же было два этажа с ванной комнатой на каждом, вдоль стен стояли полки с книгами на английском, которые он не мог прочесть, а на стенах висели картины с изображениями ковбоев, приводившие его в восхищение. Пионер думал о том, настоящие это ковбои или всего лишь персонажи фильмов, похожих на те, что вносили разнообразие в его жизнь шпиона. Он надеялся на первое.

Пионер думал и о том, вывезло ли уже МГБ из пекинской квартиры его пожитки. У него почти не было имущества, но он считал очень ценным то немногое, что имел. С собой он взял лишь фотографии матери и отца, зная, что теперь никогда не забудет их лица. Интересно, думал он, будь они живы – гордились бы они тем, что он совершил, или стыдились? Отец никогда не одобрял политику партии и даже грубо высказывался о Мао и Дэне в те времена, когда за подобные слова можно было серьезно поплатиться. Именно мать научила его, что любой сделанный им выбор влечет за собой последствия, на которые он не в силах повлиять. Сейчас Пионер стоял на берегу чужой реки благодаря единственному выбору, сделанному им более двадцати лет назад. Он подумал о том, сделал бы он тот же самый выбор, с самого начала зная, чем все закончится?

Каждый день в его гостиную приходили посетители, которых он не мог выставить за дверь. Он больше не был действующим агентом, но в его голове все еще хранилось множество полезной информации о НОАК, политбюро, Тянь Кае, программах МГБ и тайных агентах, часть которых находилась здесь, в Соединенных Штатах. Чтобы выудить у него всю информацию, потребовались бы годы. Он не знал, что сделают с ним после. Человек в самолете пообещал на безупречном китайском, что ему дадут дом, работу, жалованье и новое имя. Он не знал, позволят ли ему самому решать, где будет его новый дом. Почти в каждом американском городе есть свой Чайна-таун, хотя он сомневался, что жить в подобном окружении было бы благоразумно. Не ожидает ли МГБ, что он попытается скрыться среди своих соплеменников? Не легче ли им будет его найти? Будут ли его вообще искать? А если найдут, что с ним сделают? В архивах МГБ не было никаких сведений о похищениях на территории США. Станет ли он первым?

Баррон пообещал ему американское гражданство, если он захочет. Особой радости Пионер по этому поводу не испытал, что удивило его бывшего резидента. Пионер пошел на предательство не ради Соединенных Штатов. ЦРУ просто стало средством, с помощью которого он надеялся как можно больше навредить партии. Он мог выбрать британцев или даже русских, будь у тех больше возможностей для реализации его планов. Он подумал о том, смог бы он построить для себя новую жизнь в Москве?

И сможет ли это сделать здесь? Именно в этом и заключался главный вопрос. Он закрыл глаза и попытался услышать, что скажет ему бог или река.

Ответа не было.

На невысоком холме позади него стояли Баррон и еще несколько человек, в том числе женщина, благодаря которой он здесь и оказался. Они провели там больше часа, не говоря ни слова.

Повернувшись спиной к воде, он сел на каменистый берег и закрыл глаза.

Кира наслаждалась ароматом «Джека Дэниелса», ощущая нестерпимое желание ощутить вкус виски, но покачала головой, когда Кук предложила ей бокал. Она не была уверена, что не стала алкоголиком, а после трех дней без капли спиртного на борту «Линкольна» поняла, что ее слишком тянет выпить. Она смогла удержаться во время полета домой, но сомневалась, что у нее хватит сил снова обходиться без выпивки, стоит ей сейчас попробовать хоть каплю.

Пожав плечами, Кук протянула бокал Джонатану.

– Вы понимаете, – сказал он, – что виски – всего лишь промышленный растворитель с добавками обуглившегося креозота, просочившегося из дубовых бочек?

– Безусловно, – ответил Баррон, поднимая бокал. – Которому придают приятный вкус, пропустив через десять футов древесного угля с кленовым сахаром. Конечный продукт невероятного химического процесса, вряд ли возможного без Божественного вмешательства.

– Не могу даже предположить, сколько клеток мозга он убивает, – сказал Джонатан.

– Учитывая обстоятельства, полагаю, оно того стоит, – заметил Баррон.

– Аминь, – согласилась Кук. – И вам следует хотя бы раз сделать исключение, – посоветовала она Джонатану. – Вы едва не погибли.

Ей хотелось сказать ему намного больше, но не в этой компании.

– Вряд ли мне дозволено оспаривать решения руководства, – улыбнулся Джонатан. – Но меня вполне устроит имбирный эль.

– Вам повезло, – ответила Кук, доставая из сумки банку и протягивая ему. – Даже холодный.

Джонатан вскрыл банку.

– Как дела у Чжоу? – спросила Кира.

– Роланда и Ребекки? – переспросил Баррон. – Они устроили МГБ веселую игру в догонялки в течение двух часов, прежде чем их задержали. Им пришлось провести неприятную ночь под яркими лампами, но министерству в конце концов пришлось их отпустить. Их легенда оказалась безупречной, а красный рюкзак – не слишком серьезное доказательство для дела о шпионаже, даже в Китае. – Он осушил бокал. – Мы оставим их там еще на несколько месяцев для видимости, а потом вернем домой. Они сами смогут выбрать новое назначение.

– А что с Пионером?

Кира посмотрела на китайского агента, сидевшего на холодной земле у реки.

– Думаю, все нормально, – сказал Баррон. – Мы держим его под тайным наблюдением на случай суицидальных наклонностей. Переходный период всегда тяжел, и это самое странное. Человек может долго прожить под постоянным стрессом, но после того, как все заканчивается, иногда следует эмоциональный срыв. Страх смерти его не останавливает, но стоит навсегда лишить его родины, и он может задуматься о самоубийстве. Пионер, похоже, не из таких, но, возможно, ему будет легче, если вы поможете его опросить.

– Хорошо, спасибо, – сказала Кира.

– Полагаю, вы хотите вернуться в НСС? – спросила Кук.

– Честно говоря, мэм, не знаю, хочу ли я вообще остаться.

– Вы должны. У вас настоящий талант, – заметила Кук. – Мы одобрим ваше назначение на работу за рубежом, а к тому времени, как подпишем все бумаги, Майкл Рид уже уйдет.

– Дело не в работе, мэм. Не знаю, смогу ли я вынести всю эту политику, – призналась Кира. – Политиканы родную мать не пожалеют, лишь бы оказаться перед камерами, а нам приходится доверять им, принимая решение о том, жить нашим агентам или умереть?

– Стюарт сделал верный выбор, – сказала Кук.

– Зато директор национальной разведки – нет, – возразила Кира. – А именно Стюарт назначил его на должность.

– Рид – отклонение от нормы. И как и подобает президенту, Стюарт лучше других разбирается в нашем деле, – сказал Баррон. – Он велел Риду подать в отставку «по семейным обстоятельствам». Это кое-что говорит о том, что он думает о нашем бизнесе.

– Как бы вы поступили, если бы Стюарт приказал вам бросить Пионера? – спросила Кира.

– Я бы все равно отдала приказ его вывезти, – не колеблясь ответила Кук. – А потом подала бы в отставку, вернулась домой и стала ждать, когда явится ФБР, чтобы меня арестовать. Вы не так долго проработали у нас, чтобы понять, что большинство агентов – аморальные люди. Рид был прав: они используют нас точно так же, как мы используем их. Но Пионер – редкое исключение, и когда сталкиваешься с одним из таких, нужно о нем позаботиться.

– А вы? – спросила Кира у Баррона. – Как бы вы поступили?

Он показал на Кук:

– Точно так же, как и она. На самом деле я угрожал так и сделать.

– Да, – призналась Кук. – Иногда приходит время бросаться на собственный меч, но не сейчас, и если вы уйдете, думаю, будете об этом сожалеть. Так или иначе, надеюсь, это поможет вам передумать.

Передав бокал Баррону, Кук открыла сумку, висевшую у нее на плече, и достала две коробочки вишневого дерева. Открыв первую, вынула из кармана карточку и повернулась к Джонатану:

– Джонатан Берк, за выдающиеся достижения в профессиональной области награждаю вас медалью «За безупречную службу в разведке».

Положив карточку к медали, она закрыла коробочку и протянула аналитику.

– Спасибо, – ответил Джонатан.

– Награда, конечно, важнее, но вы ведь знаете, что к ней прилагаются деньги?

– Знаю, – улыбнулся Джонатан. – И кто сказал, что награда важнее?

– А, так вы аналитик, работающий из корыстных побуждений? Вымирающая порода, – заметила Кук.

– «Кира Страйкер, – прочитала она со второй карточки, – за отвагу, добровольно проявленную в опасных обстоятельствах, и отличное исполнение служебных обязанностей в связанных с риском для жизни условиях награждаю вас Звездой разведки». – Положив карточку на место, она вручила награду Кире. – В штаб-квартире вас ждет еще одна. Мы не могли наградить вас за Венесуэлу, пока Рид занимал свой пост, но Кларк обо всем позаботился, как только прошение об отставке легло на стол президента.

– Спасибо, мэм, – сказала Кира.

В коробочке вишневого дерева лежала бронзовая медаль с изображением головы орла в профиль на фоне солнечных лучей над пятиконечной звездой, с написанными по кругу словами «Центральное разведывательное управление» и «За мужество». Молча проведя пальцами по металлу, она закрыла глаза, чувствуя, как ее переполняют теплые чувства, а с плеч исчезает тяжкий груз.

– Вы никому не сможете об этом рассказать, – предупредил Баррон. – По крайней мере, пока не рассекретят досье Пионера. Мне очень жаль, но к тому времени вы будете уже старухой.

– Жалеть не о чем, – ответила Кира, закрывая коробочку. – Но мы только что потеряли нашего лучшего агента в Пекине. Китайцы начинают проверять на практике свои возможности. Не слишком удачное время для провалов в разведке.

– У нас есть другие агенты. Они всегда есть, – сказала Кук.

Кира посмотрела на Пионера, который сидел на песке, закрыв глаза, и ей стало интересно, о чем он сейчас думает.

– Но не такие, как он.

– И такие тоже, – возразил Джонатан. – Множество людей хотят изменить мир ради правого дела, нужно только их найти.

Кук удивленно посмотрела на Джонатана:

– А вы, я вижу, становитесь сговорчивее.

– Я не говорил, что сам хотел бы заняться их поисками.

– Вы были правы, – сказала она. – Вы и впрямь себе на уме.

– И все-таки вы меня до сих пор не уволили, – заметил Джонатан.

Засмеявшись, Кук ткнула его локтем в бок. И Джонатан наконец улыбнулся в ответ.

Кук повернулась к Кире:

– Вам больше незачем скрываться. Две Звезды разведки за три месяца, – думаю, с таким досье вы можете сами выбирать, где работать. Чем бы вы хотели заняться?

Кира подумала.– Я хотела бы завершить свою миссию, – ответила она, кивнув в сторону Пионера, и начала спускаться по песчаному берегу.