Глава 22
Потерявшая всякие ориентиры во времени, Зои лежит в постели, подперев кулаком голову; мир вокруг кажется наполовину иллюзорным. Всю ночь она провела без сна, стараясь ни о чем не думать.
Наконец она не выдерживает и тянется к ноутбуку Заходит на новостную страницу. «Кто похитил Мию Далтон?» — истерично вопят заголовки. — «Убийство семьи Далтон!», «Второе убийство семьи за двое суток!», «Связано ли новое преступление с убийством семьи Ламберт и похищением крошки Эммы? У полиции по-прежнему нет никаких комментариев по этому поводу», «Лондон ошеломлен!», «И снова — детектив Лютер!»
И вот он, Джон, на крохотном снимке на экране ноутбука. Зои видит его, уходящего крупным шагом с размытого в пелене дождя места трагедии. Рослый широкоплечий мужчина, застегивающий на ходу пальто…
Рядом с ноутбуком заряжается мобильник. Зои хватает его и набирает Джона.
— Детектив Лютер, — доносится из трубки.
— Джон, — прерывистым от волнения голосом говорит она, — это я.
В ответ пауза, затем лаконичное: «Не сейчас», и связь обрывается.
За все годы их совместной жизни Джон бывал разным — отвлеченным, уклончивым, разбитым, взвинченным. Но чтобы настолько пренебрежительным — никогда. Он сам часто говорил, как сильно его это удивляет: люди часто более вежливы с незнакомцами, чем с теми, кого знают и любят. С ней он стремился всегда быть обходительным, даже несколько куртуазным, и сам этим гордился. И она любит его за это.
Любила.
В эту минуту Зои осознает, что между ними действительно все кончено. Потому что Джон для нее уже где-то в омуте прошедшего времени.
Лютер покидает станцию и спешит через улицу. Хоуи, прислонясь к машине и скрестив на груди руки, ждет его под дождем. Когда шеф подходит, она протягивает темно-желтый конверт. Лютер вскрывает его, проглядывает бумагу прямо под навязчивой дождевой моросью, затем переводит взгляд на свою подчиненную.
— Я никогда не был в Суиндоне. Это далеко?
— Около ста километров. Я поведу.
Лютер, прежде чем сесть в машину, неуверенно мнется:
— Изабель, ты точно уверена, что едешь со мной?
— Ну а как же, — избегая глядеть на него, отвечает она. — Вы же едете?
— Я — да.
— Тогда и я тоже. Давайте запрыгивайте в машину.
— Секунду! — Он поднимает палец. — Один звонок.
Хоуи усаживается в машину и заводит ее. На душе муторно.
Лютер набирает Йена Рида.
— А, это ты? — слышится в трубке.
Голос квелый, явно со сна. Лютер на секунду теряется. До него доходит, что за какую-то пару дней, проведенных порознь, они с Ридом отдалились, разнесенные течением по разным мирам.
— Ну, что там у вас? — вяло интересуется Рид.
— Ни шатко ни валко. Шея твоя как?
— Уже лучше.
— Настолько, что можно снова в бой?
— Прямо-таки надо?
— Дружище, — говорит Лютер, — ты мне сейчас нужен как никогда. Я тут работаю то кулаками, то мозгами.
— Ну ладно, дай только одеться. В цеху увидимся.
Лютер, поблагодарив, бросает трубку в карман и садится в машину. В паре с сержантом Хоуи они берут курс на Суиндон.
Рид бережно снимает ортопедический воротник и звонит Роуз Теллер — поставить в известность, что он едет. Роуз так загружена, что даже не благодарит его, а лишь немногословно и по существу вводит в курс дела. Рид выпивает кружку растворимого кофе, завязывает галстук. Шефине он сообщает, что будет в пределах часа, после чего берется за пиджак.
В то время как он запивает водой обезболивающие таблетки, неожиданно заходится нетерпеливыми трелями домофон.
Рид резко открывает дверь, чуть не ударяя ею по лицу какого-то взъерошенного, лет за пятьдесят субъекта в круглых очках (при взгляде на него у Рида возникает непроизвольная ассоциация со смущенным викарием, занятым поиском окаменелостей). Человека этого Рид видит впервые, но почему-то сразу угадывает в нем старшего инспектора Мартина Шенка.
Шенк снимает с головы слегка нелепую в такую погоду беретку, из-под которой комично выпрастывается наэлектризованный чубчик. Как стружка из рубанка.
— Детектив Рид? — стеснительно улыбается он.
— Смею вас в этом заверить, сэр.
— А вид у вас очень даже ничего, учитывая…
— Стараюсь не ударить лицом в грязь. Как раз сейчас отбываю к месту службы.
— Ах да, конечно. — Шенк мнет в руках берет, изображая волнение, хотя на самом деле спокоен как удав. —
Ночь-то какая напряженная, — вздыхает он, — для ваших коллег.
— Я в курсе, — кивает Рид, — потому и на ногах. Так сказать, свистать всех наверх.
— Я слышал, — говорит Шенк участливо, — один из фигурантов этого чудовищного преступления сейчас находится в интенсивной терапии.
— Видимо, да. Сын.
— Под вооруженной охраной, — акцентирует Шенк, скорбно покачивая при этом головой: дескать, куда катится мир. — А вы, я так понимаю, думаете активно включиться в это дело?
— А что, — резонно замечает Рид. — Ходить я могу. Поднимать трубку телефона тоже. Ну а ногами пускай кто-нибудь вместо меня бегает.
Шенк прямо-таки с истовой восторженностью кивает. Что, впрочем, не мешает ему задать следующий вопрос:
— А вы не возражаете, если мы вначале немножко поболтаем?
— Принципиальных возражений у меня нет, — отвечает Рид. — Но на самом деле, сэр, время сейчас не самое удачное для болтовни.
— Да-да, конечно. Вероятно, именно поэтому я не могу дозвониться до суперинтендента Теллер. Будь я маниакально подозрителен, решил бы, что она меня избегает.
— Вообще-то, у нее дел сейчас невпроворот.
— Конечно-конечно. Хотя нам… Нам всего-то нужно пару вещей провентилировать. Просто необходимо.
— Я ведь, кажется, уже говорил, — обижается Рид, — мне неизвестно, кто именно на меня нападал. Это было…
— …Очень быстро. Молниеносно. Точно. Вы насчет этого уже распространялись, я помню.
— Тогда что же вам нужно еще?
— Вы знакомы с неким парнем по имени Джулиан Крауч?
— Слышал, как же. Эта фамилия на слуху. Порнушник гребаный. Вы уж извините мой французский.
— Э, да чего тут, — благодушно отмахивается Шенк. — Я ведь в копах с той еще поры, когда по земле динозавры шастали. Что и на каких языках я только не переслушал. Типов вроде Крауча я знавал еще в ту пору, когда словечки вроде «сеанс», «улет» и «ноздри» были неологизмами.
На сленге семидесятых «ноздри» означали обрезанную двустволку Этот экскурс в историю Рид оценивает по достоинству, проникаясь к Шенку легкой симпатией.
Впрочем, бойтесь проникаться симпатией к Шенку…
— Ну так что же с этим Джулианом Краучем? — спрашивает Рид. — Что же он такого мог сказать?
— Что вы по отношению к нему совершали насильственные действия.
— Вот как! И когда?
— Сегодня вечером.
— Гм. Насчет своего алиби могу сказать, что оно у меня непробиваемое.
— Может быть. Но он не акцентировал, что это были лично вы.
— Тогда кто? Кого я мог послать — своего папу?
Шенк печально улыбается.
— Это — раз. А еще кто-то этой ночью спалил мистеру Краучу автомобиль.
— Кто-то спалил что?!
— Автомобиль. «Ягуар». Винтажный, кстати.
Рид заходится заливистым хохотом. Понятно, что не надо бы сейчас, но как же тут удержаться.
— И… когда?
— Часа четыре назад. Может быть, пять.
Смех, как видно, штука заразная: вот и Шенк расплывается в улыбке, да такой широкой, что выглядит даже обаятельным.
— Но послушайте, — постепенно приходит в себя Рид, — это же не человек, а ходячий мешок дерьма. У него врагов столько, что нам, вместе взятым, и не снилось. Это мог быть кто угодно. Кроме того, я же коп. Мне ли разгуливать по округе и поджигать автомобили?
— Дело, знаете ли, в том, что человек, фактически и спаливший тот автомобиль…
— А Крауч что, успел его заметить?
— Да не то что заметить, а даже… А я что, об этом не обмолвился?
— Нет, как-то обошли.
— А, ну тогда извините, — вроде как тушуется Шенк. — Совсем запутался. Когда мне звонят невесть в каком часу ночи или даже скорее утра, я пребываю в полной прострации, пока не подкреплюсь как следует. А все более-менее приличные кафе в это время закрыты. Тут, понимаете ли, мечтаешь о плотном завтраке, а тебе предлагают низкие калории или правильный холестерин — короче, податься совершенно некуда. Да и что это вообще за завтрак такой, хлопья с йогуртом! Настоящему копу нужна как минимум кастрюля жаркого. Вы уж только не говорите об этом моей жене.
— Ни в коем случае, — заверяет Рид. — Ну так и что там?
— Ах да, — спохватывается Шенк, — извините.
Он выуживает блокнот, слюнявит кончик карандаша.
— Я уж не буду цитировать расистские словечки, которые отпускал при этом мистер Крауч, но он описывает… так, сейчас… черного дылду… ага, вот: «негрила херов под два десять» — извините, вырвалось. Но это в его трактовке. В длинном пальто, вероятно твидовом.
— И… — ждет продолжения Рид.
— И вот. — Шенк демонстративно шуршит блокнотиком — мол, это не просто реквизит, у меня здесь много чего на вас есть. — Я знаю, что вы в близких отношениях с детективом Лютером. А судя по этому описанию — уж извините, если я неправ, но… у вас не возникает примерно тех же ассоциаций с детективом Лютером, что и у меня?
— Ну знаете… — разводит руками Рид.
— Но ведь в самом деле, мы же не можем этого полностью исключать?
— Это мог быть кто угодно, только не Джон.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Потому что после такой недели, которую ему довелось пережить, тут не то что поджигать машину, тут бы отлежаться хоть немного.
— Ну а если душа горит отомстить за жестокое оскорбление старого друга?
Рид теперь помалкивает: хватает ума попридержать язык.
— Копы сходятся во мнении, — доверительно сообщает Шенк, — что вас избили мордовороты Крауча.
— Сплетни — это одно, факты — совсем другое. Кто меня избил, я не знаю. А Джон из-за одной лишь болтовни маршрута не меняет.
— И вы в этом уверены досконально?
— Он любит свою работу, — говорит Рид. — Любит и ценит, а потому не стал бы ею рисковать ради такой вот выходки. Это не в его натуре.
— Но вы же сами сказали, полоса сейчас у него выдалась драматичная. В такой момент кто бы стал обвинять человека в том, что он немножко перешел за грань?
— С кем вам нужно поговорить, так это с его женой, — советует Рид. — Уверен, она вам точно скажет, где он был.
— Я и думаю это сделать. Кажется, ее зовут Зои?
— Да, — кивает Рид, — Зои.
— И как там у них между собой?
— В каком смысле?
— Ну как, быть замужем за полицейским — штука непростая. Мы все это знаем.
— Вы мне об этом рассказываете? — хмыкает Рид.
Шенк из-под ресниц пускает добродушно-лукавую искорку — мол, охотно поговорил бы об этом с вами, но только не здесь.
— Ну да ладно, — сокрушенно вздыхает он. — Все равно пустые это будут расспросы, как пить дать.
Его интонация подразумевает как раз обратное.
Рид пристально смотрит на своего визави, прямо в его васильковые глаза, сияющие на бледном лице.
— Прошу простить меня за бесцеремонность, — говорит он, многозначительно поводя бровью в сторону двери.
— Бог ты мой, — спохватывается Шенк. — Да что я вообще себе думаю! Может, вас подбросить? Так сказать, мера за меру?
— Честно говоря, я в порядке. Кодеин. Уверяю вас.
— Ну так позвольте вас хотя бы до машины проводить.
Он и впрямь доводит Рида до самой машины, да еще и остается на поребрике — проследить, как Рид отчаливает и вливается в транспортный поток.
Кристина Джеймс просыпается оттого, что кто-то тарабанит во входную дверь. Первая мысль — об очередной перебранке у соседей. Кристина переворачивается с боку на бок и натягивает на голову пуховое одеяло. Но стук возобновляется и даже усиливается, так что кажется, будто по двери лупят кувалдой. Затем слышится голос.
— Кристина? — настойчиво окликают ее. — Кристина Джеймс?
Осоловело моргая, Кристина стягивает одеяло с лица и сонно орет:
— Ну кто там еще?!
— Старший детектив Джон Лютер, лондонская уголовная полиция. Мне нужно срочно поговорить с вами.
— О чем?
— Прошу вас, откройте дверь!
Кристина вылезает из постели. Думает спуститься вниз, но вместо этого раздвигает шторы. Внизу она видит симпатичную рыжеволосую девицу со скрещенными на груди руками; хмуро глядя себе под ноги, девица опирается о капот старого «вольво.
На своем веку Кристина контактировала с полицией достаточно — и с семейными детективами, и с представителями пресс-центров, и черт знает с кем еще. Так что сомнений нет — пожаловали настоящие копы.
Она открывает окно, высовывает наружу голову и, изогнувшись, видит у дверей большого темнокожего офицера полиции, который смотрит на нее.
На улице спокойно. Эта улица вообще славная. И соседи такие милые. И жизнь последнее время налаживается: уже и работа приличная есть, в головном офисе фирмы канцтоваров. А сколько для этого пришлось пройти…
Она прекрасно понимает, насколько все хрупко. Видимо, это касается всякого крупного события в твоей жизни: первый день в школе, первый поцелуй, первый секс, первый день на работе, наконец, день твоей свадьбы. Ты все время предвкушаешь, репетируешь в воображении, прокручиваешь раз, и другой, и третий. А когда приходит этот день икс, он все равно застает тебя врасплох.
Несколько лет подряд Кристина консультировалась у одной и той же женщины из «Элиз Фокс фаундейшен». «Развязка может так и не наступить, — просвещала ее та, — и надо себя к этому готовить. А если она и приходит, то может предстать совсем не в том виде, на какой вы рассчитывали. Надо быть готовой и к этому».
На этом месте у Кристины обычно начинали струиться слезы, потому что женщина была к ней добра и тоже повидала всякого на своем веку Но она, видимо, знала и то, что Кристина все равно будет мысленно живописать себе тот или иной день. Так уж устроен человек, что раз за разом пытается разглядеть что-то сквозь дебри своего неведения.
И Кристина понимает: вот он, тот самый день.
На часах шесть утра, а она, свесившись из окна спальни, смотрит, как на нее, задрав голову, глядит снизу высоченный полицейский и говорит низким, глубоким, очень приятным и слегка начальственным голосом:
— Мисс Джеймс, это крайне важно.
— Я сейчас, через минутку, — лепечет в ответ Кристина, — только накину что-нибудь.
Спустя десять минут она уже сидит на заднем сиденье полицейской машины, которая, мигая огнями и подвывая на ходу, мчится в сторону Лондона.
Рыжеволосая девица за рулем жмет на газ так, что Кристину подташнивает. Не женская, скажем прямо, скорость.
Чуть погодя до Кристины доходит, что плохо ей не от скорости. Просто это ожил ее до боли знакомый враг, имя которому нервная тошнота, — враг настолько давний, что они за все это время чуть ли не сроднились.
Рид с полмили лавирует в густеющем потоке транспорта, пока не чувствует, что он проехал достаточное расстояние и можно звонить Лютеру без опаски.
— Здорово! — кричит Лютер в трубку под смутное завывание сирены.
— Ты где? — спрашивает Рид.
— На Эм двадцать пять, посерединке.
— Как тебя туда занесло?
— Транспортирую свидетеля.
— Говорить сейчас можешь?
— О чем?
— Кто-то ночью спалил машину Джулиана Крауча, — докладывает Рид. — Черный громила. В твидовом пальто.
— Вот же гадство, — отзывается Лютер. — Я-то сам автомобилями не увлекаюсь, но та лайба была действительно красивая. Вальяжная такая.
— Вот как, — соображает Рид. — А ко мне тут жалобщики нагрянули.
— Уже?
— Ага.
— И кто этим занимается?
— Мартин Шенк. Знаешь его?
— Знаю его хватку.
— Вот и я тоже. Он не из тех собак, которым стоит подставлять для обнюхивания свою задницу.
— Ну да… Вот же черт.
Рид представляет, как Лютер задумчиво доскребывает себе макушку, а мимо под вой сирены и прерывистый блеск мигалки мелькают предместья Лондона.
— Тут вот какое дело, — делится соображениями Рид. — Как только Шенк положит глаз на копа, подпадающего под описание Крауча, этот коп моментально увязнет в дерьме по уши.
— Даже если он при исполнении?
— Если сочтут, что это он жжет где ни попадя винтажные «ягуары», то даже неважно, при каком он исполнении.
— Но если они привлекут того неправильного копа, — замечает Лютер, — это может не лучшим образом сказаться на Мии Далтон.
— А ты уже… поймал след?
— Как раз сейчас иду по нему Мне кажется, это уже близко.
— Понял, — реагирует Рид. — Значит, Краучу надо передумать насчет того, что он видел.
— Пожалуй, — соглашается Лютер. — Ты не мог бы об этом позаботиться?
— Попробовать можно.
— Отлично. А кстати, где Шенк сейчас?
— В том-то и проблема. Едет к Зои поговорить.
— Ч-черт.
— Так-то, — вздыхает Рид. — Я вот что тебе скажу. Кто бы там ни палил машину Крауча, он был явно не в себе.
— Похоже на то, — солидарен Лютер. — Скорей всего, он был в состоянии аффекта. Наверное, день сложился скверно.
— Не иначе.
— Ты мне можешь эсэмэской скинуть номер Шенка?
— Уже кидаю.
Разъединившись, Рид, не сбавляя скорости, жмет кнопочки на трубке. Сунув мобильный телефон в карман, Лютер оборачивается к Хоуи.
— Надо куда-нибудь приткнуться, — говорит он.
— Шутите? — свербит его взглядом сержант.
— Очень важно. На пару минут.
Хоуи прижимает машину к бордюру автострады. Кристина Джеймс, с печально округленными глазами, одиноко сидит на заднем сиденье. Хоуи ободряюще ей подмигивает: мол, не унывай.
Затем к Кристине с переднего сиденья всем корпусом поворачивается Лютер:
— Вы не одолжите ваш телефон? Мне буквально на минутку.
Кристина оторопело моргает — ну и утречко, свихнуться можно. Пошарив в сумке, протягивает ему розовенькую, всю в царапинках, складную «моторолу».
Лютер под утренним дождем ходит взад-вперед по обочине. Шенка он набирает со своего телефона.
— Шенк! — вместо приветствия рявкает в трубку тот.
Судя по звуку, он едет в машине, а разговаривает, скорее всего, с помощью беспроводной гарнитуры.
— Приветствую, это детектив Лютер. Меня просили вам перезвонить.
— Ба-а, детектив Лютер! Спасибо, что так быстро отреагировали.
— Нет проблем. Чем могу помочь?
— О, да вопрос-то, в сущности, глупый. Пустяковый, можно сказать, вопрос.
Эту ремарку Лютер пропускает мимо ушей. Две-три секунды ждет, машинально провожая глазами проносящиеся по автостраде машины.
— И все-таки что у вас ко мне? — повторяет он.
— Гм. Вопрос хоть и пустяковый, но мне хотелось бы обсудить его очно, так сказать тет-а-тет.
— Ну так давайте. Вы где?
— Еду в сторону Пекэма.
— Тогда вам придется сделать небольшой крюк. Я сейчас недалеко от станции. Сможете туда подъехать?
— В принципе, смогу, — неуверенно соглашается Шенк. — Но я уже условился еще об одной встрече.
— Тогда не обещаю, что вы меня потом застанете, — говорит Лютер. — У нас здесь ад кромешный.
— Ах да, конечно. В таком случае буду вам очень признателен, если мы сможем пересечься с вами на Хобблейн.
— Постараюсь, непременно постараюсь.
— Тогда до скорой встречи.
Отбой связи Лютер сопровождает крепким словцом и, напряженно потирая лицо, расхаживает из стороны в сторону. Затем звонит домой.
— Зои? Это я.
Голос у Зои усталый. В нем чувствуется легкая отчужденность, которая часто наступает после бессонной ночи.
— Джон, послушай. Я не хочу спорить.
— Да и я тоже, — говорит он. — О прошлой ночи забудь.
— Каким образом?
— Я сейчас не об этом. В смысле, не насчет ночи. Знаешь, на разговор у меня совершенно нет времени. То есть в обрез. Поэтому я быстро, ладно?
— Ну, говори. — Она несколько оживляется, готовая вспыхнуть в любой момент.
— Я хочу попросить тебя об одной услуге, — говорит он, — не очень приятной.
— О какой?
— Прежде всего, я хочу сказать тебе вот что. Я прошу тебя сделать это не ради меня, а ради той маленькой девочки, Мии Далтон. Ты видела ее в новостях, должна была видеть. Речь идет о ней. Ее нужно найти.
— Так что же я должна сделать?
— Солгать.
— Солгать? Кому?
— Полицейскому.
Он коротко излагает суть просьбы, представляя при этом, как Зои — босая, в пижаме — строптиво подергивает себя за прядку волос.
— Пошел ты, Джон… — говорит она со вздохом. — Нет, в самом деле, пошел ты — за то, что просишь меня делать это.
— Иду, причем охотно. Но ты это сделаешь?
— По-твоему, у меня есть выбор?
Наспех поблагодарив, Лютер обрывает связь. Следующий звонок он производит с розового телефончика мисс Джеймс.
— Шеф? Это я.
— Слушаю, — говорит Роуз Теллер.
— Как там пациент?
— В интенсивной терапии.
— В сознании?
— Без.
— Понятно. Шеф, мне нужна ваша помощь.
— Что на этот раз?
— Надо, чтобы вы мне через пару минут позвонили.
— Зачем это?
— Для отметки.
— И о чем будет этот наш предполагаемый разговор?
— Что вы мне в срочном порядке приказываете со станции рвать в больницу.
— А теперь без утаек: зачем ты меня об этом просишь?
— К моей заднице принюхиваются жалобщики.
— И давно?
— С сегодняшнего утра.
— Ах вот оно что, — доходит до нее. — То-то я думаю, с чего это вдруг Мартин Шенк меня с утра домогается? Сообщения, эсэмэсы… И что же ты натворил?
— Ничего. Но если вы мне не подыграете, Шенк добьется, чтобы меня сняли с дела. А я этого допустить не могу. Мне нужно разыскать Мию Далтон. Сегодня же.
— Если ты просишь меня насчет алиби, — говорит Роуз, — то оно рассыплется, как только за него возьмутся жалобщики. В цеху у нас полно копов, которые подтвердят, что на момент звонка тебя там не было. И мы с тобой оба влетим.
— Я знаю. Но мне нужно, чтобы оно продержалось буквально несколько часов.
— Это почему?
— Потому что потом все заявления будут сняты.
— Так, на этом стоп, — приказывает Роуз. — Ничего больше не говори. Без намеков, без полутонов. Заткнись.
— Есть. Но обязательно позвоните мне, ладно? Через две минуты?
В ответ утвердительное «гм». Затем еще один вопрос:
— А ты, интересно, с какого телефона звонишь?
— Не спрашивайте.
— Хочешь, чтобы меня турнули отсюда?
— Нисколько.
С отбоем связи Лютер, сутулясь под дождем, трусцой бежит обратно в машину. «Моторолу» он со словами благодарности возвращает Кристине Джеймс.
Хоуи отваливает от бордюра; влажно шуршат по асфальту шины. Снова оживает сирена. Хоуи на своего начальника не смотрит и вопросов не задает. Спустя минуту у Лютера звонит сотовый. На дисплее высвечивается имя Роуз Теллер.
— Доброе утро, шеф, — бойко приветствует он. — Мы? Едем. Как там наш пациент?
