Кауэрт потерял очень много времени из-за совершенного в Исламораде убийства.

Сначала они с почтальоном долго ждали на крыльце дома номер тринадцать полицейскую машину.

— Ну и дела! — бормотал почтальон. — А я-то хотел выйти в море с приливом. Не наловить мне сегодня рыбы на ужин.

Через некоторое время на улице, хрустя ракушечником, появилась бело-зеленая полицейская машина и остановилась перед домом номер тринадцать. Из нее медленно вылез молодой мускулистый полицейский в темных очках и уставился на Кауэрта с почтальоном:

— Кто звонил в полицию?

— Звонил я, а он заходил внутрь, — объяснил почтальон.

— А вы кто такой? — спросил у Кауэрта полицейский.

— Я журналист из газеты «Майами джорнел», — покачав головой, ответил Кауэрт.

— Журналист?.. Ну и что там в доме?

— Два трупа. Их убили.

— Откуда вы знаете? — недоверчиво спросил полицейский.

— Взгляните — и увидите сами.

— Стойте здесь! — приказал полицейский и пошел в дом.

— А куда мы денемся? — пробормотал почтальон и обернулся к Кауэрту. — Держу пари, я видел гораздо больше трупов, чем он!.. Эй, — крикнул он вслед полицейскому, — не трогайте ничего на месте преступления!

— Не учи ученого! — огрызнулся полицейский и медленно вошел в дом.

— Думаю, этот молодой человек будет очень удивлен, если не сказать поражен, — заметил Кауэрт.

— Еще бы! — ухмыльнулся почтальон. — Это, пожалуй, почище, чем гоняться за пьяными подростками по шоссе в Ки-Уэст!

— Мама дорогая! — вдруг раздался голос полицейского. Он заорал так, словно наступил босой ногой на гремучую змею.

Полицейский пулей вылетел из дома, пронесся мимо Кауэрта с почтальоном и скрючился от спазмов.

— Да! — пробормотал почтальон, дергая себя за ус. — Как все запущено!

— Это, наверное, запах, — сказал Кауэрт, покосившись на блевавшего полицейского.

Придя в себя, полицейский подошел к мужчинам.

Кауэрт протянул ему носовой платок.

— За что их так? И кто это такие? — пробормотал полицейский.

— Это отчим Блэра Салливана и его мать, — объяснил Кауэрт. — А за что их убили — это уже другой вопрос.

— Ну да?! — воскликнул почтальон. — Серьезно? А разве Салливана не собираются посадить на электрический стул?

— Собираются.

— А вы-то как здесь оказались?

«Хороший вопрос!» — подумал Кауэрт и ответил:

— Я собираю материал для статьи.

— Статья у вас выйдет что надо! — заверил почтальон.

Нервно поглядывая на часы, Кауэрт наблюдал за тем, как криминалисты исследуют место преступления. Журналисту удалось дозвониться в редакцию «Майами джорнел» и сообщить о происшедшем редактору отдела городских новостей. Выслушав Кауэрта, даже повидавший виды редактор был потрясен:

— Интересно, как поступит теперь губернатор?! Неужели он отменит казнь Салливана?!

— Не знаю. А зачем ее отменять?

— Я ничего не понимаю! Когда ты можешь оказаться в тюрьме у Салливана и узнать у этого сумасшедшего маньяка, что произошло?

— Как только меня отсюда отпустят.

И вот теперь приходилось ждать.

Вспоминая об ожидавшем его появления в камере смертников Салливане, Кауэрт просто не находил себе места. Только ближе к вечеру к нему наконец подошли двое детективов из округа Монро — мужчина средних лет, изрядно вспотевший в своем коричневом костюме, и сравнительно молодая худощавая женщина с зачесанными назад светлыми волосами, в пиджаке мужского покроя и свободных брюках. Под пиджаком Кауэрт заметил наплечную кобуру с полуавтоматическим пистолетом. Прежде чем заговорить с Кауэртом, женщина сняла солнцезащитные очки и смерила журналиста строгим взглядом серых глаз:

— Мистер Кауэрт? Меня зовут Андреа Шеффер. Я из отдела по расследованию тяжких преступлений. Это мой напарник Майкл Вайсс. Мы расследуем это дело. Вы должны дать нам показания. — И женщина-полицейский достала из кармана маленький блокнотик и авторучку.

Кауэрт кивнул в ответ и в свою очередь извлек из кармана блокнот.

— Ваш блокнот больше моего, — усмехнувшись, заметила детектив Шеффер.

— Что вы можете сообщить о месте преступления? — спросил Кауэрт.

— Вы задаете этот вопрос в качестве репортера? — поинтересовалась женщина-полицейский.

— Разумеется.

— Может, сначала все-таки ответите на наши вопросы? А уж потом мы попробуем ответить на ваши.

— Мистер Кауэрт, — вмешался Майкл Вайсс, — мы расследуем убийство и не привыкли к тому, чтобы лица, у которых мы берем показания, задавали нам вопросы. Обычно на наши вопросы отвечают они. Поэтому скажите, пожалуйста, почему и как вы оказались здесь и обнаружили трупы жертв?

— Их убили дня два назад, — пробормотал Кауэрт.

— Наверняка, — кивнула Андреа, — но вы-то как тут оказались сегодня утром?

— Меня попросил приехать сюда Блэр Салливан. Вчера. Когда я разговаривал с ним в камере смертников.

Записав слова журналиста, женщина недоуменно покачала головой:

— Не понимаю, неужели он знал, что…

— Я не знаю, что именно он знал. Он просто потребовал, чтобы я сюда приехал.

— В какой форме?

— Он потребовал, чтобы я приехал сюда и взял интервью у людей в этом доме. Я только потом догадался, что это за люди… Кстати, мне нужно немедленно ехать в тюрьму к Салливану, — не скрывая нетерпения, заявил Кауэрт.

— Вы знаете, кто их убил?

— Нет, — мгновение поколебавшись, ответил журналист.

«Пока не знаю, — подумал он, — но надеюсь скоро узнать!»

— Как по-вашему, Блэр Салливан знает, кто их убил?

— Возможно.

— Мистер Кауэрт, — вздохнула Андреа, — надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, насколько все это странно. Не надо от нас ничего скрывать. Этим вы нам очень поможете.

Под ее пронзительным взглядом Кауэрт поежился:

— Мне нужно немедленно поговорить с Салливаном. Может, после этого я и смогу вам чем-нибудь помочь.

— Мы поедем к нему с вами, — заявила женщина-полицейский.

— Он не будет с вами разговаривать.

— Не будет? С какой это стати?

— Он не любит полицейских, — попробовал объяснить журналист и вдруг задумался о том, кто же их любит…

Кауэрт добрался до тюрьмы штата Флорида только на следующий день к полудню. Пока, примчавшись в редакцию новостей «Майами джорнел», он, не скупясь на душераздирающие подробности, не набросал статью о происшедшем, детективы из округа Монро ждали его в соседнем помещении. Как они втроем ни спешили, последний самолет все-таки уже улетел, и детективам пришлось ночевать в мотеле неподалеку от квартиры Кауэрта. Отправившись в Старк на рассвете, за все время полета они не обменялись ни словом. К тюрьме они отправились в двух взятых напрокат автомобилях.

Подъездная дорога ко входу в здание тюрьмы была запружена автобусами самых известных телевизионных каналов, увешанными спутниковыми антеннами. Вокруг толпились операторы, проверявшие оборудование с видом артиллеристов, готовящих орудия к генеральному сражению. Рядом сновали журналисты из газет и фоторепортеры. Как и следовало ожидать, по обеим сторонам дороги выстроились противники и сторонники смертной казни, галдевшие, гудевшие, свистевшие и осыпавшие друг друга проклятиями.

Выйдя из машины, Кауэрт попробовал незаметно пробраться ко входу в тюрьму. Однако его попытка не удалась, и на него сразу нацелилось множество камер. Тем временем детективы из округа Монро пробрались ко входу в тюрьму в обход толпы, обступившей Кауэрта, который отчаянно размахивал руками и повторял:

— Не сейчас! Потом! Мне некогда!

— Кауэрт! — заорал знакомый журналист — телерепортер из Майами. — Салливан тебе все расскажет? Он расскажет тебе, что вообще происходит?!

— Не знаю! — загораживая глаза от лучей прожекторов, отбивался Кауэрт. — Пока не знаю. Сначала мне нужно с ним поговорить.

— Кого подозревают в убийстве? — не унимался телерепортер.

— Не знаю.

— Салливан подаст прошение о помиловании?

— Не знаю.

— Что тебе рассказал Салливан?

— Ничего! Пока ничего!

— Мистер Кауэрт, вы сообщите нам о том, что скажет вам Салливан? — послышался другой голос.

— Конечно! — соврал Кауэрт, протискиваясь сквозь толпу к дверям тюрьмы, где его уже поджидал сержант Роджерс.

— Кауэрт, ты знаешь, что сказал губернатор штата? — снова закричал телерепортер.

— Нет, а что он сказал?

— На пресс-конференции он заявил, что приговор Салливану будет приведет в исполнение, если тот не обратится с просьбой о помиловании.

Кауэрт наконец добрался до дверей, где спрятался от телевизионных камер за широкой спиной сержанта Роджерса. Детективы из округа Монро уже ждали журналиста внутри тюрьмы.

— Какое-то вавилонское столпотворение! — пробормотал Роджерс. — С вами не соскучишься…

— Я уже не рад, что во все это ввязался, — с трудом переводя дух, пробормотал Кауэрт.

Сержант усмехнулся.

— Выходит, это вы — Вайсс и Шеффер? — Он повернулся к детективам из округа Монро и обменялся с ними рукопожатиями. — Подождите здесь.

— Здесь?! — воскликнул Вайсс. — Но нам надо немедленно поговорить с Салливаном!

Взяв Кауэрта под локоть, сержант двинулся вперед, бросив через плечо:

— Он не желает вас видеть.

— Послушайте, сержант, — спокойно проговорила Шеффер, — дело в том, что мы расследуем убийство…

— Знаю, — перебил Роджерс.

— Мы должны немедленно поговорить с Салливаном! — рявкнул детектив Вайсс.

— Ничем не могу помочь, — взглянув на часы, покачал головой сержант. — Через девять часов сорок пять минут Салливана казнят, и если он с кем-то не хочет говорить, никто не станет его к этому принуждать.

— Но…

— Ничем не могу помочь.

— Но с Кауэртом-то он будет говорить! — настаивала Андреа.

— Будет. Простите, но мне неизвестно, почему мистер Салливан хочет говорить с мистером Кауэртом, а с вами не хочет. Если вы считаете, что у вас есть основания для жалоб, обращайтесь с ними к губернатору штата. Может, он вам чем-нибудь и поможет. А я должен работать с посетителями, которых мистер Салливан хочет видеть. Поэтому сейчас я должен осмотреть блокнот и магнитофон мистера Кауэрта. Без посторонних.

— Звони губернатору! — Шеффер повернулась к напарнику. — Послушаем, что там скажут… Мистер Кауэрт, — обратилась она к журналисту, — я понимаю, что у вас к Салливану много других вопросов, но, пожалуйста, попросите его поговорить с нами.

— Хорошо, — ответил Кауэрт.

— Кроме того, — продолжала женщина-полицейский, — думаю, вы прекрасно представляете себе, что именно нас интересует. Попробуйте разговорить Салливана на эту тему и запишите его слова. — Андреа вытащила из кармана штук шесть магнитофонных кассет, сунула их Кауэрту и добавила: — Я обязательно вас здесь дождусь.

— Ладно, — буркнул журналист.

— У вас тут каждый раз такой сумасшедший дом? — спросила Шеффер у Роджерса, одарив его ослепительной улыбкой.

— Нет, не каждый, — улыбнулся в ответ сержант, вновь взглянул на часы и добавил: — Вот мы тут с вами разговариваем, а время-то идет… — И он решительно направился внутрь тюрьмы, сокрушенно качая головой.

— В чем дело? — спросил журналист.

— Суета действует мне на нервы, — объяснил сержант Роджерс. — По-моему, в день смертной казни должна царить торжественная, спокойная атмосфера, а тут…

— А по-моему, Салливан нарочно морочит всем голову.

— Вот в этом я с вами совершенно согласен.

— Куда мы идем? — спросил Кауэрт, когда сержант Роджерс свернул в незнакомый коридор.

— Старину Салли перевели в камеру поближе к помещению, где стоит электрический стул. Кстати, там рядом кабинет со всеми телефонами. Если казнь Салливана вдруг отсрочат, мы сразу об этом узнаем. Кроме того, Салливан в любой момент может позвонить и подать прошение о помиловании.

— А как он в целом?

— Сами увидите, — ответил сержант Роджерс, подвел Кауэрта к отдельной камере, перед дверью которой стоял стул, и удалился.

Подойдя к решетке, Кауэрт увидел, что Салливан лежит на стальной койке, уставившись в экран телевизора. Приговоренному обрили голову, и он производил впечатление живого мертвеца. Рядом с койкой стояли картонные коробки с книгами, одеждой и другими вещами Салливана, которые принесли сюда из камеры, где он сидел раньше. Заметив журналиста, заключенный уселся на койке, кивнул Кауэрту и потянулся с видом человека, только что пробудившегося от мирного сна. В руках у Салливана была Библия.

— Вижу, вы не очень-то спешили ко мне на казнь, мистер репортер. Отчего такое пренебрежение моей персоной?

Салливан затянулся сигаретой и закашлялся.

— Со мной приехали двое детективов из округа Монро. Они хотят поговорить с вами, мистер Салливан.

— Какая дерзость!

— Они хотят поговорить с вами об убийстве вашей матери и вашего отчима.

— Какая непростительная дерзость!

— Они хотели, чтобы я попросил вас с ними поговорить.

— Значит, по их мнению, я готов выполнить любую вашу просьбу? Вижу, это не только очень дерзкие, но и весьма недалекие люди. — Салливан вскочил с койки, огляделся по сторонам, схватился за прутья решетки и крикнул: — Сколько времени? Эй, кто-нибудь! Сколько сейчас времени?

— Время еще есть, — негромко проговорил Кауэрт.

— Ну да, конечно. У вас всех время еще есть! — прошипел Салливан. Отойдя от решетки, он прикрыл глаза и пробормотал: — А знаете ли вы, Кауэрт, как невыносимо щемит сердце с каждой прошедшей секундой!..

— Так позвоните адвокату.

— Вот еще! Я сдержу свое слово.

— Значит, вы не собираетесь?..

— Нет, не собираюсь. Поймите меня! Конечно же, мне немного страшно, но ведь я знаю, что такое смерть. О смерти я знаю больше всех на свете…

Сделав несколько шагов, Салливан присел на край койки и подался вперед. Заговорщически подмигнув журналисту, он стал, хихикая, потирать руки:

— Расскажите мне лучше, как прошло интервью на Тарпон-драйв. Я хочу знать об этом все. По телевидению и в газетах не сообщают подробностей. Только общие слова. Лучше расскажите мне все сами.

— В подробностях?! — Кауэрт похолодел.

— Да-да, ничего не упускайте! И прошу вас описать все красочно, выразительно, прочувствованно!

Мысленно обозвав самого себя сумасшедшим, Кауэрт набрал побольше воздуху в грудь и проговорил:

— Они сидели на кухне. Их связали…

— Отлично! Превосходно! Как их связали, крепко?

— Им просто связали руки. Вот так! — продемонстрировал журналист.

— Замечательно! Продолжайте.

— Потом им перерезали горло. Все вокруг было в крови. Головы у них были запрокинуты. Вот так… Ваша мать сидела голой…

— Восхитительно! Ее изнасиловали?

— Не знаю. Там было столько мух…

— Чудесно. Они жужжали? Громко?

— Громко, — поражаясь собственному спокойствию, ответил Кауэрт.

— Они умирали мучительно?

— Откуда я знаю?!

— Ну подумайте хорошенько, Кауэрт. Как по-вашему, у них было время как следует осознать, что с ними происходит?

— Да. Наверное, да. Они были привязаны к стульям. Один наверняка видел, как убивают другого. Если убийца, конечно, действовал в одиночку.

— Он действовал в одиночку, — потирая руки, пробормотал Салливан. — Значит, их привязали к стульям?

— Да.

— Очень хорошо. Как и меня.

— Что?

— Меня тоже пристегнут к стулу и казнят, — усмехнулся серийный убийца.

— На столе лежала Библия, — прошептал Кауэрт.

— «Есть между ними такие, которые оставили по себе имя для возвещения хвалы их, и есть такие, о которых не осталось памяти…»

— Да.

— Отлично. Все как и должно было быть.

Внезапно вскочив на ноги, Салливан обхватил себя руками, словно пытаясь справиться с возбуждением. Мышцы у него на руках напряглись, на виске пульсировала вена, на бледном лице выступили красные пятна.

— Я вижу это, — прошептал он. — Я вижу их…

Воздев руки к потолку, убийца некоторое время стоял неподвижно, словно благодаря за что-то небеса.

— Ну хорошо. — Он опустил руки. — Дело сделано. — Его пальцы скрючились, как когти, драконы на предплечьях зашевелились. Усмехнувшись, Салливан взглянул на Кауэрта. — А теперь я вас премирую.

— Что?!

— Беритесь за карандаш! Включайте магнитофон! Я спою вам сагу о смерти. Слушайте же о деяниях старины Салли!

Пока Кауэрт включал магнитофон, Салливан уселся обратно на койку и закурил.

— Ну что, Кауэрт, готовы?

Журналист кивнул.

— Хорошо. С чего же мы начнем? Наверное, лучше всего начать с самого начала. В каком количестве убийств меня обвиняют?

— В двенадцати. Официально.

— Ну да, точно. Строго говоря, меня приговорили к смертной казни за убийство молодого человека и его девушки в Майами. По ходу дела я признался в убийстве еще десяти человек — в основном из благих побуждений, чтобы сделать приятное суду и присяжным. И еще эта девочка в Пачуле. Номер тринадцать, да?

— Да.

— К ней мы вернемся несколько позже, а сначала поговорим об этих двенадцати… Но разве их было только двенадцать?! — хрипло рассмеялся Салливан.

— Сколько же их было?

— Сидя в этой гостеприимной тюрьме, — ухмыльнулся Салливан, — я все подсчитал.

— Так сколько же их было?

— Тридцать девять. — Подтянув колени к подбородку, Салливан обхватил их руками и стал раскачиваться взад и вперед. — Впрочем, я мог и обсчитаться. Возможно, кого-то я просто позабыл. Видите ли, некоторые люди умирают так заурядно, что их умерщвление просто не запоминается…

Кауэрт молчал, остолбенев от ужаса.

— Начнем с милой старушки в пригороде Нового Орлеана. Она проживала одна в многоквартирном доме для престарелых в небольшом городишке под названием Джефферсон. Однажды днем я заметил, как она в гордом одиночестве шествует домой с таким беззаботным видом, словно намеревается жить вечно. Я проследил за ней. Она жила на улице под названием Лоуэлл-плейс. Кажется, старушку звали Юджиния Мей Филлипс. Видите, Кауэрт, ради вас я стараюсь припомнить мельчайшие подробности, которые так пригодятся вам впоследствии, когда вы пожелаете все самолично проверить… Это было лет пять назад, в сентябре месяце. Когда стемнело, я взломал заднюю дверь в ее квартиру. Она, видите ли, жила на первом этаже с садиком на заднем дворе. Садик не освещался. Задняя дверь, по сути дела, не была как следует заперта. Не представляю себе ни одного уважающего себя насильника, грабителя или убийцы, который прошел бы мимо такой двери!.. На месте этой старушки я завел бы себе большую злую собаку, но вместо собаки у нее был желтый попугай. Его я тоже умертвил, но сначала я немного позабавился с этой старушкой, а потом ее задушил. Она была так напугана, что совсем не сопротивлялась. В тех краях я изнасиловал и ограбил еще пять женщин, но убил только эту старушку. Потом я переехал в другое место, чтобы не слишком примелькаться… Имейте в виду, Кауэрт, что секрет счастья именно в том, чтобы не сидеть на одном месте. Нигде не пускайте корней, все время переезжайте с места на место, и полиция вас не поймает. Меня несколько раз задерживали за бродяжничество, за проникновение на чужую территорию и даже по подозрению в краже со взломом, но никто ни разу так и не догадался, что́ я на самом деле собой представляю. В общей сложности я просидел в тюрьме пару суток, не больше. Хотя однажды меня продержали целый месяц под арестом в городе Дотан, штат Алабама. Это грязная дыра, Кауэрт. Воздержитесь от посещения этого города и его помещений для арестантов. Там повсюду ползают тараканы и воняет экскрементами… Но и там не догадались, кто я такой. Они думали, что я ничего собой не представляю… — Салливан ухмыльнулся сквозь прутья решетки. — Но они заблуждались, не так ли? Нынче Блэр Салливан поважней их всех, правда? Правда?! — рявкнул Салливан, не дождавшись ответа журналиста.

— Правда! — поспешил успокоить его Кауэрт.

— Не слышу!!!

— Сегодня Блэр Салливан намного важнее их всех.

— Вот так-то! — Салливан немного успокоился, на мгновение зажмурился, а потом сверкнул холодными, жестокими глазами. — По моему мнению, сегодня я самый важный человек во всем штате Флорида! Не так ли, Кауэрт?

— Возможно.

— Что значит «возможно»? А по-моему, сегодня все хотят со мной поговорить. Все хотят знать то, что знаю я. Правда?

— Правда.

— Так скажите же, Кауэрт, стала ли складываться в вашем воображении эпическая картина моих деяний?

— Стала.

— Очень хорошо… А вы везунчик! Многие дорого заплатили бы за то, чтобы оказаться сейчас на вашем месте и выслушать мою «Сагу о Салливане»!

Кауэрт кивнул.

— Ну вот и отлично. Затем я убил молодого человека на кассе в магазине. Это было обычное ограбление. Вы даже не можете себе представить, как трудно раскрыть такое заурядное преступление, Кауэрт. Разумеется, если никто не видел, как вы вошли в магазин и как вы из него вышли… Этот молодой человек был очень мил. Он только пару раз сказал: «Возьмите деньги. Только не убивайте меня. Я учусь в колледже, а тут подрабатываю. Пожалуйста, не убивайте меня!» Разумеется, я его убил. Выстрелом в затылок. Я взял из кассы двести долларов и бутылку кока-колы, чипсы и два шоколадных батончика с полок магазина… — Салливан замолчал. У него на лбу выступил пот. — Если у вас есть вопросы, Кауэрт, не стесняйтесь и спрашивайте.

— Время, дата, место? — с трудом выговорил журналист.

— Жаль, что я не записывал все в блокнот на ваш манер, — усмехнулся Салливан. — Теперь придется рыться в памяти.

Немного подумав, он стал перечислять подробности, названия населенных пунктов, даты и имена своих бесчисленных жертв.

Кауэрт внимательно слушал, изредка вставляя вопросы, чтобы побольше узнать о событиях, описываемых убийцей. Вскоре журналист успокоился. Он уже не пытался представить себе агонию убиваемых людей, а механически фиксировал исповедь приговоренного к смерти человека, не вникая в истинный смысл записываемых слов. Слова Салливана почти утратили связь с внешним миром. Убийца говорил бесстрастным, ровным голосом — так, словно речь шла об уборке картофеля, а не о последних моментах человеческой жизни. Кауэрту казалось, что перед ним сидит исчадие ада.

Ужасное повествование Салливана длилось много часов.

Сержант Роджерс принес приговоренному к смерти его последний ужин, но Салливан отказался от пищи. Традиционный говяжий стейк, картофельное пюре и яблочный пирог так и остались нетронутыми, а Кауэрт продолжал слушать.

Было около одиннадцати часов вечера, когда Салливан закончил свою повесть. На губах его играла еле заметная улыбка.

— Тридцать девять! — с нескрываемой гордостью заявил убийца. — Возможно, это мировой рекорд! Возможно!.. Ах, как бы я хотел побить в этой области все рекорды! — вздохнул Салливан. — Надеюсь, я всех перещеголял. Как вы думаете, Кауэрт? Вам известны интересующие меня цифры?.. Однако, даже если кто-то умудрился убить больше людей, чем я, согласитесь, никто не превзошел меня — как бы это выразиться? — в своеобразии!

— Мистер Салливан, у вас осталось совсем мало времени. Если вы хотите…

— Неужели вы так ничего и не поняли, Кауэрт! — бешено вращая глазами, воскликнул Салливан.

— Но я же только хотел… — развел руками журналист.

— Ваши желания не имеют никакого значения!

— Ну ладно, ладно…

Пристально глядя на Кауэрта сквозь прутья решетки, Салливан набрал побольше воздуху в грудь и прошипел:

— Прежде чем перейти в мир иной, я должен еще кое-что сообщить вам, мистер репортер. Я расскажу вам всю правду о печальной участи Джоанны Шрайвер…

У Кауэрта закружилась голова.

— Это будет своего рода мое предсмертное признание, — продолжал убийца. — Это будут мои последние слова, и я хочу, чтобы они были правдой… Итак, — рассмеялся он, — сейчас я во всем признаюсь, но… вряд ли вы мне поверите! Милая маленькая Джоанна!

— Номер сорок? — подсказал журналист.

— Нет, — расхохотался Салливан, — я ее не убивал.

На лбу у Кауэрта выступил холодный пот.

— Что?!

— Я не убивал Джоанну Шрайвер. Я убил всех, о ком вам сейчас рассказал, но ее я не трогал. Да, я был в округе Эскамбиа, и, если бы она попалась мне там на глаза, я испытал бы сильное искушение изнасиловать это юное создание и выпустить ей кишки. И наверняка именно так я и поступил бы. Но этого не произошло. Как говорится в народе, не срослось. Я ее не убивал.

— А как же письмо?!

— Такое письмо мог написать кто угодно.

— А нож?!

— Да, именно этим ножом и зарезали бедную маленькую Джоанну.

— Я ничего не понимаю!!!

Блэр Салливан схватился за бока и захохотал во все горло.

— Как же я ждал этого момента! — задыхаясь от смеха, проговорил он. — Как давно я хотел увидеть это глупое выражение на вашей физиономии!

— Я…

— Вот именно, Кауэрт! Вы выглядите так, словно это вас посадят на электрический стул, а не меня!

Онемев, журналист тупо таращился на хохотавшего убийцу.

— А вас-то распирало от гордости! Еще бы! Лауреат Пулицеровской премии! Вы считали себя самым умным. Так вот, имейте в виду, мистер лауреат, вы отнюдь не самый умный человек на свете! — Салливан поперхнулся и с надрывом закашлял.

— Расскажите же мне все, — прошептал Кауэрт.

— А время еще есть? — спросил Салливан.

— Есть, — скрипнул зубами журналист.

Салливан вскочил на ноги и стал расхаживать по камере.

— Мне очень холодно, — поежившись, пробормотал он.

— Кто убил Джоанну Шрайвер?

— Вы прекрасно знаете этого человека, — ухмыльнулся заключенный.

Кауэрт был готов провалиться сквозь землю. Камера Салливана, сам убийца и всё вокруг него поплыло перед глазами. Кауэрт судорожно схватился за стул, потом сжал в руках авторучку и блокнот, как утопающий, хватающийся за соломинку. Кассета крутилась в магнитофоне вхолостую.

— Расскажите мне все, — вновь прошептал журналист.

— Вы и вправду хотите это знать?

— Говорите!

— Ну ладно. Представьте себе двух приговоренных к смертной казни преступников, оказавшихся в соседних камерах. Одному из них очень хочется выйти на свободу, потому что у приговорившего его к смерти суда на самом деле не было для этого никаких веских оснований и улик и его осудили расисты-присяжные, для которых любой негр прежде всего убийца и насильник. Разумеется, этого преступника осудили за дело. Но ведь его вина, в сущности, не была доказана. Поэтому этот убийца считал вынесенный ему приговор несправедливым. Второй же преступник прекрасно понимал, что от электрического стула ему в любом случае не отвертеться. Он знал, что может добиться отсрочки казни, но это не будет длиться вечно. При этом его терзала мысль о том, что он так и не отомстил тем, кого ненавидит больше всего на свете. Он желал совершить эту месть хоть на краю собственной могилы. И это была страшная месть, такая страшная, что поручить отомстить за него он мог только одному человеку на свете.

— Кому?!

— Такому же человеку, как и он сам, — пригвоздив Кауэрта взглядом к стулу, прошипел Салливан, — другому кровожадному убийце.

От ужаса журналист был не в силах вымолвить ни слова.

— Эти преступники разговорились и обнаружили ряд любопытных совпадений. Например, они были в некоторых местах в одно и то же время и при этом на очень похожих автомобилях. Поэтому они разработали очень хитрый план, ну просто дьявольски изощренный план. Преступник, обреченный на электрический стул, должен был взять на себя вину второго убийцы, который, оказавшись наконец на свободе, должен был выполнить одно его поручение. Ну что? Ситуация проясняется?

Кауэрт оцепенел, приготовившись к самому страшному.

— Видите ли, Кауэрт, даже такой глупец, как вы, не поверил бы нам, сложись все немного по-другому. А так вы попались в нашу ловушку. Еще бы вам было в нее не попасться! Подумать только, с одной стороны, несчастный, несправедливо обвиненный в убийстве негр — жертва расизма и предрассудков! А с другой стороны, извращенец-белый — кровопийца, маньяк, серийный убийца! Какая тема для статьи! Читая ее, я прослезился от умиления. И все, что мне нужно было для этого сделать, — сказать вам про нож и в нужный момент написать письмо родителям этой девчонки. И при этом мне обязательно нужно было отрицать свою причастность к этому убийству. Кстати, это было совсем не трудно, ведь я же ее не убивал! Чтобы в ложь поверили, в ней должна быть крупица правды. Видите ли, если бы я вот так просто взял и заявил, что это я убил Джоанну Шрайвер, вы наверняка умудрились бы доказать, что я этого не делал. А стоило мне начать это отрицать, как вы и другие ваши слабоумные коллеги в газетах и на телевидении немедленно перестали сомневаться в том, что убийца этой девочки именно я. С помощью этой уловки я приоткрыл ворота тюрьмы, а вы распахнули их настежь, и Роберт Эрл Фергюсон вышел на свободу! — с хриплым смехом подытожил Салливан.

— Чем вы можете доказать, что это правда?

— Двумя трупами в доме на Тарпон-драйв. Это номер сорок и номер сорок один.

— А зачем вы все это мне сейчас рассказали?

— Видите ли, — с торжествующим видом заявил Салливан, — об этом мы с Робертом Эрлом Фергюсоном, конечно, не договаривались. Перерезав горло обитателям дома на Тарпон-драйв, он считает, что выполнил данное мне обещание, в обмен на которое я подарил ему жизнь. Но ведь тем самым он обрек меня на смерть. Вы не находите, что это несколько несправедливо?.. Роберт Эрл Фергюсон не учел того обстоятельства, что у Блэра Салливана очень длинные руки! — Убийца покачал бритой головой. — Кроме того, Кауэрт, я не тот человек, которому стоит безоговорочно доверять. Как знать, может, вы поможете мне отправить на тот свет и Роберта Эрла Фергюсона. В этом случае число моих жертв возрастет до сорока двух. Видите, я упорно иду на рекорд!.. Ну как? Вам понравилась моя последняя шутка, которую я сыграл с Фергюсоном?

— А что, если я вам не верю?

— Ну конечно же! Кто ж поверит такому человеку, как я?! Всем нужны доказательства… Кстати, чем, по-вашему, занимается Фергюсон с того момента, когда вы выпустили его на свободу?

— Учится, выступает в церквях…

— Не смешите меня, Кауэрт! — перебил журналиста Салливан. — Неужели вы считаете, что три года в камере смертников прошли для Фергюсона даром и он так ничему и не научился?

— Я не знаю, но…

— Вот именно! Вы ни черта не знаете! Так узнайте же! Уверяю вас, в связи с некоторыми недавними деяниями Фергюсона уже пролито немало слез.

Ошеломленный и раздавленный, журналист не находил слов.

— Мне нужны доказательства, — беспомощно твердил он.

— Вы, Кауэрт, — закатив глаза, заявил серийный убийца, — напоминаете мне престарелого полоумного средневекового монаха, высасывающего из пальца доказательства бытия Господня. Неужели вы не в состоянии отличить ложь от правды без всяких доказательств?

Кауэрт покачал головой.

— Я так и знал, — сокрушенно вздохнул Салливан. — Ну что ж, надо сказать, что я постарался разузнать у Роберта Эрла Фергюсона как можно больше про обстоятельства интересующего нас убийства. Эти сведения мне были нужны в качестве гарантии того, что Фергюсон выполнит свое обещание, а также для того, чтобы помочь прозреть даже такому глупцу, как вы, Кауэрт.

— О чем вы?

— Я загадаю вам своего рода маленькую загадку. Слушайте меня внимательно. Убийца спрятал не только нож, он спрятал еще кое-какие вещи. Надо сказать, что они спрятаны в весьма неприятном, можно сказать отталкивающем, месте, но при желании вы, Кауэрт, сможете узреть их воочию. Если у вас на заднице имеются глаза! — во все горло расхохотался Салливан.

— Я ничего не понимаю!

— Не важно. Поезжайте в Пачулу и вспомните там эти мои слова. Но имейте в виду — путь к вашему прозрению будет весьма зловонным! Ну что, Кауэрт? Как по-вашему, удалось мне напоследок убить Роберта Эрла Фергюсона так же легко, как я только что раздавил вас?.. Ну вот и все. Больше вы от меня ничего не услышите. Прощайте, Кауэрт. До встречи в аду!

Убийца медленно встал, скрестил руки на груди и отвернулся от журналиста. Плечи Салливана тряслись не то от страха, не то от смеха.

Еще несколько минут Мэтью Кауэрт был не в силах пошевелить ни рукой ни ногой. Груз только что услышанного страшной тяжестью обрушился ему на плечи. Кровь стучала в висках, в горле пересохло, пальцы мелко дрожали. С трудом поднявшись на ноги, с блокнотом и магнитофоном в руках, Кауэрт пошатнулся. Медленно, шаг за шагом, двинулся прочь от смотревшего в стену приговоренного к смерти убийцы. В конце коридора журналист остановился и перевел дух. В коридоре раздались чьи-то шаги. К нему приближался сержант Роджерс в сопровождении группы дюжих охранников. За ними семенил утиравший потный лоб священник. Завершали процессию еще какие-то нервно поглядывавшие на наручные часы сотрудники тюрьмы. Подняв голову, Кауэрт увидел на стене большой циферблат. Стрелки часов неумолимо приближались к полуночи. Было без десяти двенадцать.