7
Фрэнки поставил темно-зеленый «ГТО» с откидным верхом перед «Школой вождения Амато» и вышел. На нем были рыжие вельветовые джинсы-клеш, на ногах сапоги «Динго», сверху белая водолазка и двойной трикотажный серый блейзер. Он запер машину и зашел внутрь.
— Ну, — сказал Амато, — киселять тебе еще и киселять, но выглядишь ты получше. И причесон форсовее. Только с лаком переборщил.
— Я не лачу, — ответил Фрэнки. — Я, блядь, тебе не пидар. Это гель там. Мне чувак, который стриг, дал.
— В следующий раз ходи к другому чуваку, — сказал Амато. — И колесами разжился, я погляжу.
— Никогда на троллейбусах не залипал, — ответил Фрэнки.
— Сколько отдал? — спросил Амато.
— Штуку восемьсот, — сказал Фрэнки. — Плюс блядский налог на продажу, само собой. В неплохом она состоянии.
— Всё чуть получше, — сказал Амато.
— Всё сильно получше, — сказал Фрэнки. — Вчера гулял, с телкой познакомился, так у меня есть куда ее позвать и есть на чем туда отвезти. Срослось же, а? Толкнул вот телегу мужику с Пробации. Нихера он не понимает, вдруг мне скорей права надо вернуть. Зятю говорю — я за барахлом к ним вернулся, говорю: «Кстати, будут спрашивать — ты мне хрустов занял, ладно?» Он смотрит такой. Дин-то — он нормальный. «Я, — говорит, — вопросов никаких не задаю, вообще ничего не спрашиваю. Но ты, похоже, лучше меня вдруг поднялся ни с того ни с сего». Ну, клево же. Я — в Пробацию, а мужик там смотрит на меня и говорит: «Прилично оделся». Я говорю: «Слушайте, я последний раз когда заходил сюда, вы на меня так зыркали, будто я бомж какой. Прям думал, вы меня тут же и завалите, елки-палки. А тут я семью отпежил, капустой разжился и выгляжу наконец не как бичара, что на грузовике с курями приехал, там вас же это и не устраивает». Ну, все просто зашибись.
— А живешь где? — спросил Амато.
— В Норвуде хаза, — ответил Фрэнки. — Хоть однокомнатная, зато вся мебель на месте. И прямо на Первом шоссе. Одна хуйня — очень шумно, знаешь? Снаружи просто грохот стоит.
— Нахуя ж ты в такую даль поперся? — сказал Амато. — Я б решил, такой парень из Бостона ни ногой. Я б не поехал.
— Ну, — ответил Фрэнки, — так чуть дешевле, нет? А кроме того, у меня тут по городу знакомых полно. Зять вот мой, к примеру, поселись я где-то в Бостоне, тут же стал бы в гости ходить, напрашиваться кости кинуть, а Сэнди тогда на меня будет злиться и прочее. И я подумал тут и прикинул, что жить тут больше геморрой, чем где-то еще. В Пробации мужик — он тоже весь закипишился, говорит: «А отчего это ты в Норвуде? Что ты там делаешь?» Ну, я ему и говорю: а один мой знакомый мне работу там даст, как вам это нравится? За зданием следить, а за жилье скидка выйдет и прочее, ну и на другую устроиться смогу, никаких хлопот не будет от меня.
— Они это проверяют, — сказал Амато. — Если что и секут, так это.
— А коли станут проверять, — сказал Фрэнки, — позвонят этому чуваку, и он им так и скажет. Что я инженер-эксплуатационник жилого комплекса «Хез-Ли».
— Дворник, — сказал Амато.
— Дворник, — кивнул Фрэнки.
— Что платят? — спросил Амато.
— Ну, — ответил Фрэнки, — полста-шестьдесят в неделю. Только я, наверно, за получкой постараюсь не часто приходить, знаешь? Мужик-то, я ему сказал, что выскочил недавно, — а вскоре уже с их главным разговаривал, здоровенный такой жид. Он и придумал.
— Он с налогами ловчит, — сказал Амато.
— Ага, — кивнул Фрэнки. — Либо у него где-то маруха запрятана. Не знаю. Да и насрать.
— Ну а ты, — спросил Амато, — что ты-то дальше делать будешь?
— Ну, — ответил Фрэнки, — из-за этого я и зашел, думал с тобой потолковать, знаешь? Я тут, видишь, мозгой раскидывал кой насчет чего, с Расселлом тер, он тоже кое про что думал, только мне такое, понимаешь, не в струю вообще-то, пока не прикинем. Если с той херью все получится. А я слыхал, что там как раз все получилось. Вот и заехал.
— Трэттмена отметелили так, что мама не горюй, — сказал Амато.
— Вот и я про то же, — сказал Фрэнки. — И потому прикинул, может, у тебя еще что-то намечается?
— Нет, — ответил Амато, — вообще-то нет. И знаешь, почему я знаю, что нет? Утром я в «Площадь» заглянул. Захожу, беру газету, вижу — ребята сидят, может, что происходит. Я так всегда делал раньше, только откинулся — сразу пошел опять. Я как то старичье, знаешь таких — первым делом с утра спускаются, подваливают к стойке да пьют кофе с анисовкой. Только я не кофе пью, не чего-нибудь, а беру газету. Привычка у меня такая. Я так давно уже, и всегда, каждую пятницу утром вижу фургон «Бринка». Забирает фанеру для фабрики «Армстронга». С детства, лет мне, наверно, пятнадцать еще было. Я так делал и когда в школу ходил. В школе я на собачек ставил, себя не помня.
— Ага, — произнес Фрэнки.
— В общем, — продолжал Амато, — я вот к чему, у меня точно ничего не наклевывается. Потому как начну об этом думать — и я уже больше не думаю. Кроме барбута — не, ничего.
— А я все равно не передумал насчет, — сказал Фрэнки. — Лично я считаю, мимо «Рыбы Билли» никто не пройдет, ребята обязательно навалятся. А переулок там — переулок-то узкий. Шага три в ширину, спорим.
— Опять туда ходил, а? — спросил Амато.
— Я вечером, позавчера, — ответил Фрэнки. — Про Трэттмена я слыхал. Не хотел бы я оказаться на его месте или как-то, но жалко мне его не было, понимаешь? Откинулся, сам же говорил. Я теперь не мог просто на жопе сидеть. Мне надо, чтоб еще что-нибудь срослось. Думал я, мозгой кидал, понимаешь? И тут вот что: ребята опять садятся, делают что-то, все планируют правильно и прочее, делают — и у них все получается. А потом они садятся и сидят на жопе. И у них капуста кончается. И надо сделать что-то еще, быстро. Они идут и делают. Их метут и опять увозят. Я так не хочу. Не буду я больше на нарах париться… Я тут думать начал, — продолжал Фрэнки. — «Джон насчет другой штуки прав — я-то тут, может, он и прав». И я пошел и поглядел туда. Конечно, там не, вторник был или что-то, никто не стоял, не сек ни за чем, понимаешь? Все по-другому поэтому. Но мне кажется, Джон, разница не такая уж и большая. Я все равно думаю, тебе лезть туда не надо.
— Может, ты и прав, — сказал Амато. — Это у меня другая привычка. Видишь, я про нее, по крайней мере, знаю. Когда не могу чего-нибудь придумать, я начинаю вспоминать либо это, либо «Бринк». Мне б хотелось его взять, знаешь? Это же такая штука — она как мышь кинуть, только не так. И то и другое. Разница в том, что в обеих хвороста навалом. А мне оно никогда не помешает.
— Тебе опять подняться не получается? — спросил Фрэнки.
— Фрэнк, — ответил Амато, — меня опять живьем режут, вот как мне. Сам не понимаю, что за хуйня. Я ж не дурак вроде. Да только кажется, что последний хороший год у меня знаешь когда был? Я тут вспоминал. Одна тысяча девятьсот шестьдесят второй, можешь себе представить? В шестьдесят третьем — ничего, сплошной голяк. Считай, повезло, если по нолям вышел. А мне яйца резали, когда мы это сделали. Потому я и согласился, елки-палки. Оттого и начал вообще про это думать.
— Я тоже, только не только, — сказал Фрэнки. — И про другое.
— Господи, Фрэнк, — сказал Амато. — Я не знаю. Те ребята, что на днях «Другой берег» тряхнули? Уебаны, вообще не знаю, кто это. У меня тут шестеро легавых взад-вперед разгуливали, поджидали, вдруг ко мне кто придет. Должно быть, про нас первым делом думают, чуть случись такое.
— Пускай думают, — сказал Фрэнки. — Я тоже думал — что в последний раз по пизде пошло, так то Мэтти.
— Ну, — кивнул Амато.
— Если б у нас вместо Мэтти кто-то другой был, кто не пересрал бы, когда спросят, как звать, — сказал Фрэнки, — никакого напряга у нас бы и не было.
— Это верно, — согласился Амато. — Бля, в первый раз там даже Доктор был порядочный. По бездорожью пер, что ли?
— Ладно, — сказал Фрэнки. — А еще одно у нас — мне кажется, у нас просто слишком много народу было. Про это я тоже думал. Мне кажется, двоих на работе вполне хватит. Один все устроит, а потом еще двое, которые никогда и близко туда не подходили, пойдут и сделают, ну и потом, если брать только столько, тогда ты сможешь, ну, как бы держать тех, кто у тебя есть, под контролем, что ли, а?
— Мы тут так не можем, — сказал Амато.
— Я не про тут думал, — ответил Фрэнки. — Я думал, как насчет где-нибудь в Тонтоне? А?
— Трудновато, — сказал Амато. — Я туда часто не могу. Елки-палки, да у меня полдня уходит на Инспекцию, чтоб там вагон, блядь, навоза разметать, на который обычно десять минут надо, с этими шестерками там, блядь, которые с людьми разговаривать не научились, терки тереть — и на это полдня? Знаешь чего? Я вообще-то не жалуюсь. Чувака выбирают туда или сюда, а у него в семье одни дебилы, на работу устроиться не могут даже с мусором ебаться? Красота же. Да я б лучше, чтоб они занялись чем-нибудь, они ж нихуя не делают, а мы эту ленивую задроту на пособие сажаем. А вот эта публика — они даже разговаривать вежливо не обучены. Я тебе скажу, что они такое, знаешь, что они такое? Они — да им насрать просто. Можешь там столбом стоять полдня перед ними, конечно, — тебе ж заняться больше нечем, а они сидят там, мокрощелки эти с дойками и всеми делами, а время на часах к половине пятого, они сидят, и всё. Сходят с хахалями своими поговорят, как они, блядь, в ванне у себя вечером с ними барахтаться будут или еще чего, а тут уже и пять, они трубку вешают, он уже воду в ванну пустил или что-то, и говорят тебе: приходите завтра. Пошел нахуй, иными словами… Тут у меня та же засада, — продолжал Амато. — Никто нихуя не делает. Я иду в Инспекцию, стою там все это время, трачу, блядь, целый день, возвращаюсь — думаешь, хоть кто-нибудь хоть что-нибудь пальцем пошевельнул? Ха. Они, блядь, вола ебут. Пиздят, хуем груши околачивают, все дела. Конни — ну, Конни надо признать. Она как могла справлялась. Это я признаю. Я возвращаюсь, а тут все крутится, я аж не ожидал. Но не сверх того. А щеглы, которые тут у нее, — они вкалывать будут, только если за ними глаз да глаз. А чуть просекут, что тебя весь день не будет или типа того, так работу поминай как звали. Жуть берет… В прошлом месяце, да? — продолжал Амато. — В прошлом месяце счета почти на неделю позже разослали. Чеков на две с половиной, как минимум. Мне ребята звонят: «Э, мистер Амато, насчет вашего заказа?» А он мне потом говорит — три новые коробки передач поставил, пару раз отрегулировал, кроме того, мне еще за три колеса платить, где они резину латали, один мой клиент не в курсе, что у дорог бывают обочины, и дубов восемьсот мне выставил, он очень не прочь свои денежки увидеть… В общем, я иду туда, — сказал Амато, — там сидит эта сикушка. Ногти себе красит, елки-палки, с хахалем по телефону треплется. Я жду. Я ей деньги просто плачу, это ничего? Чего ради ей трубку вешать, не трындеть больше о том, как они после закрытия побарахтаются, мы ж еще не закрываемся, я все равно ей плачу. Нет, куда там. Наконец заканчивает. Я ей говорю, господи боже мой, мы не можем так дела вести. Нам эвакуатор надо, а этот чувак — он посылать его не будет. «Мистер Амато, — говорит она мне, — у меня времени не было. Я тут так занята». Бог ты мой. И я этой пробляди башляю сто тридцать пять за такое вот.
— Это та с симпотной жопкой? — уточнил Фрэнки.
— Она самая, — ответил Амато. — Я закончить не успею, как сучонок меня в суд притащит, и я там до ужаса дурацки буду выглядеть, начну говорить судье, и деньги-то у меня были, я просто не мог заставить девку трубку повесить, чтоб успели выслать.
— Как она? — спросил Фрэнки.
Ответил Амато не сразу. Потом сказал:
— Ну, ничего, ага. Но господи боже ж мой, я в том смысле, что работать ведь тоже надо, все дела.
— Ничему ты не учишься, — сказал Фрэнки. Он ухмылялся. — Спорим, ты совсем пацан еще был, так тебя восемь лет учили в штанишки не срать.
— Знаю, — вздохнул Амато. — Только все равно ни в Тонтон, ни куда я каждый день ездить не смогу. Мне тут раскочегаривать надо, пусть ни на что больше не останется, понимаешь?
— Каждый день, — сказал Фрэнки, — это если заходить, когда открыто.
— Ты через крышу хочешь или что? — спросил Амато.
— Ну, — кивнул Фрэнки. — В воскресенье ночью, такая вот работа. Задняя стена или еще как-то. Двое парней знали, где все было, и я прикидываю, кто-то хотя б разок туда сходил, ну и планчик нарисовал — а по этому уже можно идти. Знаешь, что надо делать, как залезешь. Надо только знать где.
— Тогда надо парня, который звоночки знает, все такое, — сказал Амато. — Собаколюб умеет с колокольчиками?
— Про Расселла я не думал, — ответил Фрэнки. — Если б я хотел идти, когда опять открыто, взял бы Расселла. Только он все равно смотал удочки. Он и тот чувак, с которым они собак крадут. Не знаю, вернется или нет, а если вернется, ему поди не захочется. Он толкать будет.
— Что есть? — спросил Амато.
— Я вообще-то не спрашивал, — ответил Фрэнки. — Рассыпуха, наверно.
— На этом миллион можно наварить, — сказал Амато.
— Можно, — сказал Фрэнки, — а еще можно залететь минут через шесть, как начнешь, и еще зачалиться на два червонца. Опасное это говно. Ничего ж не ходит само, знаешь? Все землю роют, половина — духи. Я слыхал тут про пару ребят — они себе срастили шестьдесят тысяч чеков со льдом на автостанции в Потакете, потом приезжают, а ребята в натуре крутые, и с десяток клементов их разули. У болони на такое больше стоит, чем на черножопых, блядь, с пушками, елки-палки. У Расселла хватка есть, но он меня не спрашивал, и мне кажется, тот чувак, с которым он по собачкам работает, в этом деле с ним не будет. Думаю, в этом деле с ним никого не будет, а так нельзя, если что-то такое делать хочешь. Не, я тут думал про Дина, зятя моего. Он, когда служил, был по электронике, до сих пор балуется все время.
— Сигнализация? — спросил Амато. — Я думал, он на заправке работает.
— Работает, — подтвердил Фрэнки. — Не, но он себе такую квадрофоническую хуйню соорудил из набора на кухонном столе, а мне говорил, в общем, когда мою тачку увидел, да? Ну а я, если когда себе такую достану, если у меня лишние хрусты когда заведутся, говорит мне, тогда он себе цветной телевизор смастрячит. Это ж все одно и то же, нет? В смысле, цепи там, прочее, а он в этом во всем сечет.
— Считаешь, согласится? — спросил Амато.
— Хуй знает, пока не спрошу, — ответил Фрэнки. — Видишь, я с тобой сначала хотел перетереть, прикинуть, что скажешь. А бризец я тебе не могу снять, как ты это делаешь. Дернуть могу запросто, но только если наводка будет, план какой-никакой. Я так сечь не умею, как ты. В общем, я сначала с тобой хотел побазарить. А потом к нему идти. Но думаю, он пойдет, ну.
— А раньше он ходил? — спросил Амато.
— Думаю, по мелочи что-то кому-то, кто тачки покупал, — ответил Фрэнки. — И мне сказал, что мою подрегулировать надо или что-то, он мне может, а запчасти и за так можно достать. Ему фанзы позарез.
— Обязательно Тонтон, что ли? — спросил Амато.
— Бля, да нет же, — ответил Фрэнки. — Я это так сказал, раз всех так интересует, что тут варится. Ни о чем точно я не думал. Я же чего хочу — я хочу, чтоб полегче срослось, может, совсем новая какая, из пластмассы такие делают или еще из чего-нибудь, чтоб внутри там фанзы были, ну и вокруг, может, чтоб стояло, чтоб голой жопой не светить за работой.
— Я как-то вечером Конни в кино повел, — сказал Амато. — Хуйня какая-то, аж в Броктоне шла, а там такой у них торговый центр. Это — не знаю, как называется. Одноэтажный.
— А давай, — сказал Фрэнки, — поглядим на него, и я мимо тоже поезжу, и если ништяк будет смотреться, можно и про него подумать.
— Ну, — сказал Амато. — Ну да, мне это уже начинает нравиться, знаешь? Прикол тут в том, как в последний раз там было, можно сразу сказать, если на нюх правильно выглядит.