35

Когда Армен Даджян вновь присоединился к гостям на моей свадьбе, отец Грэхем уже закончил чтение вызвавшей столько споров «Книги Еноха» и был готов передать слово дальше. Настал черед тети Шейлы. «Хранительница Грааля» изнывала от нетерпения, желая произнести заготовленную по просьбе Мартина речь. Не снимая заворожившую меня соломенную шляпу, она завершила пересказ «Эпоса о Гильгамеше» объяснениями, что эти шумерские глиняные таблички, без сомнения, легли в основу многих важных пассажей в «Книге Еноха». А оба текста, вместе взятые, представляют собой самую древнюю на земле научную хронику.

— Чтобы понять ее, следует проникнуться аллегорическим способом мышления наших предков, — предупредила Шейла. — В мире, еще не создавшем техническую терминологию, метафоры были единственным инструментом для описания окружающей действительности.

Сидя рядом со мной, Мартин пребывал в экстазе. В полном восторге оттого, что превратил собственную свадьбу в некую конференцию по античной мифологии. Ангелологии, как он сказал.

— Итак… — продолжила Шейла, обводя строгим взглядом присутствующих и слегка задержавшись на только что вернувшемся усаче. — Полагаю, вы захотите узнать, что же ответил Утнапишти Гильгамешу на вопрос, сможет ли он тоже достичь бессмертия, не так ли?

Мы все кивнули.

— Я изложу вам шумерскую версию этого мифа, — произнесла она хорошо поставленным лекторским голосом. — За много веков до появления на свет Гильгамеша Утнапишти правил другим великим городом, под названием Шуруппак, развалины которого обнаружили археологи, подтвердив тем самым факт его реального существования. В эпоху своего наивысшего расцвета первые цивилизации уже охватили Азию и Африку. Это происходило в те времена до Великого потопа, когда бог Энлиль решил осуществить свой план по уничтожению человеческого рода. Подобно библейскому Яхве, он был разгневан падением нравов среди людей. И у него были для этого основания: мы отличались мятежным духом, не исполняли его желаний и, помимо всего, казались ему слишком суетливыми и шумными.

Его намерение уничтожить нас было столь твердым, что он взял клятву со всех остальных богов, что они не раскроют эту тайну ни одному смертному. Для Энлиля суть проблемы коренилась в браках между богами и «дочерьми человеческими». Их смешение, по его словам, развратило нашу расу. Сделало нас амбициозными, непокорными и, хуже того, намного более сильными и умными. Мы стали слишком походить на его собственный род, так что верховный-бог-среди-богов, повелитель неба, ветра и бурь, решил положить конец столь опасному генетическому прогрессу. Его радикальный план предусматривал планетарную климатическую катастрофу, которая навсегда сотрет нас с лица земли.

Лишь одно божество воспротивилось подобному проекту: его брат Энки. Этот бог не просто хорошо к нам относился. Отчасти именно ему мы обязаны своим присутствием на земле. Это Энки послал в наш мир наблюдателей и позволил им вступать в связь с нашими женщинами. Он стремился улучшить человеческую расу и дать нам знание. Но как только начали обнаруживаться видимые результаты и возникли первые общественные иерархии, Энлиль захотел уничтожить нас. Он видел в нас потенциальных врагов, создания, обладающие умом, который рано или поздно сравнится с его собственным.

Энки пришел в отчаяние. Как он сможет помешать истребить нас и при этом не предать своего брата, верховного бога?

Как ему действовать, чтобы не повредить своему собственному роду?

Незадолго до означенного дня, когда в атмосфере уже ощущались первые симптомы грядущих перемен, благородный Энки нашел решение. Он знал, что не может открыто предупредить Утнапишти, не нарушая клятвы. Но что будет, если смертный якобы случайно узнает о планах его брата? Сказано — сделано. Наш благодетель отыскал высокую стену в центре города и спрятался за ней в ожидании того момента, когда царь будет проходить мимо. Он собирался инсценировать разговор, призванный насторожить царя.

И настал тот день. Энки за своей стеной начал громко вещать:

Хотя Утнапишти сразу же узнал голос своего бога, видеть он его не мог. В растерянности, смущенный тем, что услышал разговор, как он полагал, не предназначенный для его ушей, он вернулся во дворец с убеждением, что ему был дан знак. В считаные дни он построил огромный корабль, без носа и кормы, без палубы и мачт, но обитый железом. Этот гигантский ящик поплыл в открытое море. Двенадцатая табличка «Эпоса о Гильгамеше» скудно повествует о последовавшем кошмаре, но дает представление о длившейся многие дни и ночи буре, затопившей царство Шуруппак и повергшей в безысходное отчаяние экипаж судна. Однако тем, кто не поднялся на борт, пришлось еще хуже. Они все утонули, когда знакомая и привычная земля ушла под воду.

Когда самое страшное осталось позади, корабль со спасшимися людьми причалил к вершине горы. Говорят, он семь дней парил над водяной бездной и люди не отваживались выйти на эту скалу. В конце концов царь Утнапишти дал приказ покинуть судно и расселиться там, где удастся найти твердую землю. Так родилась или, точнее, возродилась наша раса.

Шейла посмотрела на меня и Мартина.

— На самом деле, эта история — подарок для вас, — обратилась она к гостям тоном, каким могла бы вещать жрица-пифия. — Пара, которую мы сегодня соединяем узами брака, — потомки этого мореплавателя и его рода. Они унаследовали смешанную кровь людей и богов. И ныне, следуя священному завету, они становятся мужем и женой, чтобы продолжать дело Энки. Их цель — не допустить, чтобы людской род исчез с лица земли, и сохранить бессмертный генетический код расы наблюдателей.

— Настало время скрепить союз, — вступил Даниэль и, раскрасневшись, встал рядом с отцом Грэхемом. — Камни у вас?

Мы кивнули.

Даниэль принял от нас камни, а мы с Мартином взялись за руки.

— Вам следует знать, что потомки богов доверяли такие камни своим женам, — произнес оккультист и поднял адаманты так, чтобы все могли их видеть. — Это был символ единения между миром, откуда они пришли, раем, и тем миром, где они хотят жить.

— В Библии часто упоминаются эти камни. — Старый священник с излишней резкостью оборвал Даниэля. — Моисей получил десять заповедей, высеченных на двух огромных скрижалях. И даже патриарх Иаков, однажды заснув на одной из них, смог увидеть лестницу, по которой ангелы небесные поднимаются и спускаются на землю. Ваши камни, следовательно, ведут историю с тех давних времен и по-прежнему исполняют свою роль связующего звена между горним и дольним миром.

— А вы помните, отец, что сказал Иаков при виде этой лестницы? — прервал его Даниэль сурово, словно на допросе. — «Вот дом Божий и врата небесные!» Этими словами он сообщил нам, что его камень открыл невидимый доселе портал, через который Царство Божие сообщается с нашим миром.

И Шейла торжественно добавила:

— Таким образом, ваши камни — это ключи к Его дому. Всегда помните об этом и оберегайте их даже ценой вашей собственной жизни, если потребуется.

Старый священник подошел к этим двоим добровольным помощникам по церемонии и, воздев руки над их головами, заставил всех встать. Мне показалось, что он не хочет слышать ни одного слова более.

— Настал час, — произнес он, вновь беря бразды правления в свои руки. — Мартин Фабер, перед лицом своего обручального камня берешь ли ты в жены Хулию Альварес, дочь человеческую, и клянешься ли защищать ее в горе и бесчестье, пока не выйдет отпущенный вам судьбой срок?

Голубые глаза Мартина ярко вспыхнули при звуке слов, выбранных отцом Грэхемом для свадебного ритуала.

— Да, — вымолвил он.

— А ты, Хулия? Перед своим камнем священного союза берешь ли ты в мужья Мартина Фабера, сына Бессмертного Отца, и клянешься ли быть всегда рядом с ним, даже в бою против врагов света, служить ему опорой и утешением в темные дни, которые уже не за горами?

По моей спине пробежали мурашки.

Священник свирепо смотрел на меня сквозь стекла очков.

— Клянешься? — торопил он.

— Клянусь.

— В таком случае, — сказал он, забирая камни у Даниэля и протягивая их нам, — беру в свидетели эти древние камни. Lap zirdo noco Mad, hoath Iaida. Они подтвердят, что ваш путь прям и честен.

С этими словами он торжественно вручил нам адаманты.

Почувствовав близость талисмана, мое сердце забилось быстрее. Я заметила, что мой камень нагрелся и трепещет, как стремящееся взлететь насекомое. «Бог мой, я его активировала!» — подумала я. Но ничего не произошло.

Я сжала кулак, и адамант перестал трепыхаться. Затем потихоньку, почти незаметно он осветил мою ладонь. Это был нежный блеск, совсем не страшный; он будто исходил из некоего ядра и вспыхивал с равными интервалами, чтобы не ослепить нас. Поглощенная этим зрелищем, я обнаружила еще кое-что. Нечто, чего не видела накануне у Шейлы, и могла бы поклясться, судя по удивленному выражению на лице Мартина, что и он наблюдает это впервые: каждый раз во время очередной пульсирующей вспышки в глубине камня появлялась тень, не меняющая своих очертаний. Казалось, это какая-то буква. Похожая на «М», но более округлая. Я присмотрелась.

Она выглядела приблизительно так:

— Zacar, uniglag od imvamat pugo plapli ananael gaan. С сегодняшнего дня объявляю вас мужем и женой, — провозгласил отец Грэхем, не заметив чуда.

С того дня мне ни разу больше не доводилось видеть никаких знаков на адаманте.